Читать книгу: «Избранное. Рассказы, основанные на реальных событиях», страница 9

Дедовщину можно побороть (мемуары)

Где-то в начале двухтысячных модно было «посидеть» в "Одноклассниках", выложить свои фотки, обновить девиз, пообщаться с друзьями… И вот однажды я открыл «одноклассники» и увидел новое сообщение, в котором было написано, что оно от сержанта Волкова, который проходил срочную военную службу в начале 80-х годов прошлого столетия вместе со мной в поселке Мирный на полуострове Камчатка.  В подтверждение своих слов, он сообщил, что именно я отвозил его в аэропорт Елизово, когда он улетал в отпуск.

Невольно вспомнились события почти тридцатилетней давности. После окончания МАИ, поработав инженером-настройщиком в ГПТП, я был призван в Советскую Армию на два года.  Меня призывали офицером, так как в институте была военная кафедра, и мне уже было присвоено звание лейтенант. Моя девушка согласилась стать женой и поехать со мной к месту службы. Поэтому свадьба и проводы в армию состоялись в один день. Ровно через 9 месяцев у нас родился сын. Возвращаться из армии семьей из 3 человек было некуда – ни жилья, ни работы. На семейном совете решили, что я остаюсь служить кадровым офицером.

Служил я тогда на Камчатке. Это был очень престижный район службы – выслуга год за два, каждые полгода надбавка денежного довольствия в размере 10%, ежемесячный продовольственный паёк. Единственный минус – срок службы в льготном районе ограничивался тремя годами, после этого шла замена. Это сказывалось на текучести кадров офицерского состава, не было постоянного сплоченного коллектива. А вот коллектив военнослужащих срочной службы жил по своим устойчивым законам.

"Дембелизм", "дедовщина", или неуставные взаимоотношения, как это явление называли в приказах и в прессе, процветали в этой войсковой части в полную силу.

Двухгодичный срок срочной службы делился строго на четыре периода. Военнослужащие первого полугодия именовались "духи", их сильно не эксплуатировали, так как за ними приглядывали офицеры, но и спуску им не давали, "дух" он и должен быть духом – невидимым и неосязаемым, но при малейшем намеке со стороны старослужащих "дух" должен был "двигать ходули" в нужном направлении.

На втором периоде службы (с 6 месяцев – до 1 года) военнослужащему «присваивалось» звание – "черпак". Перевод осуществлялся традиционным ритуалом – 12 ударов солдатским ремнем по голой заднице. На "черпака" нагружалась самая грязная и трудоемкая работа. За каждым "черпаком" закреплялся персональный "дедушка", которого он должен обхаживать: заправлять за него койку, стирать и сушить его портянки, чистить сапоги, подшивать подворотничок, доставать для него сигареты, выполнять все его прихоти, вести счет дней до очередного приказа министра обороны на увольнение. За неисполнение или какие-либо задержки, или недочёты в исполнении этих обязанностей – наказание по усмотрению деда. Одно из таких наказаний – нырять в сушилку на кафельный пол, как в бассейн, а пол в сушилке был ниже уровня коридора на три ступеньки. Более жестоким наказанием было физическое воздействие: "темная" – ночью в постели, или вызов "на разборку" в туалет.

Еще одна обязанность "черпака" – раздавать пищу в столовой. Столы накрывались нарядом по столовой. Первое, второе и холодная закуска ставилась на стол в мисках по 10 порций. Старшина приводил подразделение в столовую. По его команде личный состав занимал места за столом, по 5 человек с каждой стороны стола. По команде: "Приступить к раздаче пищи!"– вставал военнослужащий, сидящий в середине (на этом месте обязательно находился "черпак"), и раскладывал пищу из общей миски в тарелки. Конечно, в первую очередь и лучшие куски он клал в тарелку "дедам", а себе и "духам" – что останется. Если не угодил "деду", мог получить наказание.

Военнослужащие следующего этапа службы (с 1 года – до 1,5 лет) имели "звание" «фазан». Ритуал перевода в новое качество был менее жестоким, всего шесть ударов ремнем по тому же месту. Жизнь этой категории военнослужащих существенно отличалась от других. Им запрещалось делать грязную работу самостоятельно, они обязаны были любыми способами заставить сделать это «черпаков» и «духов». Они обязаны были гонять молодежь, дерзить офицерам, и угождать "дедам". "Дед" давал указание «фазану», а тот перекладывал все на молодых. Если молодые выполнили работу плохо, или «фазан» сделал её сам лично, он получал "презрение" "дедов", а то, и физическое воздействие. «Фазаны» должны были "распушить хвосты" и прикрывать ими «дедов». На фоне поведения "фазанов", "деды" выглядели образцовыми военнослужащими, их ставили в пример другим, они зарабатывали хорошие характеристики при увольнении, и даже  получали повышения в  воинском звании.

Ритуал перевода "фазана" в "дедушку" тоже был торжественным. На попу "фазана" клали подушку и "дух", взяв за узелок нитку с иголкой, наносил ниткой шесть ударов по подушке. "Дед" был образцовым военнослужащим, только в строю ногу не тянул, а шел гражданской походкой в конце строя.

Сержанты командовали личным составом только в присутствии офицеров, авторитет сержант получал только тогда, когда сам становился «дедом». Специфика службы нашей части и нашего телеметрического отдела была в том, что мы обеспечивали приём, обработку, регистрацию и выдачу в ЦУП телеметрической информации с космических аппаратов. Работать приходилось на сложной технике с минимальными элементами автоматики, повторю, что это было в начале восьмидесятых годов прошлого столетия. Не буду вдаваться в технические тонкости, скажу только то, что на станции работал расчет в составе одного офицера и восьми военнослужащих срочной службы. Офицер контролировал работу расчета и постоянно находился на связи с командным пунктом и ЦУПом. На военнослужащих срочной службы возлагались следующие обязанности: в ручную управлять антеннами по целеуказаниям, набирать данные для регистрации телеметрических параметров на графиках, заправлять и настраивать магнитофоны для записи полученной информации, проводить замену блоков антенных усилителей при смене частоты приема… Конечно, это могли сделать только хорошо обученные операторы, а, как известно, опыт приходит со временем. Поэтому на ответственных местах работали старослужащие, которые, к тому же, и обучали молодых, готовя себе смену. Таким образом, офицеры невольно поддерживали элементы дедовщины на своих станциях в боевых расчетах, и порой не замечали повышенной грубости к молодым со стороны старослужащих, считая это полезным в процессе обучения. Как правило, во время проведения специальных боевых работ на технике диких проявление «дедовщины» не было, сама атмосфера выполнения боевой задачи сплачивала коллектив. Иная жизнь начиналась в казарме, когда собирался весь личный состав, а офицеры расходились по домам.

Командиры и начальники знали и догадывались о всех негативных явлениях, на сутки в казарму назначался «ответственный офицер», который отслеживал все перемещения личного состава подразделения, контролировал выполнение всех мероприятий распорядка дня. Но разве может один человек уследить за тем, чем занимаются 120 военнослужащих срочной службы. Только в то время, когда все находятся в одном месте – либо в строю, либо у телевизора при просмотре программы "Время". Во все другие моменты личный состав расходился по расположению. Кто-то писал письмо в Ленинской комнате, кто-то подшивался в бытовке, кто-то шел в комнату для умывания, в сушилку, в каптёрку, в курилку… Все передвижения ответственного офицера отслеживались, и неуставные взаимоотношения происходили за его спиной, а их организаторы своевременно оповещались о приближении офицера. Правду избитые военнослужащие не говорили, каждый раз были одни и те же объяснения – споткнулся и упал.

В 1981 году в часть прибыл новый командир, полковник Костенко Геннадий Владимирович. И именно в это время в одном из подразделений происходит попытка суицида. "Духа" вовремя вытаскивают из петли, и он рассказывает правду об издевательствах и называет фамилию обидчика. Объявляется общее построение, на котором командир части дает команду нарушителю: "Рядовой ***, выйти из строя на 20 шагов". Военнослужащий выходит не строевым шагом, а прогулочной походкой. В строевых коробках подразделений пронёсся легкий шёпот одобрения. Полковник Костенко возвращает солдата в строй, разъясняет ему требования строевого устава и вновь повторяет команду. Но солдат вновь с наглой ухмылкой идет обычным шагом, переваливаясь с боку на бок. Одобрительный шум в подразделениях усиливается. Командир перед солдатом сам показывает, как надо ходить строевым шагом, и опять дает команды: «Встать в строй» и "Выйти из строя". Но и на этот раз солдат идет прогулочной походкой. Среди личного состава части, стоящего на плацу, раздается откровенный смех, ну как же, солдат игнорирует приказ командира части. И тут полковник Костенко вызывает к себе начальника отдела, в котором служит провинившейся солдат и говорит ему: "Товарищ подполковник, ваш солдат не умеет ходить строевым шагом, даю вам неделю, научите его. Всем встать в строй". На этом построение закончилось, все подразделения разошлись по своим казармам.

Честно говоря, я был огорчен – полковник не добился выполнения своего приказа при первом своем появлении перед личным составом части, ну что это за командир. Обстановка в части всю следующую неделю была какая-то напряженная, вроде ничего не происходило, но все чего-то ждали. Лишь на плацу тот провинившийся солдат с утра до ночи маршировал под командой сменявших друг друга офицеров.

Через неделю на построении части полковник Костенко вновь дает команду: « Рядовой ***, выйти из строя на 20 шагов». Все стоящие в строю офицеры, прапорщики, сержанты и солдаты затаили дыхание, все просто застыли на месте, две – три секунды гробовой тишины всем показались целою вечностью. И тут тишину разрывают громкие звуки четкого строевого шага. Солдат выходит на середину плаца по всем правилам строевого устава. «Вот теперь я могу с чистой совестью отправить данного солдата на гауптвахту к военным морякам, зная, что своей строевой выправкой он не опозорит там нашу часть», – сказал командир части. Все знали, что военные моряки не любят сухопутных солдат, и попасть к ним на гауптвахту не желал ни кто. Но больше всего всех военнослужащих, а особенно "дедов", напугала перемена в бывшем высокомерном и дерзком разгильдяе, смотревшим на всех свысока, словно орел на жертву.  Сейчас посреди плаца, опустив голову, стоял осознавший свою вину пацан, даже не ворон, а мокрый ощипанный воробей.

Позднее мы узнали, что командир части предупредил офицеров того отдела, что, если солдат через неделю не выйдет строевым шагом, все прямые начальники будут наказаны понижением в звании и понижением в должности, а непосредственный начальник будет уволен. И это сработало. Вскоре все почувствовали твердую волю нового командира части. Все, включая рядовой состав части.

У многих неравнодушных военнослужащих, и у офицеров и у личного состава, появилось желание добиться уставного порядка. Мы беседовали с личным составом  и по одному, с глазу на глаз, и группами, и раздельно по призывам. Агитировали назвать самых активных сторонников неуставных взаимоотношений. Обещали свою помощь и гарантировали им защиту. И молодежь заговорила.

На общем собрании отдела были названы имена четверых военнослужащих, которые были самыми агрессивными проводниками дедовщины. Молодежь утверждала, что именно они держали в страхе всех. И это было для "дедов" неожиданностью, они были уверены в своей власти, построенной на побоях, издевательствах и страхе. Общим голосованием личного состава было решено:

1. Отстранить этих военнослужащих от выполнения специальных работ на технике:

2. Не допускать их к несению службы во внутренних нарядах и карауле;

3. Исключить любой случайный контакт нарушителей с личным составом, для чего

– Отгородить участок казармы веревкой и установить там четыре койки и четыре табурета. При нахождении в казарме всё время находиться только на этом огороженном участке. Выход в туалет и комнату для умывания осуществлять организованно, сразу всем четверым, строем, и в сопровождении специально назначенного дежурного офицера;

– После подъёма, туалет и комнату умывания посещать в то время, когда весь личный состав выйдет из казармы на зарядку, а вместо зарядки с нарушителями проводить строевой тренаж на плацу;

– При приёме пищи в столовой для них накрывать отдельный стол на четверых военнослужащих;

– При построениях, нарушители располагаются в конце подразделения, в шеренгу по одному;

– При всех передвижениях строем, нарушители должны следовать впереди, в колонну по четыре, на расстоянии 2-х метров от сержантов;

– В промежутке между завтраком и личным вечерним временем с ними проводить занятия по уставам и строевой подготовке под руководством специально назначенного дежурного офицера.

4. Все ограничения вводятся до того времени, пока весь личный состав подразделения не убедится в положительном эффекте перевоспитания нарушителей.

5. При необходимости, группа нарушителей может быть пополнена военнослужащими, попытавшимися препятствовать введенной изоляции, либо попытавшиеся продолжать неуставные взаимоотношения.

Возможно, со временем что-то и позабылось, может быть перефразировал что-то не так, но смысл изоляции нарушителей был  именно такой.

Первоначально нарушители старались держать себя гордо, открыто высказывая угрозы всем, кто рассказал про их противоправные действия. Первые дни они пытались ещё руководить из-за веревки, иногда показывали своё неуважение к офицеру, проводившему с ними занятия. Командир подразделения, узнав об этом, предупредил их, что при повторении таких действий, заменит веревку на три ряда колючей проволоки.

Через неделю их настроение стало ухудшаться, они стали понимать, что ни какого авторитета у них нет, большинство солдат просто не обращали на них ни какого внимания. Через две недели они стали намекать на свое исправление, что готовы попросить прощения у всего личного состава. Командир подразделения на это предложение заявил, что освободит их только тогда, когда все увидят в них дисциплинированных военнослужащих, когда на занятиях по строевой подготовке они будут выполнять все требования строевого устава, а не прогуливаться по плацу, имитируя строевой шаг. Когда изучение уставов не будет имитацией чтения, а действительно появится желание знать содержание статей.

Через месяц на плацу у них  стали появляться уставные элементы шага. А через два месяца военнослужащие других подразделений любовались их строевыми занятиями, как в то время на Красной площади народ любовался сменой караула у Мавзолея Ленина. Сержанты быстро взяли в свои руки руководящую роль, предоставленную им уставами. У солдат исчезло состояние вечного страха, в казарме стала налаживаться дружба и взаимовыручка.

Командир части отметил нашу инициативу с изоляцией нарушителей. Вначале были трудности в столовой, потребовался дополнительный стол, дополнительная нагрузка на наряд по столовой – накрывать стол на 4 человек. Но полковник Костенко дал указания – не препятствовать нашим попыткам навести порядок. Более того, он потребовал от командиров других подразделений использовать наш опыт. Вскоре на плацу появилось ещё несколько групп, занимающихся усиленной строевой подготовкой.

Через два с половиной месяца, на общем собрании бывшие нарушители со слезами на глазах просили прощения у тех, кого раньше избивали и унижали. И слова, сказанные ими с опущенной головой, были не прочитаны с бумажки, а шли от сердца. Ограничения были сняты, и жизнь подразделения продолжилась по, уже твердо установившимся к этому моменту, правилам и уставным требованиям. В других подразделениях войсковой части тоже был наведен уставной порядок. Несомненно, все признавали решающую роль в этом полковника Костенко Геннадия Владимировича, требовательного и справедливого командира.  Командовал он частью всего два года, подвело сердце,слишком много бравшее на себя. После очередного  сердечного приступа полковник был отправлен на лечение в Москву и больше не вернулся…

В 1983 году мне было жаль уезжать к новому месту службы из подразделения с действительно уставным  порядком.  На Космодроме Байконур, дедовщина тоже процветала. Я попытался организовать офицеров и применить этот эксперимент, давший однажды положительный результат, но это уже другая история…

Предложенная дружба по интернету сержанта, узнавшего меня спустя тридцать лет, показалась мне весомее всех благодарностей  и наград, полученных во время службы на полуострове Камчатка.

Дебаты на Млечном Пути

Солнце было закрыто неестественно-грязными косматыми грудами, что вызывало уныние у всех членов отряда будущих исследователей космоса. Внеземная картина окружающей природы, ещё вчера сверкающая всеми красками осенней акварели, сегодня выглядела черно-белым снимком. В недавно построенном объекте «Млечного Пути» разгорались не детские страсти.

– И все таки, я не нахожу в этом убедительного логического обоснования! – повысил голос Андрей Разбаш.

– А тут и искать-то не надо, правительство скрывает от народа много интересных и необъяснимых фактов. А ведь на протяжении веков многие первые лица государств пользовались услугами предсказателей. Сталин пользовался услугами Мессинга. Гитлеру составляли прогнозы Эрнст Крафт и Вильгельм Вульф. На Николая II через царицу влиял Григорий Распутин. Наполеону предсказала поражение от России Мария Ленорман. Ходят слухи – сейчас сам Брежнев и все нынешнее Политбюро прислушивается к советам ясновидящей Джуны. – убедительно доказывал Вася Юдин.

– Вот-вот, слухи! А мы материалисты! Ведь даже доказывать не надо, что материя первична, а сознание – вторично. Карл Маркс доказывал, что сознание определяется бытиём. Французский философ Декарт утверждал: «Я мыслю, следовательно, существую».

– А вот религия утверждает противоположное мнение. Первым был Творец, единая троица – Бог Отец, Бог Сын и Святой Дух. Этот творец и создал весь мир, все живое и мертвое. Для нас он и существует, этот МИР ВЕЩЕЙ – то, что реально мы можем увидеть, пощупать, ощутить своими органами. А МИР ИДЕЙ – это что-то абстрактное, существующее только в философии Платона, Аристотеля, Канта, Маркса и им подобных.

– Ты не прав, указанные тобой философы наоборот утверждают, что вещи несут в себе проявление идей, и сами не являются истинным бытиём! Например, гадалка раскладывает карты и по ним предсказывает твою судьбу. Здесь МИР ВЕЩЕЙ породил МИР ИДЕЙ. Гадалка сожгла карты – МИР ВЕЩЕЙ исчез. А предсказанная ими судьба – осталась с тобой. МИР ИДЕЙ существует!

– Сейчас ты договоришься до того, что объявишь гадалок и ясновидящих главными научными сотрудниками всех философских факультетов!

– Всем известно, что наука о мышлении – ЛОГИКА. Она является основой познания функционирования нашего мозга. А её развитие зависит не только от дипломированных ученых, нужны и объекты для исследования, и не только мозг обычных людей, но и головы исключительных гомо сапиенс, причем не в мертвом, а в самом активном состоянии.

– Да ты страдаешь софизмом, доказываешь ложную мысль с помощью преднамеренного нарушения логических законов, – не сдавался Василий.

– Нет, это примитивная АНТИНОМИЯ, показывающая противоречие между двумя положениями, допускающими одинаково убедительное логическое обоснование, – не уступал в эрудиции Андрей.

Неожиданно появившийся доцент кафедры Вячеслав Выборный грубо прервал словесную баталию студентов: «Разбаш и Юдин, прекратить дебаты. Ваша ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ на сегодня – совместить пространство и время! Поэтому, работаем от этой межи и до ужина! Самые умные берут лопаты в руки, и вскапывают грядки. Остальные собирают картофель в корзины».

Студенты нехотя стали вылезать из стога сена, где пытались укрыться от непрекращающегося мелкого противного дождя. Осень 1972 года не баловала хорошей погодой, но надежда на бабье лето УТОПИЕЙ теплилась где-то в глубине души каждого.

В колхозе «Млечный Путь» студенческий отряд МАИ каждый год помогал колхозникам убирать урожай картофеля.

Епитимья

Спокойная жизнь, о которой больше пятнадцати лет мечтал и молил бога Юрий, в один момент превратилась в ад. Перед ним стоял Колька, двоюродный брат Лёньки Хвостова по кличке Хвост. В середине девяностых, прямо перед Юриным арестом, Хвост исчез. Юра думал, что он один знает, куда Хвост делся. Но оказалось, и Колька знает. Вот и заявил он, что видел, как Юра закапывал тело Хвоста. На суде промолчал, мол, сам был зол на него. А теперь хочет получить за своё молчание двести тысяч рублей.

А случилось это в лихие девяностые, Юра тогда состоял в преступной группировке. Бандитом он стал из-за Лены, понравилась ему младшая сестра Хвоста, одного из самых жестоких бандитов района. Лена тоже испытывала влечение к Юре. Тайком от Хвоста они несколько раз встречались, и даже целовались. Хвост опекал сестру, не подпуская никого на пушечный выстрел. Он был ей за отца, а здоровье позволяло одним ударом кулака «отшить» любого, не понравившегося ему, ухажёра сестры. Вот и втесался Юра в товарищи к Хвосту. Сам-то он тоже без отца с матерью жил, своими руками отстаивал свой авторитет среди ровесников. Худой, но жилистый, он успешно занимался в секции самбо.

И вот, после очередного "дела", неожиданно завершившегося "мокрухой", зашли они к Юре, его мать была на суточном дежурстве. Выпили, поболтали. После нескольких рюмок, заметив положительное расположение духа Хвоста, Юра решил заговорить с ним о Лене. Поняв намёк, Хвост сразу вспылил, схватил Юру за грудки и пригрозил: «Увижу рядом – убью! Ленке одного бандита в семье хватит. Я ей приличного мужа подберу, чтобы как сыр в масле каталась, а не тряслась по ночам от каждого стука в дверь». Поругались. Помирились. Ещё выпили. Обсудили прошедшую операцию, в которой случайного свидетеля "замочил" именно Хвост. Юра всегда был противник убийства, одно дело – украсть у богатых, нажившихся нечестным образом, другое дело – лишить жизни невинного человека. Разногласия в этом вопросе привели к новой ссоре и драке. Хвост выхватил нож, Юра попытался вывернуть ему руку, применив приём самбо. Упали, и нож, крепко сжимаемый рукой Хвоста, оказался в его сердце. Смерть наступила мгновенно, скорая помощь всё равно была бы бессильна.

Моментально протрезвев, под прикрытием ночи Юра закопал труп у себя на огороде, так и не вынимая из его груди ножа, зажатого в руке. Неделю назад мать купила КамАЗ перегноя. Юра вплотную к куче вырыл могилу и закопал в ней Хвоста. А перегноем завалил всю свежевырытую землю.

«В саду было тихо, прохладно, и темные покойные тени лежали на земле. Слышно было, как где-то далеко, очень далеко, должно быть, за городом, кричали лягушки. Чувствовался май, милый май! Дышалось глубоко и хотелось думать, что не здесь, а где-то под небом, над деревьями, далеко за городом, в полях и лесах, развернулась теперь своя весенняя жизнь, таинственная, прекрасная, богатая и святая, недоступная пониманию слабого, грешного человека. И хотелось почему-то плакать…»  (А.П. Чехов «Невеста» 2-ой абзац)

Долю Хвоста Юра спрятал в тайнике. Тщательно убрал в доме все следы ночной драмы. А утром Юру арестовала полиция, по какой-то случайности или по наводке, быстро раскрывшая преступление. Арестовали почти всех членов банды, лишь некоторым удалось скрыться. Хвоста полиция тоже не нашла и включила его в список "Их разыскивает полиция". Так никто и не узнал, куда он пропал, и все думали, что ему удалось спрятаться под другой фамилией. Лена, получая изредка денежные переводы от неизвестного отправителя, думала, что это от брата.

На банду "повесили" ещё несколько нераскрытых дел, что "по совокупности" значительно увеличило срок каждого члена банды. Юре, как самому молодому, дали тринадцать лет. Попав в тюрьму, он сразу прекратил все отношения с Леной, на суде старался не смотреть в её сторону, и ни разу не вышел на свидание к ней после вынесения приговора. До него дошёл смысл слов Хвоста о его желании оградить счастье сестры от судьбы бандита. Он понял, что все его мечты на счастливую совместную жизнь с Леной рухнули. И он принял решение бесповоротно прекратить все взаимоотношения с Леной. Но чувствуя за собой вину в смерти её брата, он периодически отправлял ей деньги, сколько мог.

Отсидев полный срок, Юра вернулся другим человеком, тихим, набожным. Мать к этому времени умерла, но дом сохранился, хоть и требовал капитального ремонта. Подлатав его, стал Юра в нём жить тихо, никуда не высовываясь. Устроился на работу дворником в ЖКХ. Вскорости обратился он к священнику местной церкви Отцу Дмитрию, который принял его в свой штат алтарником. Все обязанности он выполнял добросовестно, много молился, и через два года  получил звание псаломщик.

После освобождения Юра даже не пытался встретиться с Леной, несмотря на то, что все годы она одна занимала его сердце. И вдруг на одной из воскресных служб в церкви он увидел её в черной шали. Она его тоже узнала, хоть и был он в церковном облачении – стихаре. После службы разговорились, Лена рассказала, что мама умерла пять лет тому назад, похоронена на местном кладбище. Не замужем, детей нет. О брате нет никаких сведений. Живет она в городке, работает в банке. Предложила встретиться, и это прозвучало искренно, с нескрываемой мольбой и надеждой. Её теплый, душевный взгляд говорил о многом, она все годы ждала его.

И вот, когда появилась надежда долгожданного счастья, Хвост вновь вставал на его пути. Юра понял, оправдаться самообороной вряд ли удастся, повесят преднамеренное убийство и вновь тюрьма на долгие годы. Но не это тревожило его, а то, как поведет себя Лена, узнав, кто убил её брата. Откупиться нечем. Заначка, в которой все эти годы хранилась доля Хвоста, была не тронута, но кому сейчас нужны купюры 1993 года. А кой-какие цацки, находящиеся в тайнике, Юра пожертвовал храму, сразу как вышел на свободу. Поэтому сумма в двести тысяч для Юрки была непосильная. Убийством избавиться от шантажиста не позволяла ни совесть, ни вера.

На очередной исповеди Юра покаялся в совершенном убийстве. Он рассказал священнику, как всё случилось, и попросил совета. «Сходи в прокуратуру, признайся во всём. Пусть достанут тело, проведут необходимые экспертизы, нож-то говоришь, не трогал, значит, твоих отпечатков на нем нет. Да и не по-христиански друг твой захоронен, исправить это надо. Это во-первых. А во-вторых, я обязан наложить на тебя епитимью. Ты лишаешься сегодня причастия и отстраняешься от участия в церковной службе до решения твоего дела в прокуратуре. На службу ходишь как простой прихожанин, молишься и просишь божьего прощения»  – вынес решение священник.

Явка с повинной дала свой эффект. Следователь добросовестно провёл все процессуальные действия. Положение костей скелета откопанного разложившегося тела Хвоста подтвердили показания Юры. Кисти правой руки действительно сжимали рукоятку ножа. На следственном эксперименте Юра продемонстрировал свои действия при нападении на него Хвоста с ножом, следственной комиссией были зафиксированы признаки самообороны.

Лена и в этот раз пришла на суд. Она сама напросилась в свидетели и дала показания о буйном и вспыльчивом характере брата. Догадавшись, кто был отправитель получаемых ею переводов, она всё время заседания суда не отрывала взгляд от Юры. Тот иногда поднимал голову и ловил этот взгляд. Любовь, тревога и надежда в этом взгляде до боли сжимали его сердце.

Приговором суда Юра был признан виновным в смерти Хвоста, причинённой им при превышении допустимой самообороны, и в соответствии с законом освобождался от уголовной ответственности в связи с истечением срока давности преступления. Когда Юра вышел из клетки, все присутствующие в зале суда – друзья, соседи, прихожане церкви  – подходили к нему и поздравляли с прекращением дела. Юра словно в тумане видел улыбки подходивших к нему людей, не узнавая лиц, кивал им в ответ головой. Его взгляд был направлен в дальний угол зала, где стояла Лена. Нервное напряжение ожидания решения суда у неё сменилось апатией. Она не понимая как поступить, прислонилась к стене и тихо плакала. Юра тоже не знал что делать, с какими словами подойти, что сказать в своё оправдание. Он не понимал причину её слёз, поэтому просто сказал её: «Спасибо за участие»,  – и вышел из зала.

Через несколько дней останки Леонида предали земле по христианскому обычаю. Присутствующих было мало, бывшие друзья по банде либо ещё сидели, либо уже были захоронены. Несколько родственников, да Ленины коллеги по работе пришли поддержать её. Юра нашёл в себе силы, чтобы тоже присутствовать на похоронах. Проведя обряд отпевания, священник отец Дмитрий подошёл к Юре и тихо сказал: «Епитимья с тебя снята. В воскресенье исповедуешься и примешь святое причастие, а со следующей недели будешь участвовать во всех богослужениях. Вижу – маешься, чувствуешь свою вину в страданиях Лены. Очисти свою душу, поговори с ней!» Гроб с останками Хвоща опустили в могилу. Все присутствующие бросили на гроб по горстке земли, кто одну, кто три. Могильщики быстро закидали могилу землей, соорудили прямоугольный холмик и воткнули в него крест. Всем желающим помянуть по русской традиции раздали разовые стаканчики и налили водки. Юра пить не стал, помянул Лёньку, съев печенье. Речей никто не говорил, всё проходило как-то молча, некоторые с упрёком поглядывали на Юру. Выпив ещё по одной, провожающие стали постепенно расходиться, прощаясь с Леной. В конце концов, они остались вдвоём, Лена и Юра. Опустив голову, глядя на могильный холмик, Юра тихо произнёс: «Лена, прости меня, пожалуйста!» «Бог простит, – также тихо ответила она, – а я никогда тебя виновным в том, что произошло, и не считала. Могло случиться гораздо хуже, чем то, что случилось с нами. О мертвых говорят только хорошее, либо правду. А правда здесь в том, что только Леонид виноват в своей смерти».

И взяв Юру за руку, она потянула его к выходу из кладбища.