Читать книгу: «Александр. Том 3», страница 3

Глава 3

– Что мы здесь делаем? – камер-паж Саша Чернышёв наклонился к сидящем рядом с ним такому же как и он камер-пажу Павлу Киселёву. – Ты не знаешь, зачем нас пригласили?

– Нет, – Киселёв покачал головой. – Очень может быть, что его величеству снова нужна компания, чтобы куда-то съездить.

– В таких случаях его величество адъютантов своих берёт, – с сомнением в голосе возразил Саша. – Раньше-то вообще один ездить на прогулки любил.

– Однажды мне приказали сопровождать его величество, и Александр Павлович сказал, что ему понравилось со мной разговаривать. Что так ему много интересных идей в голову приходит. – Саша посмотрел на дверь кабинета. – Хотя я и не говорил почти ничего. Больше молчал и слушал.

– Мне тебя было жалко, – Чернышёв внимательно осмотрел Павла. – Я слышал, как граф Кочубей обмолвился, что его величество велел вам Салтычиху показать, – его голос упал до шёпота. – Она, правда, ну, старая ведьма?

– Я как-то особо не обратил внимание, – нахмурился Киселёв. – Больше слушал то, что его величество нам говорил.

– И что он говорил? – Тёмные глаза Саши заблестели. Он придвинулся ещё ближе к приятелю, предвкушая интересную историю.

– Ты в своём уме? – Павел невольно поморщился. – Как я могу что-то рассказать? С нами Макаров Александр Семёнович в Новодевичий монастырь ездил. Я не хочу очутиться в Петропавловской крепости, если он узнает, что я направо и налево о сказанном его величеством болтаю. Оттуда в последнее время не все возвращаются, – добавил он, тихо.

– А-а-а, – протянул Чернышёв. – Ну, тогда, да. Не стоит Макарова дразнить. И что, совсем ничего не можешь рассказать? – спросил он жалобно.

Киселёв прищурился и пристально посмотрел на Сашу. Он хорошо помнил, что говорил Александр Павлович о повышении интереса к книгам если они запрещены. Как-то не особо в это верилось, но почему бы не провести эксперимент. А потом он даже сможет, если наберется смелости, конечно, сказать его величеству, что тот ошибся.

– Могу кое-что рассказать, вроде бы его величество из этого тайны делать не намерен, – Павел огляделся по сторонам. Они сидели в приёмной одни. Илья – секретарь императора Александра как вошёл в кабинет, так и пропал. Поэтому они и начали на такие темы разговаривать. – Но, Саша, ты всё равно не должен болтать.

– Конечно, даю слово, что от меня никто ничего не узнает, – торжественно произнёс Чернышёв.

– Его величество хочет запретить Макиавелли. Чтобы все книги из лавок изъяли и даже из домашних библиотек. – Быстро проговорил Киселёв. Про домашние библиотеки он придумал, ничего подобного ему Александр не говорил, но юноше захотелось таким образом усилить эффект своих слов.

– Зачем? – Чернышёв недоверчиво уставился на Киселёва. – Даже его величество Павел Петрович Макиавелли не запрещал. А ведь он много чего запретил.

– Не знаю, – Киселёв развёл руками. – Говорю только то, что слышал.

– Интересно, – задумчиво проговорил Саша. Он хотел что-то добавить, но тут дверь в кабинет открылась, и на пороге показался секретарь его величества.

– Господа, зайдите, – и Илья отступил в сторону, чтобы оба молодых человека могли беспрепятственно войти в кабинет.

Парни переглянулись и прошли к кабинету императора, с опаской поглядывая на Скворцова. В голове у каждого крутилась одна мысль: что я натворил-то такого, из-за чего меня к самому императору вызвали?

Илья зашёл в кабинет вместе с ними и закрыл дверь. Император Александр стоял возле стола и что-то разглядывал, не обращая внимания на вошедших юношей. Саша с Павлом переглянулись и, весьма синхронно поклонившись, проговорили:

– Ваше императорское величество, – и только лишь поймав насмешливый взгляд Скворцова, парни поняли, что приветствовали Александра с запозданием.

Но император словно не заметил их оплошности. Он продолжал рассматривать что-то на столе. Наконец, повернувшись к камер-пажам, он кивнул им в знак приветствия.

– Павел Дмитриевич, Александр Иванович, подойдите сюда, – и Александр указал им на место рядом с собой.

Киселёв первым сделал шаг, но к столу они с Чернышёвым подошли вместе, и уставились на разложенную на столе… форму?

– Что скажете? – спросил император. – Князь Багратион выполнил мою давнюю просьбу, переданную ему Сперанским и попытался создать удобную полевую форму. Он сейчас с инспекцией в Казани, – Александр на мгновение задумался, – вероятно, в Казани. Во всяком случае, курьер с посылкой прибыл именно оттуда. Так что скажете?

Саша незаметно вытер о штаны внезапно вспотевшие руки и принялся пристально разглядывать мундир. А Павел начал отвечать на вопрос Александра:

– Она почти не отличается от той, что сейчас принята в войсках, – сказал Киселёв осторожно.

– Вот именно, – задумчиво проговорил император и повернулся к Илье. – Убери её, это точно не то, что я хочу получить. Нужно думать.

Скворцов собрал разложенную на столе форму и вынес из кабинета, а Александр развернулся к застывшим на месте камер-пажам. Он уже открыл рот, чтобы начать разговор, но за дверью послышался шум.

***

– Куда вы рвётесь, господин Мухин?! – голос Скворцова возле двери заставил меня замереть на месте. Стоящие напротив меня мальчишки тревожно переглянулись и вдруг встали так, чтобы закрыть меня собой. – Ефрем Осипович! Николай Петрович! Прекратите немедленно!

– Нет уж, я первым дойду до его величества, чтобы прекратить уже эту дурную практику что-то делать за счёт полиции! Прекратить раз и навсегда! – пропыхтел Архаров.

– Василий Иванович, что вы стоите столбом, сделайте что-нибудь! – Судя по некоторой приглушённости Скворцова придавили к двери. А Зимин растерялся и не знал, что делать.

Я нахмурился, шагнул к двери, но тут послышались глухие маты, и вскоре наступила тишина. Тогда я рванул дверь и отскочил в сторону, потому что на меня начал падать Илья. Скворцов взмахнул руками и умудрился сохранить равновесие, устояв на ногах.

– В кабинет, живо, – процедил я, и секретарь тут же очутился в комнате, прикрыв за собой дверь. – Как их вообще пропустили в таком настроении? – Резко спросил я у Ильи.

– Они пришли по отдельности, просить срочную аудиенцию у вашего величества. – Отрапортовал Скворцов. – Точнее, Архаров пришёл просить об аудиенции, а Мухин принес прошение. Или донос. Или рапорт. Я не успел вскрыть, поэтому не знаю, что у него там. – По виску Ильи пробежала капля пота, но он не обратил на неё внимания. – Так что пришли они по отдельности, но когда увидели друг друга, то… вот.

– И что они не поделили? – Я задумчиво посмотрел на дверь. – Кто такой Мухин?

– Ефрем Осипович, – тут же ответил Скворцов. – Адъюнкт Медико-хирургической академии и главный врач Голицынской больницы.

– А ему-то что за дело до Архарова? – я удивлённо посмотрел на Скворцова.

– Я не знаю, ваше величество, – Илья покачал головой. – Не успел спросить, когда они к дверям ломанулись.

– Чёрт знает что, – процедил я сквозь зубы. Вроде бы отучили уже Архарова от подобных выходок. Но нет, порой проскакивают. Николай Петрович потом извиняется, клянётся, что больше никогда не позволит себе ничего подобного, но рецидивы всё-таки иногда случаются. – Давай сюда Мухина.

– А, ваше величество, – и Скворцов бросил взгляд на мальчишек, которые сейчас делали всё, чтобы привлечь к себе как можно меньше внимания. – Понятно, – и Илья вышел.

Практически сразу дверь снова распахнулась, и в кабинет зашел рослый, сухощавый мужчина. На его лице выделялся мясистый нос под высоким лбом. В целом главный врач Голицынской больницы производил довольно приятное впечатление.

– Ваше императорское величество, – Мухин поклонился. Выглядел он устало и явно терялся, не зная, что ему сейчас делать.

– Что за разногласия у вас случились с Николаем Петровичем? – сразу же спросил я. Не люблю тянуть кота за причинное место. В отдельных случаях, конечно, без этого не обойтись, но вот сейчас было бы лишним.

– Позвольте мне кое-что пояснить, ваше величество, – вздохнул Мухин. – Дело в том, что в Голицынской больнице я работаю без оклада. На то есть несколько причин. Я помогаю неимущим, как и все доктора, что служат под моим руководством. К тому же на базе этой больницы я могу обучать своих студентов. Я больше хирург, специализирующийся на травмах, а также анатом. И я часто помогал полиции, определяя, из-за чего произошла смерть того или иного человека. Я даже придумал название новой дисциплины – полицейская медицина. Если, конечно, когда-нибудь такой курс позволят преподавать в университете. Я делаю это для полиции совершенно безвоздмездно, прекрасно понимая необходимость данных заключений. Но Архаров имеет наглость…

– Так, стоп, – я поднял руку, прерывая гневную речь Мухина, – если вы помогали Николаю Петровичу, то почему у вас произошёл конфликт? – я невольно нахмурился.

– В Голицынской больнице все врачи служат без оклада! – вскричал Мухин. – Мы не жалуемся, упаси боже. Мы сами пошли на это. Кто-то практикуется, кто-то повышает навыки. У всех свои причины работать бесплатно, а Николай Петрович нагло переманивает тех врачей, что обучаются у меня полицейской медицине! У них в таком случае просто не останется времени для помощи страждущим!

– И его в какой-то мере понять можно, – задумчиво проговорил я. Похоже, проблема назрела до такой степени, что откладывать реформу подготовки медицинских кадров уже попросту невозможно. – Вы сможете возглавить кафедру судебной медицины, если я распоряжусь открыть её при Медико-хирургической Академии?

– Ваше величество, пожалуйста, дайте мне немного времени, чтобы в себя прийти, – попросил Мухин, закрыв глаза. Молчал он где-то с полминуты, а когда открыл глаза, то уточнил. – Кафедру полицейской медицины?

– Да, конечно, полицейской, а я как сказал? – я внимательно посмотрел на него и увидел в глазах смятение.

– Кафедру? – переспросил Мухин. – Не курс, а целую кафедру?

– А что вас удивляет? – я скупо улыбнулся. – Николай Петрович чуть душу из вас не вытряс и двери в мой кабинет почти сломал, едва не покалечив моего секретаря. Нам нужны судебные… простите, полицейские медики. Они нам очень нужны. Нам вообще нужно как можно больше врачей.

– Почему вы называете полицейскую медицину судебной, ваше величество? – осторожно спросил Мухин.

– Понятия не имею, – я развёл руками. – Мне кажется, что так звучит благозвучней.

– Да пожалуй, вы правы, ваше величество, – немного подумав, ответил Мухин. – Так звучит намного благозвучней. А что мне делать с Архаровым.

– Уж поделитесь врачами с Николаем Петровичем, сделайте доброе дело. К тому же очень скоро будет проводиться реформа образования, и все медицинские кафедры будут выведены в отдельные университеты и академии. Не медико-хирургическая академия, а просто медицинская, в которой будет отдельная хирургическая кафедра. Отдельная кафедра травматологии, акушерства, внутренних болезней и прочее. Мы с Мудровым уже обсуждали этот вопрос. Так что в ближайшие пять лет начнём реализовывать. Потому что нам очень нужны врачи. – Я замолчал, а затем добавил. – Даже учрежу стипендии для тех студентов, кто не сможет сам оплатить обучение. С условием, что они будут работать по специальному распределению, естественно.

– Я так понимаю, что основой реформы будет заниматься Мудров Матвей Яковлевич? – спросил Мухин, когда я замолчал. Дождавшись моего утвердительного кивка, Ефрем Осипович продолжил. – Могу ли я, с вашего позволения, порекомендовать ему открыть бесплатные клиники при каждом университете и академии? Так будет проще учить будущих докторов. Я понимаю, что это очень дорого и ляжет большим бременем на казну, но мы могли бы часть средств получать в виде благотворительности.

– Да, – просто ответил я. – Более того, как главный врач бесплатной больницы, вы, Ефрем Осипович, должны точно знать сколько стоит ежемесячное и ежегодное содержание. Так что подайте Матвею Яковлевичу ещё и эти расчёты вместе с предложением. И поделитесь с Архаровым докторами. – Снова повторил я, давая понять, что аудиенция окончена.

Мухин был очень умным человеком. Он сразу всё понял и поспешил откланяться. Когда дверь за ним закрылась, я повернулся к парням.

– Ну что же, предоставим Николаю Петровичу слегка остыть, – сказал я, задумчиво разглядывая мальчишек. Они такие разные: Киселёв более рационален. Он гораздо серьёзней Чернышёва, не такой порывистый. Но как они вместе встали передо мной, чтобы защитить от гипотетической угрозы. Интересные ребята, что уж говорить.

– Ваше величество, – тихо проговорил Киселёв. – А зачем вы хотите взвалить бесплатные больницы на казну?

– Да, ваше величество, – поддержал его Чернышёв. – Пускай бы оставались благотворительными.

– Я считаю, что армия, образование, полиция, судебная система и медицина должны быть целиком и полностью государственными. – Ответил я им после минутного молчания. – Я как-нибудь расскажу, почему так думаю. А пока хочу предложить вам сопровождать меня на прогулке.

Мальчишки переглянулись, а потом Киселёв осторожно спросил.

– А куда мы поедем прогуливаться, ваше величество?

– Мы поедем в сельцо Анашкино Троицкой волости Звенигородского уезда Московской губернии, – я улыбнулся. – Возьмите немного вещей, потому что мы там заночуем.

– Да, но… – они в который раз переглянулись и тут же выпалили весьма синхронно. – Слушаюсь, ваше величество.

– Идите, собирайтесь. – Я махнул рукой. – Да, Павел Дмитриевич, Александр Иванович, можете всем, кто будет вас спрашивать, сообщать, что должности камер-пажей за вами пока сохранены.

Они в который раз переглянулись и почти выбежали из кабинета. Я же некоторое время смотрел им вслед, а затем подошёл к двери. Мне до сих пор не хватает в этой эпохе всего трёх вещей: телефона, нормальных дорог и механических средств передвижения. Да, ещё ширинки. Вот ширинки мне порой очень не хватает. А сейчас я тоскую по телефону и его производному – селектору.

Открыв дверь, я посмотрел на сидящего в кресле для посетителей Архарова. Он сидел, опустив голову, а по обе стороны от хулигана стояли Зимин и Бобров и что-то ему тихо выговаривали. Увидев меня, Архаров встал, но продолжал разглядывать пол под ногами.

– Вася, готовь выезд, – обратился я к выпрямившемуся Зимину. – Кто будет возглавлять отряд охраны? Юра? – и я повернулся к Боброву.

– Да, ваше величество, – ответил Бобров. – Её величество не едет?

– Нет, – я покачал головой. – Киселёва и Чернышёва учитывай. Я в последний момент решил их с собой взять.

– Хорошо, ваше величество, – Бобров, явно колеблясь, посмотрел на Ахрарова.

– Не бойся, Юра. Николай Петрович больше не будет буянить, – я усмехнулся. – Правда ведь, Николай Петрович?

– Простите, ваше величество, – тяжело вздохнул Архаров. – Не сдержался я. Итак, всё с боем вырывать приходится, так ещё и Мухин решил докторов своих в полицию на оклад не пускать. Жаловаться вон прибежал. А как нам без докторов специально обученных работать прикажите? Хорошо ещё Александр Семёнович расщедрился и теперь информацию, коя не касается Службы Безопасности, Климов мне передает. Но это я так понимаю, за марвихеров Макаров отдариваться начал. А остальные только и мечтают кусок побольше прямо из глотки вырвать.

– Ну так времена такие. Всё меняется стремительно, вот и пытаются многие успеть за этими изменениями. – Ответил я, разглядывая его.

Архаров дрожит над своим детищем. Он и Макаров. Остальные всё-таки поспокойнее. Но если Макарова боятся, слишком уж репутация за бывшей Тайной канцелярией закрепилась специфическая, то Архарову действительно приходится биться за место под солнцем. Но ничего, он крепкий. Если в то время, когда до полиции, по большому счёту, никому дела не было, справился, то теперь и подавно всё у него получиться. Тем временем Зимин с Бобровым, убедившись, что Архаров пришёл в себя, ушли готовиться к поездке.

– Это точно. Всё слишком быстро меняется, – кивнул главный полицейский. – Порой кажется, что мы, старики, не успеваем за всеми изменениями.

– Это вы-то не успеваете, Николай Петрович? – я удивлённо посмотрел на Скворцова. А Илья, в свою очередь, уставился на Архарова. – Побойтесь бога, так говорить. Да, я попросил Мухина поделиться с вами докторами. Ефрем Осипович обещал не слишком лютовать. Он ещё и подготовит их как раз по полицейской части, если вы хорошо его попросите.

– А вот это хорошие новости, просто замечательные, – Архаров расплылся в улыбке. – Так я пойду, ваше величество? Надо бы у Ефрема Осиповича прощение попросить да обсудить нашу дальнейшую работу.

– Идите, – я махнул рукой. – Илья, с нами не едешь. Мне нужно, чтобы во дворце хоть один здравомыслящий человек остался. Зимин не сможет за всем уследить, а своих адъютантов я с собой забираю.

– Слушаюсь, ваше величество, – Скворцов наклонил голову. Он уже почти освоился. Тем более что сейчас, после отъезда Сперанского в Петербург, у него не оставалось выхода.

Я же окинул взглядом приёмную, покачал головой и пошёл готовиться к поездке. Она была запланирована неделю назад. Изначально Лиза хотела поехать со мной, но сегодня утром она почувствовала себя нехорошо. Мы вместе с Мудровым решили, что ей лучше остаться дома. Елизавета огорчилась, но рисковать ребенком она не согласилась бы ни за что, поэтому не сильно возражала. К тому же я новое производство хотел посетить, а не театр с хорошенькими актрисами в торжественной обстановке открывать.

Это был завод по переработке сахарной свёклы в сахар. Как оказалось, первым, кто додумался до этого, был наш изобретатель Есипов Яков Степанович. Он придумал, как добывать сахар из свёклы ещё при Сашкиной бабке, вот только денег для дальнейших изысканий у него не было. Пока он не столкнулся с генералом Егором Ивановичем Бланкеннагелем. Егор Иванович сумел пробиться ко мне на аудиенцию и попросил кредит. Я его выслушал и в ответ предложил наладить производство на паях. Тем более Есипов был полон идей, а я прекрасно знаю, что все эти идеи будут реализованы, но только по истечении времени. И зачем тянуть, когда есть такая замечательная возможность, хоть в чём-то быть первыми, да ещё и ускакать на десяток лет вперёд?

Бланкеннагель развил просто сумасшедшую деятельность, и пару недель назад мне доложили, что завод заработал. Шла обкатка технологии, и мне нужно было посмотреть, на каком этапе находится производство. А ещё позаботиться о надёжной охране. Промышленный шпионаж никто не отменял. Да что уж тут говорить, когда я сам не гнушался им пользоваться.

На этот раз я изменил себе и предупредил Егора Ивановича о своём визите заранее. Не то, что я начал страдать повышенным человеколюбием, нет. Просто нам предстояло заночевать в его вотчине, и свалиться целой толпой на голову Бланкеннагеля было бы настоящим свинством.

Свернув в очередной коридор, я услышал громкие всхлипывания и затормозил, чтобы выяснить, кто так горько рыдает.

– Ну что вы, дорогая, держите себя в руках, – незнакомый женский голос заставил меня остановиться.

– Ах, Варвара Ильинична, не вас гонят прочь от двора, – всхлипнула Нарышкина Мария Антоновна. – Не вам её величество так надменно сказала, что не желает видеть, по крайней мере, до тех пор, пока я не смогу без запинок назвать имя отца моего ребёнка. Как она могла мне такое сказать? – И Мария Антоновна снова всхлипнула. – А вы зря приехали. Несмотря на заверения Марии Фёдоровны, вас не сделают её фрейлиной без одобрения его величества. А он недавно Гагарину утвердил статс-дамой её величества вдовствующей императрицы.

– Я не думаю, что всё так серьёзно, – пробормотала неизвестная мне Варвара Ильинична.

– О, всё ещё серьёзней. – Мария Антоновна фыркнула. – Его величество намерен сократить количество придворных, и я лично слышала, как Елизавета Алексеевна сказала: «Ну, слава богу. Теперь я смогу избавиться от всех этих великосветских ветрениц. При мне останутся лишь те дамы, кто вопреки моде на распутство, верны своим мужьям!». Уж кто бы говорил…

– Тише, не стоит злословить на счёт её величества. У Макарова, говорят, везде шпионы, даже среди двора. – Укоризненно произнесла Варвара Ильинична. – Но, конечно, это как-то звучит… странно.

– Она просто боится, что его величество наконец-то снимет траур по отцу и увидит, что окружён прелестнейшими женщинами. Вот тогда я точно посмеюсь…

Я не стал дослушивать. И так понятно, о чём пойдёт речь. Вот только я не знал, что Лиза своё неважное самочувствие начнёт выплёскивать на этих… хм… не слишком разборчивых дам. А ещё я не знал, что она тяготится присутствием женщин, половину из которых приписывают мне. И я не знаю, как ей помочь. Хотя… Раз беременная императрица вслух изъявила желание видеть возле себя исключительно преданных хотя бы друг другу супругов, то, как я могу противиться её маленькому капризу?

Развернувшись, я быстро направился в приёмную. Скворцов вскочил, удивлённо глядя на меня.

– Ваше величество, что-то случилось? – спросил он немного растерянно.

– Да, случилось, – я внимательно посмотрел на него. – Как ты относишься к сплетням?

– Простите, ваше величество, что? – Илья моргнул.

– Только не пытайся меня убедить, что тебя ни разу не приглашали ни в один салон, – я смотрел на него скептически.

– Приглашали, зачем мне это отрицать? – Скворцов подал плечами.

– Значит, сегодня ты примешь приглашение. И, когда дойдёт очередь до сплетен, расскажешь, что её величество выгнала сегодня Марию Антоновну Нарышкину. И заявила, что не желает видеть подле себя много порока. Что это неполезно для ребёнка. Ну, придумай что-нибудь. Что Мудров выразил опасения насчёт разных дурных болезней.

– А Елизавета Алексеевна действительно что-то подобное говорила? – осторожно спросил Илья.

– Да. Она неважно себя чувствовала и расстроилась из-за отмены поездки, так что действительно много чего наговорила. И об этом, и без тебя всем будет известно. Ты же скажешь, что я слаб, и не сумел ей отказать в её маленькой прихоти. – Я задумался. – Да, именно так. И готовься к взяткам.

– Мне их и так предлагают каждый день, – буркнул Илья.

– О, на этот раз всё будет куда интересней. – Я похлопал его по плечу. – Развлекайся.

И я оставил его стоять посреди приёмной, обдумывая мой приказ, и поспешил уже в свои апартаменты, где меня ждал Кириллов, чтобы помочь уже одеться для выезда.