Читать книгу: «Взрослеть – так взрослеть», страница 8

Откровения Кадабракина

Ничего в личной жизни Абрана так и не менялась. По всем направлениям маячили сплошные неурядицы и тупики. Дойдёшь до одного и тут же возвращаешься назад и только для того, чтобы упереться в новый, в очередной. И нет такому движению конца и края.

Конечно, очень смело и решительно обнажённые дамы, «весёлые картинки», радовали глаз Абрана. Проще говоря, они для хотящего, но не могущего входить в гормональный интим с существами противоположного пола, и есть самый настоящий земной рай. Кадабракин всегда хотел и мог, но ничего доброго не складывалось в его отношениях с дамами.

Молодой и физически развитый Кадабракин очень желал засунуть своё увесистое «волосатое хозяйство» и ни куда-нибудь, а в то место, которое ожидает такого вторжения и никогда не посчитает его внезапным и необязательным.

Ведь «штырь» у него вставал очень часто и упорно и стремительно, даже на раскрытую консервную банку с килькой. Особенно остро реагировал он, когда рыбёшки были в томатном соусе. Такое вот образно-ассоциативное мышление, и ничего с этим не поделаешь.

Довольно часто он, уткнувшись своими большими глазами и гладко выбритым лицом в картинки, повсюду развешанные, с лохматыми штучками, различных калибров, форм и глубин, с небывалым воодушевлением занимался… опять же, надо сказать, по-научному, онанизмом. Производил он такие действия даже с большим азартом, чем упражнялся с двухпудовыми гирями.

В момент экстаза и наивысшей точки напряжения из квадратной дыры огромного оранжево-фиолетовой отверстия его «пушки» сперматозоиды летели, как обычно, стремительно и прицельно. Но порой они обильно орошали и его широкие ладони.

Но самое страшное заключалось в том, что при этом Абран абсолютно серьёзно, без всякого дешёвого позёрства, считал себя убийцей. А при таком устойчивом, пусть ошибочном, мнении никак нельзя принимать своё собственное существование за рай земной. Чувство постоянной вины, как правило, успешно добивает даже самого стойкого.

За парой бутылок коньяка однажды он с грустью сказал своему другу:

– Я, Филик, получается, блин, убийца… злой и жестокий киллер.

Дубоглазов, уже успевший по ранней молодости отмотать один срок за разбойное нападение, вздрогнул, икнув, и с ужасом в мутных глазах, поинтересовался:

– А что, у тебя случалась… «мокруха»? Сам вываливай… обо всём. Я молчу, толкать ногой пенёк! Въезжаешь? Я от тебя ничего не слышал. Я – могила, как всегда. Такой вот и буду, как жабу проглотил. Понял? Обоснуй свой базар!

На какой-то момент юный Кадабракин задумался. Вероятно, решал, стоит ли об этом рассказывать даже лучшему другу. Что касается Филика, то он всё понимал, поэтому терпеливо ждал. Пусть Абран сам решает, стоит ли исповедоваться.

Но Кадабракин, всё же, решил поведать свою тайну приятелю, в принципе, другу детства и заодно и юности:

– Порой, понимаешь, трахаться хочу, как муравей с соломинкой. Там мне хочется совокупляться, аж зубы шатаются, особенно, передние. Я вот, такое дело, прямо иногда в кулак сперму и сливаю… Вот такая жизнь жестокая и поганая.

– И что ж, такого тут жуткого, ломать помятый грузовик? – изумился Филя, закусывая очередную порцию водки паюсной икрой посредством огромной деревянной ложки. – Все так обычно делают, когда скучно и в доме нет подходящего материала для… полового соития. Каждый… э-э… возбуждает себя так, как хочет. Ты мне прокукарекай, чем дело-то твоё «мокрое» закончилось.

– Как всегда, и закончилось, – пьяно, плача, признался Абран, – я их, блин, этих спермиков своих собираю в ладонь и с размаху – и об пол! Соображаешь, Филёк? Страшная, жестокая картина… А там, понимаешь, в кулаке у меня – миллионы будущих ребятишек. Я вот их всех насмерть, жестоко… Прямо об пол. Как я несчастен и… жесток!

От такого откровения Филимоша чуть было ни подавился, едва ни захлебнулся солидной порцией коньяка из хрустального стакана. Того самого французского конька «Камю», разлитого, без сомнения, по бутылкам нелегально или, якобы, легально где-нибудь поблизости, в какой-нибудь деревне Ермохино. Когда же его друг Абранчик повзрослеет?

Открыв от безумного удивления свой слюнявый рот, Филимон, в буквальном смысле слова, еле сдержался, чтобы громко и отрывисто не засмеяться. Ведь ему нельзя. Стоматологи не рекомендовали, вставные зубы могут выпасть.

– Я, как понял, Аркаша, крошить обтруханный диван, – успокоившись и наливая себе ещё немного коньяка в стакан, глубокомысленно изрёк Дубоглазов, – как я догадался, въехал, вник в такую тему, ты, Абран, на самом деле, с «тёлками» пока ещё по-настоящему ничего не имел. Это, я выражаю своё мнение по-культурному.

– А если и так, и что же? – Абран широко открыл глаза. – Разве я в этом виноват?

– Но ты ведь понимаешь, чудило, они ведь все сношаться, сливаться по-половому образу и подобию хотят. Все, без исключения! Их кудрявые «гнёзда», различных… национальностей и возрастов, при возможности и случае, возьмут в себя, примут… банан любого калибра и моторности.

– Ну? И что?

– Что «ну»? Баранки гну! – Филимон дружески подмигнул. – Будем поправлять дело. Сегодня мы не совсем в форме, сто карандашей тебе в рот и якорь в задницу! А завтра я притащу сюда тебе и себе ровно две «фанеры»… на двух ногах. Можешь склеивать сразу обоих. Не обижусь. Мне они давно без интереса. А красивые, твари!

– Не знаю я, как шествует богиня, но милая шагает по земле, – мечтательно и пьяно словами Шекспира выразился Абран, потом, икнув, ни к селу – ни к городу, пробормотал. – Белеет парус одинокий…

– Вот именно, белеет, – с весёлой оживлённостью и даже, привстав с кресла, с блеском в мутнейших буркалах, философски заметил Филик, – все задницы белеют, иногда даже есть и такие, которые чёрные, но тоже… белеют, лизать мой пустой стакан! А мы с тобой, Абранчик, полгорода перетопчем. Как говорят учёные шибко люди, тут пространство вокруг… непротраханное.

С этими словами он рухнул под самое основание шикарного венского кресла, судорожно обливая себя сначала мочой, потом – блевотиной.

Что же поделать, если иногда Филимон Александрович перепивает. Случается.

– Как я хочу секса, – умильно пробормотал Абран, упав кучеряво-каштановой головой в салат из креветок. – Но больше всего я хочу полюбить… милую… свою единственную… Машеньку. Ведь не зря же она мне на лицо…

Он тоже уснул и, понятное дело, грезились ему, определённо, только голые задницы и… передницы, ибо при его верхнем образовании, частично и купленном за не очень малые «бабки», на большее у него фантазии не наскреблось… даже в его лучистых молодёжных грёзах. Но, в основном, мерещились ему голые ягодицы славной Машеньки.

Но поспали они недолго, около часа. Проснулись, привели себя в порядок. Господин Дубоглазов сбегал в магазин за водкой. Много покупать не стал. Три штуки для субботнего дня достаточно. Разговор их продолжился.

– Ты плохо отзываешься о женщинах, Филик, – сказал Абран. – Я обижусь на тебя за это. Они же – хорошие, принцессы, а не суки. Я их всех люблю, хочу и мысленно… имею! Такое может или не может быть?

– Всё возможно, Абранчик. Я, к примеру, мысленно имею всю это мерзкую окружающую действительность.

– Давай поговорим о прекрасном!

– Да я всегда, пожалуйста.

– Я беседу с тобой о чистоте и прекрасных помыслах и порывах почти всех женщин мира.

– Не гаси меня окончательно, Кадабракин! Про какие ты там порывы лепечешь? После своей бурной, сексуальной ночи почти любая из них всегда будет строить из себя девственницу, цельную, и даже сам ты перестанешь верить в то, что ещё вчера отбарабанил её по полной программе и что такое ангельское существо может с кем-то и где-то по-тихому совокупляться.

Дубоглазов очень внимательно посмотрел в глаза другу. Он всё никак не мог понять, с какого Марса или Венеры прилётел на грешную Землю его единственный, но непутёвый друг Абран. А сейчас Кадабракин порол такую несусветную чушь.

Разве есть смысл активно вступать в дискуссию или полемику с человеком, который бредит? Нет смысла.

– Чего ты на меня уставился, – обиделся Абран,– как будто у меня член на лбу вырос?

– Он бы очень украсил твой внешний вид, – сказал Филик. – Но ты меня не перебивай, а внимательно слушай, плевать в карася на ветке! В ум тебе даже не придёт, что даже любая недотрога, может, вообще, ходить в туалет… по-большому и по-малому.

– Но это я уже знаю. Она даже может нагадить и на лицо.

– Вот именно! Даже в душу может насрать. Рожа-то всё перетерпит, а вот душа… она застонет и заплачет. Как я вот сейчас.

По щекам пьяного Дубоглазова, на самом деле, потекли слёзы, и он попытался сказать что-то мудрое, но у него ничего не получилось.

– Но ведь женщина, Филимон, – пробормотал Абран. – Это же особое явление природы. Чистый родник.

– Понятно, – Дубоглазов пристально посмотрел в глаза друга. – Любая баба, по её россказням, видать, святая, что ли. Почти каждая дама считает себя, именно, такой. А как же ещё? Грызть ржавые болты!

– Но ведь они же все… невероятные.

– А мы, мужики, нет? Вообще, никакие. Но у меня сложилось о них, девушках и женщинах устойчивое мнение. Оно внутри меня само по себе складывается, чтоб у меня уши отклеились, ловить зубами летучую мышь!

– Извини, Филик, меня это твое мнение, блин, никак не трогает? Ты пойми… Я же к ним и на дохлой козе подъехать не могу. Но чтоб никто и ничего про это, а то… Вот у меня такое вот скверное существование.

– Не ерунди, Абран Плюсович! Жизнь у тебя, выражаясь культурно, малиновая. Не такая, как у меня. Но то, что ты мне угрожаешь, обидно до боли в животе, Абран? Ты угрожаешь своему надёжному другу детства?

– Но ты же въезжаешь, Филимон Александрович, что я доверился тебе целиком и полностью. С потрохами доверился.

– Я же тебе друг, а не сявка какая-то, – он положил свою конопатую и частично волосатую руку на плечо собутыльнику. – У меня имеются самые чистые «тёлки» и, причём, с высокой степенью… полового желания и увлечённости. Всё поправимо. Ты познаешь… радость, менять холодильник на кусочек сыра!

– Все ясно. С чего-то надо начинать эту… музыку.

– Только не будь романтиком, Абран! Для женитьбы такие дамы не годятся, в задницу им нос Буратино! Они – развлекалочки. Считай, бесплатные, за пару бутылок пива. Так вот я скажу, постановлю – и все они тебе сексуальные услуги будут… приносить регулярно. Прямо на дом. Всегда!

Конечно же, у Дубоглазова «промысловые дамочки» в наличии имелись, спору нет. Но их наблюдалось не так уж и много, как он рисовал, без карандаша. Да и такие, в основе, которых и дворовой пёс… обслуживать в данном плане не стал бы, даже за «сахарную» косточку. Самые настоящие фригидки, которые больше спиртяшку-шило уважают, чем даже слабо-моторного мужика.

Не исключено, что они временами отдавались кому-нибудь… Но всегда страдали хронической рассеянностью и забывчивостью. Было или не было – финал один. После невнятного совокупления или нелепого пьяного баловства с обеих сторон, партнёры падали лицами в «опилки». Тяжкий сон вперемешку с потерей памяти.

Имеют их в качестве сексуальных партнёров или нет, они зачастую не в курсе событий. Такая информация, как говорится, для занятых дам – дело десятое. Влагалища, опять по-научному скажем, таких вот королев и принцесс, в любом случае, практически в половом процессе не участвуют, потому как хозяйки их давно уже в отрубе. Не вчера с ними произошли такие метаморфозы, не позавчера, а лет пятнадцать-двадцать тому назад.

Внимательно и проникновенно прислушиваясь к заверениям и обещанием Дубоглазова в отношении крылатого личного будущего в плане активного, фантастического и регулярного секса для него, Абрана. Кадабракин младший почти верил в услышанное. Даже и надеялся, что всё так и произойдёт.

Ему, необласканному дамами, было невдомёк, что пьяная нездоровая свистопляска, на которую нацеливал его Филимон, не может называться сексом, даже условно. Она с ним, как говорится, и рядом-то не лежала. От такой тёрки друг об друга ничего хорошего не получается, кроме случайно появившихся на свет несчастных детей и венерических заболеваний.

Но ему, Абрану, для начала хотя бы это… Не до жиру – быть бы живу. А в дальнейшем всё приложится и пойдёт, набирая обороты.

В надежде на лучшее

Уже самое начало эпопеи с Филькиными дамочками, с участием группы приблатнённых мужиков, откровенно пахнущих городской помойкой, закончилась, если говорить не очень здорово. Самая первая условно эротическая встреча завершилась заметным мордобоем, правда, без трупов, выстрелов и поножовщины но, всё-таки, c ощутимым ограблением квартиры Кадабракина младшего. Честно сказать, очень уж много не унесли – телевизор «Сони», системный блок компьютера, кое-какие пожитки и около трёх тысяч "баксов". Но Абрана и его родителей даже такие минимальные потери не радовали.

Справедливо будет заметить, что Филимон Александрович Дубоглазов оказался не причём, и его, действительно, не наблюдалось в тот злосчастный вечер в гостях у Абрана, не совсем уже и юного, но, как обычно, непутёвого. Да и Филимон, разумеется, был честен и открыт, если не всем, то своему другу, почти всегда.

Дознаватель из полиции, разумеется, в роли следователя определенно и профессионально заявил: «Как сплелась чумная компашка, так пусть и расплетается». Да и сам Абранчик был у них, представителей правопорядка, не в особом почёте. Ведь Кадабракин младший, в очередной раз гулял без работы, что называется, дурака валял, и… попивал. Сейчас, правда, всё можно, но, однако же, кое-что берётся и на карандаш. На всякий случай.

Добрые и отзывчивые соседи Абрана Плюсовича не молчали. Они постоянно сигналили, куда надо и не очень надо. Им, видишь ли, не совсем здорово, когда кому-то живётся хорошо. Мама с папой Абрана погоревали немного, а потом вздохнули и снова начали благоустраивать жилище своего чада. Но, всё равно, некоторые усиленно и целеустремлённо про Абрана поговаривали, что не человек он, а клон какой-то, будто пальцем деланный. Ни то и ни сё, с мышлением двенадцатилетнего подростка.

Но Абран, всё-таки, считался не совсем глупым человеком. Слепо никому и ничему не доверял. Только в сексе был полным лопухом и лохом, а во всём остальном – мыслил правильно и, в основном, объективно.

Не помнил Абран в те горячие и упоительные день и ночь подробностей активной пьянки с бомжами и бродягами-бичами. Он просто не знал, имел ли он интимную связь с какой-нибудь из таких вот… приходящих и уходящих дам. Может, пару-другую раз подержался за чей-то лобок. На том и успокоился. На том и завершились его сексуальные познания, в частности, практические действия в данном направлении. Бесподобные и прекрасные принцессы Дубоглазова оказались полнейшим блефом или… ненаучной фантастикой.

Остался он, как и прежде, трахателем-теоретиком. Правда, кренделей и ему отвалили, разбили на его удалой голове кухонную табуретку. Он тоже парень не промах, вырубаясь, два «навозных» рыла успел помять. «Благо, что ещё так всё обошлось, – с некоторой печалью тогда думал он, – могло быть и гораздо хуже. Буду нормальный образ жизни вести». Да и папаня почти устроил его, вроде как, мастером в частное заведение, где производили шведскую мебель, прямо через дорогу, в подвале пятиэтажки. Правда, шведы об этом не ведали.

Им и не обязательно много знать. Разбили мы их в своё время под Полтавой, понадобиться – опять поступим точно так же.

Но блат есть блат. Конечно, отцу его, Плюссу Назаровичу владелец фирмы однозначно заметил, что Абран – мастер совсем никакой, каждый об этом наслышан. Но, как говорится, на безрыбье и мужик раком станет или, точнее… встанет. А Кадабракин младший верил и надеялся на то, что совсем скоро у него появятся большие «бабки». А пока их почти нет, как и у собаки гармошки. Но родители с голоду умереть не дают…

Он с помощью предков машину себе… крутую «японку» купит, что два пальца в кофейной чашке обмочить. А то ведь старая «Каролла» уже достала. Впрочем, Абран, как-то автомобильной техникой особо не интересовался. Она ему, как бы, до фонаря была. Так… иногда за руль присаживался, чтобы от одного столба к другому доехать.

Папа его на столичном предприятии не большой, но начальник, действует, как надо, и домой тянет всё, что плохо лежит. Мама, Анфиса Олеговна, там же, в бухгалтерах числится, да и по сей день совокупляется, с кем попало, за ощутимые…. подарки. Не то, чтобы это так ей нужно, но модно и деловые связи крепчают. Да и порой разнообразия желается. Что тут поделаешь, если в промежностях зуд время от времени появляется?

Мама после случая ограбления квартиры сына иногда слёзы утирала и почти что причитала: «Ой, в кого же ты у меня, такое горюшко? В папашу своего, борова лысого». «Вот уж хрен вам всем… мясистый! – не очень культурно возразил жене интеллигентный папа,– я со всякой швалью никогда не вошкался». И тут же добавлял, чуть помягче, но по-мужски: «Пойми, сынок, не всякое бабьё используют в качестве сексуальных партнёров даже марсиане… ни при каких, самых экстремальных случаях. Ребёнок ты ещё… губастый».

А потом ещё нежнее, игривее проворковал, взяв сына рукой за правый локоть, глядя своему выкормышу в глаза, наставительно заметил: «Всех, Абран, на СПИД не проверишь. Не надо такого делать. Совсем не обязательно нам знать, от какой дряни и когда подохнем».

Отец его был мудрым человеком, и плохим поступкам и действиям своего ребёнка никогда не учил. Зачем? Время придёт – сам научится. Папа и не подозревал, что сынок с женщинами ничего такого и не делал, не производил никаких общепринятых действий данном направлении, в силу своей природной скромности, точнее, пришибленности и заторможенности. А мама, всё-таки, въехала в тему, не сразу, но сообразила, что сынок-то её – ещё девственник и серьёзно сказала:

– Абранчик, есть у меня подруга, чуть помладше меня, но симпатичная… Тебе она так, для тренировки, чтобы сливать, что и куда было. Канистрочка двуногая, я тебе скажу, славная такая. Что уж тут стесняться, Анна Викторовна её звать, наша заместитель главного бухгалтера. Завтра приведу!

– Да она же в постели постоянно дремлет, – взорвался папа, – лучше уж в алюминиевую кастрюлю… тыкать!

– А ты-то, такие вот подробности об Анне Викторовне, старый развратник, откуда знаешь? – вяло поинтересовалась мама Аркаши. – Отметился? Да мне это по… безразличности. Но я попрошу при сыне нехорошими словами не выражаться. Ты просто сам импотент, Плюс Назарович. Ты – полный минус!

– Вот, именно, ты тоже холодная в постели, как айсберг… в океане. Перемороженное эскимо. Другие женщины, знаешь…

– Мне твои половые связи до лампочки, Плюс! Их, вроде бы, можно считать, как бы, и не было. Одна канитель.

Папа психанул, хлопнув входной дверью с той стороны. Куда-то побежал, нервный и взвинченный, на ночь глядя, шут гороховый. Неведомо куда.

Родители позаботились

А мама слово сдержала. Не на завтра, а к следующей субботе, в пятницу вечером, привела прямо на квартиру Абрану расфуфыренную толстушку, чернявую, с мощным подбородком, как у боксёра-тяжёловеса. Но, в целом, женщина выглядела моложаво, довольно симпатичная для своих лет, пока ещё непреклонных, и с условно стройными ногами, не такими уж брёвнообразными.

– Посплетничайте тут,– сказала мамаша молодым,– а я пойду… стиркой заняться надо. А ты мне, Аня, слишком сынка не мучь, не истязай. Утром я подойду и посмотрю, как вы тут.

Когда сердобольная и безумно страстная, даже в мыслях своих, Анфиса Олеговна удалилась из обители сынка, пухлая Аня скоропостижно собрала на стол. Взяла кое-что из холодильника, а что-то и прихватила с собой, с благословления кошелька мамаши Абрана. Воспитательный процесс требует затрат.

Еды оказалось много всякой и разной, имелась и бутылочка коньяка и, вероятно, не такого уж и плохого винца. Ну, как тут скажешь, что жизнь у Абрана никудышная. Пожалуй, временами, оно и не совсем и так.

Абран тупо и скромно посмотрел на сисястую Анну Викторовну, которая стремительно, на кухне, облачилась в принесённый с собой халатик. И пусть молод он был, всё же, обратил внимание на то, что задница её не была очерчена под короткополым одеянием трусами или плавками, и лифчик тоже не наблюдался… Проще сказать, Анна Викторовна, попросту, под халатиком в косую зеленовато-синюю линейку была без ничего.

Его от этого открытия сходу охватил озноб, но он старался не подавать виду, что безумно желает заняться… онанизмом. В полном одиночестве и тишине. Понятно, что в этот момент Абран не думал о Машеньке, которая…

Выпив с дамой по первой рюмке спиртного, он скромно разглядывал бесстыжие и нагло задранные вверх массивные ноги «потной курицы». При этом Абран вяло и стыдливо подумал: «Суета сует. Не такую птичку мне надо. Да и улыбка у Анны Викторовны сволочная, как у ночного сторожа подпольного казино или тайного публичного дома… Да и видать, и между ног такая же».

Но уже после третьей рюмки конька он начал, как-то, беседовать с ночной гостьей. Отважился. Стала ему Аня вдруг безумно нравиться. Пусть не королева Марго, но, где-то, около этого. Волшебное свойство спиртного отрицать никак нельзя. Абсолютно неестественно в такого рода чудеса не верить.

Допустимо, что не существует никакой разумной жизни во Вселенной, но вот красавиц после определённой выпитой дозы спиртного почти для каждого мужика в нетрезвом состоянии становится в десятки раз больше или даже в сотни, чем есть на самом деле.

– А как вы считаете, Анна Викторовна, есть ли жизнь на Марсе? – с озабоченностью полюбопытствовал молодой Кадабракин. – Вы знаете, философы современности, такие, как Джордж Фокс, полагают, что… На и всем мыслящим положено…

– Они, твои философы, просто полные идиоты, Абранчик,– довольно пьяно и прямолинейно ответила Аня, – потому так и полагают. Что там им положено, не ведаю. Но знаю одно, что всех… положенных трахают. Им велели свыше, поросячьим писькам, так полагать, вот они и… полагают. Про жизнь на Марсе.

– Но это же наука, Анна Викторовна. Вполне нормальная и официальная.

– Меня не интересует те проблемы, которыми озабочены англосаксы и прочие… французы!

– Ну, какая разница! Ведь… актуально. Про марсиан же… Да и наши учёные тоже озабочены по этому вопросу.

– Нет на Марсе никакой жизни. А на Земле имеется, но далеко не у всех. У подавляющего меньшинства.

– Почему же, всё-таки, Анна Викторовна, вы считаете, что на Марсе нет жизни? Ведь состояние существования может быть и кремниевидным, и огнеобразным… Тут форм существования множество.

– Ты большой болтун, Абран. Не обижайся. Я с любовью… Без всякого зла. Такие беседы не для меня. Я больше цифрами занимаюсь, дебетами, кредитами, сальдо… Вот это в моей голове днём и ночью.

– А что тебе в жизни очень желается, Анна? – осмелел Абран. – Чего бы ты в своём существовании слишком хотела, кроме своих цифр?

– Хватит нам языки чесать про разную дурь. Иди в туалет, затем прими душ и потом раздевайся, до пояса можешь. Но начиная от ботинок. Сексотерапией будем заниматься.

Абран стремительно посетил туалет, принял душ и вышел к ней в застёгнутом на все пуговицы полосатой пижаме.

Она подмигнула Абрану и резко сбросила с себя халатик, оставив своё одеяние на полу. Он не сразу последовал её примеру. Кое-как Аня уговорила молодого человека предстать перед ней абсолютно обнажённым при ярком электрическом свете. Ну, что тут особенного? Ведь те же, к примеру, муравьи ходят голыми и наплевали на всякого рода утрированную мораль и нравственность.

В конце концов, парень согласился с ней. Ведь, на самом деле, он никогда не видел ни одного муравья, к примеру, в валенках и телогрейке. На Марсе, может быть, и существуют подобные. Стыдливо и медленно разделся, будто завлекал или всю свою сознательную жизнь работал стриптизёром, желающим завоевать звание «Лучший по профессии».

Свою пижаму аккуратно сложил на кресло. Хоть и пьяный уже был, но смущённо смотрел в пол и напряжённо думал о том, когда же он будет менять паркет. Весь пол в щербинах.

Когда Анна Викторовна глянула на мальчонку, то, без всякого артистизма, трепетно и восторженно прошептала:

– Вот это матрёшка у тебя… между ног! А не представляю, каким будет твой… товарищ, когда встанет, вытянется во весь рост! Да такой дубиной только шестимесячных поросят убивать или дрова колоть следует. Для соития и пламенной дружбы половыми органами он никак не приспособлен. Ты мне, мальчонка, с одного замаху всё там… разворотишь.

– А я тихонько, Анна Викторовна,– зубы у него дрожали,– я примерно догадываюсь, куда пихать. Я читал…

– Вот сюда и пихать, – она похлопала себя ладонью по гениталиям и для большей наглядности и убедительности ткнула указательным пальцем в глубину солидного вместилища, густо обрамлённого вьющимися бурыми волосами. – Давай сначала прямо здесь, на диване, попробуем. Я уже легла. Начнём по-простому, по-крестьянски, я буду под тобой. Уже, на всякий случай, всё у себя там вазелином смазала, пока ты душ принимал.

– Что я принимал? А-а, душ!

– Да не маши дубиной своей, как саблей, а то мне нос отрубишь!

Он спешно взгромоздился на неё. Тяжело задышал, куда-то, ей между ног, волнуясь, торопливо и неумело протискивая свой пенис, как ему казалось, в нужное… русло. Первый раз у них получилось, что называется, ни туда, ни в вооруженные силы одной из отдельно взятых стран.

Взволнованный Абран Плюсович так и не успел пристроить свой крупногабаритный инструмент в широкий, но не очень-то глубокий женский организм, как тут же закончил половой акт, выбросив, куда-то, в сторону мощную струю сперматозоидов. Он понимал, что опростоволосился.

– Ничего, – подбодрила его тётя Аня, – давай ещё разок… так же. Я для тебя теперь не просто партнёрша, а почти что тренер по художественному половому сношению. Осторожней! Не пихай его глубоко, не надо, а то матку продырявишь. Так-так. Ага… Ох! А-а-а!!!

Тихонько, не торопливо, не в полную силу они сблизились ещё несколько раз, и она сказала, поднимаясь с дивана:

– Мальчик мой славный, хорошего помаленьку. Я теперь неделю на раскорячку ходить буду и под впечатлением. Да и с перерывами… трогаться надо… Три месяца не дубасилась. Понимаешь?

– Анечка, милая, – шептал он, – любимая, давай ещё…

– Да не могу я физически! Так устроена. Оставим порево. Где у тебя курево?

Анна нашла на столе пачку «Мальборо», зажигалку. Закурила.

Надо сказать, что она не так плохо выглядела без одежды, в неглиже, возбуждённая, с растрёпанными волосами на голове и пьяненькая.

– Ты, вижу, не куришь. Ну и ладно. Правильно, – сказала она, затягиваясь дымом сигареты. – Ещё здоровей будешь, хотя дальше некуда. Хи-хи-хи!

– Почему? Иногда курю, но очень редко.

Она присела за стол, налила себе в фужер вина, залпом выпила.

А он всё ещё лежал и стонал: «Анька, иди сюда, я не могу… Голова кружится, раскалывается. Меня мутит. Умираю, но хочу тебя».

– На сегодня хватит, – заявила он твёрда и философски заметила. – У нашего заведующего производством Петра Афанасьевича была почти такая же «шишка», как у тебя.

– Почему у него была шишка? Куда она теперь делась? – весьма и весьма ревниво поинтересовался Абран. – Кто он такой?

– Теперь он – уже никто. Точнее, находится в ином мире. Жена его случайно сковородкой убила. Хотела слегка зацепить, но саданула от всего сердца. Похоронили в прошлом году. Сколько женщин он своим уходом от нас сделал несчастными. Представить себе трудно.

– Может быть, мы его, Аня, всё-таки, пристроим в твоё влагалище? Я говорю не про покойного Петра Афанасьевича.

– Да, что ж я совсем тупица? Поняла, что ты о своём половом инструменте очень заботишься. Нет, дорогой мой, сегодня уже ничего не надо. Будем говорить о жизни на Марсе.

– Почему?

– Не баба я теперь, а какой таз… дырявый. Дуршлаг, можно сказать. Уже и походка, как у лунного американского астронавта. Ты же в кино видел, как они там ходили. На раскорячку.

– Я ведь не хотел, я не знал…

– Я буду всегда… ждать и любить только тебя, – он встал, подошёл к столу и налил себе коньяку, торопливо выпил. – Я многое понял.

– Это вздор, Абранчик! Ни хрена ты не понял, если сразу про любовь заворковал. Был пацаном по разуму, им и остался.

– Но сегодня я повзрослел.

– Допускаю, что это так. А я вот любила – одного, потом второго мужа… Убежали от меня. Мои дружочки нашли по своим стержням… кружочки. Все у меня есть – и хата, и заработок, и мужики ко мне иногда захаживают. Но счастья не имеется, детей тоже не нарожала. Не получается… А мне с тобой понравилось. Не вру.

– Тогда, может быть…

– Я много и часто не могу… Такая вот – рай для импотента. Муж первый, сука, приучил так.

Абран и Анна начали встречаться. Не так часто, но всё же… Ведь обязательно постоянно заниматься с милой женщиной эротикой. Можно и просто беседовать на самые разные темы.