Читать книгу: «Последний Поход. Когда проснутся мертвецы», страница 3

3 глава: Между страхом и любовью

Утро пришло в поселение озеранцев с рассветными лучами, пробивающимися сквозь высокие дубы, окружающие небольшое селение, возникшее на руинах древнего мира. Тысячелетия прошли с момента падения металлических богов, и жизнь продолжалась, приспосабливаясь к новым условиям существования. Ветер нёс с озера запах свежести и влаги, перемешанный с ароматом коптящейся рыбы и лесных трав, развешанных пучками возле каждой хижины для защиты от духов и болезней.

Обменная площадь поселения, обычно спокойная в это время сезона, сегодня гудела от множества голосов, словно растревоженный улей. Воздух наполнялся многоголосым гомоном, смехом, спорами и возгласами торговцев, расхваливающих свой товар. Здесь толпились не только озеранцы в своих характерных одеждах из выделанных шкур и грубого холста, украшенных речным жемчугом и талисманами из рыбьих костей – каждый из которых был не просто украшением, но нёс глубокий сакральный смысл, передаваемый от поколения к поколению. Эти обереги рассказывали безмолвную историю древних верований, сохранившихся сквозь тысячелетия после Великого Падения.

По периметру площади, создавая живописное обрамление многолюдной сцены, расположились пёстрые шатры бродячих торговцев – выносливых, обветренных людей с дальних земель, чьи лица хранили следы бесчисленных путешествий и опасностей. Их глаза – проницательные и немного хитрые – видели такие дали, о которых большинство озеранцев могло только слышать в сказаниях. Тяжелогруженые повозки этих неутомимых странников были заполнены сокровищами, добытыми с риском для жизни: изысканными металлическими орудиями с тончайшей гравировкой, яркими красителями, которые невозможно было получить из местных растений, хрупкими стеклянными безделушками, переливающимися в солнечных лучах всеми цветами радуги, и множеством других диковинок, извлечённых из развалин древних городов – безмолвных свидетелей былого величия исчезнувшей цивилизации.

Среди общего многоголосого гула особенно выделялись громкие, звучные прощальные возгласы людей из соседнего рыбачьего поселения. Эти крепкие мужчины и женщины с лицами, загорелыми до цвета тёмного дуба от бесконечных дней, проведённых на открытой воде под палящим солнцем, уже энергично собирали свои многочисленные пожитки, готовясь к долгожданному возвращению домой после ежемесячного плодотворного обмена товарами с озеранцами. Их движения были размеренными и уверенными – движения людей, привыкших доверять своему телу в борьбе со стихией.

Йордан – старейший и самый уважаемый рыбак с седыми косицами, искусно выменянными на удачу у легендарного знахаря из загадочных южных болот, куда мало кто отваживался заходить, – энергично пожимал мозолистую руку вождю озеранцев. Его сухощавое тело, несмотря на преклонный возраст, оставалось сильным и гибким, словно хорошо выделанная кожа.

– До следующей полной луны, Варас! – произнёс он гулким голосом, в котором слышался рокот морских волн. – Пусть твои сети будут тяжелыми от добычи, а кладовые – полными до краёв! Пусть духи озера благоволят твоему племени во все дни, пока солнце встаёт над водой!

На сухом, испещрённом морщинами лице старого рыбака играла добродушная улыбка, обнажая несколько отсутствующих зубов – свидетельство давних схваток и трудной жизни.

– И тебе спокойного возвращения, старый морской карп, – ответил вождь Варас, высокий и статный мужчина средних лет, с бородой, замысловато украшенной речными раковинами, каждая из которых символизировала важное решение, принятое во благо племени. Отблески утреннего солнца играли на этих раковинах, создавая впечатление, будто борода сияет внутренним светом

– Передай своему народу, что наш священный договор о совместной осенней рыбалке остаётся нерушимым, как скалы у Северного мыса. Мы объединим наши лодки и умения, когда наступит время большого хода серебристой рыбы.

В это самое время, когда повседневная жизнь поселения текла своим привычным, размеренным чередом, словно река, знающая своё русло, на центральной площади, возле древнего каменного алтаря – молчаливого свидетеля бесчисленных поколений, приходивших и уходивших под его невозмутимым взглядом, – начинался суд над Торином. Воздух вокруг алтаря, казалось, сгустился от напряжения, и даже птицы перестали петь, словно почувствовав значимость момента.

Торин стоял гордо перед советом старейшин. Его глаза, ясные и зелёные, как глубокое лесное озеро в погожий летний день, смотрели прямо и без тени страха или сомнения, что лишь сильнее раздражало членов совета, привыкших к почтительному трепету перед их авторитетом.

Старейшина Варас – крепкий, коренастый мужчина с хитрым прищуром глаз и властным выражением лица, выдававшим тщательно скрываемое удовольствие от обладания властью – говорил ровным, но пронизывающим тоном, от которого многие невольно съёживались:

– Торин, сын Хорина! Ты дерзнул нарушить древний, священный закон нашего племени, передаваемый от отцов к сыновьям с незапамятных времён! – Его голос постепенно набирал силу, подобно надвигающейся грозе. – Ты возжелал взять в жёны Лиару, дочь знахарки! Разве ты не знаешь, что дочери тех, кто общается с духами, предназначены для самых сильных рыбаков племени, а не для удовлетворения желаний обычных смертных?

Произнося эти слова, Варас незаметно для остальных бросил торжествующий взгляд на стройную фигуру девушки, которую под предлогом защиты от скандала он приказал своему верному сыну Ренару держать в отдалении, в тени раскидистой ивы. Истинные мотивы Вараса были далеки от заботы о соблюдении традиций – он давно хотел, чтобы его сын взял Лиару.

– Я спрятал дочь знахарки подальше от твоих жадных взглядов, – продолжал Варас с плохо скрываемым злорадством, – и поставил надёжную охрану в лице Ренара, чтобы не провоцировать ненужные сплетни и скандалы, которые могут посеять смуту в нашем мирном поселении. Её место – в храме духов, а не в твоей хижине!

Среди собравшихся пробежал взволнованный шёпот, подобный шелесту листвы под порывом ветра. Многие смотрели на Торина с осуждением, которое, впрочем, больше проистекало из страха перед Варасом, чем из искреннего несогласия с чувствами молодого охотника. В глазах юношей и молодых рыбаков, напротив, можно было заметить плохо скрываемое восхищение дерзостью Торина, осмелившегося бросить вызов закостенелым традициям ради любви.

Торин медленно, с достоинством провёл рукой по своим непокорным косам цвета осенней листвы, собираясь с мыслями и тщательно подбирая слова. Его голос, когда он наконец заговорил, был низким и звучным, подобным раскатам далёкого грома среди величественных гор:

– Я глубоко уважаю наши древние традиции, Варас, – произнёс он, делая особое ударение на имени старейшины, словно намекая на неуместность его личного вмешательства, – но не могу и не буду слепо преклоняться перед запретами. – Его голос окреп, в нём зазвучала сталь непреклонной решимости. – Я полюбил Лиару всем сердцем, и она ответила мне взаимностью. Какое право имеет кто-либо, даже совет старейшин, вставать между двумя сердцами, стремящимися друг к другу?

Торин окинул взглядом собравшихся, ища понимания, и, посмотрев на Лиару, стоящую под охраной Ренара, послал ей взгляд, полный любви и обещания защиты.

Совет зашумел подобно растревоженному улью, но Варас властно поднял руку, призывая к тишине, хотя внутри него клокотала ярость от дерзости Торина и от того, с какой нежностью Лиара ответила на его взгляд.

– Благие намерения и пылкие чувства не могут и не должны оправдывать нарушения вековых традиций, на которых, подобно могучим столпам, держится весь наш мир с тех самых пор, как пали древние города и металлические боги обратились в безжизненный прах! – провозгласил он, стараясь придать своему голосу глубину и значительность. – Совет уже тщательно обсудил этот вопрос и принял единогласное решение…

Но его напыщенная речь оборвалась на полуслове, когда по площади, подобно волне, прокатился удивлённый шёпот, смешанный с возгласами изумления. Внимание всех собравшихся, словно по невидимому сигналу, обратилось к восточной тропе, извивающейся лентой среди вековых деревьев и ведущей из таинственных глубин леса к поселению.

Пять фигур в тёмных кожаных плащах с глубоко надвинутыми на лица капюшонами медленно и совершенно бесшумно, будто призраки, вошли в поселение. Их движения были неспешными, размеренными, но исполненными такой скрытой силы и непоколебимой уверенности, что даже дети, обычно шумные и неуёмно любопытные, внезапно замолкли, завороженно наблюдая за загадочными пришельцами, словно перед ними предстали персонажи из древних легенд.

Это были легендарные охотники-воины, о которых с трепетом и благоговением слагали сказания и были во всех поселениях, раскинутых вокруг величественного Великого озера. Пятеро загадочных странников, чьи имена с почтением произносили шёпотом у ночных костров, а их невероятные подвиги бесконечно пересказывали у жарко пылающих очагов долгими зимними вечерами, когда снег заметал тропы и отрезал поселения друг от друга.

Они были негласными, но безусловными знаменитостями этих обширных земель, однако удивительный парадокс заключался в том, что никто – даже самые старые и мудрые старейшины – не знал о них достоверных подробностей. Существовали только мифы, легенды и противоречивые слухи, каждый раз обрастающие новыми фантастическими деталями, делающими этих пятерых похожими скорее на сверхохотников, чем на обычных смертных.

Особую таинственность придавало то обстоятельство, что они появились в здешних краях ровно три года назад, сразу после той страшной солнечной вспышки, когда небо на целый день окрасилось в кроваво-красный цвет, а ночью полыхало невиданным северным сиянием. Многие знахари и прорицатели тогда предсказывали великие перемены и появление новых сил в мире – и вскоре после этого пятеро неизвестных воинов начали своё молчаливое странствие по землям вокруг Великого озера.

Их тёмные, словно вырезанные из сумерек силуэты будто соткались из самих теней древнего леса – пять фигур одинакового, необычно одинакового роста, в потрёпанных дорогами, но удивительно добротных кожаных плащах, с низко надвинутыми капюшонами, скрывающими лица от любопытных взглядов. Лишь изредка, когда один из них поворачивал голову, можно было заметить таинственный блеск глаз под этими капюшонами – внимательных, оценивающих, изучающих и словно просвечивающих насквозь всё и всех вокруг, запоминающих каждую мельчайшую деталь происходящего.

Самым поразительным было то, что все пятеро были совершенно одинакового роста – настолько точно одинакового, что это казалось невозможным совпадением и рождало множество суеверных домыслов. Кто-то шептал, что они – пятеро братьев-близнецов, рождённых от союза смертной женщины и древнего лесного духа. Другие уверяли, что это один и тот же человек, способный разделяться на пять сущностей. Третьи с дрожью в голосе рассказывали, что они вообще не люди, а последние уцелевшие экземпляры тех самых металлических созданий, которые бродили по миру до Великого Падения, только теперь облачённые в человеческую плоть.

О них говорили, что они мастерски, с невероятным искусством охотились на самых опасных и неуловимых зверей в диких, неисследованных землях, где когда-то возвышались светящиеся города древних и бродили их механические слуги и стражи. Рассказывали, что эти пятеро дрались лучше любого, даже самого прославленного воина из всех известных племён – их движения были молниеносными, техника боя безупречной, а удары смертоносными. Они использовали такие приёмы и тактики боя, которые казались утерянными со времён Падения, словно древние знания были заключены в их крови.

Их крайне редкие, почти мимолётные появления в разрозненных поселениях неизменно порождали новую волну восторженных мифов и взволнованных разговоров об их сверхъестественных навыках. Каждый, кто хоть мельком видел их в бою или на охоте, клялся, что ничего подобного в своей жизни больше не встречал, и эти рассказы, передаваемые из уст в уста, с каждым пересказом становились всё более невероятными.

Пятеро молча пересекли площадь, не обращая внимания на затихшую толпу, и направились к гостевой хижине – просторному строению, только что опустевшему после отъезда рыбаков из соседней деревни.

Вождь Варас прервал застывший в оцепенении суд и, выпрямившись во весь свой внушительный рост, направился к пришельцам:

– Приветствую вас в поселении озеранцев! Давно ваши тени не падали на нашу землю.

Один из пятерых – тот, что шёл впереди, – слегка наклонил голову в знак приветствия. Его голос оказался неожиданно мелодичным, хотя и хриплым, как будто им редко пользовались:

– Благодарим за гостеприимство, вождь озеранцев. Мы пришли издалека и хотели бы остановиться на несколько дней.

Больше никаких объяснений, никаких подробностей о цели их визита. Эта немногословность была характерной чертой загадочной пятёрки, что только усиливало ореол таинственности вокруг них.

Когда пришельцы разместились в гостевой хижине, жизнь поселения словно разделилась на две части: одна продолжала свой обычный ход – рыбаки собирались в обратный путь, торговцы зазывали покупателей, дети бегали между хижинами; другая же застыла в напряжённом ожидании, сосредоточившись вокруг гостевой хижины.

Местная молодёжь, особенно юноши, мечтающие о подвигах и приключениях, не могли удержаться от любопытства. Они кружили вокруг хижины, заглядывали в окна, а самые смелые даже осмеливались подходить к двери с вопросами и просьбами рассказать о жизни в диких лесах, где лежали останки древних городов, окутанные смертельной опасностью и тайнами прошлого.

– Правда ли, что в Мёртвом городе до сих пор светятся огни по ночам? – спрашивал долговязый Нимрад, сын рыбака, мечтающий стать бродячим торговцем.

– А вы видели металлических людей, о которых рассказывают знахари? – вторил ему Терен, щуплый, но смышлёный парень с шрамами от ветряной оспы на щеках.

Но пятеро оставались молчаливыми и редко удостаивали расспросы ответом. Лишь иногда кто-то из них ронял короткую фразу, которая потом обсуждалась молодёжью до хрипоты.

– В Мёртвых городах тьма гуще, чем в самой глубокой пещере, – сказал однажды один из них – И лишь глупец ищет там древние огни.

Тем временем суд над Торином, прерванный появлением таинственных гостей, пытались возобновить, но всеобщее внимание было приковано к пришельцам. Старейшина Маэла несколько раз пыталась вернуть порядок, но безуспешно.

– Жители озёрного поселения! – наконец воскликнула она, стукнув посохом о землю. – Мы должны решить судьбу Торина, сына Хорина! Совет постановил, что за неоднократное нарушение законов племени он должен быть изгнан!

Эти слова наконец привлекли внимание собравшихся. Торин стоял гордо, его плечи были расправлены, а в глазах читалась не столько тревога, сколько усталость от непонимания.

– Если таково решение совета, я приму его, – сказал он твёрдо. – Но знайте, что действовал я не из неуважения к традициям, а из любви к девушке.

В толпе послышались протестующие возгласы. Многие, особенно молодые охотники и рыбаки, не соглашались с решением совета. Торин был добрым парнем, не самым лучшим рыбаком, но надёжным товарищем. Его неповиновение традициям могло навредить племени, разгневать духов.

Но появление пятерых таинственных молчаливых и странных парней одного роста окончательно прервало суд.

День клонился к закату, окрашивая воды озера в багровые тона, когда случилось ещё одно необычное событие. К одному из причалов поселения приблизилась лодка, явно пришедшая издалека. Её борта были покрыты потёртыми рунами и символами, характерными для северных охотничьих племён, живущих среди холодных гор, за непроходимыми болотами.

Торговцы из этих далёких земель иногда приходили с ценным обменом – мехами редких животных, минералами, не встречающимися в землях озеранцев, амулетами, созданными горными знахарями. Но путь был долог и опасен, поэтому такие визиты происходили крайне редко, становясь событием, о котором помнили годами.

Лодка, управляемая четырьмя молчаливыми фигурами в меховых одеждах, пришвартовалась к причалу, но, к удивлению собравшихся на берегу озеранцев, пришельцы не сошли на землю. Они остались в лодке, привязав её к причалу прочными верёвками, и замерли, словно изваяния, глядя на поселение безо всякого выражения на суровых, обветренных лицах.

Вождь Варас и несколько старейшин вышли к причалу, чтобы приветствовать северян, но те никак не отреагировали на слова приветствия. Они сидели неподвижно, не пытаясь заговорить с озеранцами, а озеранцы, почувствовав странную напряжённость, не стали настаивать и отступили, обеспокоенно переговариваясь между собой.

– Что это значит? – шептались жители поселения. – Почему они не выходят? Чего ждут?

Когда солнце скрылось за горизонтом и на поселение опустились сумерки, странная лодка с её молчаливым экипажем всё так же оставалась у причала. Северяне не сходили на берег, не разводили огонь, не ели и, казалось, даже не разговаривали между собой. Они просто сидели в лодке, словно ожидая чего-то, и это ожидание передавалось жителям поселения, нагнетая тревогу.

В свете факелов, зажжённых вокруг площади, лица озеранцев казались напряжёнными и обеспокоенными. Что означало это странное стечение обстоятельств – прерванный суд над Торином, появление легендарных охотников-воинов и прибытие загадочной лодки с севера?

Торин, чья судьба оставалась нерешённой из-за всех этих событий, стоял на берегу, вглядываясь в тёмные воды озера. Его профиль, освещённый мерцающим светом факелов, казался высеченным из камня.

– Что-то большее, чем мой проступок, свело все эти силы в нашем поселении сегодня, – проговорил он тихо, обращаясь к подошедшей матери.

Сура, невысокая, пожилая женщина молча кивнула:

– Что говорит тебе твоё сердце сейчас?

Торин долго молчал, глядя на неподвижную лодку, чей силуэт чернел против светлой глади озера, отражающей звёзды.

– Не знаю. – наконец ответил он.

Так они стояли до глубокой ночи – сын и мать, один под угрозой изгнания, вторая верная ему до конца, – наблюдая за неподвижной лодкой с её молчаливым экипажем, которые, не сходя с неё стояли до утра на привязи к причалу, не пытаясь заговорить с озеранцами, а озеранцы не пытались заговорить с ними.

А в гостевой хижине пятеро легендарных охотников-воинов собрались в тесный круг, тихо переговариваясь на языке, который никто в поселении не понимал. Их лица, частично освещённые тусклым светом очага, были серьёзны и сосредоточены, как будто они решали судьбу всего поселения, а возможно, и судьбу всех земель вокруг Великого озера.

Над поселением озеранцев повисла тревожная тишина ожидания, нарушаемая лишь отдалённым уханьем ночных птиц и тихим плеском волн о борта загадочной северной лодки.

Ночь окутала поселение Восточных Земель плотной вуалью тьмы, разрываемой лишь редкими огоньками факелов на сторожевых башнях. Созвездия, похожие на россыпь драгоценных камней на черном бархате, неторопливо плыли по небу, безучастные к земным делам. Море тихо шептало свои вечные песни, набегая на прибрежные скалы и оставляя на них белые кружева пены.

Торин крался сквозь сумрак, словно призрак, неслышно ступая по мягкой траве. Годы, проведенные в дикой местности, научили его двигаться бесшумно, сливаясь с тенями, словно он был их частью. Его сердце грохотало в груди подобно военному барабану, отсчитывая секунды до встречи с той, что занимала все его мысли.

Хижина Лиары находилась на восточной окраине поселения, частично скрытая разросшимися кустами дикого шиповника. Через небольшие просветы между ставнями пробивался тусклый свет – внутри еще горел огонь. Торин замер, прислушиваясь. Двое часовых – приспешники Ренара – прохаживались неподалеку, лениво переговариваясь.

– Думаешь, он явится? – донесся до Торина приглушенный голос.

– Если не круглый дурак, то нет, – ответил второй, зевая. – После утреннего собрания совета только полный безумец решился бы показаться рядом с ней.

– Ренар был в ярости. Никогда не видел, чтобы он так бесновался.

– Еще бы! Парень решил забрать себе его девушку, да еще при всем племени…

Торин скривился, вспоминая утреннюю стычку. «Если бы вас было меньше, Ренар, я бы тоже разбил твой нос», – мысленно ответил он, сжимая кулаки.

Дождавшись, когда охранники отойдут дальше, Торин бесшумно пересек открытое пространство и скользнул к задней стороне хижины. Осторожно постучав в маленькое окошко, он замер, напряженно вслушиваясь в тишину.

Через мгновение ставни дрогнули, и в проеме показалось лицо Лиары – бледное в лунном свете, с широко распахнутыми глазами, в которых отразились звезды.

– Торин? – выдохнула она. – Ты с ума сошел! Они же ждут тебя…

– Открой, – прошептал он, – я должен увидеть тебя.

Лиара исчезла, и через несколько мучительно долгих мгновений тихо скрипнула дверь с противоположной стороны дома. Торин быстро обогнул хижину и проскользнул внутрь.

В тесном помещении пахло травами, развешенными под потолком, и свежим хлебом. Огонь в очаге почти угас, оставив лишь тускло-алые угли, отбрасывающие мягкие тени на стены. Лиара стояла посреди комнаты – стройная фигура в простом длинном платье из домотканой материи, с распущенными темными волосами, ниспадающими на плечи подобно водопаду в ночи.

– Ты не должен был приходить, – сказала она, но её глаза говорили иное – в их глубине светилась неприкрытая радость.

Торин шагнул вперед, сокращая расстояние между ними.

– Я должен был, – ответил он, осторожно касаясь её щеки тыльной стороной ладони. – Не мог уйти, не увидев тебя в последний раз.

Лиара вздрогнула, ловя его руку своими пальцами.

– Последний? Так ты решил покинуть поселение?

– На рассвете мне предстоит изгнание, – горько усмехнулся Торин. – За нарушение законов племени мне грозит изгнание. Ты же всё слышала утром.

Огонь в очаге тихо потрескивал, создавая иллюзию уюта и безопасности, но оба знали, как хрупки эти мгновения. За стенами хижины их ждал суровый мир, полный опасностей и предрассудков.

– Это несправедливо, – прошептала Лиара, и в её голосе прозвучала сталь. – Ренар не заслуживает мою любовь. Его слова… они были мерзкими.

Торин обнял её, вдыхая аромат её волос – смесь полевых цветов и дыма костра.

– Торин, – её голос дрогнул, – я должна сказать тебе кое-что. Что-то, о чём слишком долго молчала.

Он отстранился, вглядываясь в её лицо. В полумраке хижины её глаза казались бездонными озерами, в которых отражались угасающие угли очага.

– Я люблю тебя, – выдохнула Лиара, словно прыгая с высокого утеса в бурлящее море. – Любила с того момента, как ты впервые вышел в Большие воды со своим отцом на рыбалку. Но законы племени… я боялась. Ренар пугал меня.

Её слова упали между ними подобно камню, брошенному в тихую воду, – и круги расходились, меняя всё вокруг.

– Почему ты молчала? – спросил Торин, его голос был хриплым от сдерживаемых эмоций. – Столько времени…

– Я боялась, – призналась Лиара, опуская глаза. – Ты обычный рыбак. Наши законы суровы к тем, кто нарушает границы крови. Я – дочь знахарки. Всю жизнь мне говорили, что мой долг – соединится с сыном вождя.

Она горько усмехнулась:

– Какая ирония. Я должна была принять предложение Ренара, объединить наши семьи… А вместо этого влюбилась в человека без статуса…

Торин осторожно приподнял её подбородок, заставляя снова посмотреть ему в глаза:

– Лиара, послушай меня. Ты – мой храм, единственный, который мне нужен.

Лиара прильнула к нему, обвивая руками его шею, и прошептала с отчаянием:

– Прости меня за каждый день, когда я делала вид, что ты мне безразличен… за каждый холодный взгляд, за каждое несказанное слово. Мы потеряли столько времени из-за моего страха и глупых традиций!

Торин обнял её крепче, словно пытаясь защитить от всего мира.

– Я хочу уйти с тобой, – выдохнула Лиара ему в плечо. – Уйти туда, где нас никто не знает, где нет этих законов.

Её слова были подобны удару клинка – желанные, но пугающие. Торин медленно отстранился, вглядываясь в её лицо.

– Ты представляешь, о чём просишь? – спросил он тихо. – Мир за пределами вашего поселения – не сказка, Лиара. Он жесток и опасен. Последние десятилетия всё становится только хуже – дикие хищники в лесах, банды разбойников на дорогах… Это не та жизнь, которую я хотел бы для тебя.

– Думаешь, я не знаю об опасностях? – её глаза вспыхнули вызовом. – Я не наивная девочка, выросшая в золотой клетке!

– Слышать о чем-то и пережить это – разные вещи, – покачал головой Торин. – Когда ты видишь, как твои спутники гибнут от яда неизвестных растений или когтей мутировавших зверей… когда ночуешь на деревьях, боясь каждого шороха внизу…

Лиара положила ладонь на его грудь, прямо над сердцем:

– Я сильнее, чем ты думаешь. И вместе мы будем сильнее.

Торин закрыл глаза, чувствуя, как рушатся его сомнения под напором её уверенности. Когда он снова посмотрел на Лиару, его взгляд изменился – в нём появилась решимость.

– Если мы уйдём, – сказал он медленно, – пути назад не будет. Наше племя сочтёт тебя предательницей.

– Я готова, – просто ответила она.

В этот момент между ними словно протянулась невидимая нить, скрепляя их судьбы крепче любых клятв. Торин наклонился и поцеловал её – сначала нежно, затем всё более страстно, словно пытаясь выразить без слов всё, что переполняло его душу.

Мир вокруг перестал существовать. Остались только они двое в тускло освещённой хижине – два человека против целого мира предрассудков и древних законов.

Их объятия становились всё теснее, дыхание – прерывистее. Торин чувствовал, как бьётся сердце Лиары – так же быстро и неистово, как его собственное. Её пальцы скользнули под его куртку.

Её кожа в мерцающем свете углей казалась золотистой, как мёд. Торин благоговейно провёл ладонью по изгибу её шеи, спускаясь ниже.

– Ты уверена? – спросил он, хотя его тело уже знало ответ.

Вместо слов Лиара привлекла его к себе, сливаясь с ним в поцелуе, который смёл последние преграды между ними.

Их любовь была подобна буре – неистовой и всепоглощающей. Они отдавались друг другу с отчаянием людей, которые слишком долго ждали и боялись потерять даже мгновение. Ночь за стенами хижины, казалось, замерла, давая им время насладиться каждым прикосновением, каждым вздохом.

Много позже, когда их тела остыли, а дыхание выровнялось, они лежали, переплетя пальцы, на узкой кровати, застеленной грубыми шерстяными одеялами. Тусклый свет проникал через щели в ставнях, рисуя полосы на их обнажённых плечах.

– Что мы будем делать? – нарушила тишину Лиара. – Уйдём на рассвете?

Торин задумчиво провёл рукой по её волосам, рассыпавшимся по подушке.

– Я не уверен, что бегство – лучшее решение, – признался он. – Может быть, есть способ всё изменить здесь?

Лиара приподнялась на локте, вглядываясь в его лицо:

– Ты хочешь остаться? После всего, что случилось?

– Не для себя, – покачал головой Торин. – Для тебя. Это наш дом, наши люди. Если мы найдём способ убедить совет…

– Ты же знаешь, насколько упрям Варас, – горько усмехнулась Лиара. – Традиции, которым следует наше племя, не менялись веками.

Торин задумчиво смотрел в потолок:

– А если… если я докажу свою ценность?

– Каким образом? – Лиара скептически приподняла бровь.

– Не знаю.

Лиара прикусила губу:

– И я не знаю, Торин.

Они погрузились в тревожное молчание, размышляя над возможными последствиями. За окном ночь медленно отступала, небо на востоке начинало светлеть.

– Надо как-то убедить Вараса меня простить – наконец сказал Торин, – Может быть, совет пересмотрит своё решение.

Лиара скептически покачала головой:

– Даже если это сработает, Ренар никогда не простит тебя. Он слишком горд.

– Речь не о Ренаре, – возразил Торин, – а о нашей любви.

Первые лучи солнца проникли сквозь щели в ставнях, рисуя золотые полосы на полу хижины. Время утекало, словно песок сквозь пальцы.

– Нам нужно решить сейчас, – сказала Лиара, глядя на светлеющее небо. – Рассвет близко. Если мы хотим уйти незамеченными…

Торин медленно покачал головой:

– Бегство ничего не решит. Лучше я попытаюсь изменить ситуацию здесь. – Он сжал её руку. – Доверься мне.

В её глазах читалась тревога, но также и уверенность в нём:

– Хорошо. Но действуй осторожно. И помни – я с тобой, что бы ни случилось.

Они снова обнялись, словно пытаясь запечатлеть тепло друг друга, сохранить его как талисман против неизвестности, ожидающей впереди.

– Мне пора, – прошептал Торин. – Скоро деревня проснётся.

Лиара кивнула, с трудом разжимая объятия:

– Будь осторожен. И возвращайся ко мне.

– Всегда, – пообещал он.

Торин тихо выскользнул из хижины в предрассветный сумрак, неся с собой не только плащ груза новой ответственности, но и тепло обещания, данного любимой. Мир вокруг начинал просыпаться – и с ним пробуждались как новые опасности, так и новые возможности.