Читать книгу: «Нескучная жизнь policeman(a) Чапаева», страница 2

– А фамилия Чапаев – это…

– Непосредственное…

– Понял… уважаю… – ещё раз пожав мне руку на прощание, сказал депутат.

Откуда-то вынырнула Виолетта Юрьевна с размазанной тушью под глазами и мутной каплей на кончике носа и по-деловому начала раздавать поручения:

– Николай Петрович, ну чего ты тут такой торжественный? Ехал бы ты… к похоронам готовился, что ли…

– Знаешь что, Корниенко… – попробовал возмутиться полковник Воронин, в раздражении снимая с шеи бабочку. – «Если у вас фирма солидная…» Солидная у нас фирма… ещё какая солидная!

– Ну, серьёзно, Коль… Мы тут с Чапаевым сами закончим. Всё нормально будет… Давай! У тебя ж торжество сегодня, – по-товарищески хлопнув по плечу Воронина, сказала Виола.

– Да какое… два часа ночи. Все уже по домам разлетелись. Ладно. Чапаев, завтра после дежурства зайди ко мне, расскажешь, чем тут всё закончилось, – согласился наконец совсем уже трезвый полковник и не спеша пошёл на выход из гостиницы.

– Чапаев, пошли наряд ППС по месту проживания официанта ресторана Вячеслава… Как его?

– Кривошеев Вячеслав, – подсказала администратор гостиницы.

– Во-во, Кривошеева. Похоже, он последний, кто видел Жидкова-младшего живым. Кстати, Андрей, а ты заметил, как сказал наш папа Жидков? Он хочет посмотреть в глаза «душительнице». А вот как раз наоборот, товарищ Жидков. Душителю, а не душительнице. Совсем не знал папаша своего Виталика. Вот отсюда и трагедии. А где наш участковый? Смелей давай, тётя не кусается. Номера осмотрел? Что выяснил?

– Так точно. На этаже из десяти номеров заняты были только три. Остальные проверил – пусто, – живо отозвался старший лейтенант, ошибочно думая, что прощён. – В двадцать втором проживает Князев Сергей Петрович. Заехал три дня назад. Командированный из Нижнего. Провели опрос. Извините, дядька до сих пор пьяный в драбадан… Говорит, сдачу объекта отмечали с коллегами. Просил по месту работы не сообщать… Слышал, как собака в коридоре гавкала, и всё. В двадцать девятом поинтересней. Пара. Мужчина и женщина. Местные. Паспорт только у мужчины. Стелькин Максим Анатольевич, частный предприниматель, восемьдесят первого года рождения, женат. Но в номере был не с женой, – загадочно улыбнулся в кулак участковый Шатров.

– А где двадцать девятый? Через стенку? – поинтересовалась В. Ю.

– Нет, в аккурат напротив! – уточнил «свисток».

– И чем они пользуются? «Тайдом» или «Ариэлем»? – насмешливо глядя на суетливого участкового, спросила «следачка».

– Не понял…

– Тогда мы идём к ним, Шатров! – уже давно привыкший к необычному юмору «важнячки», ответил я.

Вежливо постучав в дверь номера двадцать девять, мы вошли, оставив участкового в «тылу».

– Здравствуйте, господа. Меня зовут Виолетта Юрьевна, я следователь. Это Чапаев. Вас, наверное, уже проинформировали, что произошло в соседнем номере, и нам бы хотелось услышать, что вы знаете по существу этого происшествия. Очень хотелось бы… Да, Чапаев? – объяснила Корниенко причину нашего визита, усаживаясь в кресло у журнального столика.

Зная манеру общения Корниенко, на последний её вопрос ты мог и не отвечать. Но кивнуть был обязан, что я и сделал.

– Вы знаете, мы тут совершенно случайно… – первым начал петь арию «Заблудшего странника» частный предприниматель Стелькин Максим Анатольевич (имеющий паспорт).

– И я… и я тоже случайно, – пискнуло прелестное создание лет двадцати пяти, натягивая на круглые коленки короткую юбочку (женщина без документа, удостоверяющего личность).

– Так, стоп! Пока без протокола. Я даже фамилии твоей спрашивать пока не буду, детка. Рассказываете, что видели, что слышали, а дальше… А дальше, как пойдёт. Да, Чапаев? – с жизнерадостной улыбкой спросила меня В. Ю.

– Да, – ответил я, на всякий случай приветливо улыбнувшись.

– Вопросы самые простые. Когда вы сюда вошли? Что слышали из двадцать восьмого номера? Может быть, видели, кто приходил или уходил из номера? Какие звуки доносились? Не показалось ли что-нибудь странным? Давайте, ребята, напрягитесь… – ободряюще посмотрев на парочку, приготовилась слушать В. Ю.

– Извините, я не прислушивался. Да, собственно, мы сюда не за этим, как вы понимаете, пришли… Зачем нам прислушиваться к звукам в соседнем номере? – пожал плечами гражданин Стелькин М. А. – Мы же не из ЦРУ какого-нибудь.

– Макс, а я слышала… – виновато ответила девушка, заморгав длинными ресничками.

– Да, что ты там… – недовольно буркнул партнёр, в сердцах махнув на партнёршу рукой.

– Так! Вы мне тут не сбивайте свидетельницу! – грозно шлёпнула по столу широкой крепкой ладонью старший следователь по особо важным. – Да, Чапаев? Рассказывай, милая, рассказывай.

– Ты, Макс, тогда в душе плескался, а я видела… а потом слышала, – начала девушка, доверительно придвигая свой стул ближе к В. Ю. (глупышка). – В двадцать восьмой номер официант заходил, я в глазок видела. Худенький такой блондинчик с длинными волосиками. Меня что удивило… не стучался он в номер, а открыл его своим ключом и тележку с бутылками и тарелками туда закатил. А ещё я слышала, как он дверь номера изнутри закрыл. Замок щёлкал… Мы не первый раз с Максом в этой гостинице… и ужины заказывали. А я тележку услышала и в глазок посмотрела, думала, что нам привезли. Обрадовалась, дура. Так есть хотелось… А это не нам. Но чтобы официант вот так сам… Это же странно, правда?

– Безусловно… – посмотрев на меня, ответила Корниенко. – Ну, а дальше что было?

– Дальше… дальше Макс из душа вышел, ну и… – тихо ответила девушка, скромно кивнув в сторону широкой кровати.

– Что ж ты, Макс? Подождать не мог? – широко улыбнулась следачка, испепеляя взглядом нетерпеливого частного предпринимателя Максима Анатольевича Стелькина.

– Вы обещали… – отвернувшись в сторону, промямлил Стелькин.

– Обещала… обещала… И всё, что ли? Как тебя, милочка?

– Маша…

– Машенька… прелесть какая. Правда, Чапаев?

– А я ещё слышала, как официант уходил. У него тележка эта… что-то там с колёсиком. Тарахтит, как ткацкий станок. Я, кстати, на «Большевичке» работаю. Макс на балкон покурить вышел, а я в ванную побежала. И тут слышу… щёлк, щёлк… замок двери напротив. А потом тресь-тресь-тресь… тележка с поломанным колёсиком.

– Это он ещё раз пришёл или уезжал? – спросил я, поглядывая на Виолу.

– Это он уходил из двадцать восьмого, – ответила Маша. – Точно уходил. Телега скрипела в сторону лестницы. Так он больше и не приходил.

– И сколько он в номере в этом, получается, был? – как бы про себя спросила следачка.

– Ну я не знаю… Пока Макс в душе… потом мы это… Но, правда, сегодня Макс как-то быстро… – закатывая глаза, вслух вспоминала Маша. – Потом мы немного поругались, и Макс пошёл курить, а я в туалет… Минут двадцать, двадцать пять точно!

В дверь номера настойчиво постучали. Я выглянул… Передо мной стояла судмедэксперт Наташа. Поправив очки, она, скромно опустив глазки, негромко попросила:

– Извините, передайте, пожалуйста, Виолетте Юрьевне, что мы свою работу закончили и труповозка приехала. Тело отдавать?

Услышав её, важнячка крикнула:

– Наташка! Никому ничего не отдавать, пусть лежит себе. Кому мальчик мешает? И эти пусть ждут. Официанта привезли?

– Привезли. У администратора в кабинете сидит, – ответил участковый Шатров из-за двери.

– Ну и какого хрена молчите, партизаны? – возмутилась Корниенко. – Значит, так! Вот тебе, девочка Маша, бланк, ручка… сиди, пиши всё, что мне сейчас наговорила. С подробностями и время везде указывай.

– Ну, вы же обещали! – возмутился кавалер.

– Обещала. Обещала, Чапаев? Так и быть, про интим не пиши, а остальное всё сюда! – настойчиво постучав красным ноготком по бланку, сказала следователь. – Оба пишем! Обещала я им… Шатров, не отпускать этих… и присматривай, чтоб не шептались. И крикни «пепсам», пусть официанта нежно так прямо сюда ведут. В двадцать восьмой…

Мы с Виолеттой Юрьевной зашли в гостиную номера «люкс» и сели в глубокие кожаные кресла у круглого журнального столика. Вошёл старший сержант и положил перед нами паспорт задержанного. Я взял в руки документ, раскрыл его на первой странице и прочитал вслух:

– Кривошеев Вячеслав Иннокентьевич.

– Это я… – тихо сказал вошедший в номер худенький невысокий парень с длинными вьющимися светлыми волосами. – Здравствуйте.

– Здравствуйте, Вячеслав. Вам объяснили, для чего, собственно, вас привезли? – спокойным, я бы даже сказал вкрадчивым, голосом задала вопрос следователь.

– Да. У нас в этом номере человека убили. А я сюда заказ из ресторана привозил. А когда пришёл, чтобы посуду забрать и рассчитаться, то увидел… короче, зверски его кто-то убил, – глядя в глаза Виолетте Юрьевне, без запинки выдал Кривошеев. – Я тут же всё администратору рассказал, а она в органы позвонила.

– Про органы ты всё правильно… Кривошеев, а расскажи нам всё с самого начала. Кто передал заказ? Кто тебя послал в двадцать восьмой? О чём вы говорили с убитым? Когда пришёл за посудой? Что увидел? – перечислил вопросы я, стараясь подстроиться под индивидуальный стиль допроса следователя Корниенко.

– И, Слава… не торопитесь, – полуприкрыв глаза, попросила Виола, расслабленно вытянув ноги.

– Да ничего такого… – начал вещать Кривошеев. – Поступил заказ из «люкса». Две бутылки шампанского французского, корзину с фруктами, два чизкейка и мороженое.

– А мороженого сколько и какое? – облизнув губы, поинтересовалась Виолетта Юрьевна, не открывая глаз.

– Два… ванильное и фисташковое, – ответил Слава.

– Ванильное и фисташковое, – в полудрёме тихо прошептала Корниенко.

– Ну, вот… Я привёз всё это в номер и поставил вот на этот столик. Предупредил клиента, что ресторан у нас работает до двадцати трёх. Он сказал, типа, ну тогда в двадцать три и расчёт получишь, и посуду заберёшь. Я сказал, что ладно, мол, и ушёл, – замолчал вдруг Вячеслав.

– Ну? А дальше что? – сонно поёжившись, спросила следователь.

– Дальше? Дальше я в двадцать три поднимаюсь, стучу в дверь, а мне никто не открывает. Стучу ещё раз… потом на ручку нажал, а дверь незапертой оказалась. Ну, я тележку в номер загнал и хотел со стола убирать, но потом думаю: пусть клиент сначала рассчитается. Кричу, а мне никто не отвечает…

– А что кричал? – спрашиваю я для того, чтобы что-то спросить.

– Виталик, где ты?

– Так вы знакомы были? – неожиданно встрепенулась Виолетта Юрьевна. – А ну-ка, всё на стол из карманов!

– Не понял… Зачем? Я объясню. Виталий – наш постоянный клиент… был, – попробовал возмутиться Кривошеев, пятясь назад.

Но я был рядом и пришёл нерешительному парню на помощь. На столе оказались ключи от квартиры, какие-то старые мятые квитанции, солнечные очки, зажигалка, презерватив в надорванной упаковке, приличная сумма рублей и всевозможные скидочные карточки. В. Ю. тут же начала активно всё это рассматривать.

– Слава, у вас сегодня зарплата была? Нет? А откуда столько рубасов, Вячеслав? Или это только сегодняшние чаевые за сервис и хорошее поведение? И на хрена я пять лет училась? О! Чапаев, смотри! Вот, что я искала! – радостным голосом выкрикнула следачка и протянула мне именную карточку-пропуск в столичный ночной клуб «Голуби».

– Такты из этой стаи голубиной, Кривошеев? – невольно засмеявшись от такой новости, поинтересовался я и щёлкнул официанта по носу яркой карточкой ЛГБТ-клуба.

– Я не понял… при чём здесь… вы не имеете права, – плаксиво заныл официант, пятясь назад. – Мы в свободной…

Неожиданно в дверь гостиной протиснулась голова в белой медицинской шапочке:

– Господа! Имейте совесть, господа. Два ночи. Мы трупешник забираем?

– Сомова! Почему… – дальше никто не слышал, о чём я спрашивал Сомову. Даже я сам не слышал, что говорю.

Почему? В диалог вступил, вернее, меня перебил на полуслове Степан Блэкович…

– У-афф! У-афф!!!! – как-то очень грозно и объёмно разносилось по коридорам и открытым номерам гостиницы «Мишель».

– С собакой ты придумал, Чапаев? – улыбаясь, спросила Виолетта.

– Ну не то чтобы я…

– Ты бери их с собой по возможности чаще… Как-то защищённей себя чувствуешь! Дисциплинирует некоторых опять же… – с удовольствием прислушиваясь к суматохе в коридоре гостиницы, весело хохотнула Корниенко.

– Так он ещё и след берёт… – с гордостью за Степана ответственно заявил я, надеясь, что меня не слышит Сомова.

– Та ладно…

– Зуб даю…

– Зуб потом, Чапаев. А сейчас пройдёмте к покойничку. Проходите, Кривошеев, проходите, – подталкивая в спину упирающегося официанта, настаивала Корниенко.

– Я покойников боюсь… – канючил парень, отворачиваясь от накрытого простынёй тела убитого.

– А чего их бояться? Лежат себе тихонько, никого не трогают. Ты, гадёныш, зачем своему любовнику писюн отрезал? А? – громко и неожиданно для всех задала вопрос официанту следователь по особо важным, резко сдёргивая с трупа окровавленную простынь.

– Ничего я… мне домой нужно… у меня бабушка… – жалобно загундосил Кривошеев, закрывая ладонями лицо.

– А чем ты резал, живодёр? Медэксперт говорит, что чем-то не очень острым. Ножичек с собой у тебя, Славик? – зло процедил сквозь зубы я, подключаясь к психической атаке. И для пущей убедительности шлёпнул по белобрысой макушке гомосексуалиста.

– Смотри, Чапаев! А член-то где? Писюн никто не видел, господа? Во рту же был… Ты не брал случайно? – в сердцах всплеснула руками Виолетта Юрьевна, почему-то посмотрев на меня.

– Нет! Зачем мне два? Может, он его проглотил? У покойников такое бывает, я слышал. Это когда перед смертью последний вздох… В кино видел, Славик? А тут он вроде вздохнуть напоследок хотел, а рот забит чёрт-те чем… Вот и сглотнул! – продолжил развивать тему я, надеясь, что душевный «фурункул» у мальца вот-вот рванёт.

И рванул! Кривошеев как-то позеленел лицом, коленки подкосились, и его благополучно вывернуло… Прямо недалеко от охладевшего к земным утехам любовника. Шампанским, фруктами, малиновым чизкейком…

* * *

Тело Жидкова-младшего увезли, и мы отпустили всех свидетелей, взяв с них подписки о невыезде. Судмедэксперта Наташу повезли домой пэпээсники, а чувствительная администратор гостиницы пошла до конца дежурства плакать к себе в кабинет. Сомова со Степаном пристроились на большом диване в вестибюле. Они, обнявшись, тихо дремали и слушали занимательный рассказ разговорчивого пенсионера-охранника. Дед не к месту вспомнил похожий случай из своей многолетней «вертухайской» практики. Правда, без убийства и других страстей-мордастей. Жорик Гагуа настроил видеокамеру, и мы со старшим следователем Корниенко решили провести первый допрос подозреваемого Кривошеева в рамках предварительного следствия по делу прямо здесь, в интерьере номера «люкс».

– С этим… с Жидковым мы в клубе «Голуби» познакомились полгода назад, – начал свой рассказ белобрысый мальчишка, мало себе представляющий, какая жизнь его ожидает в ближайшие лет десять. – Ну и закрутилось. Я его сразу предупредил, что категорически против беспорядочных связей. Что если встречаемся, то больше никаких… Ну, сами понимаете, СПИД и всё такое… Сначала всё так и было. У меня встречаться негде. Квартира маленькая… мама, бабушка больная… А он крутыш… Машину его видели? Ну, вот… помогал мне. Подарки там, деньги, когда попрошу. Но вы не думайте, я не наглел. Я не проститутка какая-нибудь. А тут чувствую, что-то мой Виталик про меня забывать стал. Приезжать стал редко, «чирик» на столе оставит и всё, как бы… Прихожу как-то в «Голуби», а мне мои… друзья, в общем, и говорят, мол… типа, твой Виталька сучек меняет как перчатки. Смотри, типа, без презика не давай! Ах ты, думаю, кобель… Клялся ведь! Ну, я всё и придумал. Вот так со всеми кобелями нужно… Скажите, а в тюрьме такие же, как я, есть?

– Есть, Слава, есть… – печально ответила следачка, – дальше-то что? Привязал руки к спинке кровати, задушил подушкой, а потом член отрезал?

– Ну да. Вы и без меня всё знаете, – уже ничему не удивляясь, ответил Кривошеев, с искренней жалостью в глазах рассматривая свои руки в наручниках.

– Резал чем? – спросил я, понимая, что даже при таком признании нож с отпечатками пальцев убийцы и следами крови убитого – это железная улика.

– Десертным ножом, – просто ответил Славик. – Еле отрезал. Тупой, зараза…

– А дел его куда?

– Кого? Член…

– Да нет… ножик этот десертный, – брезгливо морщась, спросил я.

– Так я его сразу в мусорный бак выбросил. Он и сейчас там. Мусор только утром вывезут. Честно, – уже безразличным голосом признался Славик, беззвучно заплакав.

– Шатров!!! – почти хором крикнули мы с Виолеттой Юрьевной.

* * *

Душегуба увёз в СИЗО № 2 вызванный экипаж ППС. Участкового Шатрова наконец отпустили в семью. Отмываться после получасового штурма ресторанной помойки, на его удачу увенчавшегося успехом. Корниенко приняла волевое решение – на допрос подозреваемого в убийстве вызвать ближе к обеду. Нет, ну надо же и «важнякам» иногда отдыхать, пёрышки, потускневшие после борьбы с преступным элементом почистить, бельишко сменить. Оставшиеся члены следственной группы разместились в моём «барсике». На заднем сидении, посадив Степана между собой, расположились прапорщик Сомова и эксперт-криминалист Гагуа. Ну, а «командирское» место заняла В. Ю. Ехали весело.

– Нет, ну надо же пса с собой в гостиницу притащить, – веселилась Виолетта Юрьевна, обернувшись к сидящим на заднем сидении. – Как тебя?

– Сомова.

– А его?

– Степан. Степан Блэкович, если по батюшке.

– Ой! Ну, я не могу! Эта орёт: «Стоять, мать вашу! Работает следственный комитет!» А этот лохматый как зарычит… Как его?

– Он Степан, а я Сомова, – переглядываясь с Гагуа, начала смеяться и прапорщик-кинолог.

– Я и говорю, пацаны депутатские, наверное, штанишки-то замочили! – заливалась от смеха следачка. – Шефу своему сегодня расскажу! Пусть генерал повеселится. Чапаев, ты бери их с собой чаще!

– А с этим похоронным бюро… – напомнил я о проколе Воронина.

– Ох, ёб… напомнил! Меня чуть на куски не разнесло! – вспомнила Виолетта Юрьевна, вытирая под очками навернувшиеся слёзы. – И такой каламбурчик получился… Помнишь, Жидков с презрением таким: «…налетели вороны…» А перед ним полковник Воронин собственной персоной… Нет, ну определённо ему смокинг идёт… Это ж анекдот какой-то!

– Слушай, Виолетт, давай договоримся… Не напоминай ты ему этот позор… Ты же знаешь, Коля – человек ранимый, – попросил я на всякий случай.

– Ладно, Чапаев, я ж понимаю… авторитет. Слушайте… Сомова, а чем вы там сзади всё время хрустите? – поинтересовалась В. Ю., в очередной раз услышав смачный хруст за своей спиной.

– Это они сухарики едят. Стёпа любит, – ответил за Сомову я, поглядывая в зеркало заднего вида.

– Вкусные, между прочим, подсоленные, – согласился Гагуа, отправляя сухарик в рот.

– Да? А нам можно попробовать? Жрать хочется, мочи нет, – сложив ладошки лодочкой, попросила старший следователь Центрального аппарата Следственного комитета РФ.

До самой Управы в салоне моего «барсика» так хрустело, что аж в ушах колокольчики дилинькали. Сухариков хватило всем. Потому как карманы в комбинезоне прапорщика Сомовой были бездонными.

Ах… эта свадьба!

После дежурства сон был крепкий, но недолгий. Домой не поехал… А смысл? Ксюше под утро написал понятную эсэмэску: «Привет.) Извини, ехать домой смысла нет. Посплю, если дадут, в кабинете. Целую. До вечера». В отделе знали, что их шеф после бессонной ночи, и в закрытую дверь моего кабинета не долбились. Но это в отделе… Меня разбудил звонок телефона. Вернее, немецкий бравурный марш, который я всобачил на все номера телефонов, принадлежащие сотрудникам Управления собственной безопасности. Ну, этот… знаете? «Дойчен зольдатен унтер официрен…» Было смешно, но не сегодня, спать хотелось зверски. Посмотрев на часы и произведя в уме сложное математическое действие, понял, что спал один час двенадцать минут.

– Чапаев, слушаю, – ответил я, опять закрывая глаза и ложась ухом на телефон.

– Здравствуйте, Андрей Васильевич, Лобов беспокоит. Товарищ подполковник, вас приглашает для беседы полковник Лядов. Я записал вас на одиннадцать… Удобно будет? – спрашивает капитан Лобов, хотя я понимаю, что ему глубоко наср… – удобно мне, неудобно.

– Понял, буду. Гена, а ты не в курсе… – но меня уже не слушают, меня уведомили и ждут в одиннадцать. Вот же…

В дверь смело постучали. Вот откуда они поняли, что уже можно ломиться? Ну, что мне – стрелять на поражение за каждый час недосыпа? Встаю с диванчика, шлёпаю босыми ногами по холодному линолеуму, открываю замок и в образовавшуюся щель между косяком и дверью приветливо говорю:

– Какого хрена… никого нет дома! Пошли все…

– Васильич, это мы… – слышу жизнерадостный голос выспавшегося в собственной кровати, позавтракавшего на собственной кухне мерзавца Дроздова.

«Мы» – это, собственно, сам старший лейтенант Дроздов и уже почти бывший мой оперативный сотрудник – лейтенант Лядова Светлана Ивановна. Чуть не забыл, Лядова же сегодня последний день трудится в отделе. Переводится в Группу аналитической поддержки. Предательница. Иван что-то прячет за спиной, а Светлана в руках держит поднос с одной, но очень красивой чашкой дымящегося кофе. Сквознячком потянуло в мою сторону, от запаха в меру поджаренной «арабики» руки безвольно опустились, и дверь в кабинет открылась, впуская молодых и борзых. Сама кофейная чашка, грациозно стоящая в центре подноса, была выполнена в восточном стиле. Эдакий симбиоз керамики и изящной ковки из мельхиора. Интересно, назад унесут?

– Трогательно, – стоя на холодном полу и не зная, куда деть босые ноги, признался я. – Если хотите, могу всплакнуть от умиления! Я так понял, последняя чашка кофе от Лядовой?

– Ну почему последняя, Андрей Васильевич… Буду к вам забегать, если не прогоните. Я же работать буду практически над вами, на третьем этаже, – как-то растерянно и с некоторой неуверенностью в голосе ответила Светлана, проходя к столу.

Наконец и Дроздов, подражая манипуляциям фокусника, артистично вытащил из-за спины красную с золотом глянцевую коробку с армянским коньяком, а из кармана куртки – ярко-жёлтый, с пористой шкуркой импортный лимон. Принимая «скромный семизвёздочный» подарок, я спросил, подозрительно глядя на Дрозда:

– Ванька, если ты мне вот сейчас скажешь, что тоже переводишься из нашего отдела… Разверну всю эту вашу процессию взад!

– Ага, щас! Не дождёшься! Наливаю, Васильич? – в поисках свободных ёмкостей заметался по моему кабинету Иван, передавая лимончик Светлане.

– Но только по одной. Меня к себе в одиннадцать её папаша вызывает, нужно успеть ещё зубы почистить и морду поскоблить. Наверное, по твоему поводу, Свет?

– Не знаю… не думаю, Андрей Васильевич. У нас же с папой в силе уговор. Он моих решений не оспаривает. Явно, по крайней мере, – ответила Лядова.

– И всем говорит, что они однофамильцы! – попытался пошутить Дроздов.

– Подожди… что-то не пойму. Так перевод из нашего отдела в «аналитическую богодельню» – это чисто твоё решение? – опешил я, до сих пор думая, что это Лядов-старший так решил и настоял на переводе своей дочери в более спокойный отдел Управления.

– Нет… скорее, это наше общее решение, Васильич. Моё и Светланы, – неожиданно посерьёзнев, ответил за Светлану Дроздов, ставя на стол две рюмки.

– Удивил… ну-ка, рассказываем всё как на духу. А почему две? – спросил я, намекая на неравное соотношение рюмок и присутствующих.

– А вот с этого нужно и начинать, – вдруг широко заулыбавшись, ответил Ванька, решительно свернув «головку марочному армянину».

– Беременная я, товарищ подполковник, – тяжело вздохнув, как-то виновато сказала Светлана, опустив голову.

– Ага! Представляешь, Чапай! – засмеялся счастливый Ванька, чмокнув в щёку свою невесту. – Понять не можем, как получилось! – продолжил балагурить Ванька.

– Срок пока небольшой, но Ваня настаивает… – продолжила каяться Лядова, царапая маникюром шкурку лимона.

– Да при чём здесь срок? Большой, небольшой – какая разница? Ну, скажи, Васильич! Я уже ей миллион раз говорил… Вся эта наша оперская суета не для беременных девочек. Это сейчас маленький срок, а месяца через три… Ты Чапаевскую Ксюшку давно видела? Как бегемотик… – засмеялся Дрозд.

– Но она же на работу ходит… – попыталась возразить Светлана.

– Ходит, но дело она имеет с обычными людьми, а не с уродами. Короче, Светик, мы же решили, ну что ты опять? – наливая коньяк в рюмки, Иван попробовал перевести разговор в другое русло.

– Думаю, Ванька твой прав, – решил вмешаться в разговор и я. – Тебе пора привыкать к нормальной жизни, а не бегать по ночному городу с волыной. Да и нервотрёпка тебе сейчас не нужна.

– Просто, шеф, я боюсь, что в аналитическом отделе сопьюсь от скуки. Морковным соком, – подперев ладошкой щёчку, невесело пожаловалась Светлана.

– Шеф, ей адреналина не хватает. А я тебе после работы буду наши страшилки рассказывать, так что не заскучаешь! – успокоил Светлану Иван.

– Так, хорошо. А родители знают? А жениться не пробовали сначала? – пряча от соблазнов бутылку коньяку в сейф, спросил я.

– А сам? – как бы между прочим спросил Ванька.

– А что сам? Свадьба назначена, дата и ресторан определены. Приглашения официальные получите, у меня этой ерундой Ксюха занимается. Кстати, Дрозд! У тебя костюм-то приличный есть? Будешь свидетелем с моей стороны! Так я не понял, родители ваши знают?

Оба молча покачали головами, а Светлана нерешительно за обоих ответила:

– Боязно как-то. Вы ж моего папу знаете. У него всё по-правильному должно быть. Сначала букетный период, потом знакомство с родителями… Одобрям-с, не одобрям-с… И только потом свадьба, семья, дети… А у нас с Ванькой перемешалось всё как-то. Может, вы что-нибудь придумаете, Андрей Васильевич?

– Да… Да вы что? Как вы себе это представляете?

* * *

В одиннадцать я был в приёмной у начальника Управления собственной безопасности полковника Лядова И. М. Форму не надевал, ибо имею по этому поводу очень жёсткую позицию. Не может российский полицейский, по форме одетый и при погонах, иметь алкогольный выхлоп, даже такой благородный, как после армянского коньяку семилетней выдержки. А вот одетый по «гражданке» – может!

– Чапаев, заходи. Ждёт, – гипнотизируя экран монитора компьютера, прогундосил помощник начальника Управления собственной безопасности капитан Лобов.

Я смело вошёл в кабинет полковника Лядова, задержав дыхание настолько, насколько это было возможно.

– Садись, – коротко приказал главный «гестаповец», щёлкая по клавишам ноутбука.

Я сел. На самый краешек самого дальнего стула у длинного стола для совещаний. Вот так, молча, просидели мы минуты три. «Оно и понятно… человек же работает. Они ж тут все, б…, работают. Уработались… За всех пашут… Одни только мы груши околачиваем…» – сонно думал я, обмениваясь мыслями с портретом министра МВД над головой Лядова.

– Пил? – не поднимая головы, неожиданно спросил Лядов, сбив мои стройные размышления о наболевшем.

– Пятьдесят капель, Иван Макарович… Ночка нервная была. Да я, собственно, не на службе. У меня отгул после дежурства. Уходить хотел, а тут ваш Лобов… – попробовал оправдаться я, на всякий случай вставая.

– Да сиди ты. Знаю я о ваших ночных приключениях, сводку читал. Недавно с Корниенко разговаривал. Ну, я надеюсь, Чапаев, ты понимаешь о конфиденциальности этого мерзкого дела? У нас ведь как? Сын за отца не отвечает, а вот отец… Информация абсолютно закрытая для прессы.

– Так, а с личным составом работа проведена, товарищ полковник. Так что… Ну и преступление раскрыли «по горячим», как говорится… Виолетта Юрьевна, как всегда, на высоте, – рапортовал я, с улыбкой вспоминая, как следователь по особо важным делам красиво «колола» на допросе ревнивого убийцу сучку-официанта.

– А Корниенко говорит, что ты – гений сыска и эта ещё… – И, заглянув себе в блокнот, продолжил: – Прапорщик Сомова и Степан Блэкович… Это, кстати, кто? – посмотрев на меня поверх очков, поинтересовался Лядов.

– Собака.

– В смысле – собака? – не понял с первого раза начальник УСБ.

– Ну, так… служебная собака по кличке Степан. А Блэкович, это отчество такое…

– Тьфу ты… придумают же. Короче, премию им выписали… обоим.

– Спасибо, Иван Макарович, эти ребята заслужили. Но Степану премию лучше харчами, – улыбнулся я, вспоминая, как все хрустели подсоленными сухариками из рациона служебно-розыскного пса Степана… извините, Блэковича.

– Да я, собственно, не за этим тебя… Как там моя… переживает? – встав из-за стола, спросил полковник. – Твоё мнение, Чапаев? Решение она приняла правильное? Мы, собственно, как-то об этом уже говорили с тобой…

– Так, а что? Лейтенант Лядова – барышня самостоятельная. Мне, конечно, жаль, что уходит такой сотрудник. Голова светлая, училась оперскому делу с желанием и вникая в суть профессии. Столько времени и сил на неё убухали… мама, не горюй. И на районе, и здесь… можно сказать, вскормили… Но как-то влиять на её решение я не стал, товарищ полковник. Видно, у неё есть свои причины… Во всяком случае, одумается – дорогу назад знает. Заберу без проблем, – спокойно высказал я своё мнение, наливая второй стакан минералки.

– Понял тебя, Чапаев. Вот и я думаю… Вроде в аналитическом отделе она будет на своём месте. Мозги математического склада, усидчивая, обучаемая… Но, когда она у тебя в отделе работала, мне как-то спокойней за неё было… за такими-то спинами, – улыбнулся полковник, похлопав меня по плечу. – Ты да и Дроздов… Я-то видел, как вы её контролировали и опекали. Ну, ладно. Коньяк-то понравился?

– А…

– У меня на даче черти эти из серванта спёрли. Ну, ступай… – крепко пожав мне руку, попрощался Лядов.

– Иван Макарович, а вы про Светлану знаете? – обернувшись на выходе, спросил я.

– О беременности? Знаю, десятая неделя… – улыбнувшись, ответил будущий дедушка.

– А откуда…

– Андрей! Тебе напомнить, где мы работаем? Доложили… – с ухмылкой ответил полковник УСБ.

– Иван Макарович, чтоб вы знали… серьёзно всё у них. В прошлое воскресенье Дроздов дочку вашу к своим родителям домой возил. Знакомиться. Чай, тортик, варенье… как положено. Светлана очень всем понравилась. Слово офицера. Мы с Ванькой уже и кольца присматривали. Я себе, он себе…

– Ладно, женихи… Отдыхай, Чапаев.

Вот так просто… Взяли и доложили! Жизнь продолжается. А пока она продолжается, я поехал домой… спать.

Домой приехал почти в обед. По дороге пришла эсэмэс-ка от Ксюхи: «Домой ехать смысл есть всегда!» И ни тебе «целую», и ни тебе «люблю»… Пока сонно тыкал ключом в замочную скважину, открылась дверь соседки – Фиры Самойловны.

– А чего так рано с работы, Андрей? – по-соседски настойчиво поинтересовалась пенсионерка, что-то осторожно пробуя из большой блестящей ложки.

– Да скорее, поздно, Фира Самойловна. Дежурил сутки.

– Ну и шо? Обезвредил кого-нибудь?