Читать книгу: «Алексей Ваямретыл – лежащий на быстрой воде. Путь преданного своему хозяину камчатского самурая», страница 11
– Звони Ксюша быстро в милицию.. А ты, долбанный сучок, и насильник лежи, и не прыгай, как лежал до сих пор, а то, как щенка сейчас прихлопну! – строго потребовал от полностью ошарашенного происшедшим сейчас Николая морской офицер…
Сердце у Николая так сильно трепещет, как не выскочит из его довольно широкой, но и еще полностью безволосой груди. Теперь он весь как-то быстро весь обмяк и поник, потеряв теперь всякий интерес к своей дальнейшей жизни. От, пережитого испуга и полного разочарования в этой теперь уже толстой и непривлекательной женщине, так легко его предавшей в одно мгновение он в миг, разуверился в справедливости и в порядочности людей и в её верности…
Ксюша же, как ни в чем не бывало, легко набрала номер Елизовской милиции 31-202 и те, буквально через минуту и приехали в их трехкомнатную квартиру в отдельно, стоящем доме на одной из окраин Елизово.
– Что тут случилось гражданка Суржикова Ксения Егоровна, – спросил оперативный дежурный, рассматривая заблаговременно, протянутый ею паспорт.
– Да вот, молодой студент из ПТУ пришел в гости, открыл сам калитку, ворвался в мою с Петей квартиру против моей воли и, начал меня прямо у порога по наглому насиловать, – сквозь слёзы слышал Николай Ксюшин лепет и ему в это время хотелось еще сильнее, и громче плакать от той безысходности, и того внутреннего его бессилия, и еще её вот такого обмана и её настоящего женского предательства….
– А где он? – переспросил офицер.
– Там в спальне, его муж задержал, он с моря раньше времени пришел и всё видел, как он меня насиловал.
– А сама Ксюша сильно вся раскраснелась, щеки стали пунцовыми, как бы и она была сильно, взволнованная теперь происходящим.
– А, Вы гражданочка заявление об изнасиловании писать-то будете в прокуратуру? – уточнил громко офицер, чтобы ясно все слышал Николай.
– Да! О! Я! Да! Ох! Да! Я напишу заявление буквально сейчас, – говорила давно, заученные слова буфетчица.
Коля же еще весь голый лежал на теперь такой упругой постели и, как испуганный страус только, пряча свою бритую голову в перовую подушку, теперь был сам не рад, что сегодня пришел к ней, что так вот опрометчиво и, довольно быстро сам до гола разделся здесь, что пил с ней то её красное вино, а затем по-медвежьи сразу же залез на эту не объятую его короткими руками буфетчицу Ксюшу…
– Федя, давай фотографируй здесь всё, заберешь его трусы, одежду, простыню там должна быть его сперма. Затем у него заберете кровь и мазки с члена, слюну на антигены, а еще ногти с пальцев рук и понятно счес волос с его вшивого лобка, – давал команду неизвестный Николаю, прибывший оперативник….
– Да знаю, ты вот лучше сам-то отпечатки пальцев его на бутылках и стаканах фиксируй, для доказухи нам будет, да и пальчики его откатай на дактилоскопическую карту, затем нам в надзорном деле пригодятся, – отнекивался молодой лейтенант криминалист, зайдя не то в спальню, не то в будуар штатной проститутки и по совместительству еще, и буфетчицы.
– Будем сознаваться Николай Иванович? – и сделал перерыв, чтобы посмотреть на реакцию молодого «насильника». – Ты же знаешь, что с насильниками бывает и в нашем КПЗ то делают, – сразу же пригрозил офицер, чтобы быстрее психологически подавить и одновременно расколоть в миг ошарашенного страхом такого обвинения по статье изнасилование, а еще и проникновение в жилище, и никак не ожидавшего ареста парня.
От естественного страха у Николая такая дрожь по телу, вся кожа взялась мелкими пупырышками, как на пятидесятиградусном морозе. Теперь он не знает, что и делать, и что отвечать на задаваемые вопросы, так как их суть к его сознанию еще ведь и не дошла, так как он не осознал в чем же его сегодня и обвиняют.
– Можно я свои брюки одену, – сквозь слезы попросил Николай офицера, чтобы прикрыть свою наготу…
– Трусы только оставь. Стань ровно. Подожди вот на память, твоим сокамерникам покажем…. Стой!… Наклонись!.. Повернись задом!..
– Ни чего себе, тут у него!? – прокомментировал офицер.
Как подписывал протокол, что говорил и, что пояснял следователю Николай уже и не помнил…. Теперь его так сильно огорчало предательство старшей его подруги Ксюши, что он хотел плакать и, по-настоящему по-детски весь этот вечер теперь плакал, не обращая уже никакого внимания на присутствующих и офицеров из Елизовского отдела милиции, и каких-то двух мужчин понятых, невесть откуда и, прибежавших так быстро в её ранее для него «гостеприимный» дом…
Затем в КПЗ еще в каких-то многостраничных протоколах несколько раз на каждой странице расписывался, и его завели в слабо, освещенную камеру, где были только одни откидывающиеся от стены деревянные отполированные до самой древесной желтизны нары. Покуда вот побудешь в этой камере
– Я всё расскажу, только…– вытирая слезы, просил офицера Николай.
– Да, ты и так всё уже нам сказал, – давно, уверенный в успехе задуманного, парировал милицейский офицер.
– Товарищ офицер, я всё Вам расскажу за ПТУ, кто курит наркоту, кто девчонок трахает несовершеннолетних, как директор продукты домой ворует… – пытался, выслужится задержанный.
– Да, мы и так всё знаем и без твоей информации… Посиди ты и подумай ещё…..– один из офицеров скомандовал ему.
Дежурный ИВС принимая его у Николая забрал всю его ПТУшную одежду и всё, что ему ранее дарила Ксюша, сложили в пластиковый пакет и бросил тому на пол зэковскую черную буквально на три размера большую одежду без ремня. Ему так было жаль свою одежду: с него сняли и новые джинсовые брюки и любимую тенниску с портретом Дина Рида, которую ему подарили моряки, когда они были на экскурсии на ярусолове «КамЛайн», и еще цветные трусы и даже носки с белыми кроссовками. Забрали ту его чистую и всю новую одежду, которую за его труды по субботам ему периодически дарила щедрая на подарочки Ксюшенька и теперь вот так его в миг она же и предала. Поистине стерва!
Когда щелкнул замок в двери камеры Николаю стало так одиноко, так страшно, так горестно, он даже повторно прослезился, черным рукавом зэковской робы, вытирая со своих округлых азиатских щек легко накатившую слезу. Но этой его слабости никто уже и не видел.
– За, что же все это мне? – горестно подумал он, присаживаясь на свою холодную еще без матраса откидную шконку.
В два часа ночи дверь камеры легко без скрипа открылась.
– Григорьев, на допрос к следователю.
Григорьева вывели и, Николай вновь остался один на один в серой только тускло ночью освещенной камере…
Николай закрыл свои карие глаза и начал представлять, как его переводят в соседнюю камеру к убийцам и еще наркоманам. Как те, его быстро раздевают, как с него легко и быстро сползают зэковские без ремня черные брюки, как у его горла появляется острая заточка и, как их толстые, и такие грязные х…и без явного сопротивления проникают по очереди в его теперь вовсе не послушное тело…. Он весь от возникшей боли внизу живота буквально сжался и, ощутил в эти мгновения такую безисходность, да еще такой животный страх, что решил сразу же лучше уж из простыни сделать петлю и покончить сразу же жизнь здесь…. Покуда он рвал тонкую и эту белую простыню, он не знал, что за ним всё это время внимательно наблюдают, и не успел он еще оторвать первую полоску, как дверь камеры открылась и громкий голос дежурного:
– Умьявилхин на допрос!… К стене!… Руки назад!…Пошёл!…
В кабинете, сидел уже другой следователь ему было , лет 30 от роду.
– Ну как, подумал, – уверенно переспросил, предполагая на положительный ответ и на полное согласие.
– Я согласен товарищ офицер, – сквозь слезы обещал Николай.
– Это хорошо, что ты Коля, что ты Николаша такой понятливый и еще невероятно послушный. Но нам твоего быстрого согласия не надо, нам нужна настоящая твоя работа и твои действия…– и задумался. – Поступим так. Я знаю, ты умный малый, и полагаю будешь честно с нами сотрудничать… Сейчас ты подпишешь вот эти документы о не разглашении… Тебе будет установлена денежная оплата, которая покуда ты учишься будет перечисляться ежемесячно на твою сберкнижку, а затем, когда ты закончишь, тебе мы отдаем сберкнижку и ты богатый у нас парень. Ты не должен ни о чем болтать со своими друзьями, что здесь произошло и, что будешь в дальнейшем ты нам помогать. Когда ты нам понадобишься, тебя обязательно найдут. Всё, что ты будешь видеть в ПТУ и знать в твоём училище будешь докладывать нам, только без фантазий и без той туфты вашей детской. Вот эта папочка, посмотри здесь протоколы все без даты и все помни срока давности по этой статье нет, мы всегда можем легко вписать дату в этот или другой протокол и всё запустить по новой до самого до справедливого Суда… Я в любой момент могу объявить твой всесоюзный розыск, и даже розыск через Интерпол, и тогда… Тогда, ты знаешь, что загремишь по полной на все 12 лет, а то и на все пятнадцать лет тебе гарантировано и еще, мы припомним тебе и Анну, которой всего-то только 15 лет в Тиличиках этим летом, помнишь там в Култушном, теперь она уже кажется беременная и мы докажем, что ребеночек-то у неё твой, и зачат он ею еще до исполнения 14 лет, а это понимаешь похлеще изнасилования – уже совращение малолетней и твой половой акт с несовершеннолетней…
– Я на всё согласен, – а у самого насильника снова горькие слезы на глазах…
– Вот и прекрасно. Только не пытайся ты Николаша брыкаться как несмышлёный телок. От нас так легко не уходят. Ты это понял?
– Да, товарищ офицер, – обрадовался Николай, сам еще полно не понимал, что от него желают и какая работа теперь вот от него нужна.
___
Глава 17.
И после этих воспоминаний, к Николаю только теперь дошли те слова капитана милиции.
– Ну, вот Николай! Наш покорный Коленька, теперь-то припомнил меня. Я уже не лейтенант, как тогда, а капитан полиции. Да, вот твоя именная сберкнижка в сейфе. Смотри, мы честно, как и говорили, тебе уже здесь зачислено 123 тысячи так, что на «Ямыху» 30-ти сильную думаю тебе теперь хватит денег. Мы все свои обещания исполняем исправно, как тебе обещали и ты не должен нас забывать или как-то еще нас и не подводить…
– Спасибо Вам, – поспешил поблагодарить Николай.
– Мы договорились, никаких вот таких не уместных благодарностей. Это обычная оплата твоего труда и там, не давно была зачислено тебе за кречетов красно книжных внеочередная твоя премия. Ты только не обижайся, что тебя вызвали в камеру. Ну, так здесь будет правдивее. Так будет натуральнее. Я тебя попрошу, мы здесь одну квартирку разрабатываем здесь в нижних Тиличиках да ты ведь знаешь, так как сам в ней не раз бывал Парамонова Владислава и Антона сына его. Ты уж, когда там соберутся все ваши ребята покурить травку, подмоги нам. Кстати, а кто бегает за косариками для вас и сколько времени, как правило, он отсутствует?
Николай не то от страха, не то от того, что догадался о полном знании мента их хазы вжался в стул…
– Коль, ты только уж передо мною нисколько не юли здесь и сейчас. Это, уверен, вероятно твой тот дружок Алексей или его брат Денис… А, ты не думал, может и они, как и ты на нас как и ты оба работают? Ты ведь так не думаешь, верно?
– Я всё понял, Юрий Борисович, – Николаю понятно нисколько не хотелось, чтобы вот такой тот давнишний елизовский на него компромат, был известен здесь его здешним друзьям.
И он как лягушка под взглядом удава продолжил вжав свою широкую шею в не менее широкие плечи, уменьшившись на стуле в размере чуть не два раза.
– Обычно деньги с нас собирает и затем расфасованные чинарики приносит сам Алексей Ваямретыл, не больше пяти штук каждый раз, примерно это происходит через 25-30, а то и через 40 минут, после его ухода с квартиры. Но, он всегда уходит один и никого с собой он не берет. Я ни разу не наблюдал, куда он идет. Один раз я попытался с ним пойти, он мне это категорически запретил, сказав, что в таком случае ничего не получится и ничего не будет.
Еще молодой капитан милиции немного призадумался, размышляя теперь больше о бренности бытия, чем о выполнении задания, так как был уверен в успехе, да и него давно была информация ведь не только от этого Николая. Еще кое-кто постукивал на своих же, также еще в ПТУ будучи завербованным и покусившись на послабления и естественно «шаровые» деньжата, а молодым их всегда не хватает.
– Значит где-то не далеко, – и уже обратился он к несколько успокоившемуся Николаю, выражая свои мысли теперь вслух.
– И, не надо тебе при этом светиться. Твоя задача, когда он выйдет из дому за очередной дозой, зайти в туалетную комнату и у окна посветить зажигалкой. Никто ничего и знать не будет: просто прикуривал сигарету в туалете, ничего ведь не обычного и сверхординарного. Да? А всё остальное тебя, как бы и не касается, даже если тебя вместе с ними арестуют. Ты ведь понимаешь это уже наша повседневная работа. Понимаю, что жаль дружка своего…
– Да, вот эту-то зелененькую сберкнижку получишь от Федора Викторовича в сентябре, ребятам скажешь, что социальный педагог Ирина Витальевна тебе её прислала. Это тебе начислена пенсия за утраченных родителей. Мотор лодочный закажешь через Валентина Степина здешнего сержанта, ты его знаешь, на рыбалке в прошлое лето с вами он был. Он будет знать и куда деньги перечислить скажет тебе, и мы переправим тебе новый лодочный мотор «Ямаха» 30 сильный из города. Так, что теперь ты самый богатый среди своих ребят, понял?
– Спасибо! – теперь довольно коротко вторично поспешил поблагодарить своего благодетеля Николай.
– Нас не надо постоянно благодарить Николай, повторяю тебе! – строго предупредил капитан. – Это наша работа. Николай и ты свою часть работы постарайся выполнить, как, договорились и помочь нам, всё остальное с тобой будет решать Федор Викторович. Ты его знаешь и никому ничего не болтай, сам разумеешь. Вся связь у нас с тобою через него…
___
Глава 18.
Такое пророческое и такое случайное их знакомство.
С Ваямретылом Алексеем Александр Яковлевич Уголев познакомился, когда как обычно делал свои фотографии корякского ансамбля «Норгали» на одном из торжественных вечеров, что проходил уже поздней осенью в районном Доме культуры в райцентре Тиличики, что на самом севере Камчатского полуострова.
Выйдя на свежий воздух «перекурить», в общем-то он не курил, но в руках крутил красивую японскую зажигалку, каких в здешних магазинах не было и еще дорогие сигареты «Парламент». Завидя дорогую пачку сигарет к нему сразу же подошли все в поту два довольно еще молодых танцора из танцевального ансамбля «Норгали», которым руководила хореограф районного Дома культуры Тропарева Раиса Ивановна, двоюродная тетя Алексея и ребята, извинившись за свою наглость оба в унисон попросили закурить, если конечно можно. Лица танцоров были довольно потные, маленькие капельки пота равномерно покрывали их загорелую, еще можно сказать юную и смуглую, как у всех береговых коряков кожу танцоров и, дав по паре длинных с фильтром сигарет. Затем Александр Яковлевич попросил их чуть попозировать и сфотографироваться на память об этом вечере, и на память об такой их вот случайной встрече. Ребята с искренним удовольствием согласились, непринужденно, позируя перед объективом, одновременно рисуя на своих юных лицах комические гримасы для памятных им фотографий, стараясь как-бы продолжить недавнее сценическое их действо, которое они ранее творили своими ногами, а теперь вот лицами, перевоплощаясь в каких то неземных существ. Парни сразу же попросили сделать фотографии одновременно и для их любимых девушек, и даже по несколько фотоотпечатков лично им на память.
Алексей с интересом разглядывал маленький и довольно компактный цифровой фотоаппарат Samsung Digimal U-CA-501/506 на маленьком экране, которого сразу же были видны сделанные старшим снимки.
– А нельзя ли, чтобы Вы мне его подарили, – указывая пальцем правой руки, и довольно по-детски наивно спросил Алексей Ваямретыл. А на его юном лице была такая еще можно сказать детская улыбка полного доверия, которая легко выдавала его и не наигранную почти ту детскую хитринку и его легкую лукавость, и такую его еще жизненную особую неопытность, и его ту может даже неприспособленность ко всей вне его интерната жизни, которая могла быть только у таких вот довольно молодых ребят, и его юное лицо выражало искреннюю чистоту и настоящую, открытость его восприятия окружающего мира почти всеми здешними северными народами. У них ведь давно заведено, что когда в оленьем табуне буквально всё является общим и нельзя гостю отказать, чем-либо воспользоваться, так как и, когда ты сам, придешь затем в гости, с тобой могут вот так же поступить и отказать тебе тоже не смогут.
И, старшему, и по наметанному его взгляду было видно, что он полу сирота, и в этот промежуток его возмужания так еще нуждается в настоящей старшей мужской руке и реальной психологической мужской поддержке.
– Ты же понимаешь, Алексей, что мы не в такой степени знакомства или родства, да и ты я думаю, что понимаешь еще своими танцами и победами в творческих конкурсах не заслужил такой вот дорогой подарок. При этом, я не говорю тебе и окончательного ответа нет, запомни не говорю я сейчас. А, искренне надеюсь, и полагаю, что со временем, может быть при возникновении нашей настоящей мужской дружбы и при наличии настоящего повода, ты вероятно и, получишь подарок, может быть даже и получше этого фотоаппарата, но для этого, как ты понимаешь нужно с одной стороны напряженный и длительный труд твоей еще такой молодой души, и понятно некоторое время, которое позволяет проверить крепость настоящей мужской дружбы, если она между нами возникнет со временем, – пояснял старший.
– А я всеми силами буду стараться, заслужить Вашу дружбу и полное доверие, – прямо в глаза, не моргая смотрел своими серыми глазами и так искренне говорил Алексей, уже мысленно представляя, как старший дарит ему эту ценную и желанную сейчас для него вещь. И, ему было теперь не важно, что это за вещь, ему важно было, что именно ему дарят её и всё тут.
– Хотелось бы надеяться, что так оно и будет. По-моему, это было бы великолепно, с твоей стороны Алексей, а за мной не «заржавеет», – уверенно потряс за жесткую и слегка мокрую шевелюру он Алексея, удивляясь как так может быть, что у коряка темные волосы и такие глубокие серовато-зеленоватые глаза, такая загорелая кожа на лице и такая белая кожа его тела, которую он явственно видел под кухлянкой, легко сползающей с его также потных плеч, да и была видна его шея и безволосая еще грудь из под летней оленьей кухлянки.
Его знакомство, как всегда в районах с экстремальным климатом было довольно не принужденным и мимо его воли быстро переходило в ту фазу, когда после первого взгляда между людьми возникает настоящая мужская дружба, а иногда и верность на многие годы, уже независимо от твоего возраста, и от твоего пола, да даже и статуса или, полученного ранее образования.
Его теперешнее знакомство с танцорами было довольно не принужденным и реальным, так как оба парня, оба коряка с восхищением смотрели на Александра Яковлевича, как более старшего, не только, угостившего их дорогими сигаретами «Парламент», один из них, меньший ростом, да и вероятно возрастом и более коренастый первым назвался – Кукушкин Макс, а второй более высокий, стройный с необычайно тонкой костью, как бы у настоящего балетного танцора Нуриева – был Алексей Александрович Ваямретыл.
– В переводе моя фамилия означает – лежащий на быстрой реке или вернее – лежащий на воде, – быстро пояснил Алексей.
Первая же фамилия Кукушкина Макса для самого Александра Яковлевича не требовала сложного здешнего лингвистического толкования, особого комментария и даже перевода или какого-то пояснения – она буквально с первого слога говорила сама за себя. Последние лет шесть часто весной на склонах сопок в Тиличиках поют по весне материковые кукушки. Связано ли это с тем всеобщим потеплением климата на планете Земля о чем давно заявили, составляя Киотский международный Протокол, а затем и договора, связано ли это с парниковым эффектом от множества тепловых электростанций и сжигания в них каменного угля и других углеводородов или может быть это обусловлено неподвластными никому солнечными одиннадцати, тридцатитрехлетними или теми циклически повторяющимися двести семидесятилетними циклами – было ученым еще не понятно.
Нам известно, что Солнце и, передаваемая нам его энергия, по сравнению с деятельностью маленького человека, пусть и шесть их миллиардов это не соизмеримые величины. Наше Солнце – это колоссальная природная, вечно, горящая неповторимая термоядерная «печка», которая быстро, буквально на наших глазах меняется и прежде всего, влияет на окружающие его планеты и естественно на климат на планете Земля, а человек и всё человечество, пусть и уже семимиллиардное, это для его энергетического вклада здесь на Земле лишь горстка маленьких «муравьев» для таких вот глобальных и таких космически планетарных процессов, как сам тепловой баланс нашей Земли.
Но, эта южная птица кукушка в эти северные камчатские края неведомо как и когда прилетела, и довольно быстро она здесь обосновалась, да и, вероятно, не плохо еще себя чувствует, если уже пятую весну поет ранней весной и всем, желающим слышать её весеннее пение здесь возвещает об их таком длинном жизненном веке и забыл на этот раз Александр Яковлевич спросить у ребят слышали ли ребята эту птицу на склонах сопок у Тиличики этой весной, и сколько она лет насчитала своим веселым весенним пением каждому из них именно в этом-то году.
Александр Яковлевич поинтересовался у более высокого Алексея Александровича, историей его чисто корякской или вернее нымыланской фамилии – Ваямретыл, но тот не мог ясно и четко передать её происхождение и полный смысловой перевод с нымыланского, которым говорили в родном их Ветвейваяме, его родном селе, которое, как и многое в России было закрыто еще в конце 70-х начале 80-х годов прошлого столетия по решению Олюторского райкома партии и тогдашнего первого секретаря Чайка Леонтия Афанасьевича тогда быстро и легко, отрапортовавшего в камчатский обком партии о переселении всех тамошних нымылан в села Хаилино, Вывенка и Тиличики. Да, разве тогда закрыли в Олюторском района только село Ветвей. И, село Култушное, и 4-я база и 8-я база, и село Верхние Пахачи, да мало ли сел и поселков по всей стране тогда закрыли и надо признать цели у тех кто тогда принимал те управленческие решения ведь тогда такие благие были. Они те их партийных бонз цели всё как-бы и оправдывали. Что народу нашему нужно быть ближе к цивилизации, народу нужен комфорт, народу необходима современная цивилизация. А оказалось, что народ переселили поближе к водке, поближе к разврату и ко всему тому, чего не могла выдержать психика этих буквально девственных в душе своей северных народов, привыкших жить довольно размеренной своей жизнью, вовсе, не умеющих сопротивляться натиску современных, цивилизационных и этих всех глобальных вызовов. Да, им и сама эта кем-то ведь придуманная «цивилизация» в виде, пустующего в большей мере Дома культуры, полупустого детского сада, наполовину укомплектованной не только детьми, но и учителями школы, и магазина, как бы и не требовалась. Да и, что с не далекого-то из села Култушного им сбегать в магазин в соседнее село Тиличики, час хорошего хода для молодого и еще юного гонца не расстояние вовсе. Важно, чтобы у него были деньги. А если нет денег можно, зайчика, вынуть из петли и затем продать его, а то и шкуру лисы огневки поменять здесь в Тиличиках на бутылочку водки. А то, что обмен такой совсем он не эквивалентный, а то, что и собственные внутриклеточные ферменты в виде алкогольдегидрогеназы у них почти во всех не настроены эту привозную водочку переварить, как следует не могут, это уже отдельный разговор может быть для умудренных и убеленных сединами ученых… Так как внутри них только это неизбывное желание выпить и еще утром бы затем им бы опохмелиться… Так не одни же мухоморы, да и почему-то этой осенью маловато их собрали, а старики не хотят делиться с молодежью своими, на длинную зиму припасами…
___
Бесплатный фрагмент закончился.
Начислим
+4
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе