Читать книгу: «Записки с того света»

Записки с того света. Александр Тимофеев.

Предисловие

Тюрьма срывает маску с человека. В тюрьме ты не можешь скрыть свою сущность. Ты не можешь притвориться крутым. Ты либо являешься таковым, либо нет, и это видно всем.

Грегори Дэвид Робертс. Шантарам

Тюрьма резко кристаллизует человека.

Это подобно шоковой терапии. Изменения

революционные.

Человек сразу все вспоминает.

Осознание истин, для которых в обычной жизни потребовались бы годы, происходит здесь за считаные дни, часы, а то и мгновения.

В этой книге мне хотелось бы поделиться с вами драматическими событиями своей жизни и теми Открытиями, которые пришли ко мне.

Человек, который прошел тюремные будни, уже навсегда становится другим.

Приходит иное видение жизни.

Самое главное – он понимает цену свободы

и человеческих взаимоотношений.

Спасибо всем, берегите себя.

Всех ждет Амнистия.

Глава 1

Чёрт из табакерки

Чем глубже взгляну на жизнь свою и на все доселе ниспосланные мне случаи, тем глубже вижу чудное участие высших сил во всем, что ни касается меня…

Н.В. Гоголь

Однажды в Москве душным июльским днем, как черт из табакерки, нарисовался Вилфрид В-д.

Маститый немецкий адвокат, колесящий по миру в поисках богатых клиентов, нуждающихся

в нестандартной правовой помощи.

У него была новая идея, актуальная в России, – содействие в получении второго гражданства.

Вилфрид рассказал, что у него есть связи в одной латиноамериканской стране, где правительство, и особенно генералитет, относятся с пониманием к таким людям и способны ускорить процесс получения «инвесторами» VIP-гражданства.

«В России крутятся большие деньги и есть много страждущих, так давай мы с тобой поможем им», – заключил он.

Идея показалась мне интересной.

Вскоре среди российских бизнесменов нашлись желающие получить второе гражданство. Кто-то опасался за свою неприкосновенность в России, а кто-то просто, как говорится, на всякий случай или для того, чтобы без всяких визовых проблем путешествовать по миру.

Конечно, всех в первую очередь интересовала легитимность этой процедуры.

Вилфрид клятвенно заверял, что всё в порядке!

Он сказал: «Для начала я окажу содействие в получении легального паспорта тебе, ты приедешь и сам во всем убедишься».

И я согласился – не доверять Вилфриду оснований у меня не было, а дивиденды это дело сулило действительно немалые.

В течение года я пересылал ему необходимые для оформления гражданства документы, и вот он сообщил, что мой паспорт готов. Для снятия всех сомнений предстояло ознакомительное путешествие.

Мы договорились вместе вылететь из Мюнхена.

Вылет

По своей привычке я прибыл в здание аэропорта впритык, до окончания регистрации оставались считаные минуты.

Со словами «опаздываю, опаздываю, самолет улетит» я протиснулся сквозь стоявших в очереди пассажиров.

Приветливая девушка на регистрации на мою привычную просьбу посадить меня около окошка сказала, что я последний и выбирать не приходится – самолет полный, да и вообще регистрация уже закончилась. «Как так? – спросил я, – Еще же пятьдесят минут до вылета?»

– Да, но регистрация заканчивается за час, рейс международный.

Я вспомнил, что перепутал время регистрации внутренних и международных рейсов.

Но девушка была мила и начала оформлять мне билет.

Наконец-то он у нее в руках, она смотрит в компьютер и неожиданно рвет его.

– Что такое? – спрашиваю я.

Она уже сосредоточенно смотрит на монитор и говорит: что-то с программой.

Я уже начинаю напрягаться, в голове крутятся мысли, что программа уже закрыла регистрацию и у нее не получится зарегистрировать меня.

Но вдруг волшебница выдает мне новый билет.

Быстро прохожу все линии контроля.

При посадке узнаю знакомую персону – Сергей Стиллавин, я как раз в это время слушал его передачи на радио «Маяк». Он педантично с кем-то торговался по поводу своего контракта, обсуждал всякие мелочи. Я вначале подумал, что это юрист какой-то.

Очень нудный, скучный человек в реальной жизни.

Прохожу в самолет.

Присаживаюсь в кресло, по иронии судьбы Стиллавин оказался за моей спиной и брюзжал весь полет.

«Где тот искрящийся чувством юмора мужчина?» – подумал я.

Мне сразу вспомнился Михаил Зощенко, писавший острые юмористические рассказы и жутко страдавший от депрессий. Наверное, это компенсация. Для того чтобы находиться в балансе.

Прилетел.

Немецкий Дон Кихот

Долгая очередь на паспортный контроль.

Поддатые солидные мужчины хвастаются, кто сколько выпил сейчас, и вспоминают былые свои подвиги: «Помню, два литра «Хеннесси» уложили». Как мальчишки. Удивительно, респектабельные мужчины, а по сути подростки. Чем здесь хвастаться? Тем, что тебе сорок и ты бухаешь?

И это вершина среднего класса.

Вообще паспортный контроль проходил очень и очень медленно.

Наконец-то моя очередь. К этому времени историй про злоупотребление алкоголем я наслушался на всю оставшуюся жизнь.

У меня был шенген, но лысый пограничник просто замучил меня вопросами. Никогда раньше не сталкивался с вопросами при прохождении паспортного контроля в странах шенгена (вероятно, потому что летал в основном в южные расслабленные страны – Италию, Испанию, Грецию).

– С какой целью прибыли в Мюнхен?

– С деловой, – вначале сказал я.

Он стал мучить вопросами.

– Какие у вас здесь дела?

– С партнером встретиться.

– Что за партнер?

Я перестроился и сказал, что цель визита – туристическая. Ну не про паспорт же ему рассказывать.

– Что будете смотреть?

Я не смог внятно ответить на его вопрос.

– В Бразилию лечу, вот билет, в Мюнхене транзитом.

– На сколько прибыли в Мюнхен? Где жить будете? Есть ли обратный билет? В какой-то момент он уже вывел меня. Бразилия, Мюнхен, транзит – твердил я. А в голове крутилось «давай пропускай меня, лысый череп».

Эх, где же ты Италия?! Где сорок человек проходят паспортный контроль за пять минут, а пограничник под конец ставит штемпель уже куда попало, не глядя. Иногда даже не сверяя фотографии с личностью подателя паспорта.

Вообще все у него проводили не меньше пяти минут…

Наконец-то пропустил. В Германии при прохождении паспортного контроля надо отвечать четкими рубле-ными фразами, ясно обозначая все ключевые моменты визита в страну. Немецкий порядок начинается уже на границе.

Вилфрид уже ждал меня.

Мы вышли из здания аэропорта и сели в его «лимузин». «Мерседесу» было лет двадцать, не меньше.

Он был весь завален адвокатскими документами и еще черт знает чем. Для того чтобы мне сесть, Вилфриду понадобилось перегруппировать эту груду. «Вот это да! – подумал я, – Плюшкин какой-то».

Поехали, дорога хорошая. Впечатлил футбольный ста-дион «Альянц Арена», мимо которого мы проезжали. Это домашняя площадка мюнхенской «Баварии». Красивый модный стадион. Этакий современный Колизей.

Вилфрид привез меня в отель.

Вечером он вновь удивил меня – мы пошли слушать органную музыку.

Я, наверное, во второй раз в жизни – первый раз был, помню, в школе.

Здание филармонии новое, современное, оригинальное. Не пахло нафталином, как часто бывает в России в культурных заведениях. Мне представляется, что запах нафталина – это необязательное условие «культурности» места.

В целом было интересно.

На следующий день катался с ним по Мюнхену. Встречи, встречи…

Он был, как Фигаро, – одновременно везде и… нигде.

Его задор дисгармонировал с возрастом.

Вилфрид снова поразил меня: парковался где хотел и как хотел, постоянно нарушая правила парковки. Когда мы выходили из здания, под лобовым стеклом нашей машины, как правило, трепыхалась какая-нибудь бумажка. Помимо этого, к правилам дорожного движения он относился пренебрежительно. Нам часто гудели. Нетипичный немец. Можно сказать, бунтарь. Но немецкая система наказывала его вновь и вновь, Вилли же нарушал и нарушал с такой же немецкой пе-дантичностью…

Настоящий немецкий Дон Кихот.

МОЯ НЕВЕСТА. ЛЮБОВЬ, СЕКС И ДЕНЬГИ

Вечером Вилфрид встретил меня у отеля на своей чудо-машине, и мы поехали… Вдруг машина остановилась, мы вышли и увидели, как из нее вытекает жирное пятно масла – все, сломалась колымага. Образовалась большая лужа. Я такого еще не видел. Вид у Вилфрида был весьма озадаченный. Немцы, сидевшие в кафе на улочке, перед которым и случилась поломка, принялись комментировать ситуацию, некоторые подошли к машине и даже пробовали заглянуть под нее. Вердикт был однозначный: дело – дрянь. Выглядело это все очень комично.

Меня данная ситуация даже рассмешила.

Вилли позвонил в службу технической поддержки. Оперативно подъехала машина и эвакуировала наш экипаж.

Дальше мы пошли пешком.

Пришли не то в кафе, не то в пивную (в Баварии их трудно различить – пиво пьют везде и в любое время суток). Сам видел, как многие добропорядочные граждане вместо кофе выпивают в районе восьми утра пиво и… идут на работу. По моим наблюдениям, число пьющих пиво по утрам – где-то процентов двадцать. И это не забулдыги какие-нибудь, а добропорядочные бюргеры.

В заведении мы встретились с одной элегантно одетой старушкой лет семидесяти, типичной пунктуальной посетительницей фитнес-центров. Она долго и пристально смотрела мне в глаза, проявляла какой-то не-понятный интерес. После встречи я спросил у Вилли: «Кто это? И какая цель нашей встречи?». На что он ответил: «А ты не думал получить немецкое гражданство посредством женитьбы?»

Я даже опешил: «Ей сколько лет, этой фрау, моей невесте?» Вилфрид с немецкой расчетливостью и холодностью ответил:«А какая разница?» Я говорю: «Не знаю. Вопрос, конечно, интересный. В принципе. Но, возможно, есть иные невесты?» Вилли радостно закивал: «Есть, есть…»

– И сколько это стоит?

– Это зависит от того, будешь ли ты с ними спать.

– А они еще и на это рассчитывают?

– Да. Кстати, Хильде (той, с которой мы встречались) ты понравился.

– Есть еще одна, очень богатая, – он даже зажмурился и заговорил с придыханием: – Монако, яхта и т.д. Единственное, немного постарше Хильды.

– Сколько же ей лет?

– Немногим больше восьмидесяти, но выглядит на пятьдесят и очень любит секс.

– Нет, это не вариант. Я не настолько все-таки нуждаюсь в немецком гражданстве.

– Да какая разница, сколько женщине лет, если у нее есть яхта? – искренне удивился Вилфрид.

– Нет, Вилли.

– Подумай. Кстати, такой возраст можно рассматривать как преимущество, – загадочно произнес Вилфрид напоследок.

– Закрыли вопрос, Вилли.

– Ну ладно, – сказал Вилфрид, а потом все-таки познакомил меня «случайно» с одной сорокапятилетней одинокой женщиной, русской, которая уехала из России лет двадцать назад.

Я уже не был удивлен.

К моему счастью, я ей не понравился – старая разборчивая дева с убеждениями. И я понял: русские женщины, даже прожившие двадцать лет в Германии, остаются все же русскими – и даже в пятьдесят ищут Любовь.

Мозг русской женщины, в отличие от немки, с большим трудом может разделить любовь, секс и деньги. И если она все же разделяет эти понятия, то все равно не может самозабвенно насладиться чем-то одним, так как подспудно испытывает чувство вины.

И как рыба, ищущая воду, все равно ищет любовь.

Анна Каренина…

Немецкая женщина легко способна разделить эти понятия, более того, они изначально разделены в ее голове. Если происходит их совпадение – она, конечно же, счастлива, но нет так нет, и она наслаждается чем-то одним, абсолютно не испытывая мучений и угрызений совести. Трудно на самом деле сказать, какой вариант лучше.

Все счастливые женщины похожи друг на друга, а каждая несчастная женщина несчастна по-своему.

Велосипед

Вилфрид решил, что по городу мне лучше всего передвигаться на велосипеде.

Мы пришли к нему домой – и, о ужас, такой захламленной квартиры я еще не видел никогда. Я понял, почему он поселил меня в отеле, несмотря на то что сам жил в четырехкомнатной квартире один.

Это был сплошной хаос. Как ни странно, Вилли в нем очень хорошо ориентировался. Это был организованный хаос. Он мог легко найти в какой-нибудь груде сваленных на полу вещей нужную ему в данный момент. Это уникально.

Беспорядок был – как после демонстративного жесткого обыска полиции. Особенно мне запомнились белые трусы Вилфрида, которые были зачем-то надеты на чайник, и пара женских трусов-стрингов, забытых, я думаю, не знаю даже сколько лет назад, но так и валявшихся в ванной (так бывает в Индии: бросишь бутылку, приедешь через год, а она лежит, родимая, все на том же месте). На мой немой вопрос по поводу их присутствия Вилли о чем-то задумался, потом заулыбался.

В этой квартире он только спал и стирал вещи.

Кухня была в нерабочем и самом нежилом состоянии. Вилфрид стянул с чайника свои трусы и бросил их в кучу вещей – вероятно, чайник использовался для сушки трусов. От предложенного чая я отказался. Он присел рядом со мной на диван, посмотрел на сервант, и лицо его радостно прояснилось. Он встал, открыл дверцу серванта и достал оттуда набор шампанского: красное, розовое, белое.

– Какое будешь, Александр? – спросил он у меня.

– Розовое, – почему-то сказал я. Выпили розовое, потом и красное…

Затем вспомнили, зачем мы все-таки пришли, и пошли по тропинке между завалами вещей к балкону. Протиснулись на него, еле приоткрыв дверь, – нам надо было вытащить придавленный велосипед. Вилли жестом показал, что он приподнимет весь наваленный на велосипед хлам, а я буду его тащить. У меня получилось только наполовину вытащить велосипед, дальше он ни в какую не вылезал. Я развел руки – бесполезно. Но это был бы не Вилфрид, если бы он не довел дело до конца. Мы поменялись местами, и он, немного покряхтев и поколдовав (без волшебства здесь не обошлось), все же вытащил его. Вилли завалился бы назад, но груда вещей не позволила ему сделать это.

За всей нашей операцией по вызволению велосипеда все время внимательно, с непроницаемым спокойствием наблюдал со своего балкона, расположенного буквально в двух метрах от нашего, сосед Вилли. Да, смотрелось это, наверное, комично. Но он не проронил ни слова, ни один мускул не дрогнул на лице наблюдавшего за нами терминатора.

Выволокли велосипед на улицу.

Надо было накачать шины.

Мы стали искать велосипедный магазин. И, к моему удивлению, быстро его нашли. Их в Мюнхене немало, так же как и велосипедистов.

Накачали шины.

«Ну, вот, – торжественно вручил мне Вилли велосипед, – владей».

Вместе с велосипедом он дал мне еще и антиугонное устройство, поставив туда сложный код.

По его виду, когда он вручал мне это устройство, я понял – воруют.

Передвигаться по городу на велосипеде, который, кстати, назывался Mercedes-Benz, было сказкой.

В Мюнхене, как и во многих европейских городах, сделано все, чтобы поездка на велосипеде была комфортной.

Спасибо Вилфриду за велосипед.

Парк, семья и нация.

Квартира Вилфрида находилась недалеко от Английского сада – это великолепный, большой парк.

В выходные дни, начиная с вечера пятницы, немцы собираются там семьями. Расставлены лавочки, большие столы, и пиво льется рекой. Деды, отцы и внуки – все вместе за одним столом. Худенькие стройные девушки тоже позволяют себе кружку-другую (емкость кружки – литр).

Особенно меня впечатлила семейственность и нерушимость поколений. Между дедом и внуком нет каких-то стен недопонимания, какие у нас часто возникают между поколениями. Они все вместе.

И большое единство нации в целом. Не мифическое квазипатриотическое и кем-то срежиссированное, а настоящее, исходящее откуда-то из глубины.

Мы – немцы. 100%-ная самоидентификация. Мы – баварцы, черт побери.

Многие были одеты в национальные баварские костюмы.

Когда в парке играли национальные марши, точь в точь как в фильмах про Великую Отечественную войну, по-рядка ста столов, а за каждым сидело где-то от шести до двенадцати человек, подхватывали песню в едином порыве. Мне даже становилось страшновато от их такой сплоченности.

Чувствовалось колоссальное единение. Какое бывает на футбольных матчах, когда фанаты вместе начинают что-то скандировать.

И я понял, что единство нации невозможно без единства семьи. Вначале идет единство внутри семьи, семьи – в широком понимании этого слова, не муж–жена–ребенок, а всей большой семьи – деды, прадеды и т.д.

И вот эти небольшие корешки могут вместе сплести корни единства нации в целом.

Национализм в Германии

Вилфрид познакомил меня с русскоязычной семьей из Украины, из Харькова. Им было где-то пятьдесят пять – шестьдесят лет. Когда развалился СССР, они уехали. Обосновались в Мюнхене и чувствовали себя неплохо. Какая-то тоска и ностальгия у них присутствовала, но возвращаться они категорически не желали. Мужчина занимался наукой и объяснил мне все предельно технократично и расчетливо: просто уровень жизни здесь, в Германии, по всем показателям выше. Качество дорог, воды из-под крана, еды, одежды, образования, науки и т.д.

Их тревожила только одна проблема – иммиграция в Германию мусульман. Исламский фактор.

«Немцы, – сказали они, – тоже недовольны, но нервно курят на кухнях и далее сор не выносят. Политкорректность, …ыть ее за ногу».

Расслабленная Европа

В пятницу в парке настроение у всех было праздничным.

Много людей в маскарадных костюмах, молодые мужчины не стеснялись одеваться в наряды медсестер. Все крайне раскомплексованные, но без агрессии. Дружелюбны, и всем, по большому счету, в хорошем смысле этого слова, наплевать на окружающих: кто во что одет, как выглядит, что делает…

Мужчины-«медсестры» ходили с пивными кружками, и никто не интересовался их регистрацией (шутка).

Удивительно, но в парке не было и полицейских, которыми просто кишит любое мероприятие в России. Людям как будто не доверяют, как малым детям, за которыми только и нужен глаз да глаз. Вдруг какую гадость в рот потащат или подерутся. А, может быть, так оно и есть, что мы дети, за которыми надо присматривать?

Немцы пили и гудели вовсю, я ждал Вилфрида и наблюдал за окружающими.

Вся подобная атмосфера расслабленности и…порядка! была для меня непривычной!!

Я знал, что такое состояние расслабленности. Я знал, что такое порядок. Но соединение их вместе я увидел, признаюсь, впервые. Для этого следовало прилететь в Германию.

В парке была идеальная чистота, лавки стояли в строгие ряды, никто не нарывался на конфликт, хотя степень опьянения была у многих чрезмерной. Несмотря на то что мы сидели на улице, никто не курил, все отходили в специально отведенное для курения место. Масса мелочей, которые в совокупности позволяли получить полное ощущение свободы и порядка. Это было удивительно. Мне это нравилось.

Я увидел Вилли. Он с пивом уже шел ко мне. Я обрадовался ему, так как в этом семейном немецком ансамбле чувствовал себя одиноким. Мы радостно чокнулись. Выпили пива… Вилфрид заприметил двух рядом сидящих с нами молодых немок, я подмигнул ему: «мол, действуй, Вилли».

Он подсел к ним – немки были не против. За ним последовал и я. Блондинка и брюнетка, лет двадцати, симпатичные. Мне запомнились их удивительно наивные и чистые глаза, особенно блондинки. Как у коровы, но осмысленные, просто очень наивные и чистые. Таких глаз не встретишь в Москве.

Пошел дождь, и мы побежали под купол. Настоящий ливень, гроза.

Вилфрид постоянно намекал девушкам, что он живет рядом с парком и есть шампанское…

Но немки не пошли… И правильно.

Вилли обменялся с ними телефонами и договорился о встрече.

Мы пошли через парк к Вилли домой, наслаждаясь чудесным свежим воздухом, какой бывает только после дождя. Пришли и практически молча вдвоем выпили все шампанское. Мы были очень пьяны.

На следующий день мы улетали в Бразилию.

Глава 2

Знакомство с Бразилией

Полёт

При вылете из Мюнхена мы решили воспользоваться моим новым паспортом. Было несколько не по себе, когда пограничник вбивал данные в компьютер и недоверчиво поглядывал на зеленоглазого «латино-американца» со славянской внешностью. Но долго ждать не пришлось. После прохождения контроля Вилфрид подмигнул мне.

Нас ждала промежуточная транзитная посадка в деловой столице Бразилии – Сан-Паулу.

Полет прошел на удивление легко. Несмотря на длительность перелета (более 12 часов), не было томительного ожидания и постоянных мыслей в голове: «Ну когда? Когда же мы прилетим?» Не понадобились даже маленькие бутылочки вина, предусмотрительно купленные Вилфридом в Мюнхене.

Висевшее передо мной табло показывало передвижение самолета, и его скорость меня устраивала.

Через пару часов полета я стал проваливаться в кошачью полудрему.

Немного мешала только хлопотливая девушка-украинка, летевшая вместе с компанией мужчин в возрасте, тоже украинцев. Они не знали ни слова по-английски, девушка же старалась всячески им угодить.

Сквозь дрему периодически проскакивали смешные украинские слова и их перевод, весь разговор в основном был посвящен еде и виски с колой.

Я только подумал: «Какой черт их-то дернул лететь в Латинскую Америку?»

Остальные пассажиры, в основном немцы, были тихи, невозмутимы и, по русским меркам, даже чопорны; но таковы уж немцы.

Мы прилетели рано утром. Я вновь предъявил «второй» паспорт. На этот раз никаких беспокойств прохождение контроля не вызвало.

В аэропорту я сразу почувствовал аромат Бразилии – запах свободы и зелени. Недаром на бразильском флаге доминирует зеленый цвет.

Воздух был насыщен влагой и свежестью. Мы были еще в аэропорту, а это уже ощущалось.

Особая энергетика.

Так начиналось одно из самых запоминающихся путешествий в моей жизни…

Гусары денег не берут

Выйдя из дверей аэропорта «Гуарульюс», я увидел деревья с сочной листвой, напоминавшие какие-то лианы, бурную зеленую растительность и радостно глотнул теплого бразильского воздуха.

Легкие отчетливо наполнились этим неповторимым утренним воздухом.

Я явственно представляю этот момент даже сейчас, спустя годы.

Тогда я еще жил и дышал «разрывая легкие».

Сделав пару вдохов полной грудью, зашел обратно в здание аэропорта.

Он был еще полупустым. Различные киоски и палатки не работали.

Вилфрид спросил меня: «Мы что, останемся в аэропорту и будем мучительно долго ждать здесь нашего дневного рейса? Или поедем в город и посмотрим его?»

Вопрос был риторическим.

Зная темперамент Вилли и по его настрою я понял, что сидеть в аэропорту он решительно не намерен. Со мной или без меня, но в город он поедет.

Уговаривать меня также долго не пришлось: несмотря на существенную разницу в возрасте, мы были два сапога пара.

Я только спросил его: «А как мы туда доберемся?»

Он быстро выяснил, что нам нужно заказать такси в одном из специализированных киосков. Но все они еще не работали, и мы стали ожидать открытия, расположившись у одного из них. Вилфрид достал бутылочки красного вина, которые были предусмотрительно куплены им еще в Мюнхене, но остались нетронутыми в полете, и мы выпили за прилет.

К нам периодически подходили редкие туристы, в основном немцы, и что-то спрашивали. Вилли охотно им отвечал. Выпитое вино и авантюрный склад характера подтолкнули его к мысли переместиться за прилавок туристического киоска. Он отодвинул заградительную цепочку и, изображая мимикой злоумышленника, проник по ту сторону прилавка. Учитывая, что наше «турагентство» было единственным работающим в столь ранний час, к нему стали подходить

туристы и расспрашивать о туристических маршрутах. Вилфрид с улыбкой, отхлебывая

вино, что-то им повествовал, а также раздавал всем желающим брошюры и буклеты

агентства.

Смотрелось это довольно комично. Я просто не мог сдержать приступы смеха и, закрывая лицо, периодически отходил на расстояние, чтобы не мешать театру одного актера. Вилфрид же, бывший вначале немного скованным, постепенно распалялся; его белые щеки покрылись ярким румянцем, чувствовал он себя все более и более уверенным и осмелевшим. Думаю, этому способствовало и красное вино.

Повадками и активной жестикуляцией он уже стал напоминать распоясавшегося Хлестакова.

Я даже стал немного переживать за старика (а ему тогда было порядка шестидесяти лет): как бы его не забрала полиция.

Вообще, Вилли удивил меня: после двенадцатичасового перелета он не просто выглядел бодрым и энергичным – он феерил!

Глаза его искрились, язык работал без остановки.

Конкистадор–пассионарий, спустившийся со своего фрегата покорять Латинскую Америку.

Его энергия, позитивный настрой передавались всем присутствующим. Я же просто давился от смеха.

Те, кому Вилфрид открывался, не могли поверить в то, что он их разыгрывал. А убедившись в этом, все уходили с искренними улыбками.

Проходивших мимо девушек он сам призывно приглашал на «консультацию».

С одной симпатичной брюнеткой в очках у него завязался более продолжительный диалог, походивший, однако, больше на монолог Вилли. Он, как павлин, распустил перед наивной студенткой все свои многочисленные звания и регалии, особенно упирая на то, что является профессором. Периодически Вилли доставал то одну, то другую визитку, как бы все более увеличивая свой «павлиний хвост». Я и сам не подозревал, что у Вилфрида столько разных визиток и столько ипостасей. Многогранная личность. Что уж говорить о студентке – ее глаза все больше и больше округлялись.

Масштаб личности Вилфрида увеличивался подобно расширяющейся Вселенной.

Наверное, это происходило бы до бесконечности (как и со Вселенной), так как Вилфрид был подобен фокуснику, каждый раз доставая новую визитку и вновь начиная свой монолог, если бы наконец не открылся нужный нам киоск.

Девушке также надо было ехать в Сан-Паулу, и Вилли абсолютно гусарским жестом показал ей, что мы ее захватим. Она долго отнекивалась, но устоять перед его темпераментом и напором не смогла.

Мы подошли к нашему такси. Водитель пытался выяснить, куда нам ехать. Куда ехать, мы и сами не знали – наверное, поэтому Вилли сказал, что нам надо в центр. Таксист тем не менее упорно не мог понять, куда все-таки нам нужно.

Три раза он переспросил, точно ли нам надо в сentro, и, трижды получив утвердительный ответ, с каким-то недоумением сказал что-то типа: «Ну, в центр, так в центр». Потом я понял причину его сомнений.

Оказывается, в Сан-Паулу, во-первых, центра в виде старого города как такового нет, есть буквально пять–семь зданий, представляющих хоть какой-то исторический интерес, поэтому и само понятие центра города практически отсутствует. Есть район Сentro, куда нас и привез таксист. И этот так называемый центр города населен в значительной мере бездомными, бродягами, наркоманами, преступниками, проститутками и прочими люмпенами.

Мы сели в машину – я рядом с водителем, а Вилфрид вместе со студенткой – и поехали. Вилли по-прежнему о чем-то вещал, но его фразы становились все более лаконичными, и время от времени он даже позволял себе делать паузы. Чувствовалось, что силы старика не беспредельны и они на исходе.

Он напоминал заводную игрушку, которая еще делает по инерции движения, но они становятся все медленнее и медленнее.

Погода была ненастная: свинцовое небо и моросящий дождь.

Я смотрел в окно и разглядывал ландшафт. Он был индустриальный, без особых изысков. Со всех попадавшихся на глаза билбордов на меня смотрели либо футболист Неймар, либо фотомодель Жизель Бюндхен: они рекламировали все, что только можно. Создавалось впечатление, что эти двое просто поделили рекламный рынок Бразилии.

Наконец, как мне показалось, мы въехали в пределы города. Я спросил у таксиста: «Сан-Паулу?» Он утвердительно кивнул.

Город представлял собой нагромождение многоэтажных зданий, современных и не очень, которые были расположены, на мой взгляд, совершенно бессистемно. Трущобы сменялись пафосными высотками, и наоборот.

В общем, Сан-Паулу – город контрастов.

Мы высадили девушку. Вилфрид поморщился, когда она, достав деньги, предложила частично оплатить поездку. Гусары денег не берут!

Девушка была искренне тронута и изумлена тем, что мы не взяли у нее денег. Возможно, российская девушка и не особенно удивилась бы подобному жесту со стороны мужчины – скорее даже наоборот, это было бы для нее ожидаемо. Немка же, по-моему, испытала небольшой культурный шок. По крайней мере изумление.

Такая ситуация явно была для нее неординарной, нетипичной. Вилфрид решил закрепить успех и взял у опешившей студентки номер телефона, чем заставил ее зардеться.

Очередным гусарским жестом он небрежно попросил меня помочь ей с чемоданом. Я с легкостью откликнулся на его предложение, но тут меня ожидал подвох: чемодан был тяжеленным –килограммов тридцать пять, не меньше.

Но отступать было уже некуда.

Студентка оказалась обстоятельной и, наверное, взяла в путешествие все, что только могла. Проклиная «гусара», я потащил по подземному переходу ее огромный баул, думая: «Хочешь гусарить, Вилли, – сам и таскай».

Вернувшись в машину, я недобро посмотрел на улыбающегося Вилфрида, закрыл дверь, и мы поехали дальше.

Минут через десять таксист остановил машину и, мотнув головой, сказал: «Сentro». Мы переспросили: «Центр?» Он еще раз утвердительно произнес: «Сentro, centro», – и махнул рукой.

Мы вышли на улицу. Стоял небольшой туман, и мы пошли в буквальном смысле куда глаза глядят.

Ни плана города, ни цели у нас не было.

Два авантюриста в белых рубашках и дорогих итальянских костюмах. В криминальном центре Сан-Паулу.

В городе, где машинам в ночное время во избежание нападений разрешено не останавливаться на красный свет светофора.

Редкие прохожие имели потрепанный вид, дома были обшарпаны и исписаны граффити. Одинокие посетители затрапезных забегаловок с интересом смотрели на нас.

Было раннее утро воскресенья. Город еще спал. На улице стелился легкий туман.

Вдруг я услышал непонятную, очень странную песню.

Вначале я вообще не понял, что это и откуда доносится звук, а потом сквозь дымку тумана увидел старуху, которая поразила меня своей инфернальностью.

Она была одна на этой широкой улице и пела какую-то песню в рваном ритме вуду.

Пела она для себя (а может быть, для меня).

Она сидела на картонке и периодически приподнималась на коленях. Вид у нее был очень гордый, я бы даже сказал, вызывающе гордый. Голова высоко поднята и обращена к небу.

Несмотря на преклонный возраст и полностью седые волосы, ее движения были пластичны. Более того, периодически она, подобно кобре, совершала непонятные выпады вперед и вбок – хаотичными зигзагами и в только ей понятном ритме.

Глаза у нее были стеклянные и смотрели в какое-то потустороннее пространство. Страшные глаза. Их не было, они были мертвы.

Она напоминала ведьму.

Заунывная песня этой сухой бразильянки произвела на меня сильное впечатление.

Я на несколько секунд остановился возле нее и выпал из реальности. Мной внезапно овладел непонятный страх и чувство какой-то обреченности и тоски.

Уходил от нее не спеша, оглядываясь, пока ее силуэт не растворился в утренней пелене.

«Это был нехороший знак, – подумал я. – Очень не-хороший знак».