Не потеряй себя

Пока Паша рассусоливал, смакуя своё высокое в иерархии

приблатнёного мира положение, – по крайней мере, он так счи- тал – остальные сидели на кроватях и курили: в ту минуту они

никак не ожидали от жертвы такой прыти. Костя резко вскочил. Кто бы мог подумать, что полудохлый так может скакать: после, как минимум, трёх раз, подряд терявший сознание. Костя обе- жал стороной стол, на котором сидел Паша, вскочил на под- оконник и кулаком со всего размаха ударил в стекло, отчего оно тут же посыпалось, при этом сильно поранив ему ладонь. Тут

было уже не до руки, вся голова и лицо, словно каша: к тому же сработало чувство самосохранения, которое в отдельных случа- ях спасает человеку жизнь. Держась рукой за переплёт оконной рамы, одну ногу выставил наружу на отлив окна и в таком поло- жении застыл. Поглядел вниз, – высоко ли лететь. Выломал кусок острого стекла и, сжимая в руке так, что с пальцев стала сочиться кровь, глянул вглубь комнаты на всю эту компанию, которая то- же замерла в недоумении, сказал хриплым, словно простужен- ным голосом:

– Хоть один подойдёт – по шее полосону или в морду брошу, все разом ломанётесь – хоть одного, но угроблю, а после спрыг-

ну на низ. Давай подходи, кто смелый?.. кагалом бить одного вы горазды! Ну?!.. – держа впереди себя острый кусок стекла, запи- наясь в словах, стараясь громче кричать, сказал Костя. В эту ми- нуту послышались внизу громкие женские голоса. У входа в зда- ние стояли, задрав головы, дежурная вахтёрша и комендантша общежития. Услышав звон стёкол, после чего рассмотрев на фоне светящегося окна стоящего парня, обе подумали, – что их воспитанник сейчас станет прыгать со второго этажа. Подняли

шум: стали кричать, уговаривать и возмущаться, но Костя их не слушал. Костя ещё раз посмотрел вниз, но там стояла темнота, и где эта земля, определить было трудно; пока он смотрел и раз- думывал, кинул взгляд в комнату, но она уже была пустая – вся шайка исчезла словно растворилась. Уже через пару минут в

помещение с воплями вбежали две женщины. Дальше было разбирательство: кто бил, зачем, по какому поводу и сколько раз? В тот вечер в поселковом медпункте, куда Костю скорая

помощь увезла, дежурный врач посвятил ему больше часа, при- водя его голову, если и не в надлежащий вид, то хотя бы немно- го глаза открыть, чтобы видеть, куда ногой ступать. Настаивали на госпитализации, но Костя наотрез отказался, а когда доктор

сказал, что не отпустит его, встал и покинул медпункт. На следу- ющее утро, ровно в восемь часов утра, когда звонок оповестил о начале занятий, Костю из общежития увели в кабинет директора училища. Войдя в кабинет, ему предложили присесть, отчего, отрицательно покачав головой, он дал понять, что в том не нуж- дается и остался стоять вблизи у дверей. За столом собрался

консилиум «дознавателей», – как обычно собираются на сове- щание. На своём почётном месте сидел директор, рядом с од- ной стороны заместитель по воспитательной части – завуч, с другой стороны участковый инспектор посёлка Новая – Соко- ловка; медики ему ещё ночью сообщили о случившемся. Далее сидели преподаватели, которые вероятно не были в этот час за- действованы, мастер производственного обучения группы, где Костя учился и те две женщины, которые ночью посодействова- ли в прекращении разыгравшейся драмы. Допрос вели без при-

страстия, – куда уж тут применять что-то, когда на парне живого места нет. Все сидящие за столом – не менее десяти человек —

приготовились писать. Перед каждым лежит лист бумаги, между пальцев ручка торчит. Оставалось лишь зафиксировать допрос, после сравнить, подкорректировать, отредактировать и отпра- вить следователю. Костя решил стоять насмерть, как когда-то

бравые гренадёры на Бородинском поле умирали. Как это и по- ложено в подобных разборках первым нарушил молчание

участковый инспектор:

– Константинов, – спросил старший лейтенант, обращаясь к Ко- сте, при этом пытливо вглядываясь в его изуродованную физио- номию: глаза – щелки, как у монгола, синяков – на пальцах не

пересчитать, губы – клочья висят, ну и остального по немного, – кто вас избил? Говорите, ничего не боясь, подробно, не упуская ни одной детали.

– Меня никто не бил, – ответил Костя, с трудом ворочая рас-

пухший язык во рту и произнося с трудом слова. Сказал и тут же отвернул голову вправо, разглядывая на стене картину неиз- вестного художника, где была изображена панорама строящей- ся какой-то ГЭС. На полотне картины красовалась Сибирь: тайга кругом, строители в касках командуют огромным краном. В комнате тишина и пауза в допросе – писать нечего, ибо такое не стоит писать, Все застыли в ожидании.

– Тогда скажите, Константинов, поскольку у меня в руках за- ключение дежурного врача из поселкового медпункта и в нём

говорится, – инспектор постучал указательным пальцем по испи- санному листку бумаги, лежащей на столе, сделав паузу, про- должил, – четырнадцать пунктов значатся в медицинском за- ключении о нанесения вам травм. Некоторые из них могли быть несовместимы с жизнью, здесь чёрным по белому так и написа- но. Откуда они могли взяться?! Не хотите же вы сказать, что пока спали – с кровати упали?

– Нет, с кровати я не падал. Я живу на втором этаже, пошёл вниз по нужде – в туалет, до конца не проснулся. На площадке лестницы споткнулся и головой вниз полетел; долго лежал, по-

том, кажись, пошёл куда-то, попал в какую-то не в свою комнату, искал дверь, чтобы назад уйти, а очутился почему-то на окне, там поскользнулся, отчего нечайно стекло выбил, а тут заскочи- ли в комнату комендант и вахтёр. Ну, вот и всё кажется.

В эту минуту в разговор втесались женщины свидетельницы, одна даже привстала со стула и обе, разом заорали на весь ка- бинет:

– Слушайте вы его, он вам не такое расскажет! Какая лестница! Причём тут туалет, если он собирался из окна сигануть!

– Правильно, – сказал Костя, прямо глядя на женщин, – вначале упал, потом лежал, после очнулся, и мне почему-то показалось, что меня девушка бросила, та, что ещё в школе учится в восьмом классе. Вот с горя и хотел посчитаться с жизнью.

– Так, – сказал в раздражении директор, в нетерпении перела- живая на столе бумаги с места на место, – ты из себя-то дурачка не строй, а то загремишь в колонию для несовершеннолетних вместе с теми, с которыми устроили мордобой! То, что ты тут

нагородил, то лучше расскажешь кому-нибудь другому, но не нам. Доиграетесь в поддавки, что кого-то хоронить придётся!

Говори! Пока тебе в другом месте голову не поправили! И не вздумай выкручиваться, тут собрались не твои сверстники! Если и дальше всё на тормозах спустить, не то что в общежитии, а и училище хоть закрывай! Эти все манеры из колонии тут у меня не приживутся. Я не затем воевал, чтобы в училище, да под мо- им началом, анархии зелёную дорогу давать! Говори, сказал,

зачем голову-то отвернул?!

– В таком разе я вообще отказываюсь что-либо говорить, – по- вернув лицо к директору, сказал Костя, – потому, что я уже всё сказал, выдумывать, как-то не красиво, получится.

– Ты на лицо своё в зеркало глядел? Красиво ему надо! Куда, уж краше!.. И художнику не под силу, так разрисовать!.. – сказал директор, боком отвернулся и уставил взгляд в окно, по его по- ведению можно было определить, что дальнейшую беседу он вести уже не намерен.

– Ну, я же вам говорила, – сказала язвительным тоном толстая

сорокалетняя женщина – с комсомольским значком на груди – курирующая ВЛКСМ, профсоюз, кассу взаимопомощи и ещё массу всяких идеологических структур в училище, – у них круго- вая порука, они сплошь и рядом покрывают друг друга. И эта тенденция будет продолжаться до бесконечности, пока мы не переломим всему этому хребет. Надо срочно – в порядке необ- ходимости, хотя бы для всего училища – нескольких застрель- щиков преступного поведения отправить в колонию. Мы пре- красно знаем, кто это сделал; их давно пора передать на даль- нейшее перевоспитание в другие руки – куда следует; и в учи- лище бы спокойней намного стало. Но, Константинов!.. к тебе

обращаюсь – ты же, комсомолец, совесть у тебя есть или ты уже забыл, что это такое?! Ты должен об этом сам заявить, чтобы мы могли факт уголовщины зафиксировать, а ты их покрываешь.

Костя молчал, всё время, разглядывая ту самую картину на

стене. Директор, снова развернулся в сторону стола и, глядя на всех сразу, спросил:

– Ну и что будем делать?.. Завуч, Василий Николаевич, не надо отмалчиваться, это по вашей части воспитание учащихся. Ваше мнение?

– Да тут о моей воспитательной работе говорить уже, пожалуй, поздно. Пусть участковый готовит материалы для следователя и передаёт куда надо. Раз нам известны те лица, которые уже не- однократно отметились, кто-то из числа участников всей этой вакханалии обязательно расколется и всё подробно расскажет. Да я примерно даже знаю кто, он уже мне – рано утром полови- ну рассказал.

– Но без показаний потерпевшего следователь ходу делу не даст, – сказал участковый инспектор, – а за сам суд – можно за-

быть, все шишки только на нас посыпятся, и вам и мне достанет- ся.

– Так. Раз ты, Константин, решил в молчанку играть!.. твоё де- ло!.. – сказал директор. – Тебе же, дороже выйдет. Чего, рот то раскрыл?.. или не закрывается по причине слабоумия?.. Иди в общежитие залечивай свои болячки и ни ногой никуда, чтобы

был на месте! Потребуешься, мы вызовем, а мы тут ещё поду- маем, что с тобой делать и с теми, которые тебя били.

Из кабинета Костя вышел как раз во время перерыва между уроками. Нашёл Максимку, с которым имел добрые отношения – парень был из местных и проживал в посёлке Самбек – занял у

него полтора рубля на билет до Ростова и спустя десяток минут, пока там продолжали совещаться, он уже маршрутным автобу- сом катил в сторону автовокзала. Самый дешёвый билет до Ро- стова на автобус «ЛАЗ» с жесткими сидениями стоил один рубль двадцать копеек. От Ростова направляясь до тётки в Краснодар- ский край, поехал дальше зайцем – электричкой – там деньги

платить за билет было бы глупо. Домой ехать вариант сразу от- падал – с такой побитой до неузнаваемости мордой, там не по- явишься – людей токо пугать. Решил залечить раны подальше от людских глаз в глухомани деревни. Прошло более двух недель.

Оказывается – фингалы под глазами легко наносить, но быстро покидать лицо они не желают. Не появляясь в училище на заня- тиях – о нём почти забыли, а он тем временем в душе надежду лелеял: «Поеду туда после… – когда дома побываю, а там гляди и выгонят – исключат из училища за прогулы. Чем быстрее, тем лучше, меньше головной боли. Что будет то и будет: от любви и несчастья все! Теперь сиди сидьма, где попало и страдай в оди- ночестве…». Костя на этот счёт глубоко заблуждался, не зная

правил игры в таких учебных заведениях как Гэпэтэу. Из этих училищ не исключают – неправильно на самом верху поймут, припишут неправильную постановку вопроса в отношении бу-

дущих кадров пролетариата: а там и высылка, куда Макар телят не пас, а то и пятьдесят восьмая. Это из средних и высших учеб- ных заведений отчисляли, чтобы пополнить ими пролетарские ряды и было для кого, каждое утро крутить одну и ту же пла-

стинку: «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек, я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит чело- век…». Косте Константинову до вольности и всеобщего счастья шагать и шагать… – сколько-б не шёл, все ноги собьёшь, глянул вперёд, а там уже край могилы. А если по пути к тому счастью,

вдруг вспомнить, что в стране не за деньги трудились! Для про- летария речь о деньгах – это нехорошим тоном являлось: низко, с буржуазным подходом и не по-коммунистически. Счастье по- лучалось какое-то бедное, нищее: сильно на бродягу похожее. А что касается Гэпэтэу, то там было только две дороги. Первая —

это кое-как доучиться и с богом покинуть никчёмные стены, уй- дя в пролетарии; вторая проходила через ворота колонии для

несовершеннолетних – та же зона за колючкой. Была и третья, о которой старались вслух не говорить – на ближайшее кладбище. Главное правило дойти до конца – там, на стройке научат, а пока хотя бы числись. Для Кости – на этот для него исторический мо- мент – сложилось одно к одному: тут Лариса ни с того, ни с чего взяла и забеременела, а тесть пригрозил, что на вилы посадит.

За Новошахтинск – хоть не вспоминай – там хуже, чем в подвалах средневековой инквизиции. Деваться некуда, душа по Ларисе

на части разрывается. В одну из ночей прибыл в деревню, минуя свой двор, зашагал туда, куда всем сердцем и плотью стремил- ся. Тихонько зашёл до боли в знакомый двор, милый сердцу и

разуму; тихо постучал в окошко любовного гнёздышка, где спала

– Она! В ту же минуту за занавеской включилась настольная лампа. Костя стоял и смотрел в эту минуту через окно. Щёлкнул внутри крючок на двери, и Лариса впустила своего жениха, как впускали когда-то подпольщики агента связного из-за линии фронта. Прикрыв за собою дверь, оба замерли у порога.

– Тебя так долго не было! Бросил меня здесь на произвол

судьбы! а сам исчез, словно, я во всём виновата!.. – Лариса по- дошла вплотную к Косте, положила руки на плечи ему, а голову на грудь, прильнув щекой, всхлипывая, продолжила. – Крайняя беда для нас настала, Костик, я прямо всё это время как не в

своей тарелке, не знаю, что и думать. Сижу, страдаю в одиноче- стве все вечера напролёт, а от тебя почти месяц ни одной ве-

сточки. Скажи, что можно подумать на моём месте, тем более ещё и моей маме?! Я знаю и очень хочу – мы должны быть

счастливы, но сейчас это очень сомнительно.

Костя обнял Ларису за спину, стоял, слушая её и, молчал. Лари-

са тяжко вздохнула, отстранив от себя жениха, взяв за руку, под- вела к тусклому свету настольной лампы, пристально вглядыва- ясь в его лицо, сказала:

– Исхудал-то как! Тебя там толи не кормили?.. бедненький ты мой! Прямо потеха и только! Ты в зеркало давно на себя смот- рел? Запустил на голове волосы, сразу видно, что давно немы- тые. На бороде волосёнки торчат, на губе болячка, а почему си- няки под глазами… – дрался с кем-то?.. Можно подумать, что из тюрьмы ты явился! А мама от наших приключений занемогла

совсем. Больше лежит – у неё давление. Мы точно её в могилу загоним. Ну, чё ты стоишь и молчишь, язык отобрало?

– А что говорить?.. и чё же теперь, идти, куда глаза глядят?..

– Вот глупый! Какие глаза?! Отец обоих убьёт, если вдвоём нас поймает!

– Прямь таки и убьёт!.. меня вон десять человек хотели ухайдо- кать, как видишь, живой перед тобой стою. Перемелется – мука будет. Так всегда старые люди говорят.

– В неудачное время мы всё это затеяли, надо было ещё хотя бы годик подождать, – сказала Лариса и замолчала. Подошла к кровати, присела на краешек, печально глядя на Костю, чуть улыбнувшись, при этом лукаво прищурив свои длинные ресни- цы, что было ей очень к лицу и всегда сводило Костю с ума, ска- зала: «Теперь об этом забудь, теперь нельзя, а лучше иди до-

мой, а то не дай бог, отец проснётся, и выскочить не успеешь…».

Как вошёл Костя, будто в чужую хату крадучись забрался, так и покинул, молча, и даже Ларису не поцеловал на прощанье. «А собственно, чем бы я её целовал?!.. – когда губа никак заживать не желает!..» – подумал Костя, закрывая тихо за собой калитку. На следующий вечер, как раз была суббота, когда вся деревен-

ская молодёжь из города на побывку приезжает, Костя в полном одиночестве отправился в сельский клуб. Вначале было кино,

просмотрев которое, Костя так и не понял, что он смотрел; по- том были танцы под пластинку, пообщался с товарищами и дру- зьями в процессе чего и узнал – кой чего. Как стало понятно из разговоров, а больше обмолвок и намёков: уже и сплетни о Ла-

рисе пошли. Теперь от поклонников у неё не было отбоя: про- нюхали, что вовсе не девочка она. К тому же – такая красивая девочка, а в прошлом недоступная, а вдруг сейчас всё измени- лось совсем наоборот. Куда дорога протоптана – туда кобели

всегда и плетутся. Косте вся эта бодяга сильно не понравилась. В душу закрались сомнения, а вслед за ними нагрянула ревность, мучительно стало, – хоть иди и вешайся! Утром в воскресенье —

чего раньше никогда не делал – Костя уехал в Новошахтинск.

«Тут дома не сладко – там противно и опасно, а в середине до- рога – она милее всего для меня сейчас, – думал Костя, сидя в кресле автобуса, – можно бы было уехать на край света и забыть всё раз и навсегда…». Как не надеялся Костя избежать встречи с Лидой – не получилось: она его сама в тот же день нашла.

Столкнулись, казалось случайно – на дорожке, ведущей в улич- ный туалет. Костя возвращался, а Лида, видимо проследив из укромного места, шла ему прямо навстречу. Встретились на се- редине пути: Костя взял вправо, выйдя на траву, пытаясь её про- пустить или обойти. Поравнявшись, она сделала резко шаг вле- во, почти столкнувшись, схватила парня за локоть, при этом ска- зала:

– Ну, ну, ну… тихо ты, тихо, прямо не удержишь!.. куда так ле- тим, школьница твоя далеко и никуда не денется, уже за столом уроки зубрит. Да не вырывайся ты!.. я же тебя не насиловать со- бралась. Фу ты! Стой, говорю!.. пару слов хочу сказать, а потом чеши хоть до своей школьницы, хоть до её учительницы!..

– Чего тебе от меня надо?! Отвяжись!.. – сказал Костя, дёргая руку, пытаясь освободиться и уйти.

– Да не буду я за тобой бежать – не хочешь слушать и не надо, сам придёшь, когда жареным припрёт!

– Говори, что сказать хотела.

– Ты, наверное, все грехи на мою голову свалил. Да не застав- ляла я их бить тебя, не заставляла!.. могу, чем хочешь поклясть- ся! Наоборот, Пашку просила, чтобы пальцем тебя не тронули, а лишь поговорили, ну, припугнули бы немного. Я же не думала, что у этих дебилов совсем в голове мозгов нет! А оно видишь,

чем кончилось?!

– Ну, мне-то ещё не видеть, когда одной ногой уже на том све- те был! И как, лично для тебя – кончилось?!.. или только нача- ло?.. За услугу со всеми расплатилась? Если не секрет, по сколь- ко раз по кругу пропустили?.. наверное, еле ноги унесла.

– Дурак ты, полный дурак! Не считай меня за последнюю тварь! Так я им и расстелилась, быстрее свои языки проглотят! Не было ничего, о чём ты думаешь, не было! Пойди сам спроси у них – у любого!.. И если, какая-то, сволочь и падла, соврёт!.. Богом кля- нусь, до утра не доживёт!.. На зону пойду, но, суку, прирежу!..

– Да какая мне разница – было или не было, я, что твой отец или муж?! Вон видишь, идёт длинная глиста – твоя подруга?.. с

кем она эту ночь кувыркалась мне до фонаря, как и ты тоже! Да- вай как-нибудь по разным тропинкам ходить.

– Ты, наверное, так и не понял, я не собираюсь отказываться от того, что считаю должно принадлежать мне!..

– Даже так вопрос стоит?.. Жуть какая-то или всё мне это снит- ся! Я чё кукла на витрине магазина выставленная, а ты её купила и права предъявляешь?.. Чё, ты за мной ходишь, чего тебе от меня надо? Я же тебе ещё в первый раз сказал, чего непонятно! Натравила, как последняя тварь своих блатарей и ещё ко мне в душу лезешь! Да ещё в чём? – в грязных, в навозе башмаках!

Пойми, мы разные с тобой, как мир живых и мёртвых, неужели тебе этого не понять? Нас невозможно соединить, как материки, разделённые океаном, а ты пытаешься огнём зажечь воду. Ты мне противна, даже когда являешься на память. Что с того, что

избили из-за тебя, довольствуйся, радуйся, но дела не попра- вишь! Тем своим поступком ты сделала хуже лишь для себя. Ещё побьют?! Господи напугала! Я что под аналоем с тобой стоял

или клятву верности давал? Да даже, если бы по какой-то

сверхъестественной причине я был бы твоим мужем, что из то- го?.. Бумажка – она и есть бумажка! И свидетельство о браке

ещё никому не гарантировало совместную жизнь до конца. Да лучше весь век быть монахом, чем вот с такой как ты под одной крышей жить!..

– Ну, что ж, и на том спасибо!.. ты мне в душу столько напле- вал, что уже туда не уместится ни одно слово. Придётся отрыг- нуть. Прощай пока, гляди, на том свете уже свидимся. Кто из нас гадкий утёнок – ещё посмотрим, вероятно, кто последний слово своё скажет.

– Снова пугаешь! Как же я тебя только ненавижу!..

Она обернулась, больше не сказав ни слова, и напрямую, по траве, быстро зашагала в сторону учебного корпуса. Костя не- много ещё постоял, приводя свои нервы в порядок, после про- должил путь; подумав, – что теперь, может быть, наконец-то от него отвяжется. Исчерпав все душевные силы свои, тая эту

надежду в душе, он глубоко заблуждался, ибо ещё плохо знал эту настырную личность. В тот же день в конце занятий к нему подошёл парень из местных, проживавший в посёлке Пятая

шахта. Костя с Леонидом поддерживал дружеские отношения. Леонид подойдя, покрутил головой, осматривая, нет ли побли- зости посторонних, после чего, сказал:

– Отойдём немного в сторонку – тема есть для разговора, – ко- гда прошли к забору, стоя среди деревьев, Леонид продолжил, – ты, Костя, на субботу сваливай домой, или куда-нибудь в другое место, только не оставайся в общаге.

– Так я же только в воскресенье из дому приехал, – сказал Кон- стантин.

– Езжай опять – кашу маслом не испортишь, но лучше раньше тебе уехать. Западная, а вместе с ней и Пятая шахты придут к вам в субботу: воспитанием вашей общаги заниматься, а то и тебе перепадёт: на морде-то у тебя не написано – кто ты такой. И тебя – получится так – что за тебя пришли разбираться и тебя же по ошибке отрихтуют по-полной. Усёк?.. – а то у тебя старое ещё вон не зажило. А Паша не только тебе насолил: на Новой – Соколовке ему лучше не появляться: сказали, отвезут на забро- шенную шахту и в шурф вниз головой спустят. Он со своей

приблатнёной шарашкой – отца одного пацана избил, и карманы почистили, возле «Огонька» кафе – ресторан, знаешь такой? Вот там они его и приловили. Он конечно пьяный был и темно кру-

гом, но всё-таки одного вспомнил – высокий и он бил сильнее всех остальных. Кроме Паши больше некому. Так что уезжай лучше в пятницу, дёргай быстрее, а то надумают раньше явить- ся. Это мне сказали, что б я передал, и ты знал. Так сказали па- цаны из Пятой шахты: там какой-то: то ли родственник твой, то- ли родители его с того села где ты живёшь. Вобщем компания

намечается – закачаешься. Ваша общага уже в городе как бельмо в глазу, если дело и дальше так пойдёт – вас точно спалят со всеми вашими потрохами. Представь себе – недавно там на Пя- той – целое кино случилось. Вылезают мужики из забоя, помы- лись в бане: сунулись в шкафчик свой, а там какое-то тряпьё ви- сит и, получается, одеться не во что. Выходная одежда у шести мужиков долго плакала и пошла куда-то богу молиться. Это вы- ходит, что пришли – и как я думаю – опять Пашин след, они и хо- дят всегда по семь человек. Так вот, явились эти фраеры, в бане помылись, их там даже видел кто-то, после оделись во всё но- венькое и свалили, а своё барахло: фуфайки, сапоги кирзовые,

брюки, что сварные носят – это оставили. Мужики бедняги жда- ли, пока из дома привезут одежду. Я вот думаю, что раз их семь, а одёжи пропало шесть – Паша на себя не успел подобрать —

спешили очень, а под руки видно попадались все маленькие размеры. Не знаешь, кому-нибудь не предлагали вещи?

– Если и предлагали, меня обойдут стороной и вряд ли кто мне скажет. В общаге у меня нет не то что друзей, я почти ни с кем

не здороваюсь. Живу как на вулкане, если ночью не жахнет на

голову мне, как в прошлый раз, то днём может взорваться. Тут я как ягнёнок среди стаи голодных волков. Даже не знаю, как до весны хотя бы выдержать. Весной, говорят, нашу группу на прак- тику отправят; говорят, что в станицу Кочетовскую – домики там двухквартирные строить будем. Не знаешь, где она находится?

– Это далеко, за городом Шахты, на берегу Дона. Я там сам не был, но оттуда по осени к нам виноград на бортовых машинах привозят и продают на каждом углу. Ну, давай, потопал я на ав- тобус, а ты смотри, как что – дёргай когти!

– Давай, спасибо, что предупредил, – сказал Костя, пожимая

Леониду руку.

На следующий день во время длинной перемены в уроках, на втором этаже учебного корпуса, в самом конце коридора, слов- но из засады выпорхнув, Лида поймала его. Буквально тут же всё началось по второму кругу, словно продолжая тот разговор у туалета.

– Может, всё-таки договорим?.. а то как-то всё на полуслове оборвалось, – сказала она, преграждая дорогу, мечась от стенки к стенке неширокого коридора.

– Снова пугать пришла? Так сразу бы своих выродков позвала, с которыми с мальства в их постелях спала. Я могу подождать.

Только на этот раз номер вам не пройдёт: выгораживать вас и запираться не стану; пойдёте за милую душу все за высокий за- бор и за тот случай тоже!

– А почему ты уверен, что сия чаша тебя минует? Вот тогда лучше тебе туда не попадать. За это там не то, что задницей на парашу посадят и головой в неё окунут, но кое-что там имеется похлеще и именно это для таких мальчиков как ты!

– Иди!.. сказал, пока у меня терпение не лопнуло. Вон видишь окно?.. вниз головой спущу, скажу, сама выбросилась от нераз- делённой любви и мне поверят. Доказательства тому есть – все ведь знают, что ты за мной по пятам ходишь. Не веришь? Я не

пугаю и не блефую – только пятки сверкнут! А там внизу асфальт

– как раз то, что надо. Я так чувствую, что мне от тебя не отвя- заться, ну есть ещё один вариант – пойти и вздёрнуться, но это

уж хрен дождётесь, не на того напали! Кстати, скоро к вам при- дут городские и разберутся и по поводу меня будут к вам серь- ёзные вопросы. Вся Западная шахта пожалует к вам в гости —

готовьте столы для сабантуя. Весёлый выйдет концерт.

После этих слов Лида изменилась в лице, резко крутнулась на месте и быстро пошла по коридору к лестничной площадке, а

Костя треснул ладошкой себя по затылку и вслух тихо сказал:

«Во, дурак! кто тебя за язык-то тянул!..». На занятия в тот день Костя больше не пошёл. Был ещё только четверг, забежал на секунду в общежитие, в своей комнате окинул её взглядом,

словно проститься пришёл, вслух сказал: «Чё голому собирать- ся?.. – как говорит моя мать, – подвязался верёвкой в поясе и

готов. Гитару жаль – разбили падлы! Ну, да ладно куплю когда- нибудь другую…». Скорым шагом пересёк двор училища, чтобы ненароком не нарваться на кого-нибудь из преподавателей и

направился по дороге через железнодорожный переезд в сто- рону посёлка. Взойдя на насыпь: на время замер, оглядывая окрестности. Кругом терриконы торчат, своим конусом напоми- ная египетские пирамиды: только чёрные и курят подобие за- тухших вулканов – это уголь в породе от самовозгорания тлеет

годами и десятилетиями. В воздухе стоял угарный газ, будто ря- дом кузнечный горн дышал мехами; стал накрапывать морося- щий дождик, но на душе вопреки всему было впервые за по-

следний месяц радостно. Возможно из-за того, что придут по- считаться с его врагами, а скорее всего, что едет он домой и

снова увидит Ларису. Вздохнул, ещё раз кинул взгляд в сторону ненавистного училища и, торопясь, зашагал вниз с насыпи.

Пройдусь по Доломановском – на-Пушкинской немного задержусь.

А где оно, твоё начало, В чём суть его и соль его,

С какого, собственно, причала Пункт отправленья твоего.

(Анатолий Таранец.)

Направляясь по улице Энгельса вниз к вокзалу: из раздумий и глубокого забытья Костю вывел стук мастерка каменщика, доно-

сившийся, откуда-то спереди. Этот звук не спутаешь ни с чем другим. Впереди был виден уже сам вокзал – на эту минуту пока не востребован, ибо дальнейшие планы у Константина были со- всем иные – вокзалы ему на данный момент совсем ни к чему. План был прост: как перебежать дорогу, проскочить на обрат-

ную сторону железки по навесному мосту в Ленгородок, а там, в тех краях – как ему подсказали – отыскать то училище под №-6, куда и собирался он сдать документы. На пересечении улицы Энгельса и проспекта Сиверса, на самом углу стоит высокий

кирпичный забор: плавным круглым изгибом обрамляя терри- торию нефтеперегонного завода. Сейчас там стояли впритык к этому забору подмости – рештовка: на ней стояло пятеро моло- дых парней, и клали кирпичи, громко стуча мастерками. Внизу на тротуаре копошились ещё столько же: кто-то подавал кирпи- чи, другие вёдра с раствором. Костя думал недолго и решил

проконсультироваться, – всё-таки коллеги. Подойдя, попривет- ствовал, после чего спросил:

– Критическая ситуация на пути мне под ноги упала: в училище строительное треба документики сдать. Не посоветуете куда?.. а то я в Ленгородок, в шестое направлялся.

– По первому году что ли… – так чё так поздно? Уже занятия давно идут – или болел всё это время?.. – спросил высокий па- рень.

– Не, я на второй курс и переводом из другого училища, из Но- вошахтинска. Специальность, наверное, как и у вас – каменщик- монтажник.

– Тогда давай к нам. К тем, козлам, в Ленгородок не ходи, мы к ним как-то – не то, не очень расположены, – сказал тот же высо- кий парень, – есть общага у нас, если не хочешь могём к себе на квартиру пристроить.

– Да мне-то всё равно, лишь бы куда, – ответил Костя.

– Ганс, – задрав голову кверху, обратился к стоящему на подмо- стях низкорослому парню, – бросай нахрен свой мастерок и

слазь с рештовки, пойдём вон пацана к себе устраивать. А вы давайте в том же духе, – обращаясь ко всем остальным учени-

кам-строителям, сказал высокий парень, – мастер явится, скажи- те ему всё как есть, что скоро у него в группе ещё один ученик добавится. И не волыньте тут!.. чтоб к концу дня рештовку дальше переставили!..

Оба парня подошли к Косте, протянув по очереди руки стали знакомиться:

– Я Иван, – сказал высокий парень, – а это чудо, шо рядом стоит, Гансом его будешь звать – это имя ему нравится, но можно и Санёк или Шурик. Так… – похромали на хату, где мы живём; по

пути заскочим в училище и Мосю прихватим, а там разберёмся кого и куда. Деда сначала надо уболтать, а то возьмёт и заер- шится, к тому же скоро за два месяца за квартиру не платили. Этот вопрос на Мосе висяк, пусть припугнёт деда своим гэпэу. Как видно всё меняется к лучшему – в нашем полку прибыло. —

Иван поглядел на своего товарища, окинув взглядом с ног до

головы, скривился и сказал, обращаясь к нему, – Ганс, барыга ты подзаборная, несчастный гоп-стопник!.. ты хотя бы штаны от раствора отряхнул, стыдно по городу рядом идти. Вот мурло!..

Токо блатного из себя строить! Ты чё не знаешь, что по городу положено чистым ходить?..

– Чего ты, Ванёк, меня всё учишь?! Положено, не положено… то, что в карман не положишь – вот то и не положено. Вот когда в сартир или на парашу пойдёшь – там ложи скоко угодно.

– Ты снова, Ганс, на феню ботать перешёл. Ладно, поканали – как есть – дома пёрышки свои почистишь!