Читать книгу: «Ералаш. Elisir d’amore. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 6», страница 4

– Убирайся вон, Савва, – вырвалась из моих рук Ирина и вновь шагнула к зеркалу. Я – следом.

– Не обижайся, радость моя, – проговорил я. – Вернись ко мне, и я все тебе прощу.

– Да? – Ирина, резко повернувшись, посмотрела мне прямо в глаза. – А сам?.. Вот куда ты вчера пропал?

Я не мог поверить своим глазам: девушка меня упрекала, и, казалось, готова была заплакать.

– Я уехал к себе в общежитие, – растерянно сказал я. – Думал, твое вчерашнее предложение это – очередная и не очень удачная шутка, поэтому и смылся. А девушки, что были с Кондратом, оказались проститутками и мы с ними сразу, прямо у общежития расстались. Слово даю. Честное комсомольское.

– А я… я ведь вполне серьезно вчера сказала, что хочу этот вечер провести с тобой.

– Прости, я тебя не понял, – сказал я. – Мне стыдно. – Я склонил голову. – Я сожалею. – И тут же, сменив тему: – Ты тут одна?

Девушка машинально кивнула.

– Что ж, тогда пойдем? – спросил я еле слышно.

– Пойдем, – с готовностью согласилась она.

– Дядя Сеня, – сказал я швейцару, вкладывая ему в ладонь металлический рублик, когда мы, миновав входные двери, стали выходить на улицу, – скажешь Кондрату, – а он к тебе сам подойдет, представится, – что я, Савва, уехал, пусть меня не ждет и не ищет, хорошо?

– Передам, – ответил тот и весело мне подмигнул, после чего мы вышли на улицу. Воздух был влажный, холодало. На такси мы в считанные минуты добрались до гостиницы.

– Это и есть твое общежитие? – с улыбкой спросила Ирина.

– Ну да, тут все живут сообща, ты разве не знала? – весело ответил я, открывая перед ней входную дверь. Мы без труда миновали швейцара, премировав его трояком, и пробрались в мой номер.

– Налей мне чего-нибудь согревающего, – попросила Ирина, усаживаясь на кровать. Я откупорил коньяк, но стаканов рядом с кувшином с водой не оказалось, и тогда я вспомнил, что они после вчерашнего вечера остались в номере Кондрата.

– Ты давно из горлышка пила? – спросил я Ирину.

– Коньяк – никогда, – ответила она улыбаясь. – Не смогу, наверное.

– Давай тренироваться, – сказал я. – Я набираю коньяк в рот, потом целую тебя, и делюсь с тобой, попробуем?

– Ага, попробуем, – согласилась она, снимая куртку, затем коричневый пиджак.

– Снимай уже все, чтобы если проливать, так хоть вещи не попортишь, – предложил я.

Помедлив секунду, Ирина разделась догола и, присев на постель, прикрылась одеялом. Я отхлебнул коньяку, пахучая жидкость опалила рот, и я припав к губам Ирины, понемногу, вместе с поцелуем стал вливать ей в рот коньяк.

– Очень пьяный был поцелуй, – сказала она, смеясь, когда мы, наконец, оторвались друг от друга.

В эту первую нашу с Ириной ночь было все – и поцелуи и упреки, затем страстные стоны и под конец ее легкий, журчащий смех.

– Какая же я была дура, – произнесла Ирина, обнимая меня и подбородком устраиваясь у меня на плече, – что не отдалась тебе еще в прошлом году. Тогда бы все у нас с тобой пошло по-другому.

Я обнял ее и поцеловал в висок.

– А мне лично не о чем сожалеть, ведь сейчас мы вместе.

– Нет, я сожалею, потому что теперь я несвободна в своих поступках, я учусь в универе, а тогда, сразу после техникума, захомутала бы тебя и все время могла быть с тобой рядом.

– Это каким же это образом? – спросил я, смеясь. – Ведь мы с тобой даже не переспали.

– Я тогда еще девушкой была, а ты меня только трахнуть хотел, других намерений в отношении меня у тебя не было, – слегка нахмурившись и надув губки, пожурила она меня.

– И трахнул бы, если бы мама с папой тогда к нам в комнату не ворвались, – напомнил я.

– Я из-за тебя тогда, – Ира легко ударила меня по щеке, затем сразу же в это место поцеловала, – на обследование ходила.

– Какое такое обследование? – удивился я.

– На проверку девственности. Мама заставила. Помню, она сказала еще: «Отнеси эту справку своему жениху Савве, он тебя крепче любить будет».

– Так чего же ты, дуреха, ее не принесла, я такую еще никогда не видел.

– Потеряла.

– Справку?

– Нет. Девственность потеряла, дурачок. Злая на тебя была, вот и…

– Ах ты моя дурочка. – Я прижал девушку к себе. – А помнишь, в ресторане я из-за тебя как-то раз чуть было не подрался. Музыкант-гитарист из кишинёвского ансамбля «Контемпоранул» Андрюша тебя танцевать пригласил, а я приревновал и хотел ему по тыкве дать.

– Помню. А потом еще оказалось, что вы в этом…

– В Оргееве, – подсказал я.

– …ага, в городе Оргееве вы с ним в одном классе учились. Да как-то все глупо с этой девственностью получилось, – обиженно, по-детски добавила она.

– Чего уж теперь, забудь. Эта штучка одноразовая, хлоп и все! Теперь в универе вокруг тебя сотни ребят симпатичных крутятся, многие неглупые, с перспективой, с приличными родителями, жильём и с уверенностью в завтрашнем дне, знай себе выбирай, да пореже ошибайся.

– Они все какие-то… – прошептала Ирина. – Не такие, как ты.

– И слава богу, – вздохнув, сказал я. – Таких как я, поверь, летом надо на осине вешать, а оставшихся зимой в проруби топить, да-да, я себя немного знаю, поэтому и говорю так.

– Нет, неправда, мне с тобой хорошо. – Она затаенно улыбнулась.

– Чего же ты все время бегала от меня?

– Это игра такая – «догони меня» называется. Тебе не понять, ты же мужик. Может, у меня к тебе была такая странная любовь.

– Была? – шутливо отодвинул я ее от себя.

– И есть, – она вновь припала головой к моей груди и мы, поцеловавшись, вновь открыли друг другу свои объятия.

Утром Ирина укатила в университет, а я, поспав еще пару часов, разбудил Кондрата, и мы поехали в ресторан.

– Ну что, Ирка – «Желтый цыпленок» таки сцапала тебя вчера? – спросил он, когда мы садились в такси.

– А как ты?..

– Догадался? – усмехнувшись, спросил он. – Ты даже слова не сказал, свинюка, втихаря смылся, пришлось чуть ли не расследование проводить, чтобы узнать, куда ты делся. Хорошо, швейцар в конце концов сказал.

– Упрек справедливый, принимается к сведению.

В этот день я помогал своим коллегам укладываться – для нашего коллектива конкурс закончился.

Половина наших работников тем же вечером заказным автобусом отправилась домой, другая половина, их тех, что не очень торопились – на следующий день рейсовым.

А через несколько дней на общем собрании, проведенном в ресторане, объявили результаты республиканского конкурса.

Коллектив нашего ресторана занял второе место в республике из почти трех десятков претендентов. «Первое было определено заранее, так что я не в обиде», – с кривой ухмылочкой сказала на это Мамочка.

Славик, работавший официантом на банкете, завоевал первый приз в республике среди официантов по спецобслуживанию. Жора, наш бармен, оказался третьим среди барменов. «Ты подумай, брат, как интересно получается, – сказал я на это Кондрату, – если бы проводился городской конкурс, Жорка тоже бы выше третьего не поднялся – после тебя и меня». – «Или, вернее, тебя и меня, – согласился Кондрат».

«Второе место среди официантов республики в обычном разряде присвоено Савве А-ву», – услышали мы далее. Все стали удивленно на меня оглядываться, а я чуть не заржал. «Он, скажу я вам, очень старался, а также грамотно работал с книгой отзывов и предложений, – заметила Мамочка, оторвав глаза от листка, – так что, коллеги, возьмите себе этот факт на вооружение. Думать надо не только о левых заработках, но также и о престиже. В этом плане Савва – работник новой формации. У таких надо учиться».

P.S. Кстати, сразу же по приезду в родной город я обнаружил в своем почтовом ящике невзрачный квадратик тонкой серой бумаги – повестку в прокуратуру. Следующим же утром я отправился туда – благо все равно было по пути на работу.

Наша районная прокуратура размещалась в отдельно стоящем на перекрестке улиц в одноэтажном неприметном здании, сразу за которым начинался городской парк. Заместитель прокурора Марченко, старый мой знакомый, чья фамилия значилась в повестке, принял меня необычайно любезно и ласково.

– Давай, Савва, заходи и присаживайся, вот тебе ручка, вот тебе листочки. Тут, понимаешь, какое дело… Напиши нам, как у тебя все эти годы складывались отношения с твоим директором общепита – Наиной Васильевной. Все подробно: как и на каких условиях она тебя на работу принимала, сколько, когда и где ты давал ей денег, сколько раз и с кем она выпивала за твой счет, в смысле не рассчитывалась – все в свободной, повествовательной форме. Не помнишь дат, пиши примерно. Замечу тебе, что это все так, для проформы, ваши работники уже все основное написали, а ты нам нужен просто для количества, директор ваша хоть так, хоть этак в ближайшем будущем с работы слетит и отправится под суд. В общем, ты напиши все, что тебе подсказывает твоя гражданская совесть. – Он замолчал и, тогда я поднял глаза и посмотрел на него в упор.

Марченко отвел свой взгляд, а после паузы продолжил:

– Давай-давай, ничего и никого не бойся, она в любом случае начальником больше работать не будет. Потому что взяточница. Высказывайся честно и откровенно. Ты ведь ни в чем не виноват, тебя использовали, ты простой работник.

– Да, – кивнув, подтвердил я, – я простой труженик бутылки и мензурки.

– Ну вот, видишь, как ты меня хорошо понимаешь, – сказал он, задумчиво пожевав губами. – Ну, не буду тебе мешать, пойду, у меня есть и другие дела. Через полчаса вернусь, надеюсь, справишься.

Когда Марченко вернулся, передо мной на столе по-прежнему лежал девственно чистый лист бумаги.

– Ну, что же ты, Савва? Гражданин ты, надо признать, несознательный. – Голос его из тихого стал громовым. – Советую написать все, как было, не раздражай меня, мы тут в бирюльки не играем. Я даю тебе еще час. Подойди к этому делу со всей серьезностью! Кстати, твое будущее тоже в какой-то мере зависит от того, что ты сейчас напишешь.

– В смысле? – откинулся я в кресле.

– В смысле, если ты не напишешь то, что я тебе сказал, я припомню тебе все: и драки в ресторане с твоим участием, и совращение малолетних, и изнасилования… Да-да, изнасилования, может, ты хочешь мне сказать, что их не было? Имя Вячеслава Елдакова о чем-нибудь тебе говорит? То-то же. Мы тебя жалели, прикрывали, потому что прежний прокурор говорил нам, чтобы мы смотрели на ваше баловство сквозь пальцы. Видать, выпивал там, у вас, вот и говорил так. Мы и смотрели сквозь пальцы – но теперь, если ты надумал умничать, то уже очень скоро будешь смотреть на меня сквозь решетку, понял. Я – с этой стороны, где честные люди, а ты с той, где преступники. Потому что то, что вы делали и сейчас делаете, вовсе не баловство. У нас в районе теперь новый прокурор, поэтому не надейся на прежнее снисходительное отношение к себе, этот номер уже не пройдет.

– Все везде одно и то же, – пробормотал я еле слышно, так как от его слов неприятно стеснило грудь.

– Что ты говоришь? – не расслышал Марченко.

– Я должен еще подумать, – сказал я уже громче.

Марченко поглядел на часы.

– Ну, еще час я тебе обещал. Хочешь, закрою тебя здесь, в кабинете, чтобы лучше думалось? Или, может, сразу в камеру, а? Шучу-шучу.

– Я не убегу. А чего бежать, здесь у вас хорошо: прохладно, кресло мягкое, посторонние здесь не крутятся, по пустякам не беспокоят; и вообще, наверное, обходят этот домик стороной. Часок, пожалуй, выдержу.

– Вот-вот, ты подумай, а я пошел.

Прошло еще около двух часов, я успел за это время перебрать у него на столе и в шкафчиках все бумаги, даже подергал ручку сейфа, но он был закрыт.

В коридоре послышались шаги, вошел Марченко, следом за ним в кабинет шагнул еще один мужчина, мне незнакомый, тоже, судя по форме, работник прокуратуры. На столе передо мной лежал все тот же листок бумаги, только теперь на нем были написаны четыре строчки.

– Раз другие вам, гражданин Марченко, все уже написали, – сказал я, поднимаясь со своего места и протягивая ему листок, – то мне в свое оправдание осталось написать лишь это.

Марченко взял листок и прочел вслух:

Уважаемый товарищ Марченко,

довожу до вашего сведения,

что я никого не насиловал,

а лишь проводил половые исследования.

Лицо заместителя прокурора побагровело.

– А? Что? Так ты еще, мля, и поэт, оказывается?! Вон из моего кабинета! Мерзавец! И помни – теперь-то я уж до тебя обязательно доберусь.

Новелла третья. Гамбит от брюнетки

Коктейль «Фиговый листок»

Светлый ром 40 мл.

Вермут 20 мл.

Сок лимона 20 мл.

Смешать компоненты в шейкере, слегка взбить с кубиками льда и подать в бокале. Украсить «пьяной» вишенкой.

Всего лишь есть семь нот у гаммы

зато звучат не одинаково;

вот точно так у юной дамы

есть много разного и всякого

Игорь Губерман

Вскоре после того, как я стал работать в баре кафе «Весна», мне посчастливилось познакомиться с одной хорошенькой девушкой. Звали ее Ольга, ей не было еще и восемнадцати, в текущем учебном году она перешла на последний курс нашего городского медицинского училища. Несмотря на свой совсем еще юный возраст, Ольга была девушкой зрелой и гармонично развитой – как физически, так и интеллектуально. При этом девушка была весьма привлекательна внешне и именно в моем вкусе – яркая брюнетка с зовущим взглядом огромных карих глаз. Она первой выразила желание познакомиться, и я, конечно же, немедленно откликнулся на этот призыв. Девушка не постеснялась в первый же вечер зайти в подсобку, когда я после первых минут нашего знакомства полушутя-полувсерьез предложил ей помочь мне вымыть стаканы, да так и проработала целый вечер до конца смены на месте судомойки. После этого я решил проводить девушку домой, так как время было уже достаточно позднее.

Дорогой Ольга рассказала, что живет в съемной комнате в одном из частных домов вместе с подругой. Не знаю, было ли это случайно, но Ольгиной соседки по комнате в тот вечер дома не оказалась – девушка, по ее словам, уехала в село к родителям, и мы, естественно, провели эту ночь вдвоем.

Мы тайком, даже не включая света, пробрались в комнату, чтобы не беспокоить хозяйку дома, жившую через стенку. Пока Ольга, стесняясь, полоскалась в тазу, прикрывшись от меня дверцей шкафа, я возлежал в постели поверх одеяла уже обнаженный, и вожделение, подогреваемое фантазиями, уже волнами накатывало на меня, горяча тело. Несмотря на то, что практически каждый бармен, благодаря своей профессии, всегда на виду и нередко востребован у женщин, вышло так, что в последние несколько недель сексуальных отношений у меня ни с кем не было. А тут такая замечательная партнерша – юная и хорошенькая.

Ольга подошла к дивану в халатике, внимательно оглядела меня, затем, выскользнув из халатика, осторожно прилегла рядом, и я стал при тусклом свете слабенького ночника изучать, лаская, ее прелестное гибкое тело, нежно тискать, целовать и покусывать плечи, шею и грудь. Она уже дрожала от возбуждения, прерывисто шепча какие-то слова, пока я целовал медовые соски ее упругой груди в форме наливных яблочек, и довел ее этим до такого состояния, что она порывистым движением опрокинула меня навзничь и полезла сверху, насаживаясь на моего «удальца» своей знойной, разгоряченной страстью сладостно-упругой «дундочкой».

Она охнула, когда мой «удалец» вошел в нее до конца, лицо ее с упругими девичьими щечками порозовело от испарины, в ее глазах на мгновенье мелькнул ужас, наверное, от боязни, что он целиком в ней не поместится, но все закончилось благополучно, ее «дундочка» и мой «удалец» поладили между собой, затем с упоением слились в жаркой любовной схватке. Я был приятно удивлен прекрасным природным темпераментом моей партнерши, передавшемся ей, как она мне поведала во время одной из последующих встреч, вместе с болгарской кровью по материнской линии. Тело девушки оказалось необыкновенно сладостным и нежно-отзывчивым на ласку, она как кошечка искала ее, тянулась, выгибаясь навстречу моим рукам, и получала эту ласку в полной мере.

И тогда, с самой первой нашей ночи я понял, что она – моя женщина, и что мы с ней идеально подходим друг другу. Дальнейшие наши встречи, последовавшие за первой, только подтвердили мое предположение. Так завязался наш с ней роман.

Надо сказать, что Ольга, на удивление чувственная для ее возраста партнерша, очень трепетно относилась к нашим интимным отношениям, была внимательна и заботливо-предупредительна в постели, и с трогательной нежностью заботилась обо мне, что вообще редкость в отношениях между мужчиной и женщиной в наше время, насколько мне известно.

Это льстило моему самолюбию и дало дополнительный толчок к развитию наших отношений. Вскоре я с удивлением обнаружил, что 17-летняя девчонка в интимном плане дает мне больше, чем супруга, с которой я прожил семь лет, и с которой у нас, как мне до сих пор казалось, были вполне гармоничные отношения.

В одну из ночей, когда мы лежали расслабленные, отдыхая после интима, Ольга зачем-то решила рассказать мне о мужчинах, которые были у нее до меня. Я отнекивался, отказываясь ее слушать, но она настояла, чтобы я выслушал ее, сказала, что так ей, мол, будет легче. Глупенькая наивная дурочка.

И я услышал ее рассказ. Около трех лет тому назад, когда ей едва исполнилось 15, ее обманами и уговорами соблазнил… бармен. Грузин. По имени Сулико. Да, если уж быть точнее, Залико… присной памяти, мать его!.. Мой напарничек, с которым я работал какое-то время в баре ресторана «Прут», грузинский джигит. Надо же, кобель драный, и тут он поспел… После этого у Ольги был очень короткий роман с Юрой Гагра; они встречались не более недели. Этот тоже был весьма известной в нашем городе, – и за его пределами, – личностью, спортсменом, боксером, чемпионом республики, мастером спорта СССР, который, кстати сказать, вскоре стал рэкетиром экстра-класса, сумев высоко поставить себя в бандитской среде Молдавии и, между прочим, к настоящему времени контролировавшему пол-Кишинева. Затем у Ольги в любовниках оказался какой-то врач, у которого она проходила в поликлинике то ли стажировку, то ли практику – с ним у нее были более ли менее стабильные и продолжительные отношения, ну а теперь в ее жизни появился я…

Этот ее рассказ-исповедь был трогательно откровенным, ведь зачастую девушки и женщины – наши партнерши, – имевшие до встречи с нами порой весьма бурную интимную жизнь, «признаются» нам лишь в том, что мы в ее жизни «номер два».

Выслушав Ольгину историю, я обнял ее, нежно поцеловал, успокоил и сказал, что она для меня – чиста и прекрасна, и что я больше не хочу слышать о ком-либо из ее прежних партнеров, и уж, тем более о том, что она винит себя за несколько сумбурное прошлое.

Итак, после первой нашей встречи Ольга стала приходить в бар почти каждый вечер – помогать мне в работе. Не переставая улыбаться, она перемещалась внутри стойки, собирая стаканы и тарелки, и взгляды всех без исключения мужчин, находившихся в баре, были устремлены на нее; при этом, как мне казалось, со дня ее появления здесь поток посетителей в баре возрос еще не менее чем на 10—15%. Мы работали вместе слаженно и весело, сталкиваясь иногда случайно (или специально) в подсобке, застывали на секунду, глядя друг на друга, затем целовались и тут же разбегались в разные стороны, отправляясь каждый по своим делам. Нередко, задерживая на девушке свой взгляд, я мысленно ласкал каждый изгиб ее тела, и представлял себе, чем мы с ней будем заниматься сегодня ночью, когда мы закончим работу и останемся, наконец, вдвоем. Ловя мои взгляды, Ольга бросала в ответ из-под густых ресниц задорный взгляд своих маслянисто-черных глаз, затем застенчиво опускала их, однако я был убежден, что думала она о том же, что и я..

Подруга-соседка, жившая с ней в одной комнате, вернулась из села спустя несколько дней, поэтому нам необходимо было найти для встреч другое место, новое любовное гнездышко. Оно и обнаружилось вскорости, причем в непосредственной близости от места моей работы: сосед, проживавший в доме, расположенном прямо напротив нашего кафе, Генка Стрелец – прожженный урка с шестью ходками на зону, имел там небольшую двухкомнатную квартирку, в которой одна из комнат, спальня, пустовала. Быстро сговорившись с Генкой об аренде этой свободной комнаты, я задумался о форме оплаты, так как Генка любезно предоставил мне самому решить этот вопрос. Заодно нужно было подумать о том, как распорядиться ключом от квартиры, так как этот самый ключ был единственным. Впрочем, ответ на оба этих вопроса нашелся сам, причем в первый же вечер: Генка «приспособился» заносить ключ самолично – он приходил в бар к закрытию, выпивал пару стаканов портвейна, после чего мы покидали бар вместе: я с Ольгой направлялся в «нашу» комнату, Генка же шел в другую, где его дожидалась сожительница Татьяна..

Придя на место и, не обращая внимания на голоса постоянно переругивающихся за стенкой Генки с Татьяной, мы с Ольгой запирали дверь нашей комнаты изнутри на задвижку, затем включали ночник – небольшой, дающий совсем немного света и вместе с тем создающий некоторый уют. Свет нам был просто необходим для того, чтобы видеть во время любви тела друг друга, это вскоре стало для нас насущной потребностью..

Ольга неподдельно радовалась каждой минуте нашей близости, глаза ее излучали счастье и удовольствие, и вскоре я решил, что она мне дана богом как компенсация за мою несчастную любовь в браке и не сложившуюся семейную жизнь. С другой стороны, уже в скором времени я стал немного побаиваться наших с Ольгой отношений, из-за того, что она, как мне казалось, влюбилась в меня без оглядки, – ведь мы, мужчины, в большинстве своем трусы и нас пугает безграничная и всепоглощающая любовь к нам женщины; еще одним настораживающим фактором для меня было то, что увлекаясь любовными играми, Ольга не ведала границ, считая – в любви все дозволено, – а это меня, в сущности, провинциального парня, слегка пугало. Между тем, признаюсь, я и сам увлекся этой девушкой не на шутку, – мне попросту, повторюсь, с ней было хорошо. Я как хотел вертел в постели ее юное гибкое тело, изобретая все новые позы, какие мне только подсказывала фантазия; нежная упругая кожа ее при этом буквально вибрировала в моих пальцах, она безумно возбуждала меня, а как-то раз мы и вовсе сошли с ума: занимались любовью с полуночи до четырех утра практически без перерыва. Мой «удалец» к утру почти совсем онемел, потерял чувствительность, а упругие мышцы ее «дундочки», казалось, без устали были готовы принимать и ласково обжимать его в своих объятиях, выделяя при этом смазку в виде увлажняющей любовной влаги..

В тот раз мы уснули лишь под утро; счастливые и до конца опустошенные, мы забылись, не разжимая объятий, на несколько коротких часов, затем сквозь сон я почувствовал, что Ольга меня целует, но у меня не было сил даже открыть глаза, не то чтобы ответить ей. Целый день после этой ночи (Ольга убежала в свое училище на занятия) я чувствовал стеснение в груди, покалывание в области сердца, и понял, что слегка переборщил с сексом. Что интересно, именно после этой ночи Ольга стала поговаривать о замужестве, уверенно заявив, что могла бы стать мне идеальной супругой. Милая девочка, я был старше ее на добрых десять лет, к тому же предыдущий мой семилетний семейный опыт, признаться, не принеся ожидаемого счастья, меня лишь напугал. Я честно рассказал обо всем этом Ольге, и, надо заметить, она спокойно и с пониманием отнеслась к моему признанию; не слишком жалея себя, я рассказал также о своих ощущениях после последней нашей бурной ночи, и тогда она рассмеялась, сказав, что ей со мной всегда хорошо, а то, что мы вытворяли той ночью, было похоже на сумасшествие, которое совсем не обязательно повторять.

«Теперь, милая, если ты не против, мы будем иногда позволять себе выходные», – сказал я Ольге. «Непременно, – ответила она. – Мне тоже в ту ночь казалось, что я вот-вот с ума сойду, до того мне было сладко». Анализируя наши с ней отношения, я пришел к выводу, что с моей стороны они базируются почти исключительно на сексе. Даже спустя два месяца после начала наших встреч, ставших теперь ежедневными, я все еще желал ее так же страстно, как в первую ночь, а возможно, и более того. Каждый вечер, заканчивая работу, я вожделенно поглядывал на Ольгу, совершенно забывая о том, что сам же на этот день назначил нам обоим выходной, и тогда мы уходили на квартиру, и неистовая сила наслаждения вновь бросала нас в объятия друг друга.

Как-то раз, мы, как обычно, закончив работу около полуночи и закрыв бар, пришли на квартиру. Там, в большой комнате, именуемой залом, мы обнаружили ее хозяина Генку: он чистил картошку и курил какой-то сморщенный, темного цвета, явно самодельный «бычок»..

– Что, страдалец, – спросил я его, – Танька отказывается тебя кормить?

– Да вот выпил у вас в баре два стакана портвейна, – пожаловался Генка, доставая из сетки на полу новую картофелину и внимательно изучая ее, решая, видимо, с какой стороны к ней лучше подступиться. – А когда вернулся, ее, сучки, в доме уже не было. Ушла, свои вещи и наши общие деньги забрала, а есть-пить мне не оставила, даже заныканные мною на черный день полбанки спирта с собой унесла. – Генка ловко и быстро очистил картофелину, его мускулистые руки, как, впрочем, и другие части тела, не скрытые тельняшкой, были сплошь в синих татуировках. Тут же, почти без паузы он спросил:

– У тебя есть что-нибудь выпить?

– Есть, шампанское, – с готовностью ответил я, встряхивая сумку.

– Н-е-ет, – разочарованно протянул он и покачал головой. – Это кислое вино с пузырьками не для моего желудка. Мне бы чего покрепче и лучше сладкого, у меня же, ты знаешь, язва, и половины кишок нет, вырезаны..

Ольга, пока Генка все это рассказывал, собрала в миску очищенный уже картофель, вымыла его под краном, затем стала у газовой плиты, установила сковороду на огонь, мелко порезала в нее кусочки сала, брызнула туда же немного подсолнечного масла и, нарезав картофель дольками, принялась жарить. Тогда Генка, очень довольный нашим вниманием к своей персоне, решил повеселить нас очередным рассказом из своей весьма богатой тюремными приключениями жизни.

– Кинули, значит, меня два года тому назад в Одесскую пересыльную тюрьму, – начал рассказывать он, ловко сворачивая пальцами новую «козью ножку». – За нарушение надзора получил я тогда срок – один год. Был август месяц. В камере, рассчитанной на тридцать человек, томятся восемьдесят – вонь, духота, дышать нечем, народ спит в три смены, а в камере сборняк несусветный: урки, хулиганы-рецидивисты сидят вместе с новичками, с теми, которым еще только первый срок «мотать» предстоит, молодежь и старики вперемежку, – карантин, одним словом. Впихнули и меня в камеру, я как вошел, сразу поздоровался, затем нашел кусочек свободного места у голой стены, присел на корточки – усталый был. Через пару минут подваливают ко мне на полусогнутых два фраерка, оба – бычки накаченные, ну эти, которые из новеньких: что морды, что кулаки – огромные, как футбольные мячи, а в глазах ни проблеска ума, ни капли фантазии.

Тут один из них и говорит мне: «Клифт снимай, ты, бык колхозный, он тебе уже ни к чему. И в сумке покажи, что имеешь». Отвечаю я им устало: «Ребята, отвалите на хер, идите погуляйте». Куда мне, в самом деле, с ними тягаться, они же не сидели, как я, на баланде тюремной последние 20 лет. «Ты че, черт? – говорит один, – подымайся, мы тебя сейчас живо из штанов вытряхнем». – «Кончать тебя будем» – гундосит другой, устрашающе округляя глаза, и машут оба кулачищами, что твой вентилятор воздух нагоняют. «Стар я, чтобы с вами, быками, бодаться, – говорю я им, – так что идите, ребятки, на х…». И действительно, мне уже 42, хоть внешне пацаном выгляжу – худой, волосы черные, без седины, морщин нет – тюремная диета, одним словом.

А эти двое на мои слова как взовьются, уже чуть не из кожи лезут, скачут рядом, пыль поднимают. Тут открывается дверь, мусор, прапорщик с бумажкой в руке входит, и фамилию мою объявляет. Я встаю, данные свои, статью и срок, как положено, называю.

– Через 40 минут быть готовым с вещами на выход, – говорит он. Дверь закрылась, и тут со своего места поднимается, подходит ко мне один худощавый бродяга, отодвигает брезгливо этих двух духаристых и спрашивает:

– Какая ходка, браток?

– Шестая, – отвечаю ему неохотно. Стыдно мне было признаться, что за нарушение надзора год получил, а на Украине эта статья вообще не очень уважаемая. Тут эти два бугая, услышав наш разговор, как подрубленные падают на колени и подползают к моим ногам..

– Дядя, извини, прости, по глупости, по недоразумению вышло…

– Ребята, – говорю я им, – я же сказал уже, пойдите на х…, глаза бы мои вас больше не видели.

Закончился рассказ, и тут как раз подоспела картошка, разнесся по кухне вкуснейший запах. Ольга, найдя чеснок, мелко искрошила пару зубков и кинула в сковороду, после чего, накрыв крышкой, сняла ее с огня. Генка, обождав немного, потянулся к вилке, она, немытая, со следами-крошками на ней предыдущих трапез, валялась на столе, присыпанная картофельными очистками.

– Ну, присоединяйтесь, – пригласил он, поддев вилкой исходящую душистым паром картофельную дольку и отправляя ее в рот..

– Спасибо, – вежливо откликнулся я, – мы поужинали в кафе, а сейчас пойдем, пожалуй, десерт есть..

– С вами все ясно, – понимающе улыбнулся Генка, прожевывая кусок, – идите, дело молодое, сам, помню, такой же был, как видел бабу, даже есть не хотелось, сразу в постель ее тянул.

Мы отправились в спальню и, прикрыв за собой дверь, стали раздеваться. И где только Генка видел этих самых баб, запоздало подумал я, укладываясь в постель, ведь он между отсидками проводил дома не более нескольких месяцев, пил да воровал с 14 лет, а в зоне уж какие девки – одни пидоры в «петушатнике», хоть и с женскими именами, зато иметь их можно только сзади; тьфу-тьфу, сбереги меня, судьба, от подобной напасти..

Так прошел наш с Ольгой «медовый» месяц, затем другой, за ними потянулся следующий, и тогда возникла еще одна напасть – Кондрат, мой товарищ, мой «боевой» партнер, этим моим увлечением Ольгой не на шутку взволновался и обеспокоился.

Еще бы, его можно было понять. Друг его лучший, то есть я, влюбился. Еще недавно мы чуть ли не каждый день ходили к девушкам, все время вместе, вдвоем, а теперь…

Нет, если уж говорить начистоту, то пару раз, когда Ольга отсутствовала в городе – ездила к родителям в свой родной город Измаил, – я приходил к Кондрату, и мы с ним отправлялись, как и прежде, к девчонкам вольного поведения. Подруги, с которыми мне приходилось спать, по сравнению с Ольгой в постели оказывались просто никакими, а может, это я настолько к ней привык, не знаю, зато, как только она возвращалась, я, радуясь ей, вздыхал с облегчением, тут же забывая всех остальных.