Читать книгу: «Вера, воля и земля», страница 2

Часть 1. Русская судьба

Эпоха Смердякова

21 сентября 2022 года с северной стороны погранперехода Верхний Ларс выстроилась очередь из автомобилей, она протянулась на 10 с лишним километров. Работники пропускных пунктов были в шоке, они физически не могли справиться с таким количеством людей, а узкая горная дорога не была рассчитана на такой поток транспорта. Началось невиданное раньше явление – пограничная пробка высоко на перевале.

Я не раз пересекал Ларс во время путешествий по Кавказу. Больше всего мне запомнилось, что по вечерам там довольно холодно даже в середине лета, – горы есть горы. Теперь тысячи людей оказались заперты в еле ползущей пробке, и уже начинало темнеть. Хуже всего пришлось тем, чья машина застряла посередине колонны, на нейтральной полосе, – негде было даже купить воды. Во многих машинах были маленькие дети…

Эта чудовищная очередь, просуществовавшая больше недели, стала реакцией части российского общества на объявление частичной мобилизации. Тысячи людей показали, что готовы голодать и холодать, лишь бы сбежать из родной страны в ужасе перед тем, что их отправят на фронт.

Когда я впервые услышал об этом, я постарался отнестись к «ларсовым стояльцам» без осуждения. В конце концов, у каждого свои слабости и страхи, да и наше руководство наломало дров, по сути, провалило информационную подготовку к мобилизации. Людям банально не объяснили, что никому на фронтах не нужны тщедушные программисты, что набор коснется, прежде всего, тех, кто имеет военную специальность и опыт службы.

Отношение изменилось, когда я увидел, как стали вести себя новоиспеченные уехавшие, к которым скоро стали применять корявое слово «релокант». Возникли сотни новых блогов и видеоканалов, где отмучившиеся беглецы из России принялись яростно оправдывать свой поступок, объявлять его актом гражданского мужества и борьбы за свободу. Ни один натовский пропагандист, ни один украинский националист не вылил на нашу страну столько помоев, сколько ее собственные граждане, перебравшиеся за границу.

Они стали унижаться перед иностранцами, просить прощения, даже откровенно вставать на сторону врага. Обвинять друг друга, выдумав совершенно фашистский проект Worldview ID – «документа о мировоззрении», который должен был подтверждать, что ты «хороший русский», то есть не поддерживаешь «кровавый режим».

В то время как на Донбассе люди уже 8 лет бились насмерть за право остаться русскими, новоиспеченные эмигранты начали публично отрекаться от страны и народа, объявляя правыми тех, кто убивает русских людей.

Тогда-то стало очевидно, что многими из убежавших руководила не просто человеческая слабость или практическая необходимость. Стало очевидно, что ненависть к России – их принципиальная позиция.

В те дни мне написало сразу несколько знакомых, знавших о том, что у меня за плечами – многолетний опыт скитаний по миру. Они просили совета: как лучше подготовиться к отъезду, как устроиться за границей, что важно знать и тому подобное.

Первое, что я говорил: ехать стоит только, если у тебя есть удаленный доход. Либо если ты гарантированно получишь работу на новом месте. Иначе оставайся дома, без вариантов. Нет ничего страшнее, чем оказаться без денег в чужой стране, – я был в такой ситуации один раз в молодости, и мне хватило на всю жизнь.

Но большинство тех, с кем я говорил в 22-м, не обратили на эти слова никакого внимания. Нашлись и такие, кто гордо заявлял: «Не знаю, чем буду зарабатывать, и мне все равно! Главное – убраться отсюда!..»

Один мой знакомый был в России преуспевающим адвокатом. Теперь он собрал семью и двоих детей, чтобы «релоцироваться» аж в Бразилю.

Я сказал ему, что, во-первых, юридическая система в странах Латинской Америки очень отличается от российской. И, во-вторых, в Бразилии работать в юриспруденции можно, только если состоишь в адвокатской гильдии, а это весьма закрытая организация, куда сложно пробиться иностранцу. Не говоря о том, что нужно в совершенстве владеть местным вариантом португальского.

– Ничего, – отмахнулся мой собеседник, – у меня красный диплом, все получится!

«Господи, что у этих людей в голове?!» – поражался я.

Когда я покидал страну в 2012-м, у меня было две главных цели: во-первых, посмотреть мир; во-вторых, улучшить условия своей жизни. В Юго-Восточной Азии банально не было зимы, было больше натуральных продуктов, а главное, цены на все – от жилья до питания – были гораздо ниже. Теперь же люди готовы резко понизить свой уровень, лишь бы убежать.

Это был какой-то феномен нового времени, он сильно удивил и смутил меня. Конечно, за годы жизни по заграницам я неоднократно встречал персонажей, ненавидящих родную страну и считавших свой отъезд чудесным избавлением. Отнюдь не только среди русских – попадались американцы, итальянцы, французы, всякой твари по паре. Но все же то были исключения, небольшой процент чудиков, имеющийся в любой стране. А в 22-м оказалось, что это вдруг стало массовым явлением среди моего собственного народа.

Так взошла над Россией ядовитая звезда смердяковщины.

Впрочем, она уже давно маячила на горизонте, хотя многие, включая меня, предпочитали ее не замечать. Как стараешься не обращать внимания на легкую боль в зубе, потому что очень уж не хочется к врачу. Но с началом СВО мы имели дело уже с большим болезненным нарывом.

Слово «смердяковщина» происходит от имени персонажа «Братьев Карамазовых», лакея Смердякова. Он не просто ненавидит и презирает свою страну, но видит в этом некий пафос, почти упивается собственной русофобией. Вот самый известный диалог с его участием, Смердяков заявляет:

«– …Я всю Россию ненавижу, Марья Кондратьевна.

– Когда бы вы были военным юнкерочком али гусариком молоденьким, вы бы не так говорили, а саблю бы вынули и всю Россию стали бы защищать.

– Я не только не желаю быть военным гусариком, Марья Кондратьевна, но желаю, напротив, уничтожения всех солдат-с.

– А когда неприятель придет, кто же нас защищать будет?

– Да и не надо вовсе-с. В 1812 году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского… и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с»⁴.

Не правда ли, напоминает многих наших современников? Заменить пару оборотов на более современные – и вот вам пост из телеграм-канала бывшего москвича, живущего в Тбилиси. К французам в его речи разве что можно прибавить немцев и американцев.

На образ Смердякова Достоевского вдохновили русские либералы середины XIX века, радовавшиеся поражениям империи в Крымской войне.

С тех пор патриотические публицисты не раз указывали на болезненные нарывы смердяковщины, которые случались в роковые для России моменты. Мечтой о поражении перед немцами отметились «борцы с режимом» и в Первую мировую, и в Великую Отечественную. В 90-е годы быть смердяковым стало модно и почетно – неудачам нашей армии в Чечне открыто радовались многие ведущие либералы и правозащитники. Поражение перед лицом «просвещенного» Запада и вовсе было для них голубой мечтой.

«Если бы США напали на Россию, для нас это было бы хорошо, – говорила Валерия Новодворская. – Для России лучше быть штатом США. Но я думаю, что мы американцам не нужны. Поэтому нам надо готовиться к войне с тупостью, деградацией и реставрацией советских порядков⁵».

Ну а с началом СВО… Сложился целый многотысячный класс россиян, радующихся проигрышам России, а значит, гибели своих сограждан. Среди них знаменитости, некогда любимые народом и заработавшие за счет этого народа свои состояния.

Борис Гребенщиков⁶  провел концерт в Берлине и заявил, что собрал 12 миллионов евро на помощь Вооруженным силам Украины.

Были тут и курьезы. В 2024-м мастера интернет-розыгрышей Вован и Лексус позвонили Андрею Макаревичу⁷  от имени президента Украины Зеленского. На весь интернет прогремела запись, где перебравшийся в Израиль музыкант заявляет, что всем сердцем желает победы Украине и обещает приехать с концертом на ее празднование в Киеве.

Поддержкой противника – и медийной, и материальной – отметились десятки российских знаменитостей. Этот список можно продолжать долго, но уж больно противно.

Огромное распространение получил самый жалкий и пугающий тип смердякова – тот, кто яростно пытается перестать быть русским, напоказ переделать себя в турка, грузина, чилийца. Я придумал для этой прослойки отдельное шуточное название. К традиционной триаде – мало-, бело- и великороссам – нынешние времена добавили целых две новых категории. Новороссы и… мое личное изобретение.

Недороссы.

Название всех русских, пытающихся отказаться от своей идентичности. Что, кстати, невозможно, такой человек будет лишь напрасно калечить себя в попытках это сделать. Это страшная участь, во время жизни за границей я не раз видел несчастных, прошедших через подобное. Потеря национальности – это как потеря одной из конечностей, ты все еще живешь, но твоя жизнь глубоко неполноценна.

Многие из смердяковых не просто не хотят быть русскими – они ненавидят русских. Кто-то еще прикрывается борьбой с режимом, но многие быстро скатываются в откровенное поливание грязью народа, истории, культуры. Самые отмороженные говорят об «отмене» русских как нации, и первыми отменяют самих себя, стараясь стать кем угодно, кроме русских.

Сравните их с теми, кто боролся с системой в прошлые времена, – от декабристов до Солженицына. Они могли быть неправы, могли использовать губительные методы и совершать в своей борьбе страшные ошибки. Но как бы ни оценивать их деятельность, нельзя отрицать, что они любили свою страну.

Нынешний раскол российского общества часто сравнивают с тем, что был во время Гражданской войны. Увы, сейчас все гораздо хуже.

Красные и белые боролись друг с другом за Россию, во имя блага русского народа. Пусть они понимали его по-разному, но цель их была одна. Свидетельство тому, например, метания с одной стороны на другую (что прекрасно описано в «Тихом Доне» М. Шолохова).

Обе стороны парадоксальным образом любили одни и те же стихи, например Есенина. А жена белого офицера Марина Цветаева написала:

И так мое сердце над Рэ-сэ-фэ-сэром

Скрежещет – корми-не корми! —

Как будто сама я была офицером

В Октябрьские смертные дни⁸.

Эти стихи выучивали наизусть и бойцы Красной Армии. Не сказано ведь, о чьем офицере идет речь!

Между белыми и красными был возможен синтез – им и стал в итоге сталинский Советский Союз, восстановивший многие элементы Российской империи. Значительную часть офицеров Красной Армии в Великой Отечественной составили бывшие царские офицеры.

Но в наши дни произошел совсем другой раскол: на тех, кто за Россию, и тех, кто против, кто ненавидит и презирает ее. Между нынешними русскими и нынешними «недоросами» синтеза быть не может, только отчуждение и презрение.

То, что происходит сейчас, – небывалый уровень моральной деградации. Человека, настолько потерявшего самоуважение, не ждет никакого будущего, кроме участи дешевого слуги у иностранцев. Смердяков есть зрелище гротескное, отвратительное и при этом слегка смешное, нелепое.

Тут налицо не только моральная неполноценность, но и интеллектуальная. Банальное невежество. Человек, хорошо знающий литературу, искусство, философию, не может не видеть, что быть русским – великое счастье, ибо это значит жить в богатейшей культуре. В культурном плане не приходится говорить о несовершенстве России перед Западом, скорее уж наоборот – Россия во многом превосходит его.

Но тот, кто знает только массовые развлечения: Голливуд, сериалы, компьютерные игры, – видит совершенно другую картину. Ибо действительно в плане попкорна мы бесконечно уступаем нашим противникам.

Смердяковщина – прямое следствие низкого культурного уровня.

Она не раз мелькала в нашей истории, но еще никогда этот гибельный симптом не проявлялся так остро. Нынешние смердяковы достигли глубин падения, невиданных, кажется, никогда. Пора проанализировать и поставить диагноз. Найти причину, по которой появились в нашем обществе сотни тысяч людей, самоубийственно ненавидящих свою страну, то есть, по сути, самих себя.

На поверхности ответ кажется несложным. У волны паники были объективные причины – прежде всего, ошибки нашего руководства в работе с населением, отсутствие нормальной информационной подготовки. Также очевидно, что «прилетел» мощный пропагандистский удар, нанесенный по нам агентами противника, например популярными блогерами и СМИ. Это то, что политтехнолог Семён Уралов называет методами когнитивной войны – доведения людей до невменяемого состояния с помощью медиатехнологий⁹.

И все же слишком просто все свалить на косолапость государства и происки врагов. Откуда в народе, который всегда был известен стойкостью и несгибаемостью, взялся целый класс, сотни тысяч человек, впавших в позорное малодушие?

Среди патриотов на эту тему принято цитировать того же Достоевского. Вспоминая смердяковых времен Крымской войны, великий писатель говорил:

«Я вон как-то зимою прочел… “мы, дескать, радовались в Крымскую кампанию успехам оружия союзников и поражению наших…”

Тут произошло то, о чем свидетельствует евангелист Лука: бесы сидели в человеке, и имя им было легион, и просили Его: повели нам войти в свиней, и Он позволил им. Бесы вошли в стадо свиней, и бросилось все стадо с крутизны в море, и все потонуло. Когда же окрестные жители сбежались смотреть совершившееся, то увидели бывшего бесноватого – уже одетого и смыслящего и сидящего у ног Иисусовых, и видевшие рассказали им, как исцелился бесновавшийся.

Точь-в-точь случилось так и у нас. Бесы вышли из русского человека и вошли в стадо свиней, то есть в Нечаевых, в Серно-Соловьевичей и проч. Те потонули или потонут наверно, а исцелившийся человек, из которого вышли бесы, сидит у ног Иисусовых. Так и должно было быть. Россия выблевала вон эту пакость, которою ее окормили, и, уж конечно, в этих выблеванных мерзавцах не осталось ничего русского»¹⁰.

Разве можно не почувствовать те же эмоции, слушая выступления нынешних «борцов с режимом»?

И все же слишком легко объяснить все темным наваждением, хоть и действительно противник наводил на нас безумие годами. Но если мы хотим решить проблему, нужно докопаться до ее корней – и в случае русской смердяковщины корни эти глубоки и запутаны.

Несомненно, смердяковщина получила массовое распространение задолго до 24 февраля 2022-го. Как и во многом другом, начало СВО лишь обнажило проблему, существовавшую годами. Сбросило со смердяковых маски, обнажив под ними гниющую плоть идеологического зомби.

Гибельный вирус смердяковщины ходит среди населений России давно, и нам придется разобрать скорбную историю болезни нашего общества. Отказавшись от простых объяснений, будем разбираться в проблеме.

В 2020 году я вернулся в Россию после 8 лет путешествий. Это был радостный опыт, но вот общение с некоторыми людьми, особенно модными и обеспеченными жителями Москвы и прочих мегаполисов, меня неприятно поразило. Говорить в патриотическом духе было в лучшем случае не принято, а то и вовсе неприлично. «Я вообще не русский», – любил заявлять любой, у которого была хоть небольшая примесь иной крови, хоть еврейской, хоть грузинской.

Меня это сбивало с толку – я, наоборот, прожив много лет в разных странах, понял: я русский, и это прекрасно. Я сделал осознанное решение вернуться в свою страну, но, приехав, всюду встречал тех, кто ее презирает.

И эти следы пренебрежения к самим себе встречались повсюду, они бросались в глаза. Я ходил по оживленным улицам городов – от Москвы до Владивостока, – и меня удивляло, что почти все заведения называются иностранными словами. Ice Cream вместо «Мороженое», Waffles вместо «Вафли»…

Я понял, что слишком долго пробыл в других странах и образ России, оставшийся в моей голове, во многом далек от реальности, идеализирован. На деле же мы во многом перестали быть Россией. Это было тем страннее, что с каждым годом страна вела себя все более независимо, смелее отстаивала свои интересы в мире. Но при этом словно все больше распадалось национальное сознание.

– Мы на оккупированной территории, что у нас все на иностранном языке? – сказал я однажды близкому другу, когда мы вместе гуляли по Сочи. – Блин, Waffles вместо «Вафли»! И ладно бы это были туристические заведения для иностранцев, так ведь нет же. В них нет английского меню, там официантка ни бельмеса по-английски не знает! Спорим, там работники даже не в курсе, как это произносится, говорят «вафылс», хотя должно быть «уоффлз». Это просто невежественное подражание, обезьянство!

Друг поморщился и сказал, что никак не ждал от меня, годами жившего за бугром, такой «ватной душноты».

Я даже растерялся, так как не очень понимал, что значат последние два слова.

– Я вернулся в Россию, чтобы говорить на родном языке, – проворчал я в ответ, – а не коряво произнесенными иностранными словами.

– Я вот, наоборот, с удовольствием не видел бы ничего русского… – бросил мой друг.

Я тогда едва не вспылил, не спросил, может, он и меня – тоже, вообще-то, русского – видеть не хочет? А как насчет того парня, что в зеркале?..

А ведь этот мой друг не страдал либерализмом головного мозга, не был невротиком или дураком. Когда объявили мобилизацию, он вернулся в Москву с Кавказа, где жил в горах. Чтобы, если призовут, успеть купить хорошее снаряжение и как следует попрощаться с семьей.

Это было самое удивительное и горькое – смердяковские предрассудки, привычка говорить презрительно обо всем русском, до какой-то степени проникла даже в самых достойных людей.

Я не зря начал тут с вывесок. Ведь язык и тексты – основной инструмент мышления. То, как мы думаем, прежде всего отражается в нашем языке. А современный разговорный русский тяжело болен излишним обилием англицизмов.

Писатель Евгений Водолазкин прекрасно сказал на эту тему: «Добро бы заимствовались те слова, для которых нет русского соответствия, но часто ситуация иная. Например, есть слово “обзор”, на место которого приходит “дайджест”. Почему – дайджест? Потому что круто, и мы – как взрослые. На самом же деле, чрезмерное употребление иностранных слов – следствие комплекса неполноценности, который мы, к сожалению, до сих пор испытываем».

Я бы добавил, что не только «до сих пор испытываем» – последние пару десятилетий этот комплекс у нас страшно обострился.

Почему вывески пишут по-иностранному? Видимо, подсознательно людям кажется, что это почему-то лучше, чем по-русски. Люди не только по умолчанию предпочитают все иностранное, они воспитывают в этом своих детей.

В первые дни после начала СВО, когда все были в шоке от лавины западных санкций, я стал свидетелем забавного диалога между мамой и сыном семи лет от роду.

– Как это теперь не будет «Нетфликс»? – поражался малыш. – Где же я буду смотреть мультики? Как не будет найков, что же я буду носить? Неужели и кока-колы тоже не будет?..

Мама искренне старалась успокоить отпрыска. И, похоже, ни на секунду не задумалась: нормально ли воспитывать ребенка на всем иностранном? как будет он относиться к стране и самому себе, если с самых ранних лет жил одной ногой в чужой реальности?

Самое примечательное, что мамаша в свое время работала во властных органах РФ не на последней должности, пару раз лично виделась с Путиным.

В тот вечер, когда мы гуляли по Сочи, я обратил внимание еще и на надписи, сделанные баллончиком на стенах. На них были непонятный символ и латинские буквы NS/WP. Друг пожал плечами, не знал, что это такое.

Я поискал в интернете, и оказалось, что это означает аж National Socialism / White Pride¹¹  – название одной из крупнейших в России неонацистских группировок.

Разве не смешно, что в России начала 20-х даже ультранационалисты выбрали себе название на иностранном языке?..

У нас даже нацисты теперь – смердяковы.

Не это ли объясняет смердяковское беснование после начала СВО? Ненависть к самим себе в нас вливали годами, мелкими каплями, но постоянно. К 2022-му нарыв уже давно набух и был готов лопнуть.

Выросло не одно, а сразу несколько поколений, для которых «лучше не видеть ничего русского». Воспитанных среди идеологического вакуума и вражеской пропаганды. Поколений, говорящих не по-русски, а на валюпюке из неправильно произнесенных английских слов. Лишенных веры, лишенных национальных гордости, одержимых карго-культом.

Сердце нашего народа глубоко ранено. Мы все тяжело больны – смердяковщиной, чувством своей неполноценности, преклонением перед заграницей. Наши враги десятилетиями распространяют и усиливают эту болезнь.

Русофобия среди самих русских – наш коллективный грех. Нужно трудиться постоянно, по капле выдавливать из себя Смердякова. Каждый день давить в себе эту гадину.

Есть ли у нас вообще надежда в этой борьбе с разложением? Мощь вражеских медиатехнологий, их громадные бюджеты и глубина наших коллективных травм, на которых играют подонки по обе стороны океана, – все это периодически повергает меня в уныние. Мы, конечно, будем бороться до конца, но каков будет этот конец?..

Все же тут у нас есть мощная надежда. Та же надежда, что всегда поддерживала русского мыслящего человека. Надежда на душу народа.

Смердяковская гниль проникла в так называемые продвинутые, обеспеченные слои общества, прежде всего в богему и ИТ-среду, в жителей Москвы и больших городов. Но чем больше я путешествую по России, тем больше убеждаюсь – в глубинке, среди того самого народа, все по-другому. Очень по-другому.

Несколько лет я прожил в Красной Поляне недалеко от Сочи, где в начале 20-х образовался филиал Москвы посреди Кавказа. Там я балдел от горной природы, там было удобно жить благодаря инфраструктуре, оставшейся после Олимпиады. И там у меня остался очень неприятный осадок от общения с «модной» и «продвинутой» публикой.

Из всех воспоминаний о тамошней социальной среде есть едва ли не единственное приятное. Шли первые дни СВО, я был в шоке, как и все вокруг. Некоторые впадали в панику и предрекали, что Россия перестанет существовать через пару месяцев. Я на время просто отключил все информационные каналы – голова была на грани того, чтобы лопнуть. Тем не менее нужно было продолжать жить – вот и я шел из магазина, тащил домой 4 пятилитровые канистры с водой.

– Ого, сколько ты минералки пьешь! – поразился какой-то мужичок в спецовке, лет за 40, присевший отдохнуть на бордюр. – Набрал бы лучше в роднике.

– В каком роднике? – не понял я. – Где он?

– Ты чё, не местный? – спросил мужик.

– Не, я из Владивостока.

– О! А я из Уссурийска! Может, по сто грамм?

– А есть?

Он достал бутылочку какого-то дешевого псевдоконьяка. В те дни было как раз то, что надо.

Пригубили. Помолчали. Оказалось, мой новый знакомый работает в бригаде асфальтоукладчиков, что как раз чинила дорогу перед магазином. Объявили перекур, вот он и сел расслабиться.

– Чего творится-то… – проговорил мой собеседник.

– Угу, – только и нашелся я, зажмурившись после глотка.

– Страшно? – спросил он.

– Страшновато малость, – признался я. – А главное, непонятно. Но нужно взять себя в руки… Больше даже не знаю, что сказать.

– А и нечего болтать лишнего. Главное – не трусить.

Это были самые разумные и мужественные слова, которые я услышал в те бурные дни.

Больше о тяжелом не говорили, распили двести грамм и распрощались – мне уже звонила жена, не понимая, куда я пропал по пути в магазин за углом.

Ту встречу я счел важным напоминанием. Россия – это не хипстеры из кофеен, не интернет-паникеры, не жирующие московские мажоры, которым стыдно быть русским. Россия – это такие, как мой случайный собутыльник. Миллион человек бросил свою страну, но ведь есть сто с лишним миллионов тех, кто остался. Кто, несмотря на годы сводящей с ума русофобской пропаганды, решил бороться за страну, каждый в меру своих сил. Для кого главное – не трусить.

Героизм наших людей на фронте, людей, которые часто даже среди своих сограждан не находят понимания, а уж за границей покрываются проклятьями и клеветой, – все это для меня – свидетельство того, что яд не проник в сердцевину народа.

В рабстве спасенное

Сердце свободное —

Золото, золото

Сердце народное!¹²

Несмотря на десятилетия неоколониального рабства, народ, прошедший через страдания и унижения, через мощный процесс дерусификации, сумел сохранить себя.

Вот в это и остается верить.

Укрепленные этой верой, мы можем работать для преодоления смердяковщины в нашем обществе и в самих себе.

Как это сделать? Тут ведь недостаточно повторять мантры о наших великих свершениях в прошлом и настоящем. Мантры в принципе не работают. Нужно вести качественную работу по разрушению исторической клеветы, «черных легенд» о нашей истории, нужно бороться и с информационными и когнитивными атаками.

Но и этого мало. Нужно разобраться в том, что привело к эпидемии национального отречения, моральной гибели сотен тысяч. Нужно обратиться к нашим коллективным травмам и работать с ними.

И решение тут то же, что в случае с травмами в личной психологии, – принять то, что произошло, осмыслить и пережить, чтобы двигаться дальше. Нам предстоит долгий путь исцеления. Как скажет вам любой, кто проходил серьезные курсы лечения, борьба с недугом – это, прежде всего, долгий и тяжелый труд.

Начнем разбирать наше прошлое и настоящее в поисках причин. Чего-чего, а труда наш народ никогда не боялся.