Талисман для «Яичницы»

О, свят космос! Никто из греев не хотел превратиться в зелёное чудовище на каблуках. Решили усыпить его сонным газом и притащить в комендатуру, пусть там разбираются: голем это, или не голем. Над головой раздался лёгкий хлопок, больше Лоя ничего не помнила из своего приземления. Её упаковали в плащ-палатки, и трое греев понесли девушку на плечах. Никто из них не обратил внимание, на лежавший на обочине дороги, кустарник, вырванный из земли с корнями. У Линейки никогда так не болела голова, он не знает, где у него находится голова, но болело всё. Рядом никого не было. Линейка не помнил, как здесь очутился, и почему он видимый. Он решил пока не шевелиться и ждать, когда придут умные мысли. Линейка заскрипел, представив мысли с ногами. Линейке надоело ждать, никто не приходил, он принял вертикальное положение и попытался сделать первый шаг. Наблюдатель от греев попросил успокоительного: столько эмоций! Столько эмоций! Наблюдателю показалось, что кусты ходят. Линейка вовремя включил невидимость, он вспомнил, как заменил газ в космической лаборатории, этот раз, без газа, точно не обошлись. У линейки появился план, как найти пропавшую Лою. Нужно дождаться смены караула, и читать мысли греев, читать всё подряд.

Лоя очнулась в камере, девушка быстро поняла своё положение, и то, что её арестовали греи. Она не поняла, как её раскусили, она же делала всё правильно.

– Это не я, это греи попались не правильные. А где мои очки? И, вообще, как я здесь очутилась?

Ей греи дали целую ночь на размышления. Все свои претензии Лоя предъявила следователю, на допросе. Грей был стар и близорук, он внимательно выслушал претензии арестованной, а потом задал всего один вопрос:

– Где вы, видели греев в таких одеждах

До Лои дошло, что все её старания с переодеваниями, прошли впустую. Следователя интересовало всё, от брюк, до причёски. Оказывается, у греев этого не было. Следователь вертел один из снятых сапог, постоянно ощупывая каблук:

– Это зачем?

Лоя не смогла ответить. У греев на тапочках каблуков не было, у самуров тоже. Обувь самуров, больше походила на мокасины.

– Ага, я догадался, это, чтобы маскироваться под голема и ходить так, как будто сильно хочешь в туалет, но, понимаешь, что уже поздно.

Лое надоел этот извращённый разговор, никто ещё так не обсуждал её походку, притом грей говорил на полном серьёзе, он не смеялся, он верил каждому своему слову. Грей никогда не видел, чтобы женщины ходили, переплетая ногами, почти на цыпочках, при этом бессовестно, вертя бёдрами. Он даже таких големов не встречал. У грея начала болеть голова, это уже был второй зелёный грей. Нужно провести между ними очную ставку, при перекрёстном допросе выяснится, с какой целью они прибыли на планету. Старик вздохнул:

– Раньше была тюрьма, как тюрьма, а с этой войной, всё перепуталось – не тюрьма, а кунсткамера какая-то: два зелёных голема, один полу ящер-мутант, с панцирем. Всё, пора на пенсию! Хорошо, хоть паукообразных обезьян нет.

На завтра пообещали смену, его рапорт об увольнении давно лежит на столе начальства, но война перебила все планы. Следователь решил провести перекрёстный допрос зелёных вместе с офицером, прибывшим к нему, на смену. Линейка, уже добрался до тюрьмы, он уже знал, что Лоя здесь, он нащупал её присутствие в ментале. Девушка была жива, но сигнал был слаб, Линейка не мог читать её мысли. Зато он смог связаться с Пустельгой.

– Как тесен этот мир, зелёный тоже был в этой тюрьме, и довольно-таки, давно.

Глава 24

–Эй, зелёный! Пустельга, подскочил от внезапности, мотая головой.

Нет, рядом никого не было.

– Показалось. Пустельге померещилось, что его позвал Юнга, на волшебном языке.

Линейка просканировал мозг Пустельги. Связь была налажена. Перед глазами Линейки высветилась фотография загадочного Юнги, о котором думал бывший островитянин. Странно, но этот Юнга был грей, и совсем не зелёный. Линейка задумался, что может связывать Пустельгу и грея? И просто, из чувства безопасности, он осторожно задал вопрос Пустельге. Островитянин сидел второй месяц в одиночке, они смогли доплыть до берега, когда кончились силы, и у него, и у товарища. Их, в беспамятстве выбросило на берег, греи поместили их в тюрьму. Потом были допросы, но не долго, видимо база пришельцев была на орбите планеты, и деревья разбили только передовой десант этих паукообразных орангутангов. Началась война, пришельцы разбили город греев, досталось и ящерам, их войска готовили атаку на позиции самуров. Ящеры подумали, что это помощь греям от неведомой коалиции, но когда разведка донесла, что сталось в тылу греев, то всё встало на свои места: кто-то вмешался в их многолетнюю войну. Обезьяны приобрели сразу двух врагов, для которых война была смыслом жизни. И самуры, и ящеры, знали здесь каждый клочок земли. Это были непримиримые враги и мастера локальных и партизанских воин. Обезьяны это поняли, но поняли поздно, когда лишились всего космического флота, они попали между двух огней, и начали терять свой состав, несмотря на современное оружие, которого не было, ни у аборигенов, ни у греев. База пришельцев продолжала вращаться вокруг планеты, но они ничем не могли помочь своим соплеменникам. На базе остался только дежурный персонал, с которым, совсем не было связи. Пустельга опять, вспомнил: о Юнге, о капитане. Линейка внимательно пережёвывал всю полученную информацию. Нет, ни Юнга, не капитан, ни сам Пустельга, не могут нести опасность для Лои, тем более, для лаборатории.

– Эй, зелёный!

– Опять началось.

Пустельга, догадался по скрипучему смеху, разрезавшему ментал:

– Линейка? Это ты?

Ребёнок замычал, подражая шурмену.

– Нет уже шурменов, Линейка, нет моего друга Корнежаба, и острова тоже нет. Я видел своими глазами, как пауки разорвали его на части и утопили в море. Нет никого, Линейка! А ты где? Опять в невидимку играешь? Опять убежал с базы? Погоди, Лоя тебе задаст!

Настал черёд Линейке оправдываться перед Пустельгой. Пустельга, узнал, что Линейка прячется в тюремном дворе, а Лою тоже арестовали Греи, и она находится в здании этой тюрьмы, только где – то далеко. Линейка устал держать невидимость и сильно проголодался. Пустельга, позвал малыша в свою камеру, невидимому легче проникнуть в камеру, чем зелёному в тюремный двор с браслетами.

– Заходи, что-нибудь придумаем.

Через несколько минут, Линейка был рядом, снял невидимость и завалился спать на полу, поближе к двери и подальше от зоны видимости тюремного глазка. Линейка даже про голод забыл, так вымотался от своих приключений. Сменился караул, сменщики проверили всех заключённых, заглядывая в глазки камер, но посапывающего во сне куста, никто не заметил. Линейка разбудил Пустельгу рано утром:

– Есть хочу-у-у!

Под камерой Пустельги, в полуподвале, была тюремная кухня, каждый день, оттуда доносились соблазнительные запахи. Пустельга, включил обоняние, пахло мясом, фаршем и острым перцем. Он знал, что у живых деревьев нет нюха, поэтому, как мог, объяснил Линейке, где находится пища. У живых деревьев не было нюха, но глаза находятся рядом с желудком, Линейка подошёл к окну и через решётку, опустил один из своих тонких корешков, похожий на макаронину. Эта макаронина начала расти, удлиняться, и вскоре по ней стала поступать пища. Без преувеличения, за пол часа, маленький куст превратился в баобаб. Линейка наелся, убрав из подвала часть своего желудка. Я боялся, что его обнаружит охрана, Линейка стал таким толстым! Но пронесло, через час, с низу начался такой рёв, скандал перерос в драку, вся охрана помчалась на разборки. Говорят, что дрались все, но так никто и не сознался, кто слопал двух быков, чан фарша, сорокалитровую кастрюлю компота, и всё это закусив двумя тортами, приготовленными для дня рождения дражайшей супруги директора тюрьмы. У Линейки был неплохой слух, он при приближении караула к глазку двери, становился невидимым, до этого он был, только, недвижимым. На завтрак и обед у нас были наши любимые галеты. Ну и что? Пусть Линейка весь дневной рацион тюрьмы умял? Зато я друга накормил!

Слухи в маленьком мире распространяются с неимоверной скоростью. Ещё не успели зелёного с Черепахом переправить в тюрьму с побережья, как об этом знал каждый грей. Ещё все знали, что в тюрьмах никто долго не выживал, узники погибали от таинственных болезней и агрессивности охраны, ходили слухи, что на заключённых испытывают какое-то тайное оружие. Идея о спасении Пустельги, пришла в голову Капитану, он поделился своими мыслями с командой, побывавшей с ним на острове. Люди поддержали его, особенно активен был Юнга. Капитан стал разрабатывать план, он привлёк к этим разработкам Юнгу, и наконец, сама фортуна способствовала их желаниям. Капитан, в кулуарах, узнал о замене главного следователя в тюрьме, остальное было дело техники, Юнге осталось разыграть роль следователя. Перед воротами тюрьмы появился молодой человек, в голубом наряде пенитенциарной службы, у стражников был намётан глаз на появление офицеров, тем более, что они были предупреждены и стояли навытяжку, перед появившимся. Старый следователь выглянул в окно:

– Лёгок на помине!

Он давно уже, с нетерпением, заждался замену. Он не любил молодёжь – она, зачастую скорее исполняла приговор, чем думала. Следователь начал собирать свои вещи. Дом был разрушен, город тоже, он не знал, куда ему следует возвращаться, но и в тюрьме находится у него сил не было. Как всё уже надоело: тюрьма, запылившиеся папки с делами, сейфы, и эта война. Офицер вошёл в кабинет, и не здороваясь, протянул документы в руки следователя, а вместе с ними, письмо из министерства. Старик отодвинул в сторону характеристики с вензелями, вскрыл письмо. Эти рекомендации ему ни о чём не говорят, кто-то усердно толкает малого вверх. В конце письма была приписка с адресом по какому следователю надо обратиться для определения с жильём, и получения продовольственных карточек. Это уже было интересней. Следователь, по привычке, старался запомнить адрес, он знал, что в мире, в котором он существует, документы умирают быстрее, чем люди. Опять внизу шум. Стражник, дежуривший в коридоре, сказал, что повара опять подрались: дверь на замке, у каждого из поваров свой ключ, по их словам, в кладовку никто не входил, если кто из них и отлучался с места работы, то по естественной надобности. Повара обвиняют друг друга в чревоугодии. Старик рассмеялся:

– Это как?

Он мысленно представил трёх толстяков, едва помещающихся у кухонной плиты.

– Они обвиняют друг друга в воровстве домашних тормозков.

Повара, каждый день приходили на работу, гружённые, как лошади: рюкзаками, коробками, банками, склянками, добавляя работу охране, проверяющее содержимое вещей обслуживающего персонала, проносимых в тюрьму. Старик завис!

– Это как?

Он помнил, что ещё недавно был скандал на кухне, пропажу так и не удалось обнаружить. Следователь спросил стража:

– А, на взвешивание вы их водили?

– Водили. Что толку, все три хряка весят одинаково. Любой из них мог слопать три тормозка, и это, абсолютно не скажется на их фигурах.

Страж зацепился:

– С чего вы это взяли?

– Господин следователь, два дня назад, эти три кабана, всю тюрьму без еды оставили!

Следователь промолчал, но он согласен был со словами служащего. Ему тоже были неприятны эти – вечно жующие физиономии. Молодой офицер вращал глазами по сторонам, не понимая, что здесь творится, и причём какие-то повара к его назначению. Офицер нервничал, три раза вытирал пот с лица голубой пелёнкой. Следователь наконец обратил внимание на юнца, подал ему носовой одноразовый платок.

– Дела в сейфе, ключ на столе, вода в котле.

Юнга хотел спросить:

– Зачем вода?

Но старик вытолкал его из комнаты и увлёк за собой – по коридорам тюремных казематов. Вся грейская тюрьма находилась в скале, камеры и большая часть здания были выложены местным гранитом. Тюрьма – это был первый объект, построенный греями, со времён пришествия. Война её совсем не коснулась. По каким-то негласным правилам, в любой войне, разрушают всё – до основания, оставляя нетронутыми тюрьмы и дворцы. Дворцы – это тоже тюрьмы, только не для плоти, а для души. Юнга, только успевал перебирать ногами:

– Кажется его приняли, кажется пронесло…сердце работало на износ.

План капитана сработал. Старик показал на маленькую дверь, за ней была комната пыток, а рядом, среди этих ужасных специализированных орудий, залитых высохшей кровью, была скамья дознания. Юнга пытался не подать вида, но запах …этот запах крови и внутренностей различных существ, Юнга выскочил за дверь, фонтаном, чуть не обдав конвоира с подследственным. Юнга в этом худом субъекте, на плечах которого было сплошное рваньё, и сам он был весь, какой-то сваленный, грязный, еле узнал Пустельгу.

– О, следы космоса! Что они с тобой сделали?

Юнга еле сдержался, чтобы не обнять друга. Но он сделал вид, что не узнал пленника. Следом за Юнгой, из комнаты вывалился следователь:

– Привыкайте, молодой человек! Тюрьма – это не балет!

Заключённый что-то хотел сказать, и протянул руки к молодому офицеру, но конвоир усмотрел нарушение в поведении подопечного, и ударами плети остановил узника. Пустельга, закрыл голову руками, сидел на корточках и безропотно сносил все удары стражника. У Юнги сжались кулаки, он уже сделал шаг, чтобы защитить друга …но нет, нельзя, Юнга сделал вид, что споткнулся, и упал на заключённого, приняв последние удары конвоира на себя. Он едва успел, шепотом, на волшебном, сказать:

– Молчи.

Пустельга, вздрогнул. Ему не верилось, он уже устал от одиночества, от систематических побоев и постоянного издевательства. Великий космос услышал его молитвы. Теперь у него появились силы терпеть. Да, он узнал, он конечно узнал Юнгу. Ему пообещали очную ставку, он не знает с кем. Последняя очная ставка была с Квином, с его земляком, с которым они пережили ад на острове. Учёный находился в ужасном состоянии, греи посчитали, что он мутант ящеров и к нему были применены интенсивные меры дознания, по первой категории, как к врагу. Греи ненавидели ящеров, и готовы были живьём содрать шкуру с врага. Другу выкололи глаза, подвергли допросу с применением огня, просто так, из расовой неприязни, их даже не интересовали ответы подследственного. Ему под панцирь запустили шилохвостов, я представляю, через какую боль пришлось пройти Черепаху. Он на ощупь, ещё узнал меня:

– За что? За что, они с нами так? Мы же им не враги. Я только хотел рассказать, как погиб остров.

Это были последние слова друга, сказанные на волшебном. Его вспороли, как селёдку, об этом я услышал разговор конвоиров. Никогда…никогда тебе теперь не выучить язык ящеров! Кого ещё эти изверги нашли для издевательств? Кого ещё хотят подвергнуть мучениям? Ах, как жаль, что Юнга не знает языка ящеров!

Вечером Линейка разбудил Пустельгу:

– Кто-то стучит.

– Стучит и стучит, мы то причём?

– Послушай, зелёный!

Я прислушался, из подвалов доносился глухой звук, через который можно было услышать знакомую дробь. Язык ящеров, ой, живых деревьев, а, какая разница? Линейка не выдержал, стал переводить прямо в ментал:

– Ответьте, слышит ли меня кто-нибудь?

Почерк был мне незнаком, вполне возможно, что это греи выделываются, подобрали код, а теперь провоцируют. Греи от меня требовали одного, чтобы я признался, что являюсь шпионом ящеров, тогда моя смерть будет красивой и лёгкой. Ни за что! Я не стал отвечать, а Линейка не выдержал, послал закодированный сигнал. Ответ услышал и я, кто-то обещал Линейке надрать уши. Честное слово, я знал, что у живых деревьев исключительный музыкальный слух, но не знал, где у них находятся уши.

– Лоя! – вскрикнули мы оба, и тюрьма, на пол ночи превратилась в смесь кастаньет с трещоткой.

Я уже знал всё, как появилась девушка на планете, и рассказал, что случилось на острове, и с моим другом Корнежабом и с Черепахом. Сказал, что на планете война с пришельцами, как мог, описал орангутангов. Лоя видела результаты военных действий, она описала разрушенный город и как попала в плен. А для Линейки передала отдельное сообщение, что детям не место на войне, им не место даже на этой планете. Я уже не слышал, как ругалась девушка, у меня на Линейку были свои планы. Я послал ему в ментале фотографию Юнги. Я знал, что он будет ночевать в тюрьме. Задача мальчишки состояла в том, чтобы, воспользовавшись невидимостью, найти друга и узнать о его планах. Я не сомневался, что Юнга появился в тюрьме с единственной целью, чтобы спасти меня. Теперь его задача усложнялась – надо было спасать и Лою. Ночью я осторожно, не касаясь, окликнул ребёнка, и Линейка незаметно, как осьминог, просочился через оконную решётку и исчез в ночной мгле. Я пол ночи не спал, переживал за малого; одно дело гулять по улице, другое дело – в окружении вооружённой охраны, где стражи и день, и ночь, следят за тем, чтобы никто не проник за тюремные стены, без позволения командования. Любое неосторожное действие малыша, могло привести к трагедии и сорвать хорошо подготовленный план. Но обошлось, Линейка через два часа вернулся в камеру с обнадёживающими мыслями. Юнга передал, что в связи с близкими военными действиями, очная ставка зелёных отменялась приказами из министерства. Я постараюсь заблокировать прямое управление командования и завтра, вас вызовут в комнату допросов, мы обговорим там все наши дальнейшие действия. По всей видимости, комната нашпигована всеми шпионскими хитростями, поэтому, говорить придётся нам, на волшебном языке, а Лое ты отстучишь на языке деревьев, если у неё возникнут срочные вопросы. Обстановка вокруг тюрьмы сложная, нас паукообразные обезьяны отрезали от военных сил греев. Пока они нас не нашли, надо убираться из тюрьмы, я не думаю, что тюремной охране удастся долго противостоять элите космического десанта. На передовой, я видел, как орангутанги стирают греев – как ластиком на бумаге, не остаётся даже следа. Пришельцев мало, по сравнению с греями, и они лишены главного козыря – кто-то взорвал весь их флот. Но обезьяны всё ещё сильны – у них, сверхмощное ручное вооружение, одни только нейтрализаторы, чего только стоят. Нам надо уйти незаметно. Нам надо уйти, как получится. Завтра решающий день, Пустельга. Я знал, что друг взвесил каждое слово, перед тем, как сказать его. Юнга отличался лаконичностью. Завтра, так завтра. Линейка уже спал, для него завтра уже наступило. Пусть ребёнок отсыпается, а нам ещё предстояло очное свидание.

Наконец мы встретились. Юнга первый начал разговор, я едва успевал отвечать, поддерживать тему и суфлировать для Лои смысл нашего диалога. Лоя врубилась, что следователь свой, и никто не будет вставлять иголки под ногти, и подвешивать на дыбу. Девушка, при виде пыточной камеры, теряла сознание, видимо ей тоже досталось от греев. Я сравнивал их с аборигенами, ящеры тоже относились к пленникам не лучшим образом.

– Но нас же схватили без оружия?

– Не совсем. У Лои был нейтрализатор второго класса.

– Линейка, ты что здесь делаешь? Когда я уходил, ты же спал.

Теперь пришла моя очередь ругать недоросля, вечно он лез в самое пекло, туда, куда нельзя. Прав был друг Корнежаб:

– Ты ещё с нашим потомством не встречался!

Линейка засмеялся, и полностью выдал себя, перед всеми присутствующими. Юнга возмутился:

– Нам ещё детей не хватало посвящать в наши планы.

Он предложил мне перейти на волшебный, бедный друг, он не знал, что Линейка может читать мысли, и даже, если его выставить из камеры, это не спасёт ситуацию. Решено быть на готовности, через час, Юнга откроет двери камер, и мы уйдём подвалами к морю. Там нас будут ждать. Наше общение на непонятном языке, не осталось без внимания. Юнга не учёл, что работал особый отдел внутренних расследований. По его распоряжению были заблокированы двери в пыточную камеру, и по тайным трубопроводам, со всех щелей стал поступать сонный газ. Линейка уже был научен, ему не нравилось, когда раскалывается голова, и, вообще, он проголодался, пора обедать. Линейка смылся через мусоропровод, а мы попадали там, где сидели. Это, наверное, нас и спасло. Капитан рассказывал, что паукообразные обезьяны нашли тюрьму, и как альпинисты влезли внутрь, и не применяя оружие, пинками, выставили весь обслуживающий персонал. Да, и что им могли противопоставить охранники? Кроме плёток и специальных палок у стражей ничего не было. Инопланетяне быстро провели зачистку, убедились, что внутри самуров нет, и покинули негостеприимное здание. Нам показалось, что обезьяны остались недовольными: всё смотрели на свои наручные приборы, которые непрестанно моргали, о чём-то сигнализируя. Но ещё больше они были не довольны, что на кухне им ничего не удалось найти съестного. Они раскрыли все двери и выпустили заключённых, а вас, наверное, приняли за мёртвых, они куда-то спешили, и тщательно вас не обследовали, один вид пыточной камеры, говорил о том, что жизнью здесь не пахнет. Мы дождались, когда обезьяны уберутся, и принялись искать вас. Еле нашли, и вы все оказались живы. Осторожно, ступенька. Мы уходили от тюрьмы подземными туннелями.

– Стойте! Меня подождите, я не могу так быстро.

– Кто это? – испугался капитан?

Значит мысленная телепатическая команда Линейки, и его достала! Линейка потерял видимость. Лоя, хватаясь за бока, сползла на землю. Я тоже не мог удержаться от смеха – маленький толстый бочонок, совсем не был похож на дерево. Линейка застрял на входе в очередной туннель, и запаниковал. Я пообещал вернуться за ним, через два дня, когда тюремная пайка утрусится. И, только, капитану, ведомыми тропами, мы пошли навстречу, к базе греев.

Глава 25

Война не изменила греев, они уже родились с расовой нетерпимостью, и к зелёным относились с ненавистью, враждебность чувствовалась во всём: во взгляде, в гримасах, в походке, в улыбке. Капитан прятал нас в своей «каюте», и просил не провоцировать озлобленных греев. Греи сражались против маленькой кучки пришельцев и терпели ужасное поражение, самуры гибли сотнями, тысячами, каждый день, пришло такое время, когда обезьяны загнали греев под землю и устраивали охоту на самуров. Не было противостояния армий, обезьяны гонялись за отдельными разрозненными группами греев, выковыривая их с щелей, и уничтожая, как тараканов. Мы попали под землю в то время, когда здесь остались, преимущественно женщины и дети. Правительство давно рассыпалось, как и командование и прочие институты власти. Умные греи давно признали своё поражение, им наплевать было на народ, их никто не распускал, не свергал, не преследовал – они, просто, пропали в один день, и никто даже не заметил. Просто было не до них. Время болтунов кончилось, пришло время выживания: не хватало еды, медикаментов, одежды, тепла, но больше всего народ страдал от недостатка информации. Питание брали со складов, теперь склады охранялись стихийно возникшими бандами, некоторые склады были под контролем обезьян, возникли проблемы со снабжением, состав продотряда таял с каждым рейдом. Возле Капитана собрался народ, надо было что– то делать, под землёй греи дошли до критической точки, до той грани, за которой начинается дорога к смерти. Нация умирала, каждый день на поверхность выносили трупы: греи умирали от голода, самоубийств, от нападения преступников. Тогда в нашей комнате и появился Сенатор. Я его раньше, мельком, видел в тюрьме: крупный мужчина, с высоко поднятой седой головой, весь опутанный цепями. Его боялись даже там, в тюрьме, вокруг заключённого находилось целых четыре надзирателя. Сенатор был чёрным. Да, да. Вы не ослышались – он был чёрным греем. Капитан вернул Лое её фонарик. У девушки даже руки трусились, нейтрализатор для неё много значил, никто здесь не знал, как пользоваться этим оружием, капитан конфисковал его у одного из бандитов. К нам уже привыкли под землёй, на нас тоже перестали обращать внимание, голодным греям стало безразличны: и цвет нашей кожи, и наша одежда, и мы сами. Весь мозг греев был занят тем, где найти еду. Они ходили по туннелям толпами и по одиночке, выискивая улиток, червей и грибы. Я вспомнил за Линейку. Мы пошли выручать его всей комнатой, надоело сидеть взаперти. Я по пути, рассказывал Сенатору про остров, про живые деревья, про войну с инопланетянами. Он улыбался, и воспринимал мой рассказ, как фантазию, как сказку, он не верил ни одному моему слову. Это меня бесило, и добавляло эмоций в мой рассказ, но получался обратный эффект, чем красочней я описывал события, тем улыбчивей становилась физиономия Сенатора.

– Не веришь? Не надо. Скоро придём, сам увидишь!

Лоя в наш разговор не вмешивалась она шла впереди нас и освещала дорогу, изредка переключая оружие, для нейтрализации банд, поджидающих нас в темноте. Наружный свет появился внезапно, резанув своей яркостью по глазам. Я проморгал свои видео рецепторы, но Линейки на проходе не было, перед входом лежало семь трупов обезьян, а сам Линейка, стоял над пропастью и что-то выуживал с низу, своими безразмерными корнями. Я в ментале окликнул друга, Линейка, от неожиданности, чуть не свалился в пропасть.

– И как это понимать? – я показывал на трупы обезьян.

Перед нами был обезвреженный взвод разведки пришельцев. Ребёнок начал оправдываться:

– Я их не трогал, они первыми начали, обезьяны обнаружили вход в туннель, а я им мешал. Они решили вытащить меня и освободить проход, но прокололи свои перчатки.

Я понял, сам опасался ядовитости малыша. Но что-то не сходилось с его рассказом – два трупа лежало вдали от пещеры.

– А этих, кто убил?

Малыш покраснел, пойманный на месте преступления, и решил сознаться:

– Я. впервые отбросил свои верхушки.

Рядом с трупами лежали куски дерева, похожие на снаряд, или на ракету – Земля-Земля. Я поздравил Линейку. Незаметно вырос наш ребёнок! У деревьев – способ отбрасывания верхушек, является первым условием взрослости. Лоя присоединилась к моим поздравлениям. А Сенатор побелел так, что слился со своей седой шевелюрой – он переводил глаза: то на нас, то на трупы паукообразных обезьян, то на дерево. Пришла моя очередь смеяться над темнокожим, но я сдержался.

– А что ты там делал на краю пропасти?

Линейка приободрился, он понял, что никто его ругать не будет:

– Там, какие-то бочки, я пытался достать, но у меня не хватает сил их вытащить.

Я заглянул. По-моему, в бочках что-то было съестное, вернёмся, надо будет сюда продотряд вызвать. За скалой, внизу валялось ещё два трупа обезьян, но я сделал вид, что не заметил, что от их остались кожа да кости. Обвинять дерево в каннибализме, у меня язык не поворачивался, Линейка бы, просто не понял меня, он и так сидит постоянно в моих мозгах. Мы посоветовались: тащить дерево под землю, не было смысла, там всё равно есть нечего, а судя по трупам инопланетян, из дерева получился неплохой охранник. Лоя посоветовала оставить Линейку на охране прохода, дерево был всеяден, о его пропитании не стоило беспокоиться. Я объяснил Линейке, что придёт Юнга с отрядом, они достанут бочки, чтобы Линейка пропустил их беспрепятственно. На этом мы расстались с другом и ушли назад под землю, мирясь с ворчанием Сенатора:

– Зачем ходили? Не могли сразу сказать, что спасать никого не нужно и тащить под землю вы никого не собираетесь.

Сенатор не отошёл от шока, он не верил своим глазам, и посчитал нас фокусниками и шарлатанами, а себя жертвой иллюзионного обмана. – Не могут деревья ходить и говорить, а тем более, охранять проходы. Я слушал его ворчание и вспоминал, как два друга – Корнежаб и Черепах играли в домино, ожидая моё появление из лаборатории Ытхов. Я устал, ещё успел рассказать Юнге, где может находиться еда, и заснул, не допив чай. Проснулся от восхищённых криков товарищей. На столе стояла открытая бочка с солониной и лежала упаковка наших любимых тюремных галет. Линейка нашёл тюремные продуктовые склады. Это была явная удача, капитан их сразу поставил под усиленную охрану. Сверху охранял Линейка, а снизу, целый взвод самуров. Продотрядом руководил Юнга, это было очень ответственное дело, они и Лою привлекли, а меня посчитали худым и обессиленным – отнесли к хроническим дистрофикам, Сенатор был стар. Капитан руководил центром спасения. Обезьяны нащупали наше убежище, нейтрализуя случайных греев, но под землю соваться опасались. Под землёй их оружие работало против них самих, они провели несколько попыток атаки, но понесли потери – с ними справилась Лоя, и много обезьян получили ранения, попав в зону действия своего же оружия. Обезьяны обложили нас так, что не давали высунуть нос, наш выход, к скалам крепости, был единственной свободной зоной. Обезьяны не любили появляться возле скал. Как только на их руках браслеты начинали мигать, они тут же разворачивались всем составом и шагали совсем в противоположную сторону, не обращая внимания на приказы командира. У меня не было объяснения их действиям, а Лоя, если даже знала, то молчала, как рыба. Я заметил, она тоже не любила скалы, может быть, они ей напоминали про тюрьму? Осада была основательной, обезьяны изменили русло ручья, втекающего под землю. Воды под землёй было достаточно, пищи тоже, но никто не знал, сколько эти военные действия продлятся, были введены ограничения на воду и продукты питания. Юнга сдружился с Линейкой, и по вечерам, оставив на входе в подземелье охрану, они с небольшой группой солдат, предпринимали скоростные партизанские рейды, уничтожая обезьян, воруя и отравляя их продукты. Пока обезьяны не устроили засаду, оставив мины на пути к своим складам. Юнга и Линейка, чудом уцелели, большая часть партизан была нейтрализована. Наконец, меня с Сенатором привлекли в продотряд. Юнгу сместили от руководства, вместо неё поставили Лою. Мужики греи побурчали, но пришлось подчиниться девушке, она завоевала себе уважение, никто не мог похвалиться такими победами в войне с обезьянами, как это хрупкое существо с зелёной кожей. У меня открылись навыки к сапёрному делу, не помню, чтобы я что-то взрывал раньше, но наткнувшись на мину обезьян, установленную недалеко от выхода из подземелья, я очень быстро разобрался в её устройстве. Это подтолкнуло меня к реализации одного коварного плана. Один Линейка знал, что я задумал, но молчал, как дерево. Никто не знал, что Линейка может мысли читать, даже Лоя не догадывалась. Линейка ничего не говорил, но одобрял мои действия. Я попросил Сенатора прикрыть моё отсутствие ночью, и тайно продолжил партизанскую войну Юнги. Я переставил все минные ловушки обезьян. И когда звучал очередной взрыв, улыбался, радовался своей победе. Обезьяны очумели от такой наглости: взрываться на собственных минах не входило в их планы, абсолютно. Я подозреваю, что Линейка, тоже тайком отлучался по ночам и пользуясь невидимостью, нагонял на инопланетян такой ужас, который невозможно было представить без содрогания сердца. К нам в руки попал оперативный журнал штаба пришельцев. Лоя с Юнгой смогли расшифровать записи: – Для охраны объекта было послано четыре взвода солдат и два офицера. На следующий день прибежала вся смена, вместе с одним из дежуривших офицеров. Из их рассказов не удалось добиться ничего, офицер сошёл с ума. Посланная на объект разведка принесла ужасную новость – весь состав караула был мёртв, от солдат остались только макеты, из костей, обтянутых кожей. Обезьяны не выдержали психологического давления, объявив тюрьму и прибрежные скалы опасной зоной и оградив её от постороннего вмешательства колючей проволокой, и тремя степенями защиты от проникновения из этого колдовского периметра. Линейка продолжал прикалываться, расширяя эту зону, за счёт уничтожения пограничных нарядов инопланетян. Не знаю, может он таким образом решал продовольственную проблему, молодой организм рос, а дереву необходим белок, но я сильно не лез в его мозги, с воспитательными целями, это было лишнее, нельзя дереву запретить быть деревом. Греям удалось отвоевать часть своей территории, и наконец, можно было выйти на поверхность не опасаясь неприятеля. Детям и женщинам, кроме воды и пищи, нужен был свежий воздух. Мужчин под землёй осталось мало. Лоя передвинула пост Линейки подальше от входа, предупредила, чтобы не пугал греев, и вскоре, по списку, стали выходить из подземелья женщины с детьми. Линейка стоял одиноким деревом далеко от народа, ему было скучно, грустно, одиноко. На поверхности была идиллия, свет, уходящей звезды, за горизонт планеты, скользил вдоль скал, ветер перед ночью утих, греи, как дорвавшиеся до обилия кислорода рыбы в аквариумах, все глотали и хватали воздух, всеми лёгкими. Когда на поверхность вышел Капитан, всё изменилось: резко потемнело, на планете почти не было перехода между вечером и ночью, женщины начали замерзать и проситься назад, под землю, а бесконтрольная стая ребятни гонялась за, потерявшим маскировку, Линейкой. Это было уже опасно. Капитан попробовал провести воспитательную работу среди детей, пытался объяснить, что дерево ядовито, очень ядовито, и, если убегает от вас, это не потому, что оно вас боится, оно не играет с вами, просто не хочет, чтобы из вас кто-нибудь умер от яда. Но, до детворы это не доходило. Он взмолился, обращаясь к Лое: