Читать книгу: «Бриллиантовая диадема»

Александр Чернов

Бриллиантовая диадема

Звонок

Ура, свершилось! Наконец‑то я могу причислить себя к разряду автовладельцев! Машину я купил, правда подержанную, зато немецкую, причем «БМВ», а автомобили этой марки, как известно, в старости бегают намного лучше, чем машины отечественного автопрома в молодости.

А купил машину благодаря тому, что нам в детской юношеской спортивной школе, в коей я работаю тренером по вольной борьбе, повысили заработную плату, причем сразу настолько, что я за какие‑то полтора года сумел накопить небольшую сумму – к имевшемуся у меня уже капиталу – на бэушную тачку. Это не хвастовство, это горькая ирония относительно зарплаты, которую нам платит государство.

В гаражном кооперативе, состоящем из четырех линий железобетонных боксов, я заранее арендовал для своей машинки гараж со смотровой ямой, подвалом, полками, верстаком, пусть радуется: как‑никак машина – вторая жена, а у меня единственная, ибо я не женат, – почему бы не побаловать свою девочку хорошими «бытовыми» условиями, а уж заботу и внимание со своей стороны я ей обещаю.

От дома до гаражей пять минут ходьбы. И вот, миновав первую линию боксов, я подошел ко второй и открыл ворота под номером 97. Вот она!.. Черная машина, блестевшая лаком, так и манила дотронуться до ее гладкой восхитительной поверхности.

Погладил я машину рукой, сел за руль отделанного местами пластиком под дерево автомобиля, выехал из бокса и закрыл ворота. Это моя первая самостоятельная поездка за рулем, поэтому легко представить, как у меня тряслись поджилки и вибрировали руки, когда я вновь сел за руль и потихоньку поехал прочь из гаражного кооператива. К счастью, было раннее утро, и никого, кто видел бы выезжающего из гаражей чайника, вокруг не было. Это пацанам, кому по двадцать лет, говорят, езда с ходу дается, а мне уже тридцать шесть, многое упущено, но ничего, я большой, смелый и сильный, справлюсь. Ну, Игорь Гладышев, ну, камикадзе, держись! Обратной дороги нет!

Люблю Москву – проспекты, улицы, бульвары! Ее дома, шум деревьев, небо, воздух, солнце… Еще что?.. Жителей, конечно же, очень сильно – женщин, времена года, особенно весну. Сейчас, между прочим, самое прелестное время года в разгаре. Так что люблю пьянящий, настоянный на аромате цветущих садов ветерок, врывающийся в окошко машины! Эх, черный «бумер», черный «бумер»!

Это я, конечно, хорохорюсь. На самом деле я ехал в ужасном нервном напряжении, вцепившись в руль, готовый при любой угрозе моему здоровью со стороны участников дорожного движения выпрыгнуть из машины. Но вот, слава богу, и конец пути. Прямая как стрела дорога упиралась в большущую арку, на двух колоннах которой располагались футбольные мячи, а на дугообразном перекрытии рельефными буквами выбита гордая надпись «Стадион «Трактор». На базе стадиона и находится наша ДЮСШ.

На автостоянке у глухой стены пока пусто. Я припарковал свой «БМВ», миновал арку, а пару минут спустя уже входил в одно из зданий ДЮСШ, где располагались спортзалы для различных видов борьбы восточных единоборств и бокса. Проплутав по лабиринтам здания, я оказался в длинном коридоре, оканчивавшимся залом для «вольников», «классиков» и самбистов. Это и есть мое рабочее место.

Поскольку сегодня я впервые ехал на автомобиле, то встал пораньше и прибыл рано. Детей, которые учатся во вторую смену, а я их тренирую в первую, пока еще нет. Свой спортзал я люблю. Он небольшой, уютный, застелен ковром для борьбы, а стенки обиты матами, чтобы во время тренировки дети ненароком не ударились о бетонные стены и не получили травмы. Имеется кое‑какой спортивный инвентарь, а недавно приобрели тренажеры. В общем, зал что надо! Для настоящих мужчин.

Я быстренько переоделся, размялся, качнулся на тренажерах, побаловался с гирями и штангой, затем принял душ. Время пока еще оставалось, и сел в тренерской комнате (она же кабинет завуча) и стал заполнять электронный журнал.

Минут через пятнадцать пришел Иван Сергеевич Колесников – завуч ДЮСШ. Мне ужасно не повезло в том, что именно рядом с моим спортзалом находится кабинет начальства, следовательно, я всегда на виду у завуча. Впрочем, мужик он мировой, за нас, тренеров, в огонь и воду, но все же лучше бы его кабинет располагался где‑нибудь в другом месте.

Колесников – некогда легкоатлет, ныне страдающий одышкой пожилой мужчина. У него широкое, с ноздреватой отвисшей кожей лицо со свирепым выражением. Всем своим видом Колесников напоминает дряхлого бульдога.

Несколько минут спустя стали прибывать дети, а когда вся группа в количестве пятнадцати человек оказалась в сборе, пацаны построились на ковре, и я вышел на середину зала.

– Здравствуйте, юноши! – рявкнул я громовым голосом.

– Здравствуйте, тренер! – ответил мне хор мальчишек от десяти до двенадцати лет.

– Напра‑во! В обход по залу шаго‑ом марш!

Я был в ударе и разминку провел по высшему разряду, то есть заставил пацанов выложиться по полной программе, а потом занялся разучиванием нового приема – броска через бедро.

Пару часиков спустя, во время занятий со второй группой мальчишек, в спортзал заглянул Колесников и недовольно бросил:

– Гладышев, тебя к телефону.

Оно и понятно, какому завучу понравится, когда тренера отвлекают от занятий со спортсменами. Чтобы пацаны в мое отсутствие чего не натворили, я дал команду принять упор лежа и отжиматься до упаду, а сам выскочил в длинный узкий коридор и скользнул в кабинет к Ивану Сергеевичу.

Колесников глянул на меня поверх очков, издал хрюкающий звук и недовольно и громко, явно желая, чтобы на том конце лежащей на столе телефонной трубки его услышали, проговорил:

– Жадные у тебя друзья, Гладышев! Не звонят, как все нормальные люди, на мобильник, а все сэкономить норовят, названивают на городской телефон.

Я развел руками, глянул на трубку и перевел укоризненный взгляд на Колесникова. Завуч уткнулся в какие‑то документы, лежащие у него на столе, а я взял телефонную трубку.

– Алло?!

– Здравствуйте, Игорь Степанович! Извините за то, что звоню вам на городской телефон, – оправдываясь, затараторила женщина с довольно‑таки приятным голоском, а я вновь осуждающе взглянул на Колесникова – услышал все же абонент реплику моего начальника. – Но дело в том, что наша общая знакомая Вера Ягодкина дала мне только ваш рабочий и домашний телефоны, посчитав, что мобильный без вашего разрешения давать не вправе. Я сначала позвонила вам домой, но никто не взял трубку, и вот звоню вам на работу.

Вера Ягодкина, моя соседка по дому и хорошая приятельница, поступила совершенно верно – этикет при раздаче телефонных номеров соблюдает, за что спасибо ей нижайшее от нашего завуча, что сидит сейчас с кислой миной и корпит над документами.

– Здравствуйте, извините, не имею чести знать вашего имени‑отчества, – проговорил я галантно, а сам выставил свободное от трубки ухо в направлении зала, прислушиваясь, не шалят ли пацаны, но нет, там было тихо.

– Наталья Александровна, – с готовностью подсказала женщина.

– Чем могу быть полезен, Наталья Александровна?

– Видите ли, Игорь Степанович, – замялась женщина, – я работаю заведующей в детском садике, и у нас случилось ЧП.

Честно говоря, я был озадачен.

– Извините, а я‑то тут при чем? – спросил я, не скрывая удивления.

– Вера Ягодкина мне говорила, что вы занимаетесь всякого рода таинственными происшествиями, а не так давно даже помогли ей в одном деле.

– Ну, насчет того, что занимаюсь таинственными происшествиями, громко сказано… – проговорил я раздумчиво, соображая, как бы увильнуть от предлагаемого мне дела.

Действительно, был у меня кое‑какой опыт поискового, но никак не сыскного плана, просто есть у меня свойство впутываться во всевозможного рода истории, а потом с риском для жизни выпутываться из них. Помог я как‑то и Ягодкиной найти ее пропавшую дочь Элку. Но это вовсе не значит, что я занимаюсь частным сыском.

Очевидно, чувствуя мою нерешительность, заведующая детским садом настойчиво проговорила:

– Игорь Степанович, я очень прошу вас помочь мне. Это очень важно.

Я все еще колебался.

– Наталья Александровна, я думаю, вам лучше обратиться в полицию, – проговорил я, подыскивая подходящий аргумент для отказа, но никак не находил. – Там квалифицированные следователи, они наверняка лучше меня, обычного дилетанта в криминалистике, помогут разобраться в вашей ситуации.

Заведующая детским садиком просительным тоном проговорила:

– Дело весьма деликатного свойства, Игорь Степанович, поэтому я не могу обращаться в полицию. Я умоляю вас, помогите мне!

Уши Колесникова от волнения трепетали. Нет, все же в ближайшее время придется раскошелиться на радиотелефон и вести телефонные разговоры вдали от завуча, а то от любопытства у него уши скоро вытянутся и станут похожими на ослиные.

– Честно говоря, я даже не знаю… – протянул я, никак не решаясь дать однозначный ответ.

– Я вам хорошо заплачу, – привела Наталья Александровна последний довод из имеющихся у нее в арсенале, чтобы склонить меня к выполнению ее просьбы.

Не могу сказать, чтобы в принятии мной решения взяться за дело главную роль сыграл денежный фактор, хотя он и не так уж мало для меня значит – скорее любопытство, любознательность, азарт охотника, выслеживающего дичь, но как бы там ни было, я согласился:

– Хорошо, Наталья Александровна, я берусь за ваше дело.

В телефонной трубке было отчетливо слышно, как у заведующей детским садом вырвался вздох облегчения.

– Огромное вам спасибо, Игорь Степанович! Вы так меня выручили! Я, честно говоря, и не надеялась, что вы согласитесь. Вы очень отзывчивый человек!..

Да, я такой, потому и вляпываюсь в разного рода истории, попаду, видимо, и сейчас. Я бы еще с удовольствием послушал в мою честь дифирамбы, да пацаны ждут и завуч проявляет недовольство, то и дело бросает в мою сторону свирепые взгляды, требуя, таким образом, прекратить разговор. Потому я прервал хвалебную речь женщины.

– Извините, Наталья Александровна, но у меня сейчас тренировка, я тороплюсь, – произнес я скороговоркой, показывая взглядом завучу, что, мол, все, закругляюсь. – И тем не менее что у вас случилось? Надеюсь, у ваших ног не лежит труп, а вы не звоните мне, держа в одной руке телефонную трубку, а в другой – окровавленный нож?

Как ни была расстроена и озабочена заведующая детским садом, она все же издала смешок:

– Нет, нет, Игорь Степанович, никакого трупа. Но о том, что произошло, сами понимаете, я вам не могу рассказать по телефону. Обо всем сообщу при личной встрече.

– Хорошо, запишите номер моего мобильного телефона, позвоните мне через пару часиков, и мы договоримся о встрече.

Я продиктовал женщине номер мобильника и положил трубку. Одновременно со звуком легшей на рычаги трубки клацнула бульдожья челюсть завуча.

– Что, Гладышев, спокойная жизнь надоела, и ты опять впутываешься в чужие дела?! – рявкнул Колесников.

– Да ладно, Иван Сергеевич, – проговорил я задумчиво, гадая, что сулит мне встреча с заведующей детским садиком.

Я выскользнул из кабинета начальства и вошел в зал. К счастью, пацаны не баловались, лежали на ковре и переговаривались. При моем появлении они тотчас приняли упор лежа и стали с удвоенной энергией отжиматься, делая вид, будто во время моего отсутствия усиленно качались. Я не стал придираться из‑за того, что мальчишки сачкуют, сделал вид, будто поверил им, и скомандовал:

– К отработке приема «бросок через бедро» приступить!

Детский сад

Как мы и договаривались, Наталья Александровна позвонила мне и сообщила адрес детского сада – Новоспасский переулок, дом 30. Я обещал приехать сразу, как только освобожусь. Закончив в шесть часов последнюю тренировку, я сел в свой автомобиль и поехал по требующемуся мне адресу.

К несчастью, детский сад находился далеко от моей работы, да еще эти вечные пробки, и потому мне пришлось ехать по оживленным улицам города довольно долго. Наконец закончилась и моя поездка, приведшая меня к двухэтажному П‑образному утопающему в зелени строению с внутренним двориком и несколькими большущими беседками – игровыми местами для детсадовских групп. Рабочий день уже давно закончился, двор опустел, очевидно, даже нерадивые родители забрали своих малышей, но заведующая, как мы договаривались, должна быть на месте.

Я припарковал автомобиль у левого крыла здания, где был главный вход, покинул машину и, пройдя по аллейке из елочек, приблизился к входу. Табличка на стене гласила, что в этом здании располагается Детский сад № 24 и называется он «Теремок».

Тук‑тук, кто в теремочке живет? Я надавил на кнопку видеодомофона, расположенного рядом с глухой железной дверью, и, когда мужской грубый голос спросил: «Кто там?!» – ответил:

– Это я, медведь, пустите в теремок!

Все тот же голос, не меняя интонации, ответил:

– А не пошел бы ты, медведь, лесом?! Ходят тут шутники всякие…

Понятно, медведь уже в теремке, и с чувством юмора он не дружит.

– Извините, – проговорил я, переходя на тон солидного человека. – Мне заведующая детским садом Наталья Александровна нужна. У меня с ней встреча назначена.

Медведь за железной дверью «Теремка» сразу подобрел.

– Ах, вы к заведующей, – залебезил он. – Сейчас открою!

Щелкнул язычок электронного замка, и дверь приоткрылась. Я распахнул ее шире, миновал тамбур и ступил в крохотный вестибюль детского сада.

Конечно же, медведем оказался охранник в песочного цвета униформе. Ничего удивительного в том, что детский сад охраняет какой‑нибудь ЧОП типа «Альянс‑мезальянс плюс», не было. У нас одна половина города работает, другая ее охраняет, никто без работы не остается.

Рабочее место охранника – за дугообразным ресепшн, расположенным у входной двери. Неподалеку находилась еще одна дверь, ведшая в берлогу, где, очевидно, спал медведь, тьфу, представитель ЧОПа в ночное время.

Охранником был невысокий широкоплечий мужчина лет сорока пяти. У него широкоскулое лицо, маленькие глубоко посаженные глаза, шишковидный нос, пшеничного цвета пышные усы и наоборот – очень редкие волосы на голове. Я легко мог его представить себе в ковбойской шляпе, клетчатой рубахе, кожаных штанах и с бляхой на груди, разъезжающим в качестве шерифа на коне или стареньком автомобиле по своим владениям – какому‑нибудь захолустному американскому городку штата Вирджиния, Оклахома, Нью‑Мексико или еще какому иному. Вон где может быть его место, а он здесь охранником прозябает.

– Ваши документики, – попросил охранник и, когда я показал ему паспорт, без которого нынче никуда, даже в детский сад не пустят, проговорил: – Вы извините, что я вам так ответил. Садик «Теремок» называется, вот все кому не лень и прикалываются на этот счет. Я думал, очередной шутник звонит, поиздеваться хочет.

Я хмыкнул:

– Да все в порядке, ковбой. Выходит, я не оригинален по части шуток про «Теремок». Ладно, где Наталья Александровна?

Охранник, записавший мои данные в журнал учета посетителей, вернул мне паспорт и указал на противоположную сторону вестибюля, где на двери, расположенной справа, висела табличка «Заведующая Быстрова Наталья Александровна».

– Пройдите, она все еще на работе, видимо, вас дожидается.

Последовав совету ковбоя, я миновал вестибюль и постучал в двери заведующей.

– Войдите, – раздался уже знакомый мне по телефонному разговору мелодичный голосок.

Я повиновался. Небольшой кабинет, в который я вошел, был обклеен веселенькими обоями, завешан детскими рисунками, заставлен цветочками в горшочках, игрушками и красочно оформленными книжками в шкафах, что вполне соответствовало типу детского заведения, в коем находился этот самый кабинет. По‑видимому, для того, чтобы детишки, попавшие сюда, не очень‑то пугались начальства.

Разумеется, мелодичный голосок, звучавший в телефонной трубке, не мог принадлежать монстру, а только миловидной женщине, какой и оказалась в действительности заведующая детским садом. Ей было года тридцать два. Блондинка с длинными до плеч волосами, чуть вздернутым носом, большущими глазами, пухлыми губками, Быстрова производила хорошее впечатление. Она не была, подобно некоторым дамам, занявшим пост начальника в относительно молодом возрасте, экстравагантно одета, устрашающе накрашена, напудрена, не носила длинных вычурно разукрашенных ногтей, высокой взбитой прически и т. д. Обычная, но тем не менее привлекательная и какая‑то домашняя женщина, очевидно, именно такой и должна быть заведующая детским садом.

При моем появлении Быстрова вскочила из‑за письменного стола, за которым что‑то писала, и порывисто подалась к двери. Она оказалась худенькой, среднего роста, с хорошенькой фигуркой. Темный деловой костюм подчеркивал белизну ее шелковистой кожи, изящные линии тела, выше бедра юбка – красоту стройных ног. Быстрая, легкая, ею можно было залюбоваться.

– Игорь Степанович?! – вдруг остановившись на полпути, спросила она, видимо, сомневаясь, тот ли человек пришел, которого она ждала.

Я кивнул.

– Он самый. Наталья Александровна?!

– Да‑да, проходите, садитесь, – захлопотала хозяйка кабинета. Она была явно взволнована, о чем свидетельствовали и суетливые движения, и розовые щечки, к которым прилила кровь, и если бы были видны ее скрытые длинными волосами ушки, то и они наверняка были красными.

Быстрова предложила мне сесть за стол совещаний, но я не хотел, чтобы заведующая детским садом сидела за столом начальника, а я в роли подчиненного торчал на дальнем конце стола, потому пристроился на диванчике у стены, заставив тем самым молодую женщину придвинуть стул и сесть напротив. При таком раскладе мест нашего дуэта обстановка, как мне показалось, будет более непринужденной, а соответственно, и беседа пройдет в доверительном тоне.

Быстрова вдруг спохватилась:

– Вам чай? Кофе?

Но я пресек ее попытку встать категоричным жестом:

– Не беспокойтесь! Я уже попил кофе на работе. Лучше расскажите, что случилось.

– Ах, да, – расслабившись, произнесла Наталья Александровна и вновь опустилась на стул. Она несколько секунд собиралась с мыслями, потом медленно заговорила: – Понимаете, Игорь Степанович, я не просто так стала заведующей детским садом. – Внезапно у Быстровой стали красными не только щечки, но и скулы, шея, нос и даже лоб. Она запнулась, затем решительно произнесла: – Один очень хорошо известный в нашем городе человек, я не хочу называть его фамилию, принимает, скажем так, живое участие в моей жизни. Вот он и поспособствовал моему продвижению по службе.

– Неожиданное признание, – изрек я добродушно, ни в коей мере не стараясь подшучивать над молодой женщиной – не тот случай, она и так смущается. – Все то, что вы сейчас говорите, имеет какое‑либо отношение к цели моего визита?

– О, да‑да, – торопливо сказала Наталья Александровна. – Самое непосредственное.

– Тогда будем называть вещи своими именами, – заявил я и в знак того, что настроен бескомпромиссно, слегка ударил по подлокотнику дивана. – Этот хорошо известный в нашем городе человек ваш любовник?

Быстрова опустила взгляд, но через секунду вновь открыто посмотрела мне в глаза:

– Да.

– Тогда вам уж придется назвать имя этого человека.

Заведующая детским садом заколебалась:

– Понимаете, он очень хорошо известная личность в нашем городе, у него семья – жена, дочь, сын.

– Я не болтун, Наталья Александровна, – позволил я себе улыбнуться. – Тайну нашей беседы я вам гарантирую. Впрочем, если вы не хотите, я не настаиваю…

Я хотел добавить: «Все что нужно, я все равно узнаю», но поскольку диван был неудобным, и я, перед тем как произнести фразу пошевелился, чтобы удобнее устроиться, заведующая детским садом, решив, будто я собираюсь встать и уйти, предвосхитила мои слова.

– Ну, хорошо, хорошо, – проговорила она поспешно. – Это Сергей Николаевич Варламов – один из заместителей мэра.

Честно говоря, мне эта фамилия ни о чем не говорила. Ни с одним из замов мэра я никогда не встречался, да и самого мэра только по телевизору видел. Тем не менее я с видом человека, осознающего всю величину личности Варламова, покачал головой:

– Понятно.

– На свадьбу своей дочери, которая должна состояться через месяц, – продолжала Быстрова, – Сергей Николаевич решил купить диадему с бриллиантами. Это эксклюзивная вещь, стоимостью несколько миллионов долларов. Большую ценность представляет и шкатулка, изготовленная специально для диадемы.

Я в душе присвистнул – живут же заместители мэра! Тут на машину‑то еле‑еле наскреб!

– Он оставил задаток за шкатулку, а ее забрал у продавца с тем, чтобы проверить истинную ценность ювелирных украшений. Для чего он договорился на завтра с ювелиром‑экспертом провести осмотр и оценку диадемы и шкатулки.

– Но позвольте, – воскликнул я, все еще ошеломленный стоимостью ювелирных украшений. – Как же продавец согласился дать такую дорогую вещь Варламову под задаток, наверняка в десятки раз меньший стоимости диадемы и шкатулки?

Наталья Александровна снисходительно улыбнулась:

– На том уровне, на каком ведет свои дела Сергей Николаевич, принято доверять друг другу. Продавец – Владимир Андреевич Сукнов. Его бизнес – золото, бриллианты, ювелирные украшения, в общем, все то, что связано с изготовлением, покупкой и продажей драгоценностей. Он тяжеловес в мире бизнеса, близкий друг Варламова, а таких людей не обманывают. Кроме того, поверьте, у Сукнова есть рычаги воздействия на зама мэра в случае невыполнения им условий соглашения покупки – это и векселя, и ценные бумаги, и репутация зама мэра.

– Отрадно, что хоть на таком уровне сохранились добропорядочные человеческие отношения, – не смог я скрыть иронии. – У высоких людей высокие отношения. В нашей среде не то что диадему и шкатулку – упаковку от них никому доверить нельзя – сопрут!

Наверное, я сморозил глупость, потому что заведующая детским садом посмотрела на меня как‑то странно.

– Не обращайте внимания, – проговорил я извиняющимся тоном. – Мой глупый длинный язык иной раз мелет что попало! Думаю, в ближайшее время наказать его, да побольней. Пирсинг вот хочу сделать!

Быстрова, не зная, как реагировать на мои слова, натянуто улыбнулась, затем вернулась к своему рассказу:

– Как я уже говорила, Сергей Николаевич договорился о встрече с ювелиром на завтра, но неожиданно ему срочно потребовалось ехать в составе делегации в Германию, и он сегодня утром примчался ко мне на работу. Зам мэра является неофициальным спонсором нашего детского сада, поэтому ничего удивительного в том, что он иногда появляется в нашем дошкольном заведении, нет, – потупившись, пояснила Быстрова. – Сергей Николаевич держит втайне от семьи покупку диадемы, он не хотел бы, чтобы жена, а главное, дочь, для которой и предназначен подарок, раньше времени узнали о готовящемся сюрпризе. Поскольку Сергей Николаевич доверяет мне, – молодая женщина вновь подняла взгляд, – то он попросил, чтобы я подержала диадему и шкатулку в своем сейфе, а завтра в садик придет ювелир и оценит драгоценности прямо здесь, в моем кабинете. Я согласилась… И вот… вот… – долгое время подавляемые Натальей Александровной эмоции просились наружу, ее миловидное личико перекосилось, казалось, еще немного, и она расплачется, как маленькая девочка.

Я уже давно понял, чем закончилась история с диадемой и шкатулкой, но, чтобы раньше времени не разводить слезы и сопли – еще успеется, – призвал заведующую детским садом к порядку:

– Продолжайте, пожалуйста, Наталья Александровна!

– Да‑да, разумеется, – произнесла Быстрова после паузы, потребовавшейся ей, чтобы справиться с собой. – Так вот, Сергей Николаевич показал мне утром диадему в шкатулке, объяснил, что от меня требуется, оставил драгоценности и умчался. А я замоталась. К нам в садик сегодня утром приехал кукольный театр, мне нужно было определить артистам место проведения спектакля, гримерную, решить кое‑какие технические вопросы, распределить места в актовом зале для посадки детсадовских групп… в общем, много чего. После того как Сергей Николаевич уехал, я вошла в свой кабинет, чтобы запереть шкатулку в сейф, но тут меня вызвала медсестра к малышу, у которого неожиданно открылась рвота. Я оставила коробку на столе и пошла в группу, где случилось ЧП. Мальчик действительно заболел, и я распорядилась, чтобы воспитатель вызвала в детский сад родителей. Про коробку, оставшуюся на столе, я совсем забыла. Вспомнила о ней лишь в конце спектакля. Я выскочила из актового зала, прошла в свой кабинет. Коробка так и стояла на столе. Я спрятала ее в сейф и вернулась в актовый зал. И вот, когда спектакль закончился и артисты уехали, я решила еще раз полюбоваться на диадему. В своем кабинете я открыла сейф, раскрыла упаковку, но шкатулки в ней не оказалось. Там лежала половинка кирпича.

«Все это было бы смешно, если бы не было так грустно», – констатировал я про себя. Я угадал концовку истории с драгоценностями. Уперли шкатулку. Мне очень хотелось высказать свое отношение к происшедшему, однако я сдержался, лишь пожурил Быстрову:

– Но как вы могли, Наталья Александровна, забыть спрятать такую дорогостоящую вещь в сейф?

Каким бы ни был мягким укор, он явился последней каплей, переполнившей чашу терпения Быстровой. Она разрыдалась. Я не спешил ее успокаивать, пусть выплачется.

Платочка у меня не было, зато на столе я увидел бумажные салфетки. Я приподнялся, взял салфетки и протянул их заведующей детским садом. Пробормотав слова благодарности, молодая женщина стала промокать салфетками глаза. Судя по тому, что в пачке салфеток было меньше половины, Наталья Александровна сегодня их уже использовала, и не единожды, причем для той же цели, что и сейчас. Наконец, решив, что Быстрова излила из себя достаточное количество жидкости, я проговорил:

– Успокойтесь, Наталья Александровна!

Но мои слова не возымели успеха – заведующая детским садом продолжала рыдать почем зря. Я встал, взял все с того же стола бутылку минералки, открыл ее и, плеснув воды в одноразовый стаканчик, сунул в руки Быстровой.

– Попейте.

Молодая женщина взяла стакан и припала к нему, словно усталый путник к роднику. Через пару минут она, наконец, успокоилась.

– Вы понимаете, Игорь Степанович, – все еще всхлипывая, заговорила Быстрова, – у меня и в мыслях не было, что кто‑то может взять шкатулку. Никто о ней знать не знал, ведать не ведал. Да и мой кабинет сам по себе – крепость. Он надежно закрывается на ключ, и без моего ведома в него никто не мог попасть.

– Давайте о нюансах поговорим чуть позже, – предложил я. – А сейчас доведите свой рассказ до логического конца. Что вы сделали после того, как обнаружили пропажу?

– После того, как я обнаружила пропажу, – как прилежная ученица, отвечающая выученный урок, откликнулась заведующая детским садом, – я обежала всех сотрудников и спросила об исчезнувшей шкатулке. Но никто ничего не знал и не видел. Тогда я позвонила Вере Ягодкиной. Она моя старая приятельница, мы как‑то сидели с ней в одной компании, и Вера рассказала о том, как вы ей однажды помогли найти ее пропавшую дочь Эллу. Вот я и решила обратиться к вам за помощью.

– А в полицию не стали обращаться потому, что не хотели афишировать свои отношения с Варламовым? – заключил я.

– И не только, – шмыгая носом, с угрюмым видом призналась Быстрова. – Сергей Николаевич доверяет мне, но, если я вдруг проявлю себя безалаберной женщиной, бросившей на произвол судьбы драгоценности, да к тому же по моей вине разразится скандал, он мне этого не простит, и тогда я не только утрачу его доверие, но и покровительство.

– А если вас косвенно обвинят в пропаже шкатулки и диадемы и повесят на вас несколько миллионов долларов, так будет лучше? – удивился я.

Заведующая детским садом повела хрупким плечом:

– Не знаю. Но я пытаюсь спасти положение, для того и хочу вас нанять. – Она встала, подошла к письменному столу и, открыв ящик, вытащила из него деньги. Вернувшись ко мне, протянула пачку банкнот. – Здесь сто тысяч рублей. Это аванс. Найдете диадему и шкатулку, получите еще двести. Если вы будете нести какие‑то траты, то представите мне счета, я их оплачу. Ну, так как, вы согласны мне помочь?

«Отчего не помочь хорошенькой молодой женщине, тем более за деньги?» – пока я пялился на пачку банкнот, говорила одна, оптимистическая, сторона моей души, в то время как другая, пессимистическая, молвила обратное: «Ох и найдешь ты, Игорек, с этими драгоценностями себе приключения на одно место!» И тем не менее оптимист во мне стал побеждать. Чему способствовали и прекрасные глаза Натальи Александровны, вернее, их выражение, а выражали они такую мольбу, отчаяние и надежду, что, сиди на моем месте человек с каменным сердцем, оно у него наверняка сомлело бы, чего уж говорить о мягкосердечном тренере детской юношеской спортивной школы, к тому же холостяке? Эх, скольких вы сгубили, прекрасные глаза!.. В общем, я подавил в себе пессимиста и, ни слова не сказав, взял протянутые деньги.

– У меня такой вопрос, Наталья Александровна, – проговорил я, пряча пачку банкнот в карман джинсов. – Вы сказали, что никто, кроме вас, не мог попасть к вам в кабинет. Это означает, что ни у кого, кроме вас, нет ключа от кабинета?

Заведующая детским садом вновь села на стул и сложила на коленях ухоженные руки.

– Есть, конечно. Все дубликаты ключей находятся у завхоза в сейфе, но она сегодня с утра уехала с отчетом в департамент, а потому доступ к ключам в течение всего дня был закрыт.

Что ж, завхоза из числа подозреваемых можно смело исключить, уже легче.

– А не мог кто‑то взять ваш ключ? – поинтересовался я.

Быстрова покачала головой и категоричным тоном проговорила:

– Исключено. Обычно утром я забираю ключ у охранника, весь день ношу его с собой, а вечером вновь сдаю на охрану. Когда днем уезжаю по делам, тоже сдаю.

– А не мог охранник сделать дубликат ключа?

– Разумеется, мог, только зачем ему это нужно? Ведь ключ с вечера и до утра находится в его распоряжении, и, если ему что‑то потребуется в кабинете, он может попасть в него в мое отсутствие на работе, – резонно заметила молодая женщина. – Если бы он знал заранее о том, что в кабинете окажется коробка с драгоценностями, тогда, да, можно предположить, будто он изготовил дубликат. Но я повторяю: никому, в том числе охраннику и мне, не было известно о том, что сегодня утром приедет Сергей Николаевич и привезет шкатулку.

– Значит, кому‑то было известно, раз драгоценности исчезли, – вздохнув, резюмировал я.

Быстрова ответила мне тусклой улыбкой измученной переживаниями женщины.

– Действительно. Я как‑то не подумала.

Мне в голову вдруг пришла интересная мысль.

– Послушайте, Наталья Александровна, – оживился я, – а ведь на ресепшн я видел монитор. В детском саду имеется видеонаблюдение?