Читать книгу: «Прекрасное далёко», страница 3

Волшебники Изумрудного города

Своё прошлое нужно знать, хотя самому о раннем детстве очень мало удаётся вспомнить. Но для этого существуют наши мамы – они напомнят. Моя мама так и сделала. И вот что она поведала.

…Тёплый летний день. Выходной. Мне почти четыре года.

– Ну что, на какую природу пойдём сегодня? – спрашивает мама. – На речку или в лес?

– На речку! – не раздумывая отвечаю я. – Там катера, баржи, моторки. А в лесу вместо моторок комары жужжат.

Да, радостно видеть издалека «катательный» (как я называл в детстве) теплоход «Заря», летящий к нашей пристани! Подходя к берегу, катер оставляет позади себя белопенный бурун – это изумительно! Как грибы из лукошка, высыпают на берег пассажиры. Катер принимает новых счастливцев, грозно взвывает двигатель, «Заря» продолжает полёт, и шипящая пена буруна бросается за ней. Наступает другой ошеломляющий момент. Волны, образованные теплоходом, устремляются к берегу, раскачивают ялики и с досадой разбиваются. Я представил, как сижу в одной из лодок и качаюсь вместе с ней на волнах.

– Но ведь, Санёк, мы всё время на речку ходим, а в лесу уже давно не были, – почему-то хочет переубедить меня мама.

– А зачем же ты тогда спрашиваешь, куда идти?

– Интересно узнать, что тебе нравится больше.

Вооружаюсь сачком для бабочек, ведёрком для земляники, и мы отправляемся в лес.

Заметить среди зелёной травы на высоком тонком стебельке красные ягоды земляники – праздник. Даже жалко срывать и портить красоту. Но что поделаешь – слишком вкусно!

У нас соревнование: кто наберёт больше ягод. Вообще-то я люблю соревнования, но мне почему-то больше нравится выигрывать. Сейчас я чувствую, что мне не удастся вырваться вперёд, и предлагаю маме высыпать мою землянику в её банку, – чтобы собирать вместе без соревнований.

Новогодняя ёлка в Доме учёных Пущино. Дед мороз – Александр (Алик) Азарашвили. 1976 г.

– Нет уж, хитренький Саня, у меня первый сорт, а у тебя – второй, – возражает мама. – Сколько в твоём ведёрке зелёных ягод и мусора? Листочков, травинок?! Уж лучше ты отдельно собирай. Только гонись не за количеством, а за качеством. И не ешь, пока не соберёшь, иначе тебе за мной не угнаться.

Сначала я мужественно терплю, не ем. Потом забываю о мамином наказе: рву и ем, ем и рву. Заметив, что папа снисходительно улыбается, глядя на меня, я застенчиво объясняю:

– Папа, знаешь, почему я ем землянику?

Конечно, папа не догадывается.

– Потому что я её обожаю.

Моя рука прикасается к чему-то мягкому и влажному. Царевна-лягушка! Царевна не успела догадаться, что надо драпать, зато я успел взять её в руки и стал рассматривать с большим интересом.

И вдруг папа восклицает:

– Лось! Смотрите!

В трёх шагах от нас неторопливо шёл лосёнок, с большими рогами и отвислой верхней губой. Папа с мамой, обо всём забыв, уставились на животное, пока оно не скрылось в зарослях. Конечно, такое событие было бы интересно и мне, но я не успел сообразить, что в жизни, наверно, только раз мимо тебя в лесу может пройти сохатый. Или вообще ни разу. Я лишь на мгновение поднял голову, чтобы посмотреть на это чудо. Лягушка казалась мне не менее чудесной; я впервые в жизни поймал её, и она могла в любой момент выскользнуть из рук. Отвернувшись от роскошного зверя, я снова наклонился над ней, чтобы успеть хорошенько рассмотреть, пока она не вырвалась.

– Лучше лягушка в руке, чем лось в лесу, – изрекает папа, удивляясь, что лягушка увлекла меня больше, чем лось.

– Папа, я устал разрываться на части! И земляника, и лягушка, и лось – все сразу…

…Вечером мама читает мне «Волшебника Изумрудного города». Элли с Тотошкой, Железный дровосек, глупый, но добрый соломенный Страшила и трусливый Лев вселяются в наш дом, и маленькая девочка Элли ходит по нашим комнатам и поёт свою чудесную песенку. Почему они такие симпатичные? Потому что добрые и умеют дружить? А каков великий и ужасный Гудвин в своей тронной комнате! А тот большой горшок смелости?

– Мама, это наша книга? – спрашиваю я.

– Нет. Тётя Таня Щипакина дала почитать.

– А ты купи у неё!

– Что ты, Санёк! Кто же продаёт также хорошие книги?

– А ты её за двести миллионов рублей купи!

– Да ты что!? Таких денег ни у кого нет.

– Ну, тогда давай перепишем её.

– Вот научишься писать и сам перепишешь. А мне некогда.

– Мама, но ты же – волшебница. Сделай так, чтобы эта книга стала нашей.

– Эх, Санёчек! Разве на такое чудо хватит моей волшебной силы?..

Как только я научился писать, мама снова взяла у тёти Тани эту книгу. Перечитав её, я понял, что мне нелегко вновь расстаться с таким праздником… И меня осенило: надо переписать! Мне показалось, что синий цвет в стержне шариковой ручки не годится для такой чудесной книги, – непременно нужно красным! Но красного стержня дома не оказалось, поэтому пришлось использовать красный карандаш.

Начал я с воодушевлением, но быстро устал: работа с карандашом шла медленней, чем хотелось. И тогда я догадался, что время, затраченное на переписывание, можно употребить на чтение другой, не менее интересной книги. Ведь их так много! Успеть бы всё прочесть!

А эти, переписанные мною красным карандашом странички, мама сохранила в своём архиве.

Красное стёклышко

Воспоминания о прошлом

Самые лучшие праздники – те, когда дарят подарки. Но есть вроде бы и праздники, но не тебе дарят, а ты должен дарить.

Например, 8 Марта. Чем плох этот праздник? Весна пришла, всем хорошо, весело; все поздравляют женщин. Однако сколько ответственности перед ним! Нужно готовить маме подарок! Причём засекреченный! А у меня ведь ещё и бабуля! И ей нужен подарок!

Камешек, который я нашёл вчера на дороге и который мне очень нравится, им не подаришь. Подшипник, которым я так дорожу и который мог бы осчастливить и Генку, и Димку, – тоже им не подойдёт. Только сейчас я начинаю понимать, какие капризные и непростые эти женщины.

Вот сегодня мама подметала пол и вместе с мусором хотела вымести и подшипник, и тот самый камешек. Хорошо, что я вовремя подоспел и поднял их с пола.

– Мама, не выбрасывай их! Пожалуйста! Они мне очень нужны!

Так что с этими ценностями всё ясно – не будешь же дарить то, что выметается как сор.

А что, если подарить красное круглое стёклышко? Это – настоящая драгоценность. Мама о нем ещё не знает. Когда я выменял его у Петьки на брызгалку и принёс домой, то сразу же положил в шкатулку с мамиными украшениями. Как хорошо смотрелось стёклышко среди её бус и кулонов!

Но, кажется, мама ждёт от меня другого подарка.

– Санёк, а что ты хочешь подарить мне к 8 Марта? – простодушно спрашивает она.

– Конфетку, – отвечаю невозмутимо, стараясь хранить тайну о красном стёклышке.

– Может быть, что-нибудь ещё? – расхрабрилась мама.

– Шоколадку ещё… – на ходу сочиняю я.

И тогда мама, совсем осмелев, предлагает:

– Может быть, нарисуешь что-нибудь? Ради 8 Марта… Ведь ты совсем не рисуешь. Другие дети, которым, как тебе, четыре года, любят рисовать…

– Я не умею рисовать, – грустно вздыхаю я. – Только дорожку умею.

– Ну, хоть дорожку нарисуй.

Не тут-то было! Я решил не сдаваться.

– Нет, я буду занят. Гвозди буду забивать.

Однако вечером, затаившись в комнате, всё-таки начинаю рисовать дорожку. Зелёную извилистую линию, заманчиво уходящую в бесконечность, за пределы бумажного листа…

Но сегодня, шестого марта, в саду утренник, посвящённый мамам.

И бабулям! – это я про себя так думаю. Про бабуль почему-то на утренниках мало вспоминают. Несправедливо! Свою бабулю я люблю так же, как и маму. Просто сейчас – я слышал от мамы – бабули не так часто соглашаются жить со своими детьми, а раньше было по-другому. Моя бабуля живёт с нами, помогает и украшает мою жизнь. Благодаря ей у меня двойная роль: и сына, и внука, – это делает мою жизнь богаче и многообразней.

К утреннику я выучил стихотворение и сегодня в детском саду должен рассказать его. Мы уже переоделись. Мальчики в белых рубашках и шортах, а вот девочки… Девочки стали красавицами: огромные банты, нарядные короткие платьица… И все мы такие умытые и причёсанные…

Подходят мамы. Сначала они заходят в раздевалку своей группы, издалека кивают своему ребёнку, а некоторые успевают даже поцеловать. Затем снимают пальто и идут в зал, где будет утренник. Там они устраиваются на наших детских скамеечках. Тесно им на них, не очень удобно, но это чепуха, они согласны потерпеть.

Но почему моя мама не идёт? Задерживается? Да, наверно, задерживается. Моё настроение начинает ускоренно падать…

Утренник начался. Я высматриваю и высматриваю маму среди других родителей. Может быть, она уже пришла, а я не заметил, и теперь она ловит мой взгляд.

Но мамы нет.

Уже читают стихи, танцуют, вместе со всеми танцую и я, но без обычного воодушевления. Скоро моя очередь рассказывать стихотворение, которое я выучил как подарок своей маме и хотел рассказать именно для неё.

Но мамы нет. Мне становится грустно и обидно. Все ведь пришли, кроме моей… Так хочется плакать…

И я заплакал.

– Саша, успокойся. Значит, мама не смогла прийти, – слышится добрый голос воспитательницы Анны Ивановны. – Ничего страшного. Через два часа придёт за тобой, и ты её всё равно увидишь.

Мне не нужно через два часа. Мне нужно сейчас. От того, что голос Анны-Ванны такой сочувствующий, мне становится ещё грустнее. Моё горе кажется таким большим, что нужно много слёз, чтобы залить его.

– Саша, сейчас ты должен рассказывать стихотворение. Успокойся.

И воспитательница вытирает мои слёзы.

Но разве успокоишься?

– Не буду рассказывать, раз мамы нет… Не буду…

И меня оставляют в покое.

Утренник закончился. Мамы разошлись, забрав своих детишек, весёлых и счастливых…

И появляется моя мама.

– Ну как, Санечка, ты хорошо рассказал стихотворение? – спрашивает она.

Я молчу.

– Да он не рассказывал его, – отвечает за меня Анна-Ванна.

– Как так?

От неожиданности мамин голос становится очень тихим.

– Вы не пришли, и он такой рёв устроил… отказался рассказывать.

– Мой сыночек!.. – расстроилась мама, убедившись, сколько горя причинила она мне своим отсутствием.

– Мама, а ты почему не пришла на утренник? – спрашиваю я.

Хотя я давно перестал плакать, мне всё ещё невесело.

– Не получилось у меня. Надо было закончить все дела на работе, а я не успела, – оправдывается опечаленная мама. – Ты же знаешь, как много у меня сейчас работы.

Моё горе, бывшее таким большим на утреннике, начинает уменьшаться, превращается в маленькую точку и вскоре совсем тает. А на самом деле оно не растает, а перейдёт в маму. Она ещё долго будет чувствовать себя виноватой и, вспоминая тот день, грустить вместо меня…

Потом разговоримся

Воспоминания о прошлом

Люблю, когда мне рассказывают о моём детстве: так интересно! Сам я многое забыл: у детей до четырёх лет память для большого срока ещё не сформировалась.

И вот что рассказал папа.

Мы с ним возвращаемся из детсада – это совсем близко от нашего дома, почти напротив. Мне три года. Небо голубое, трава зелёная, солнце оранжевое – все замечательно. Иногда я отвлекаюсь, чтобы покидать камешки, – это одна из моих любимых забав. Получается красиво и профессионально. Некоторые взрослые смотрят на меня так жалобно: им неприлично кидаться камнями, а так хочется! У меня большой опыт камнекидания, и я постоянно улучшаю мастерство. Даже в детском саду во время прогулки то и дело кидаю. Бедная Анна-Ванна! Она устала следить за траекторией полёта моих снарядов н без конца одёргивает меня:

– Саша Каранов, прекрати! Саша, перестань кидать камни!

Сколько раз Анна-Ванна жаловалась родителям…

Внезапно папа вспоминает, что мне задали учить стихотворение для утренника, посвящённого лету.

– Санька, ты сегодня рассказывал воспитательнице стихотворение про лето?

– Нет, не рассказывал.

– А почему?

– А я рассказывал.

– Но ты только что сказал, что не рассказывал.

– А потом я рассказал.

Папа обескуражен. Пока он собирает свои рассыпавшиеся мысли, я выбираю направление, куда бы пульнуть плоский круглый камешек, но я твёрдо знаю: нужно кидать в ту сторону, где нет ни людей, ни кошек, ни собак. Есть правило: если хочешь сделать себе приятное, подумай, не станет ли от этого неприятно другим.

– Какие происшествия были сегодня в саду? – спрашивает папа.

– Андрей порезал острым камнем руку. Ему сначала замазали руку, а потом завинтили.

Папа помолчал. Наверно, обдумывал, как бы расколоть меня на какое-нибудь чистосердечное признание.

– Убираешь игрушки на место?

– Да, сегодня убирал. Сначала поломатый танк отнёс на место, потом другой танк, машины убрал все… Кубики собрал. А Анна-Ванна смотрела на нас и радовалась.

– Конечно, ей приятно, что вы становитесь людьми, – сказал папа. – А то она устала жаловаться на вас: то игрушки не убираете, то дерётесь, то визжите, то не спите, то не едите.

Но вот мы и дома. Бурная встреча с мамой, как будто бы меня не один день, а целый месяц не было дома.

И вдруг она замечает мелочь, на которую не успел обратить внимание папа, озабоченный задачами моего воспитания.

– Где ты так поцарапался? У тебя вся щека ободрана…

Я, уклоняясь от ответа, пытаюсь завести разговор на другие темы.

– Мама, смотри, какой камень я нашёл! Он драгоценный?

– Конечно нет. Так кто же тебя так поцарапал?

Я снова изворачиваюсь.

– Мама, а у меня увеличительное стекло есть. Мне Мишка подарил. Смотри, как оно увеличивает!

Но мама не слышит моих слов, её словно заклинило на злополучной царапине.

– Санёк, когда ты мне ответишь, где ты так сильно поцарапался?

– А во-первых, мамочка, ты пришла с работы и ещё не переоделась…

Мама уходит переодеваться, а я замечаю на столе свою любимую сушку и начинаю весело грызть её.

– Так как же ты всё-таки поцарапался? – доносится до меня из другой комнаты мамин голос.

И вот она уже на кухне.

– Мама, ты разве не видишь, что я ем. Потом разговоримся…

И только поздно вечером, когда мама уложила меня спать, я не мог устоять перед её ласковым голосом и решился приоткрыть свою тайну.

– А вот так! Лез через забор… Там в проволоке дыра…

И я тут же засыпаю…

По каким звёздам жить

Воспоминания о прошлом

А об этом рассказала мама.

Я устроил военные манёвры на новом, только что купленном, письменном столе и так был увлечён, что в пылу сражения не заметил, как боевой техникой сильно поцарапал стол. Я расстроен, мне хочется разделить с кем-нибудь своё горе. Но с кем? Выбирать не приходится. Только с мамой.

Я давно заметил: если не ждать, когда тебя разоблачат, а первым сообщить неприятную новость, меньше ругают. Мама уж точно не поставит в угол. Она просто огорчится, и мы с ней оба будем огорчённые…

А папа… Когда как. Всё зависит от характера моей провинности и от папиного настроения. Он может, едва взглянув на меня, только буркнуть для порядка:

– Плохо!

И снова уткнётся в газету или фантастику.

Или:

– Я же говорил: не подходи к моим полкам с инст-рументами! А ты опять не послушался!

Если же папа смотрит хоккей, он может вообще не услышать меня. А ещё он может – и это самый худший вариант – выслушать моё признание и, осуждающе взглянув, сказать:

– Ну что ж, не послушался… Тогда иди в угол.

И молча повернётся к телевизору, а я, не вступая с ним в спор, встану в угол.

Прекословлю я только с мамой и с бабулей. С ними я долго могу сражаться за свою свободу. Иногда они не выдерживают моего сопротивления, а иногда их заставляют отступить смягчающие обстоятельства… И тогда они говорят:

– Ну ладно, чтобы в последний раз! Договорились?

Я обещаю. Трудно разве дать обещание?! Только попробуй потом его выполнить! Я столько раз пробовал – не получалось! Если и не повторял старые ошибки, то делал новые. Мамины бусы недавно нечаянно порвал, будильник испортил, случайно уронив на пол, когда заводил. Да что перечислять…

Больше всего я волнуюсь, если испорчено то, что связано с папой. Однажды, когда мне было лет пять, я сломал в проигрывателе штучку с иголкой: самовольно ставил любимую пластинку «Приключения Буратино». Ремонтировать проигрыватель приходится папе, так что его трудно обрадовать такой новостью. Что же делать? Как подготовить его? Что сказать?

Эти вопросы волнуют и маму. И мы советуемся друг с другом.

– Санёк, как ты думаешь, что мне сказать, когда папа спросит, кто сломал проигрыватель? – лукаво спрашивает она.

Не успеваю я что-то придумать, как она сама находит выход из положения.

– Ладно, когда он спросит, я промолчу, как будто не расслышала, и выйду из комнаты, будто у меня на кухне подгорает картошка. А что ты скажешь, если он спросит тебя?

– Я залезу под диван, – подумав, отвечаю я.

И нам становится очень весело. Однако я понимаю степень своей вины и, как только папа появляется дома, меня не нужно уговаривать встать в угол. Он ещё ничего не подозревает, а я уже там.

– Санька! Ты почему в углу стоишь? – спрашивает папа. – Я вроде бы ещё не ставил тебя.

Я молчу. Папа уходит в зал и видит, что случилось с проигрывателем.

– Так ты опять сам ставил пластинку? Иглодержатель сломал… Тогда стой. Правильно сделал, что сам догадался встать.

Через пять минут мама предлагает освободить меня из добровольного заключения. Однако я так хорошо вошёл в роль кающегося грешника, что нужны некоторые усилия, чтобы уговорить меня выйти на волю.

Вот такой я бываю иногда… сознательный.

А иногда меня раздражает, что я всё время должен повиноваться родителям. Почему я должен выполнять все их требования? Почему не наоборот?

Однако нужно быть справедливым: иногда и они меня слушаются. Например, если я прошу почитать книжку. Если мама не занята, непременно согласится. А папа всё время занят. Бедный папа! После работы, только войдёт в квартиру, скорей к телевизору! Смотрит его, смотрит, пока не закончатся все передачи (к тому времени я уже давно сплю). Так что он очень занят и читает мне очень редко.

– Почему я всё время должен вас слушаться? – спрашиваю я родителей. – Почему я – непослушный ребёнок? Может, это вы – непослушные родители?

– А вот почему, – терпеливо начинает мама. – Чтобы ребёнок и даже взрослый могли выжить в этом сложном мире, они должны знать, по каким правилам жить, по каким звёздам ориентироваться. Как в старые времена капитан корабля по звёздам определял курс корабля, чтобы приплыть куда следует. Сам ребёнок ещё не может делать выбор, как ему поступать, потому что не знает, что хорошо, что плохо, опасно или нет. Без знания правил он пропадёт. Вот пример: река только что замёрзла, лёд ещё тонкий, хрупкий, а дети отправились по льду на другой берег. Чем это закончилось? Ага… понял…

– А ты видел у тёти Светы кошку, как она воспитывает своих котят? – включился папа. – Как она ходит за своим котёнком по пятам. Если надо, зовёт за собой; если не то сделает – шлёпает. Кошка! И так же другие животные.

Надо же! И у животных так же заведено: слушаться родителей. Не мне одному мучиться.

Мне положен отгул

Воспоминания о прошлом

Да, мама права: я всегда слушаюсь папу. Почти всегда. Объяснение простое: не послушаешься его – ни за что не простит, упрямый и принципиальный. И наказания придумывает какие-то ехидные: не смотреть мультики, не кататься на велосипеде, не выпускать на улицу… И если уж сказал, то всё: изменит своё решение только в том случае, если мама, мой адвокат, сможет переубедить его. Или в тех случаях, когда я несколько дней подряд буду тише воды, ниже травы. Буду мыть руки – без напоминаний, буду складывать игрушки и одежду на место – без долбёжки. В общем, буду идеальным ребёнком. Ох, как это трудно! Один день можно продержаться… Но несколько дней!..

Но вот наконец не смену папиному гневу приходит милость. Можно и отдохнуть, расслабиться. Пока я был идеальным ребёнком, очень переутомился – мне положен отгул.

Не так уж плохо, когда один родитель – очень строгий, а другой – подобрее. Им приходится спорить между собой, и если я случайно услышу такой спор, начинаю догадываться, что всё не так просто, нет готовых правил на все случаи жизни и не так уж легко принять справедливое решение.

Хорошо всё-таки, что мама – слабохарактерная. Пока что и я – такой же. И мы с ней друзья! Нам хорошо друг с другом. Мы то ссоримся, то миримся. Иногда после ссоры, не помирившись, уйду я в печали спать без маминого «Спокойной ночи!»… Но вдруг в мою комнату тихонько открывается дверь, входит мама. Садится рядышком.

– Ты спишь? – опрашивает она тихо.

А у меня уже сердце замерло от предвкушения чего-то хорошего.

– Нет… не сплю…

– Давай помиримся! Ты ведь больше так не будешь?

– Никогда! – убеждённо отвечаю я.

Оба растроганные, мы обнимаемся.

– Спокойной ночи! – говорит мама и уходит.

Теперь и у неё, и у меня на душе легко и спокойно.

Но иногда мама тоже бывает неправа. Это бывает, когда у неё какие-то неприятности. Тогда она становится раздражительной и нервной. Тогда она может накричать даже из-за пустяка. Неприятно, когда на тебя кричат. И обидно.

Через некоторое время мама остывает, горько сожалеет о своей вспыльчивости и с виноватым видом подходит ко мне.

– Санёк! Я была неправа. Накричала ни за что. Ты уж прости меня. Настроение сегодня неважное… а ты под горячую руку подвернулся…

Конечно же, я прощаю! Мы незлопамятные и не копим обиды друг на друга. Кто старое помянет, тому глаз вон! Мне становится жалко маму… так хочется поправить её настроение.

– Мама! Ты не переживай! Лучше я вместо тебя переживать буду!

У меня на вооружении есть способы для поднятия маминого настроения: надо навести порядок в своей комнате, не тискать Тишку своими богатырскими объятиями и не мешало бы порисовать… хотя бы жирафов или танки. И ещё помогает, если я, уходя на улицу, надеваю ненавистные синие сапоги, в которые я соглашаюсь влезать только в присутствии папы. Почему-то мне кажется, что над этими сапогами будут смеяться все мальчишки.

– Ну и пусть смеются! – говорит обычно мама. – А ты не обращай внимания. Правда не всегда бывает на стороне большинства. Посмеются и перестанут, если увидят, что ты – сильный и не поддался им. Нужно жить своим умом…

Кажется, сегодня мама убедила меня, и я решительно отвечаю ей:

– Да, всё-таки надо мне свой ум завести! С сегодняшнего дня начну заводить! Только мне непонятно, как надо отстаивать свою правоту? Как узнать, прав ты или не прав?