Читать книгу: «Рейс без обратного билета», страница 3

– Спрашивается: почему я не могу заявить в полный голос, кто я такой на самом деле? – страдал Валери. – Почему я должен молчать о своем происхождении? Почему я не могу заявить свои права на российский престол? Что, сейчас в стране нет никакого царского престола? Это ничего не значит, это условности! Раз есть наследник престола, то, значит, должен быть и престол! Почему я не могу потребовать в полный голос, чтобы мне оказывали царские почести? Почему в этой стране такие несуразные порядки?

– Ну а кто же тебе мешает? – усмехнулся в ответ один из «золотых». – Можешь заявлять в полный голос. Выйди на Красную площадь и крикни: вот, мол, я – прямой наследник царского рода, а подайте-ка мне мой законный престол! Тебя обязательно услышат, и уж тогда-то царских почестей тебе не миновать. Наешься вдоволь царских почестей!

– Вам бы все смеяться! – поморщился Валери. – А я, между прочим, говорю вполне серьезно. Что за порядки в этой стране? Кто их установил? Почему их установили? По какому такому праву?

– Кстати, – вступила в разговор Графиня, – Валери прав. Как ни крути, а прав. И дело даже не в царских почестях. Это отвлеченное понятие и пустой звук, их на хлеб не намажешь. А вот, скажем, мой древний графский род был очень и очень богатым. Имелось золото, драгоценные камни… Куда все это подевалось? А ведь они где-то есть и по сию пору, где-то они хранятся… Сокровища просто так исчезнуть не могут. Почему я, как прямая наследница рода, не могу на них претендовать? Почему не могу потребовать? Что за порядки в этой стране?

– Так потребуй, – ответили ей. – Кто тебе мешает. Заяви в полный голос. Скажи, что имеешь право. И уже через полчаса будешь наслаждаться покоем в соседнем помещении с Валери.

Мифические богатства, о которых упоминала Графиня, были общей болезненной темой для всех «золотых». Каждый из них считал, что его знатные предки в прошлом обладали просто-таки неимоверными сокровищами. Иначе и быть не могло, раз уж эти самые предки сплошь были знатного рода. А потому у них в обязательном порядке должны быть несметные богатства – уж это как дважды два. Они и были, да вот только новая власть их отобрала, и теперь они хранятся в каких-то потаенных подвалах и ждут не дождутся своих истинных хозяев. А истинные хозяева – это они, «золотые».

– С такими порядками, как в этой стране, о фамильных богатствах можно забыть, – подвел итог кто-то из захмелевших парней. – И о нашем истинном происхождении тоже лучше не вспоминать. Наоборот, всем нам нужно прикидываться потомственными плебеями и пролетариями. Между прочим, мы ими и прикидываемся. Вот даже фамилии себе поменяли. Не мы сами, конечно, а наши деды, – но какая разница? Так безопаснее. Такова сермяжная правда.

– Что правда, то правда, – согласился Марсель. – Вот я – Плотников. Спрашивается: почему я Плотников? Раньше, подозреваю, у меня была совсем другая фамилия, известная на всю страну. А теперь, видишь ли, я Плотников… Что за страна, в которой даже собственную фамилию нужно скрывать?

– И что же, мы так и проживем всю жизнь? – горестно вопросил кто-то.

– А что ты предлагаешь? – возразили ему в ответ. – Устроить в этой стране революцию? Свергнуть советскую власть? Ну, попробуй… Заветы Владимира Ильича тебе в помощь.

– Революцию, конечно, мы не устроим, – проговорил Марсель. – И вообще, не надо такие разговоры вести. Я запрещаю! Иначе когда-нибудь договоримся…

– Ну, так здесь все свои, – возразил кто-то Марселю. – Неужто кто-нибудь донесет?..

– Свои или не свои, а не надо! – жестко ответил Марсель. – Говорят, что у стен тоже есть уши. Может, и вправду есть… – Он замолк, но ненадолго, желание высказаться буквально распирало его. – Власть в этой стране мы не поменяем, тут и говорить не о чем. А вот, скажем, поменять место жительства – это дело вполне реально. Над этим можно было бы поразмыслить.

– Это как же – поменять место жительства? – раздались сразу несколько недоуменных голосов. – Что ты имеешь в виду?

– Неужели не понятно? – усмехнулся Платон. – Свалить из этой страны к чертовой матери! В другую страну! Туда, где можно во весь голос заявить о себе. И где можно жить богато!

– Да мы вроде и тут не бедствуем, – возразил кто-то.

– Ну да, – насмешливо ответил Платон. – Не бедствуем… Достаем по великому блату армянский коньяк и осетровый балык и радуемся. Это, по-твоему, богатая жизнь? Это свобода?

Какое-то время все молчали, каждый по-своему обдумывая сказанные Платоном слова. Тут и впрямь было о чем подумать.

– Ты это серьезно? – наконец спросил кто-то.

– Серьезно, несерьезно… – с раздражением ответил Платон. – Вы ведь сами затеяли этот разговор! Сидите и плачетесь – отставные наследники царских престолов, потомственные князья и прочие графы! Этак можно просидеть всю жизнь и ничего не высидеть.

– И что же ты предлагаешь?

– Ничего я не предлагаю! – с раздражением ответил Платон. – Я лишь предоставляю всем вам информацию к размышлению.

– Информация к размышлению – это, конечно, хорошо, – последовало возражение. – А только что с нее толку? Тут надо действовать практически. А то ведь и впрямь так и просидим до конца жизни над добытым по блату коньяком. Унизительно это, если разобраться. Неправильно. Измельчали мы. Нашим предкам было бы за нас стыдно…

На этом, собственно, разговор и закончился. Никто не хотел предлагать что-то практическое. Да и нечего было предложить. Да и страшно было предлагать, даже если бы и было что.

Вскоре одни, разбившись на пары, уединялись в дачных комнатах; другие допивали пятизвездочный армянский коньяк… Всякому находилось дело на даче в соответствии с его желаниями.

Глава 3

Разъехались «золотые» с дачи лишь на третий день, когда выпивка и закуска закончились. Вначале укатили гости, а за ними и хозяин – Платон Плотников. Куда гости уехали, Платон не знал, да и знать не желал, а вот у него самого в городе было важное дело. И касалось оно тех самых раритетов, которые хранились в музейных запасниках и которые надо было продать, раз уж появилась такая возможность.

Марсель по своим каналам проверил, действительно ли числится тип в заместителях директора музея. Оказалось, что и впрямь числится. Дело оставалось за малым – найти покупателя.

Только вот где и каким образом найти покупателя – того Платон пока не знал. Да, он обещал найти, но одно дело – обещать, и совсем другое дело – найти. Товар-то специфический, да к тому же краденый – так и погореть недолго. Но продать раритеты хотелось, потому что уж слишком заманчивые деньги вырисовывались от продажи. Упускать такой случай было бы неправильно. Тем более приближалось лето, а с ним и всевозможные дополнительные траты. И в этом случае деньги лишними не бывают.

Но где же ему найти покупателя? Все два дня, когда «золотые» блаженствовали на даче, он размышлял на эту тему и в конце концов пришел к выводу, что неплохо бы об этом поговорить с матерью. Да, именно с матерью. С отцом на такие темы говорить было бы неправильно, даже опасно, а с матерью – почему бы и нет? Она вхожа во всевозможные столичные богемные круги, а богема, по мнению Платона, и есть наиболее вероятный покупатель раритетов. Какому-нибудь дворнику или водопроводчику для чего нужны старинные вещи, пускай даже и подлинные? У дворников и водопроводчиков другие интересы в этой жизни. Совсем другое дело – богема. Эти люди купят, обязаны купить. Хотя бы для того, чтобы похвастаться перед своими собратьями и единомышленниками: вот, мол, какую изумительную штучку мне удалось приобрести! Истинный подлинник, а не какая-нибудь подделка!

Конечно, если здраво рассуждать, с матерью на такие темы тоже говорить нежелательно. Уже хотя бы потому, что она обо всем может рассказать отцу. Но, с другой-то стороны, с кем еще говорить Платону? Достойных кандидатур он не видел.

К его немалому удивлению и облегчению, мать к опасному разговору отнеслась спокойно. Даже, можно сказать, с равнодушием. А уж истинным было это равнодушие или напускным, поди разберись. Впрочем, это было не так и важно. Важным было другое – мать заинтересовалась разговором.

– И что же это за вещички? – спросила она.

Платон перечислил названия.

– И все они подлинные? – уточнила мать.

– Да, все подлинные, – ответил Платон.

Он подспудно ожидал, что мать спросит, откуда Платон раздобыл такое редкостное добро, но она не спросила. А задала совсем другой вопрос:

– Ну, а мне-то для чего связываться с таким делом? Какая мне выгода?

– Не знаю, – честно ответил Платон. Потом подумал и добавил: – Назови сама свою выгоду.

– Десять процентов, – сказала мать, – даже двенадцать.

Платон не знал, много это или мало, потому что имел весьма смутное представление об истинной стоимости раритетов, равно как и об их количестве. Да и какая ему была разница – много это или мало? Ему важно было другое: то, что мать согласилась. А уж если она согласилась и пообещала подыскать покупателя, то, стало быть, найдет.

– Только не говори ничего отцу, – попросил Платон.

– Не бойся, не скажу, – усмехнулась мать. – Когда подыщу покупателя, я тебе об этом сообщу.

Платону показалось, что мать хотела сказать ему еще что-то, может быть, значимое и важное, что-то такое, что гораздо важнее торговли крадеными раритетами, но она не сказала ничего. Впрочем, сказала, но совсем не то, что ожидал Платон:

– Смотри же, не обмани свою мать!

– Не обману, – пообещал Платон. – Если, конечно, никто не обманет меня…

Через три дня мать сама заговорила с Платоном на эту тему.

– Нашла я подходящего человека для твоих раритетов, – сказала она.

– Кто такой? – спросил Платон.

– Какой-то иностранец, – ответила мать. – То ли голландец, то ли француз. А может, бельгиец. Да и какая разница?

– Иностранец, – повторил Платон в растерянности. – Француз или голландец…

– А ты думал, что на твои раритеты позарится какой-нибудь Василий Васильевич? – усмехнулась мать. – Они, небось, стоят больших денег. А откуда у Василия Васильевича столько денег? Ну уж нет! Настоящий покупатель на такой товар – какой-нибудь житель заграницы. У него-то денег побольше, чем у Василия Васильевича. Да и спрос за границей на такие вещи намного выше, чем в наших социалистических краях. Я знаю…

– Ну и что мне теперь делать? – спросил Платон.

– Завтра ровно в десять ноль-ноль этот иностранный гусь будет ждать нас в кафе, – уточнила мать. – Я обо всем договорилась. Ну, что ты смотришь на меня такими испуганными глазами? Ведь это ты втянул меня в это дело, а не я тебя. Не бойся, все будет нормально…

…Мать свела Платона с иностранцем и куда-то отлучилась, видимо, так было изначально согласовано. Платон остался с иностранцем с глазу на глаз. Заграничный гусь оказался мужчиной средних лет с бегающими и одновременно внимательными глазами. Он то отводил их в сторону, то вглядывался в собеседника, а затем вновь начинал смотреть в окно, на стену, на стол – куда угодно, но только не на собеседника. А затем опять смотрел на парня своим пронизывающим взглядом… Такая манера Платону не понравилась, она его настораживала и даже пугала. Но что поделаешь? Выбирать не приходилось, поэтому нужно было приспосабливаться.

Ко всему прочему гусь прекрасно изъяснялся по-русски, и это Платона отчего-то насторожило еще больше. Поневоле возникал вопрос: кто он таков, что делает в Москве и откуда так хорошо знает русский язык? Ответов на все эти вопросы у Платона не было.

– Ну-ну, молодой человек! – насмешливо произнес иностранец, заметив смятение Платона. – Вам совершенно не нужно меня опасаться. Я – могила. Кажется, так говорят у вас? Насколько я понимаю, у вас имеется товар, который меня интересует, а у меня имеются деньги, которые я готов вам заплатить за ваш товар. Товар, как мы оба это понимаем, специфический. Поэтому мне нет никакого смысла вести какую-то двойную игру. Наоборот, между нами все должно быть четко и ясно. И разумеется, честно. Предельно четко и ясно и предельно честно. Ну, так я успокоил вас этими моими словами?

– Успокоили, – улыбнулся Платон.

– Вот и отлично! Тогда позвольте отрекомендоваться. Я – Эжен.

– А я – Платон.

– Отлично! Итак, если вы не возражаете, приступим к делу. Перво-наперво мне бы хотелось взглянуть на товар. Сами понимаете, без этого никак. Я не могу, как у вас говорят, покупать кота в мешке. Так вот: покупать кота в мешке не в моих правилах. Это несерьезно. Так дела не делаются. Вы со мной согласны?

– Да, но…

– О, понимаю! У вас нет товара на руках, не так ли?

– Да. Видите ли, в чем дело…

– Ни слова больше! Нет, значит, нет. В этом случае меня устроит подробное описание товара. Если можно, с приложением фотографий. Это вы можете устроить?

– Я попробую…

– Вот и отлично! В таком случае будем считать, что мы достигли предварительной договоренности. А это очень важно. Предварительная договоренность – начало всему. Все прочее – технические детали. Дело техники, иначе говоря. Кажется, так у вас говорят? Я не ошибся?

– Не ошиблись. Но…

– Понимаю, о чем вы хотите меня спросить. И я ничуть не против вашего вопроса. Потому что это вопрос делового человека. Вы хотели спросить о деньгах, не так ли?

– Да…

– Согласитесь, что говорить на эту тему именно сейчас – дело преждевременное. Я ведь еще не видел товара. Да и вы его, подозреваю, тоже не видели. Так какой же может быть разговор о деньгах? Вот когда мы увидим товар, тогда другое дело. Тогда и поговорим на денежные темы. Вы не станете возражать?

– Не стану…

– Вот и отлично! Значит, сейчас мы расстаемся и встречаемся на этом же самом месте… Когда у вас будут подробные сведения о товаре? Недели вам на это хватит?

– Должно хватить…

– Замечательно! Значит, встречаемся на этом самом месте ровно через неделю. Да, кстати. Ваше имя я знаю, а вот какое у вас прозвище? У молодых людей всегда бывает прозвище. Меня, к примеру, в молодости звали Шкипер. А вас как?

– Зачем вам это? – удивился Платон.

– Из чистого любопытства. – Эжен беззаботно улыбнулся. – А если говорить серьезно… Зачастую прозвище человека очень точно его характеризует. Выражает его подлинную суть. Вы со мной согласны?

– В общем, да…

– Вот я и хочу знать, какова ваша подлинная суть. Я считаю, что имею на это право. Как-никак мы с вами затеваем весьма серьезный бизнес. Должен же я знать, с кем имею дело. Итак, я Шкипер. А вы?

– Марсель…

– Гм… Значит, Марсель… Не буду спрашивать, почему именно Марсель. Должно быть, что-то этакое – романтичное. Розовая мечта. Кстати, вы никогда не бывали в Марселе?

– Нет.

– Обязательно побывайте, как только представится случай. Не пожалеете. Ах, Марсель! Кстати, именно там я и заполучил свое юношеское прозвище Шкипер. Да, и еще. Я вас прошу никому не рассказывать о нашей встрече. Надеюсь, вы понимаете почему.

– Да, конечно!

– Вот и замечательно!

На том они и расстались. Куда отправился иностранный гусь, назвавшийся Эженом, Платон, конечно, не знал. А вот сам Платон сразу же после встречи позвонил Кольту.

– Надо встретиться, – сказал он. – Есть разговор…

– На ту самую тему? – уточнил Кольт.

– Не задавай лишних вопросов! – оборвал приятеля Платон. – Когда можем встретиться?

– Да хоть сию минуту!

Встретились через полтора часа.

– У меня есть покупатель на музейные безделушки, – сказал Платон.

– Вот как?! – удивился Кольт. – И что же, надежный человек?

– Вполне. И надежный, и денежный.

– И где же ты его подцепил? А главное, как?

– Не твое дело! – отрезал Платон.

– А что тогда мое дело? – спросил Кольт с некоторой обидой.

– Покупатель хочет видеть товар, – сказал Платон.

– Ну и ну! – присвистнул Кольт. – Да как же я ему этот товар покажу, если он в музейных подземельях! Под охраной!

– Поговори со своим знакомым из музея, – сказал Платон. – Тем самым… Как он сам себя величает – Собиратель?

– Именно так, – криво усмехнулся Кольт.

– Вот и поговори с этим Собирателем. Если он не сможет предъявить товар, то пускай предъявит его описание и фото. Покупателя это устроит. Он хочет прицениться.

– Что ж, поговорю…

– И не откладывай это дело в долгий ящик. На все про все у нас неделя. Ну, еще что тебе непонятно?

– Да как-то все… – Кольт неопределенно повертел рукой. – Как-то все сомнительно. Откуда он вообще взялся, этот твой покупатель? А может, это какая-нибудь подстава?

– Что, струсил? – Платон оскалил зубы в усмешке.

– Нет, но…

– В конце концов, это ты предложил идею. Вот и действуй. А нет – так отцепляйся от состава. Дальше поезд покатит без тебя.

– Не будем ссориться, – примирительно произнес Кольт. – Я что? Я ничего. Я всегда готов…

Глава 4

Можно сказать, что во время последнего дачного застолья Ингу разоблачили. Ее заподозрили, что она встречалась с иностранцами. Она и впрямь с ними встречалась. По сути, была валютной проституткой. Это был, так сказать, ее приватный приработок. Никто, кроме нее самой, о нем не знал, потому что она никому ничего не рассказывала. А подозрения и намеки – это не доказательства, а всего лишь подозрения и намеки.

Одним из ее последних клиентов был некто Эжен, во всяком случае, так он отрекомендовался. У него бы странный бегающий взгляд. Эжен прекрасно говорил по-русски. Инге он интуитивно не понравился. Но кто сказал, что проститутке непременно должен нравиться ее клиент? У проституток и клиентов особые отношения…

Инга с Эженом провели ночь в общей постели, а это долгий срок. Даже если в постели проститутка и ее клиент, в полном молчании эту ночь не проведешь. Поневоле придется хоть о чем-нибудь говорить. Разговорились и Инга с Эженом. Больше, конечно, говорила Инга, но и Эжен не молчал. Он то и дело задавал уточняющие вопросы и ближе к утру знал о ней многое. В частности, что она причисляет себя к так называемой золотой молодежи, что она, может статься, происходит из знатного рода, что ей и ее друзьям – такой же золотой молодежи, как и она сама, – довольно-таки безрадостно живется в Советском Союзе. Потому что здесь приходится таиться, а хочется свободы и вольной жизни.

Конечно, по здравом размышлении, Инга ничего не должна была рассказывать чужому человеку, с которым, скорее всего, больше и не встретится. Но женщины – народ разговорчивый, и притом не важно, в каких условиях и с кем происходит разговор. К тому же Эжен задавал вопросы, и были они вовсе не формальные, а искренние. Инга чувствовала, что ее рассказом Эжен и впрямь заинтересован, а раз так, то какая разница, кому о себе рассказывать? Пускай даже и чужому человеку – так даже лучше. Зачастую перед чужим человеком выговориться гораздо легче, чем перед каким-нибудь давним знакомым. И что с того, что ты – проститутка, а этот человек – твой клиент?

Конечно, потом, когда они расстались, Инга укоряла себя: зачем она так разоткровенничалась перед этим то ли французом, то ли голландцем? Но сказанного, как известно, не воротишь, и она вскоре забыла и о разговоре, и о самом Эжене.

* * *

А вот Эжен не забыл. И тут нужно сказать, что это был не просто какой-то залетный иноземец, а шпион одной из иностранных спецслужб, и заброшен он со специальной миссией был в СССР.

По сути Эжен был не столько шпионом, сколько провокатором. Политическим провокатором, если называть вещи своими именами. В чем заключался смысл его пребывания в Советском Союзе и как он сюда попал?

Эжен приехал в Советский Союз полгода назад. Разумеется, его настоящее имя вовсе не Эжен – это было нечто вроде псевдонима. Обустраивался он в СССР, применяя все возможные профессиональные предосторожности и по всем правилам шпионской науки.

Вначале, как водится, была теоретическая часть. То есть подробный разговор с высшими чинами французской политической разведки, за которой – это уж само собой – явственно маячили уши американских спецслужб. По сути, Эжен работал на две разведки – французскую и американскую. Ну, да ему было не привыкать, он считался опытным шпионом-провокатором.

Итак, вначале была теория. То есть подробная беседа о предстоящей миссии Эжена в Советском Союзе. Ввиду важности и деликатности предстоящего дела с ним разговаривали сразу три высокопоставленных чина французской разведки. Назовем их для краткости Жан, Пьер и Антуан, ибо их подлинные имена, равно как звания и прочие регалии, не имеют в данном случае значения.

Эжена разыскали в одном из казино в Монако. Он был заядлым игроком, и притом везучим, а потому где же еще его было искать? Когда специально отряженные на поиски агенты обнаружили его в казино, Эжен как раз сорвал приличный джекпот и потому был в превосходном настроении.

– А, демоны ада! – такими словами встретил агентов Эжен и при этом самодовольно ухмыльнулся. – Явились по мою душу! Я угадал?

– Руководство срочно требует вас к себе, – сказал один из агентов.

– Ну, это они вовремя меня затребовали, – заметил Эжен, все так же ухмыляясь. – Если, скажем, вы явились бы сюда получасом раньше, я бы ни за что не поехал! А сейчас – с удовольствием. Я, видите ли, только что выиграл приличную сумму. Так что поехали, раз уж меня желают видеть. Вот только маленький вопрос: куда вы меня повезете?

– В Париж.

– Ого! В Париж! Стало быть, дело серьезное. По пустячным делам меня в Париж обычно не вызывают. Так что, дело и впрямь серьезное?

– Не знаю, – ответил агент. – Мне не докладывают. Мое дело – отыскать вас и доставить к месту назначения. Машина ждет.

– Ну, я мог бы добраться и на своей, – сказал Эжен. – Скажите только конкретный адрес.

– На своей машине вы будете добираться долго, – усмехнулся агент. – Завернете в какое-нибудь казино или в другое легкомысленное место… Нам приказано доставить вас как можно быстрее.

– Под конвоем, что ли? – нахмурился Эжен.

Но агент не стал отвечать на этот вопрос, лишь неопределенно дернул плечом.

– Машина ждет, – повторил он.

…В Париже Эжена встретили Жан, Пьер и Антуан, из чего следовало, что дело и впрямь намечается важное. Нечасто ему доводилось видеть таких высоких чинов, да еще сразу троих.

– Ну, и как ваши дела? – спросил Жан. – Не разорили еще все, какие есть, казино в Монако?

– Не успел, – развел руками Эжен. – Ваши агенты мне помешали. Явились и увезли с собой. Намекнули, что предстоит срочное дело. А то бы разорил.

– Разорите в следующий раз, – сказал Жан.

– Это уж непременно! – заверил Эжен и лихо прихлопнул в ладоши. – Я человек везучий и удачливый! Ну, так я вас слушаю. Что за дело?

– А дело такое, – сказал Пьер. – Надо вам будет отправиться в Советский Союз…

– Ого! – с иронией произнес Эжен. – В Советский Союз! И как я понимаю, в саму Москву!

– Правильно понимаете, – подтвердил Пьер. – В Москву.

– И устроить там какой-нибудь веселый фейерверк. Например, взрыв на Красной площади. Я правильно понимаю?

– Почти, – сказал Антуан. – Вот только взрыв на Красной площади устраивать не надо. Отложим это увлекательное дело до следующего раза.

– Неужели на этот раз придется обойтись без взрыва? – в голосе Эжена послышались нарочито капризные нотки. – Это даже неинтересно…

Манера общения Эжена с высоким начальством была преувеличенно небрежной, будто он разговаривал вовсе даже не с высоким начальством, а с какими-нибудь игроками в казино, которые ему и в подметки не годились и у которых – он это знал наверняка – он обязательно выиграет, если усядется с ними за игровой стол. А раз так, то для чего с ними разговаривать на равных? На равных разговаривают только с равными, а не с теми, кого ты непременно обыграешь. Конечно, и Жан, и Пьер, и Антуан были мастерами той игры, в которую играли, и ни в чем не уступали Эжену. И даже, может, в чем-то его превосходили, но это не имело никакого значения. В конце концов, это он был им нужен, а не они ему. А раз так, то можно себе позволить покуражиться, показать свое превосходство – мнимое или истинное, не имеет значения. Да, это было ничем не прикрытое самолюбие – ну, так и что же? Эжен был человеком самолюбивым и знал, что от того, насколько успешно он выполнит предстоящее задание – неважно, в чем оно будет заключаться, – во многом зависит благополучие его начальников. Он будет рисковать жизнью или свободой, а они – получать за это награды и прочие регалии. Так отчего же ему и не покуражиться, если дело обстоит именно так? А нравится ли такая манера разговора руководству, Эжена почти не интересовало.

– Положим, взрыв будет… – продолжил Жан. – И очень громкий. В идеале – гораздо громче, чем взрыв бомбы, заложенной под брусчатку на Красной площади. В переносном, разумеется, смысле.

– Вот с этого момента как можно подробнее! – требовательно произнес Эжен. – Со всеми нюансами – даже самыми незначительными.

– А подробности таковы… – начал Жан.

Подробности и впрямь были интересными. Ничего похожего Эжену выполнять еще не приходилось, а уж он был, что называется, мастером широкого профиля. Суть задания заключалась в следующем. Эжен отправляется в Москву и устраивает там резонансную провокацию. В чем должна заключаться такая провокация? А вот в чем. Ему нужно будет найти в Москве недовольных советской властью людей. Желательно, чтобы это был не какой-нибудь городской сумасшедший-одиночка, а сразу несколько человек. Сплоченная группа, иначе говоря. Причем, что тоже крайне желательно, это должна быть не просто группка брюзжащих обывателей, а люди заметные, с положением. Что означает «заметные и с положением»? Это люди, чей образ жизни постоянно на виду. Или имеющие отношение к людям с положением. Допустим, их родственники.

Итак, Эжен должен напасть на след такой группы. Это – первое. Второе – войти к этим людям в доверие. Третье – убедить их предпринять какой-нибудь громкий демарш, обязательно с политическим уклоном. И этот демарш непременно должен быть направлен против советской власти. Нужно как можно больнее уколоть им советскую власть. Так, чтобы поднялся крик на весь мир.

В чем именно заключается такой демарш? Используя игровой термин, тут Эжену все карты в руки. То есть он самостоятельно должен определиться на месте. Разумеется, Жан, Пьер и Антуан будут ему помогать и направлять его действия. Для этого, как всегда, предусмотрены специальные каналы связи. Впрочем, о технических деталях потом. Сейчас разговор о другом – о сути и смысле задания.