Читать книгу: «Приключения администратора ПОПя», страница 2

– А как же. Я же убираю везде, кроме склада.

– Вы как Распутин.

– Что ты имеешь в виду?

– Григорий Иванович имел должность «зажигатель царских лампад» и тоже мог зайти куда хотел.

– Ну да, я тоже вроде того… и директор меня слушал.

Уборщица включила свет в помещениях и протокольно зазудела.

– Записывай: «Телевизор – одна штука, музыкальный центр – одна штука, набор посуды на четырёх человек…»

Я заполнил таблицу почти на целый лист.

– Простыни, тапочки и противозачаточные средства не забудь, – в конце напомнила она, – это самый расходный материал. Прошлый директор чаще всего за них штрафовал.

Мы опять вышли в дискотечный зал.

– Здесь записывать что-то будешь? – поинтересовалась уборщица.

«Тридцать столов, – в уме посчитал я, – сто шестьдесят стульев. Кто их утащит, а вот вазочки с цветами, комплекты специй запишу». На стенах висели картины и украшения, под потолком музыкальные колонки и осветительные приборы. «На это имущество пусть подготовит список арт-директор, – решил я».

– В баре и гардеробе тоже моете, Тамара Ивановна?

– А как же.

– Тогда открывайте, посмотрим, что там делается.

Гардероб был довольно просторным и устроен так, что посетители могли видеть только лицевую его часть, а то, что происходило в недрах этой виселицы, за перегородкой, не догадывался никто.

– Номерки часто находите? – показал он уборщице на пустые крючки.

– Да где там. В основном уносят. Паша, Павел Константинович, то есть, гардеробщик наш, постоянно ругается, чтобы охрана за этим смотрела. Да куда там. Они только деньги с потеряшек снимают и все. Номерок – триста рублей. Им даже выгодно, чтобы они их теряли.

– Понятно.

Я пометил этот вопрос в блокноте.

– А здесь что? – я ткнул пальцем в вытертую от старости лакированную тумбочку, возле которой стояло два стула.

Тамара Ивановна сразу засмущалась, пытаясь оттеснить меня от неё.

– Паша тут личные вещи хранит, без него не имеем право….

– Тамара Ивановна личные вещи хранят дома, а здесь ПОПя всё-таки, открывайте.

Она нехотя приоткрыла дверцу. В тумбочке стояла не допитая бутылка «Путинки», две стопки и на блюдце уже подсохший бутерброд с колбасой и сыром. В самом углу виднелась на половину пустая банка томатов в собственном соку.

– Одна стопка я догадываюсь чья, а вот вторая не знаете для кого? – поинтересовался я.

– Так мы после работы, разве нельзя? Я одинокая и Паша жену год назад похоронил. А где ещё пообщаться можно? Дома у меня внуки и он с дочкой живёт, а здесь и потанцевать можно.

– Тамара Ивановна, – поднял я руки к верху. – Здесь работа, а не танцплощадка, а если мы все тут танцами займёмся, а потом сексом?..

– Кстати хорошая мысль. Мы давно уже на праздники не собирались, так может, ваше назначение и отметим. Ты то, не женатый? – подмигнула она.

– Да какое это имеет значение. Я вам про распитие спиртных напитков на производстве, а вы мне про коллективную пьянку.

– Так разве у нас производство? Мы же не завод, детальку не испортим.

– Не завод и не фабрика – это точно, но производство и производим еду и развлечения, так что пить тоже нельзя.

– Напрасно ты так сынок. У нас и официантки – ух, какие имеются, тебе понравятся. Так как, коллектив можно оповестить?

– Тамара Ивановна сейчас не до этого, честное слово, но я подумаю.

– Подумай, подумай милый. А то людей и потерять запросто можно. Как один производить свои развлечения будешь?

– Подумаю, обязательно подумаю, – пошёл я на попятную. – Пойдемте, бар посмотрим.

Тамара Ивановна, как мне показалась, с облегчением вышла из гардероба и завозилась с замком на двери бара.

– Вообще-то я отказывалась от этого ключа. Материальные ценности тут у них большие. Видишь, как специально открывать не хочет, но Валерка настоял. Некогда, говорит мне тут шваброй махать, да, и не положено. Вот я и мою.

На полках стоял разномастный алкоголь и безалкогольные напитки. Было сразу видно, что тот, кто его расставлял, понимал в этом толк и знал в совершенстве, что такое пересортица.

Я открыл ящики под стеклянными полками. Бардак был неимоверный. Работая три года барменом, я уже разбирался кое в чём и точно знал, что, такого как здесь, быть точно не должно. Я вывалил на пол старую истоптанную обувь, почти пустые липкие бутылки из-под сиропа и не известного мне алкоголя, битые мерники, набор коктейльных трубочек и шпажек и попросил уборщицу до прихода работников ничего не убирать.

– А что Валерка скажет? – недоумевала Тамара Ивановна. – Меня во всём обвинит и уволится.

– Не уволится. Судя по тому, что я вижу, ему тут очень даже неплохо трудиться. Он точно не в накладе, и мы с ним об этом поговорим, когда появится на смене. А у нас с вами сейчас другая задача. Нам надо всё оприходовать. Вот, что здесь должно быть кроме барного оборудования и посуды? Не знаете? И я не знаю, потому что описи нет или журнала, где всё имущество перечислено. А то, что мы видим, то и запишем, диктуйте….

Мы обошли ещё несколько помещений. Я заполнил несколько листов описи имущества и увидел, как потускнели глаза Тамары Ивановны, как тяжело ей стало передвигать ноги. «Старческий задор закончился», – понял я.

– Я вижу вы устали. Можете идти. В остальном сам управлюсь. К тому же остались только кухня и склад, от которых у вас всё равно ключей нет.

– Спасибо и на этом, – с облегчением вздохнула она, – только на кухню вы без Иваныча не попадёте. Ключи только у него.

– Не понял, а почему так?

– У него там помимо работы настоящий бабслей каждый вечер происходит, поэтому ключи он никому не даёт, а вдруг застукают.

– Так…, а бабслей, это что такое?

Уборщица хитро улыбнулась.

– Молодой ещё, не знаешь. Бабслей, это когда он каждый вечер баб к себе на кухню таскает и на морозильной камере, как на ледяной горке шпилит, вот тебе и весь бабслей.

– Да, весело здесь у вас. Что ж дождусь повара, а вы можете идти домой, если закончили и спасибо вам большое.

Тамара Ивановна отправилась переодеваться в подсобку, и я решил передохнуть и заодно пообедать в рюмочной.

На этот раз я вошёл в мутную топь дешёвых развлечений не через обычный вход, а через дверь, разъединяющую её с банкетным залом. Быть преграды здесь, конечно, не должно, но как я узнал позже – настояли пожарники.

– Оборудовать второй эвакуационный, – и всё тут. Вот и прорубили.

На смене была всё та же блондинка Татьяна. Она с удивлением посмотрела на меня и вначале хотела сказать что-то резкое обидное, но вспомнив информацию, которую до неё довёл Петруша, ласково улыбнулась и зазвенела как колокольчик.

– Вы наш новый администратор?.. А я и не думала, что такой молодой и красивый может занять такую высокую должность.

Я, конечно, обычный человек и мне, как и любому другому, обходительность Татьяны очень понравилась. Да и формы она имела высший класс, но я был на работе, поэтому стараясь не смотреть ей в глаза, чтобы скрыть истинные чувства, как можно равнодушней спросил: «Где у вас можно пообедать?»

– Пожалуйста, здесь удобнее всего, возле окна, – забегала она. – Вам меню принести, или присоветовать что. Аллочка только солянку сварила, и рыбка жареная есть – треска с пюрешкой. И может выпить чего, только новую флягу «Невского» подключила.

От слов Татьяны у меня приятно заурчало в животе.

– Мне все, что вы сказали, только вместо пива компот или кисель.

– Киселей не держим, но есть напиток «Лимонный», будете?

– Несите… и меню. Я на цены посмотрю.

Татьяна повернулась, и амплитудно завиляв задней частью своей прекрасной фигуры, отправилась на кухню, чтобы передать заказ. Через секунду из двери вынырнуло круглое женское личико с колпаком на голове, чему-то улыбнулось и скрылось обратно, а через три минуты Татьяна торжественно вынесла поднос с моим заказом.

– Вы так быстро всех обслуживаете?

– Но вы ведь не все, – возразила она и, выгнув, как кошка спину, гордо неся голову, поплыла в бар за меню.

– Изучайте, – положила она тяжёлую, обшитую тёмным бархатом папку на стол.

Есть действительно хотелось. Я размешал в тарелке сметану и, придавив лимон, чтобы он выпустил сок, попробовал блюдо. «Вкусно, – подумал я, – но на работе нужно не просто со вкусом проглотить эту солянку, но и оценить её качество». Съев половину порции, я набрал ложкой гущу и выложил на тарелку. Заглянул в меню. «Солянка сборная – 400г. – 120руб.» «Что ж посмотрим, из чего её собирали: «колбаса п/к, колбаса т/к, говядина». Говядины не вижу. Так, что там ещё принесли – рыбу. Я ковырнул вилкой и проглотил небольшой кусок – вкусно. Попробовал пюре – тоже достойно, ни молока, ни масла не пожалели».

Из двери кухни опять появился колпак с головой.

– Что-то не так? – заискивающе улыбаясь, поинтересовалась повариха.

– Подойдите ко мне, – попросил я.

Повар вынырнула из-за двери целиком. Это была довольно упитанная невысокая девушка с розовыми щеками, добрым взглядом и круглым лицом.

– Садитесь, – попросил я.

Она послушно присела рядом на стул, а лицо её мгновенно налилось краской.

– Не вкусно? – ещё раз спросила она.

– Вкусно, особенно рыба с картошкой, а вот в солянке говядины я не нашёл.

– Может, не попалась. Я из общей кастрюли накладывала.

– Может и не попалась. А сколько её должно быть в порции?

Цвет лица Аллы из красного превратился в бордовый.

– Вы что ж думаете, что я ворую?

– Да нет. Я спрашиваю, сколько должно быть говядины в этой тарелке?

Алла упорно молчала.

– Может, у буфетчицы спросим, она ведь её продаёт?

Я позвал Татьяну.

– Вы не подскажете, из чего собрана солянка и сколько в ней, должно быть говядины?

– Как не знать. Из чего повар собрала из того и состоит, главное, что вкусная или вам не понравилась?

– А вы её пробовали?

– Я мясо не ем, но у клиентов нареканий не было.

– Хорошо, спрошу по-другому, – начал злиться я. – Вы знаете, что такое бракеражный журнал? Хоть раз его видели?

– Мне на прошлой работе Сидоровна показывала, – подала голос повариха. – Туда записывается, что и когда приготовили.

– И ещё, ставится оценка блюду и даётся разрешение на его выдачу, – уточнил я. – А вы что-нибудь из этого перечня сделали?

– Так у нас это никто не требовал, да и журнала такого нет.

– А кто-нибудь вас хоть раз перед началом рабочего дня осматривал?

– Так Петруша систематически не только осматривает, но и в баню зовёт, но мы жёны верные, – усмехнулась Татьяна. – Хотя если бы настоящий мужчина пригласил, так муженька можно было и подвинуть, – опять хихикнула она и выразительно посмотрела на меня.

– Понятно, значит, вы не знаете, что предлагаете клиентам, а полностью полагаетесь на вкус повара.

– Полагаюсь, – согласилась Татьяна. – Аллочка ещё ни разу не подводила.

– Ну что ж раз Аллочка надёжная давайте посмотрим, что у вас за буфетом делается.

Я встал и, не дожидаясь согласия Татьяны, зашёл за стойку. Внутри был порядок. Касса и кофемашина выглядели как новые. «Стекло» натёрто до блеска. В мойке чистота. Всё как бы на своих местах. Единственное, что мне бросилось в глаза – это ряд посуды: чашечек, ложечек, тарелочек, помеченных какими-то буквами.

– А это что такое? – удивился я.

– Так мы не возле метро и не в центре находимся, у нас проходящих клиентов нет, все свои. Вот я им посуду и подписала, чтобы знали, что их здесь помнят и ждут.

– Умно, – заметил я. – Молодец! А что у вас в графине налито? Почему алкоголь не закрыт пробкой?

– Да это так, – отставила его в сторону она.

– Не понял. Что здесь налито? – не отступал я.

– Чай, – наконец созналась она. – Когда клиенты просят выпить вместе с ними, я вместо коньяка себе чай наливаю.

– Что, всегда? – имея в виду то, что я недавно наблюдал лично, спросил я.

– Как правило, – засмущалась она.

– С клиентами пить нельзя. Так я не это хотел сказать. У вас заборный лист есть?

Татьяна с удивлением посмотрела на меня.

– Всё, что я получаю, в тетрадку записываю, а затем по чекам и по ней считаюсь.

– Заборный лист не для этого, – с разочарованием вздохнул я, понимая, что ни о каких правилах торговли и санитарных нормах здесь и не слышали. – Ладно, Татьяна, я всё понял, мне надо идти. Трудитесь пока, как можете, а об остальном потолкуем позже.

Рабочий день незаметно приближался к концу. Я обошёл ещё с десяток помещений, заполняя страницы блокнота, одновременно осознавая, что здесь не паханое поле для работы и всё это должен сделать я.

Молодость, оптимизм и запас внутренних сил не допускали и тени сомнения, что я с этим справлюсь и толкали к совершению трудовых подвигов на благо клуба и моего материального благополучия. В восемнадцать часов я представил записи директору, чем его очень удивил.

– У нас, что столько швабр?.. А зачем?..

Я понимал, что человек, занимающийся последние двадцать лет наукой и педагогикой далёк от осознания этой реальной действительности и хотел ему объяснить для чего их так много, но не стал, а просто твёрдо посмотрел ему в глаза и сказал: «Поверьте, это очень важно. Так надо». Он поверил, похвалил мои наклонности к скупердяйству и поинтересовался, познакомился ли я с персоналом. Я сказал, что частично.

– Вот вам и задание на следующую наделю, – он сделал лицо серьёзным. – Мы должны знать с кем работаем. Знакомьтесь, тестируйте и как будете готовы, встретимся вновь. До скорой встречи любезный!»

Глава 3. Иваныч

На каждом предприятии есть те, без которых не обойтись. Общепит производит еду, соответственно главным, незаменимым специалистом на таком предприятии помимо руководства является повар. Конечно, уровень знаний и подготовки у работников кухни бывает разным. Есть шеф-повара, просто повара, есть их помощники, Иваныча считали недосягаемым, лучшим поваром. Его уху по-норвежски, стейки из акульего мяса приезжали кушать с другого конца города. А за изворотливость, гибкий ум, неформальные отношения с директором нарекли серым кардиналом клуба. Кого-то он подсадил на халявное мясо по-французски, кому-то помогал зарабатывать деньги, а кого-то просто удовлетворял духовно и физически, ненавязчиво влияя на принимаемые решения на предприятии. Поскольку вы уже поняли, что Алексей Иванович Горохов персонал неординарный, то и разговор о нём пойдёт отдельный.

В десятом выпускном Иваныч был просто Лёшкой и отличался от остального только тем, что был самым длинным и худым среди одноклассников. Учился – посредственно, спортом не занимался. Хотя, на мой взгляд, проще указать к чему он стремился, чем зачитывать продолжительный список того, где он не.… Так вот, стремился он иметь много денег, модных вещей и красивых девушек. «Да, основа всего деньги, – думал он, – но где их взять, когда в семье каждая копейка на счету. Нет отца, а мать и так рвётся, что есть силы, чтобы не голодали, и было не хуже, чем у других. Толи дело сосед с третьего этажа, – завидовал он. – Не только денег тьма тьмущая, да ещё и весь мир повидал, а всего-то старпом на торговом судне. Интересно, а что надо сделать, чтобы стать таким? – однажды задумался Лёшка. – Спрошу, может, расскажет».

Семён Северьянович в плавания уходил надолго, а соответственно дома появлялся редко, но, однажды, обычным летним вечером, он неожиданно вышел из подъезда, чтобы после любовного рандеву посадить даму приятной наружности в такси.

– Дядя Семён, – позвал его Лёшка, когда машина отъехала, – можно с вами поговорить.

– А, сосед, – узнал он. – Что ты хотел?

– Я хочу стать моряком, не расскажите, как? – без обиняков спросил он.

– Семён Северьянович с удивлением взглянул на неказистого юношу, хмыкнул, посмотрел на часы, видимо, давая понять, что каждая минута его аудиенции дорогого стоит, и немного посомневавшись, согласился: «Ну, хорошо пойдём, потолкуем».

Они поднялись в квартиру на третьем этаже. Хозяин включил свет и подтолкнул соседа вперёд. Алексей несмело вошёл в комнату и осмотрелся. Таких вещей он не видел никогда. На стенах висели огромные фотографии неизвестных городов и стран, карты морей и океанов; на полках серванта и комоде пылились миниатюрные фигурки неведомых животных и фантастические предметы.

– Что это? – не переставая спрашивал Лёшка, а Семён Северьянович не торопливо рассказывал из какой страны или континента он привёз очередной сувенир.

Затем он как будто, между прочим, включил новенький кассетник, распаковал новенький джинсовый костюм.

Алексей был в восторге. Вот это да! Вот о какой жизни он мечтал. И все дальние страны перед тобой, и деньги и прикид что надо и девушки.

– Так как стать моряком? – как будто выведывая страшную тайну, настойчиво спросил он.

– Всё просто. Поступить в мореходку, желательно на отлично закончить её и весь мир перед тобой. Важно хорошо знать математику, физику, желательно один из иностранных языков, – улыбнулся старпом, подозревая, что эти высоты для соседа не достижимы.

И, действительно, на этой фразе, пелена приятного дурмана сползла с глаз Лёшки. Отлично знать математику и физику, а тем более иностранный язык, было сверх его возможностей.

– Ладно, спасибо, я подумаю, дядя Семён, – тоскливо сообщил он и попрощался с моряком.

В этом году Алексей окончил школу, но поступать в мореходку было уже поздно. В Армию его не взяли.

– В сапогах ходить не сможешь из-за плоскостопия, – сделали заключение на медкомиссии и Лешка, немного погоревав, что не получится одеть военную форму и вдоволь наестся солдатской каши, устроился в заводскую столовую разнорабочем, находящуюся в двух кварталах от дома. Мойка котлов и сороковок, чистка овощей и уборка мусора были основной обязанностью длинного как каланча и худого как стропила начинающего работника. Было трудно, но он справлялся. Несколько раз его просили помочь на кухне порубить или отбить мясо, почистить рыбу, и Алексей это делал с удовольствием. Его заметил шеф-повар Хоттабыч, низкорослый юркий старичок с козлиной бородкой и несколько раз брал помощником.

Лёшка умел и любил кашеварить с детства. Сварить простенький суп, пожарить рыбу, приготовить фарш на котлеты – для него не проблема, но дома надо было готовить на двоих – троих, а здесь на сто, двести человек, а это не так просто. Не доложил в бульон свеклы и у тебя вместо борща щи, переложил в кастрюлю крупы и вместо супа каша. А чего стоило почистить на сто человек судака или окуня, а Лёша героически, со слезами на глазах, чистил. Помимо кулинарного искусства шеф учил и другой науке – как из ничего сделать что-то. Или сделать так, чтобы все были сыты и довольны и самому продукты домой не покупать. Николая Николаевича и прозвали Хоттабычем не за козлиную бородку, а именно за это умение.

Алексей продолжал оттачивать мастерство.

– Шеф, а как вы знаете, сколько чего надо добавлять?

– Так есть сборник рецептур, по нему составлены технологические карты. Смотри в них и не ошибёшься.

– А почему вы не смотрите?

Хоттабыч на мгновение задумался.

– Я?.. Так я ведь повар. По запаху, по вкусу, по цвету всё понимаю. Мне это ни к чему.

– А остальные тогда кто?

– Ну, как тебе сказать. Кем можно назвать певца без голоса, музыканта, без слуха, сочинителя без воображения? Я бы их назвал работниками «кухни», только у каждого она своя.

– Понятно, – Лёшка почесал затылок. – А вы меня научите?

– Учись, я, не против.

Алексей постигал таинства кухни почти год. Весной он уже мог самостоятельно накормить и сто, и двести человек, при этом, не забывая обеспечить продуктами свою семью.

Семёна Северьяновича в очередной раз он встретил в июле.

– Так что в мореходку-то поступаешь или передумал? – поинтересовался он.

– Не могу я осилить иностранные языки, – признался Лёшка, – да и некогда сейчас, работы много.

– И чем же ты занят?

– Поваром становлюсь, – гордо похвастался он.

– Это хорошо, что ты любимое дело нашёл, но неужто не тянет другие страны посмотреть, других людей повидать?

– Тянет, но как?

Северьяныч хитро улыбнулся.

– Так на корабле не только старпомы нужны, но и повара тоже. Хочешь, поговорю с нашим коком. Посмотрит на тебя, если подойдёшь, возьмёт в помощники.

– Конечно! – обрадовался юноша.

Лёшка первый раз в жизни видел корабль вблизи. «Вот это махина, – первое, о чём подумал он, а второе – почему здесь такие низкие потолки?» На камбузе его встретил Петрович – главный кок судна.

– Что умеешь? – поинтересовался он.

– Всё, что скажите.

– Это хорошо, что не горделивый. Где трудился раньше?

– В столовке. Сам по сто человек кормил, – похвастался поварёнок.

– Это тоже хорошо. У нас предстоит недельный поход. Пойдёшь?

– Если возьмете…

– Вот и хорошо. Там всё и проверим. Справишься – определю на постоянку. Завтра в десять утра отходим, не опаздывай. Да, и тёплые вещи возьми, на север пойдём.

Алексей не спал почти всю ночь. Он несколько раз собирал и разбирал старый чемодан, найденный на антресолях. Долго ворочался с открытыми глазами в скрипучей железной кровати и представлял себя то в белой поварской одежде, выдающим обед, то, как его хвалит капитан и обещает взять в следующее плавание главным коком, а когда, наконец, уснул, то тщеславная улыбка до утра не сходила с его губ.

Алексей не опоздал. Поход начался. К концу первого рабочего дня бравая улыбка на его устах пропала. Всё было не привычно. Чтобы приготовить, казалось давно известное простое блюдо, приходилось затрачивать гораздо больше усилий, чем обычно и то, что у него выходило из-под ножа и закипало в кастрюлях, было совсем не такого вкуса, как он ожидал.

– Почему? – смотрел он на кока.

– К концу похода поймёшь, – отвечал Петрович, – а если нет, то извини, подвинься.

Поварёнок очень старался. Для окончательной проверки Петрович поручил приготовить прощальный обед и Лёха не подкачал. Команда осталась довольной, а значит, впереди ждали новые плавания и заоблачные вершины профессионального мастерства.

Прошло несколько лет. Алексей Иванович пробороздил не один океан, приготовил не одну тонну борща и макарон. Появился кассетный магнитофон и джинсовый костюм и стать бы ему главным коком и спокойно наматывать морские мили до старости лет, если бы не один случай, который изменил всё.

Поход был в далёкую Австралию. Алексея взяли вторым коком. Сухогруз обогнул Европу, протиснулся через Суэцкий канал и на всех парах подошёл к Сингапуру. Слава о городе-государстве манила и завораживала. Измотанная жарой и бездельем команда жаждала сойти на берег. Изнемогал от тоски и Иваныч.

– Там, на берегу надо быть осторожным, – инструктировал его бывалый матрос. – Жвачку употреблять нельзя, сигареты должны быть только в открытой пачке. Ещё нельзя бузить: штраф большой. Если выпил, то отдыхай потихоньку. А девочки там…, что надо. Со всей Азии красавиц встретить можно. В городе есть светское место Орчэн-Роуд – там, в ресторане, за десять баксов кого хочешь, снимешь.

– Так, где их взять, баксы эти? – растерянно улыбнулся кок. – У меня кроме рублей нет ничего.

– Ну, тогда лучше в ботанический сад сходить или на рынок Лау Па, там вход бесплатный, – посоветовал матрос и скрылся из вида.

Иваныч сошёл на берег, прихватив с собой вместо долларов, предусмотрительно припасённые позолоченные часики, которые повесил на цепочку как медальон. Свободного времени было предостаточно, и вначале он прошвырнулся по центру, а затем, изрядно вспотев и замотавшись, отправился на рынок. Лау Па был похож на лабиринт, состоящий из бесконечных торговых лавочек и зазывал, и работал двадцать четыре часа в сутки. Часики удалось продать за пятьдесят долларов какому-то китайцу, и для Алексея это было состоянием. На вырученную сумму он мог купить всё, о чём так долго мечтал. А мечтал он – хорошенько выпить, вкусно поесть и облагодетельствовать местную жрицу любви, а после выпитой бутылки рома понял, что лучше двух. Так и получилось. Иваныч окончательно разомлев от счастья, открыл глаза, когда до отплытия сухогруза оставалось полчаса. Впопыхах он успел одеть только брюки и ринулся вперёд. Длинная сухощавая босая нога кока вступила на борт, когда пароход уже давал прощальный гудок.

– Ты, где был? – теребя фуражку в потных руках, завыл Семён Северьянович.

– В ботаническом саду…, – не задумываясь, соврал кок.

– Ещё немного и ты бы остался на берегу, а это ЧП для команды и нашей партийной организации. Ты знаешь, что за это бывает?..

Старпом посмотрел в глаза протеже, пытаясь увидеть раскаяние, но, почувствовав страшный перегар от неизвестной смеси алкоголя, отодвинулся в сторону:

– За это бывает расформирование команды, а этого тебе никто не простит. До Сиднея посидишь в каюте, а дальше посмотрим, что с тобой делать.

Алексей принял решение старпома с удовольствием. «Хоть высплюсь». Однако к вечеру от удовольствия и след простыл. У него неожиданно поднялась температура, появились боли в мышцах и позвоночнике. Несколько раз вырвало.

– Не знаю, что и думать, – растерянно признался доктор, проводя осмотр больного. – Похоже на лихорадку, но какую?.. Посмотрим, что будет завтра, а сейчас обильное питьё и парацетамол. И изолировать его надо, а то не дай бог ещё кто-то эту гадость подцепит.

У Алексея пытались узнать, где был и что делал, чтобы сузить рамки диагностики и даже в глубине души догадывались, в каком бедламе он провёл время, но тот твёрдо стоял на своём: «Всё время в одиночестве любовался красотами ботанического сада».

– Может мартышку, какую погладил или на слоне покатался? – пытали его.

Но товарищ Горохов был не преступен: «Один был. Ни с кем не общался».

Через сутки ему стало ещё хуже. Появилась сыпь, воспалились лимфоузлы. На половом члене открылись гнойные язвы.

– Шанкроид и лихорадка «Денге». Ну тебя и угораздило! – наконец поставил диагноз опытный доктор. – Без защитной одежды и заходить страшно.

После очередного осмотра больного судовой врач и старпом уединились на секретное совещание.

– Что делать будем Самуил Аркадьевич? – вытирая холодный пот, задумался вконец расстроенный старпом. – Если капитан или гебист узнают, чем заболел кок – мне хона. А если слух дойдёт до пароходства – расформируют команду к чёртовой матери. Ты знаешь, как там к таким сюрпризам относятся. «Моральный облик…, и так далее».

– Так ты, что предлагаешь Северьяныч?

– Предлагаю сделать так, чтобы никто кроме нас не узнал про приключения Горохова.

Доктор ненадолго задумался и криво улыбнулся.

– И как ты себе это представляешь? В Сиднее мы будем завтра. Перезагрузимся и через три дня обратно в путь и ещё три месяца идти до дома. Вылечить шанкроид за это время можно, а вот лихорадку, да ещё на корабле, вряд ли. Могут быть осложнения или вообще помрёт. Нужен стационар и специфический набор препаратов, которых у нас нет. Да и где мы будем его прятать?.. Это невозможно! При всём моём уважении к тебе товарищ старший помощник капитана ничем помочь не могу.

Теперь задумался Семён Северьянович.

– Понимаешь – это я его в пароходство привёл. С меня и спрос будет. А мне очень не хочется из-за этого обалдуя уходить на берег. Послушай! – вдруг пришла неожиданная мысль к старпому. – А если мы его здесь, в Сиднее оставим. Устроим куда-то на лечение. Я заплачу, и пусть себе выздоравливает. А потом на попутном судне домой сам доберётся.

– А как мы объясним его исчезновение?

– Ну, не знаю… – пропал, исчез, заболел, ещё как-нибудь.

– Не убедительно всё это, – почесал затылок доктор. – Спросят: «Почему не искали? А мы, что?»

– Так мы и будем искать всей командой, только не там, где надо. И местную полицию для убедительности подключим. Соглашайся Самуил Аркадьевич, я в долгу не останусь. Вернёмся – рассчитаюсь. Я знаю, ты на «Волгу» копишь – так добавлю.

– О-хо-хо! – тяжело вздохнул доктор. – Чувствую, втянешь ты меня Северьяныч в неприятности. Ну да ладно, деньги действительно нужны.

– Не волнуйся, – ещё раз заверил старпом, – я про этого лоботряса всё знаю. Он мой сосед. Не женат. Живёт один. Мать умерла два года назад от рака. Про него никто и не спросит и искать не будет.

– Ладно, по рукам, – наконец согласился доктор, – только обо всём ты с ним сам договаривайся.

Но договариваться не пришлось. Алексей был в бреду и с трудом понимал, что с ним происходит.

Старпом потратил два дня, чтобы определить кока. В больнице лечить оказалось дорого и опасно (могла заинтересоваться полиция), поэтому пришлось воспользоваться услугами подпольного лекаря, который и брал, не дорого и обещал молчать, если ему ещё немного доплатят. С корабля заговорщики вывезли Алексея ночью. Прощаясь, Северьяныч хотел спросить у эскулапа, когда можно ждать выздоровления больного, но потом передумал заострять на этом внимание, в душе надеясь, что тот всё-таки помрёт.

Однако Горохов Алексей Иванович или Cornstalk (Дылда), как его прозвали местные, не помер, а через три месяца встал на ноги. Неизвестно кого за это надо было благодарить – или лекаря, или крепкое здоровье Алексея, но то, что он выжил, был неоспоримый факт. Фактом являлось также то, что бывший кок оказался в чужой стране без документов и средств к существованию.

– Прощай! – пожал ему руку грек Александр (попавший в Австралию неизвестно, как и когда), выхаживающий его эти месяцы. – Живи, если сможешь!

Алексей так и не узнал, как он оказался у лекаря и где его товарищи и корабль. Он остался перед неизвестным миром один на один. Чтобы заработать на еду, Иванович устроился грузчиком в порту и вначале все его мысли были направлены на то – как вернуться домой, но корабли с Родины в Сидней заходили крайне редко. А когда он видел их у причала, то подходил к сходням, и каждый раз пытался объяснить, кто он и как сюда попал. Внешне он был похож на бездомного аборигена и ему никто не верил и не слушал, а только изредка угощали кое-какой едой. А затем корабли с красным флагом перестали появляться совсем. Горохов не знал, что СССР больше нет и Пароходства с его личным делом тоже, и что его давно уже вычеркнули из списка живых, никто не ждёт и не помнит. Тогда он стал просто работать. Работать, чтобы выжить, не понимая, что с ним будет дальше. Теряя духовные силы, он часто уходил в запой, а когда трезвел, приходил на берег океана и смотрел вдаль, думая, что, как и тяжёлое красное солнце, его жизнь опускается на дно. Так прошли долгие одиннадцать лет.

Последние годы Дылда работал по специальности – поваром и уже не задумывался о возращении на Родину, но однажды произошло событие, которое всё изменило в его жизни в очередной раз.

Ему хорошо удавались блюда из рыбы на барбекю и фирменные пельмени из кенгурятины. Обедать приходили не только работники порта, но и команды моряков стоящих на приколе кораблей. Хозяин кафе китаец Ли, не мог нарадоваться. Но однажды произошло ЧП. На берегу смертельно отравился матрос с английского корвета. Конкуренты показали в сторону кафе китайца.

– Там, он обедал.

Ли позвал Дылду и завёл трудный тягучий разговор.