Сны

В ответ на его мысли вслух, снова ожил маленький жёлтый кран и оказалось, что совсем он не маленький – растопырились на четыре стороны телескопические лапы-стойки, распрямились-разогнулись со стоном железные сочленения, выросла посредине башня с кабиной управления и без особого желания, а лишь подчиняясь воле этих маленьких нахальных существ – некоторые из них уже суетились в кузове Камаза – заскрипел, застонал преобразившийся вдруг в железного монстра недоросль и принялся освобождать своего друга от тяжёлой ноши, сваливая железные ребристые листы прямо на сухую глинистую землю, на иссушённую траву, беспощадно давя её и поднимая стены белёсой пыли.

– Чего-то строить будут, – вынес свой вердикт Мишка и в третий раз добавил, – интересно!..

– Да, – задумчиво согласился Андрей, наблюдая разгрузку. Что-то изменилось в саванне. Нет, это было не просто присутствие людей и машин, а что-то не очевидное, но ощутимое, новое, странное. И странно было то, что казалось это лишь начало. И даже не само ещё начало, но какая-то подготовка к нему. Важная подготовка. Какое-то предвестие неотложимых событий. Что-то, что теперь уже невозможно будет отменить или заставить течь вспять…

– Ну, вот! Я же говорил, – победоносно заявил Мишка.

– Что? – спросил Андрей, выходя из задумчивости.

– Я же говорил, что воткнут что-нибудь… Вот и пожалуйста – припёрлись доделывать своё чёрное дело! Строители, блин…

– А может они что-нибудь хорошее построят, – предположил Андрей.

– Что, например? – спросил Мишка насмешливо.

– Не знаю, – рассеянно ответил Андрей, – детскую площадку…

– Ага, жди… Жди-и-помни-меня, – пропел Мишка, обняв Андрея за плечо. – Пошли отсюда, Андрюха! Не будем пособниками капиталистических хищников и алчных дельцов от строительства… Пойдём, отвлечёмся от этого мира чайком с вареньем! А? Хошь?

– Хочу, – сказал Андрей улыбнувшись. Чай с вареньем он любил.

– Ну! Я же знаю чем тебя взять! – воскликнул Мишка и потащил друга домой.

***

… Тойота представляет! Погоня за раф-четыре!..

– Алло! Да, это Корман. Я бы хотел поговорить с атташе немецкого посольства, это срочно. Встреча его величества короля Густава Шестого с управляющим центральным банком назначена на завтра в девять утра…

– Ну, наконец-то! Где тебя черти носят? Я уже запарилась совсем…ожидаючи! Столько работы в доме, а тебя всё нет и нет!

– Я же на работе, Роза Леопольдовна!

– А я что по-твоему прохлаждаюсь здесь, да?..

… Будущее спешит к нам не только на крыльях вашего воображения! Самые футуристичные самолёты уже готовы взлететь! Вы приглашаетесь на посадку в самолёт, который является достижением инженерной мысли…

***

– Что привело вас ко мне? – спросил Андрей, стараясь не важничать, но и держать лицо, покуда не выяснится что к чему и куда пойдёт.

Дама, улыбаясь, молчала и глядела Андрею прямо в глаза. Он смутился, его неуверенность усилилась. Чтобы это не успели заметить, он, как мог спокойно, улыбнулся в ответ:

– Скажите честно, вы из любопытства пришли или у вас есть какая-то…хм…какой-то вопрос?

– Есть, – продолжая улыбаться, сказала дама.

Если бы она была привлекательна, молода, соблазнительно одета, он ещё понял бы. Но перед ним восседала вполне обыкновенная женщина неясного возраста – то ли тридцать, то ли пятьдесят, больше похоже на последнее. И сразу-то не догадаешься может и не женщина, а транссексуал какой-нибудь. Нечто конкретно не выраженное, бледное, усреднённое. Белое пятно в форме человека. Человека одетого в безликие болониевые зимние штаны и такой же бесхарактерный свитер. Ботинки разве что придавали некую определённость облику, путая впрочем восприятие своей резкой брутальностью. Не было на её лице и во всей внешности никаких данных говорящих о наклонностях, чертах характера. Вообще ничего информативного, что бы могло помочь составить первоначальное представление. Андрей почувствовал, что начинает мелко подрагивать всем телом, что с ним случалось редко и в минуты нервные и неприятные. Точно так же ещё трясёт от холода, и Андрей попытался именно этим объяснить себе дрожь, но пришлось тут же признать, что в комнате было явно тепло и даже душновато.

Хорошая, кстати, комнатка попалась. Большая, комфортная. Метров тридцать, не меньше. Вернее, на профессиональном языке это называется кабинет, а когда он бронировал по телефону, ему вообще сказали, что это называется «зал». Долго искать не пришлось – предложений море, одно другого краше. Но здесь было всё так, как Андрею понравилось – центр города, есть выбор «кабинетов», чисто, уютно, чай с печеньками входит в стоимость… Прелесть! Вот знать бы ещё с чего начать!..

Андрей откашлялся и, сделав над собой усилие, продолжил:

– В чём вопрос? Если не секрет?

– Не секрет, – снова улыбнулась дама.

«Вот зараза! – подумал Андрей. – Что же она всё время улыбается? Неприятно как-то!..»

– Я не могу выйти замуж.

Ну, наконец-то. Андрей испытал что-то вроде почвы под ногами. В разговоре появилось нечто живое и понятное.

– Так, – сказал он со всем возможным пониманием. – А вы пробовали как-нибудь решить этот вопрос?

– Пробовала, – без паузы ответила дама. Андрей подождал когда она продолжит, но дама не переставая улыбаться смотрела на него.

«Вот ведь вампирша», – подумал Андрей.

– То есть что-то делали для решения? – уточнил он.

– Ну, конечно, – ответила дама, и если бы не её внешность, можно было бы подумать, что она пытается обворожить собеседника.

– А что именно? – спросил Андрей и поглядел в окно на свою машину. Сколько времени потребуется для того, чтобы добежать до неё? Секунд пятнадцать-двадцать, наверное, хватит. Максимум, двадцать пять – куртку с вешалки надо ещё сдёрнуть поудачней…

– Я обращалась на сайт знакомств, – дама на какое-то время перестала улыбаться.

– Так, – покивал Андрей. – Ещё?

– Искала среди знакомых, – какое счастье она по-прежнему не улыбалась.

– Мгм, и что же? – Андрею несколько полегчало. Может, и не придётся убегать…

– У меня ничего не получилось, – ответила дама и, вот ведь гнусность, снова заулыбалась.

«Может, она невменяемая?» – подумалось Андрею, и он невольно оценил расстояние до двери. «Зал» был вытянутым и когда они разместились у большого окна в одном конце, дверь оказалась в противоположном. Зачем он взял этот «зал»? Надо было настоять на комнате. Но предлагали с такой обезоруживающей любезностью…сказали, будет лучше, удобнее. Опять же, что немаловажно, по цене комнаты. Неудобно было отказываться… Ну да, а до дверей-то в случае чего не успеешь добежать! Консультант доморощенный!..

Андрей собрал волю в кулак и спросил:

– А почему, как вы думаете?

– Нет таких, которые бы меня устроили.

«А ведь улыбки бывают разные, – сделал для себя неуместное открытие Андрей, – кто бы мог подумать! Вот эта, например, убивает…»

– У вас завышенные требования? – поддержал он беседу.

– Да нет, обыкновенные.

«Интересно, о чём она думает? – мысленно спросил себя Андрей. – Она же о чём-то думает сейчас». Но вслух сказал:

– Например…

– Например, я вегетарианка.

«Она точно меня соблазняет! – решил Андрей. – Прямо как Шерон Стоун в этом дебильном и напыщенном фильме про какой-то основной инстинкт…»

– Ну и что? – возразил Андрей, изображая психоаналитика. – Вегетарианцев-мужчин довольно много. Я и сам несколько лет был вегетарианцем…

– Я не курю и не пью, – уточнила дама.

– Множество мужчин не пьют и не курят. Я, кстати, тоже не курю и не пью…почти.

«Что я говорю! – поморщился Андрей. – Можно подумать я её на что-то уговариваю. Разрекламировался, идиот!»

– Дело не в этом, – сказала дама, поведя бровью.

– А в чём? – Андрей почувствовал, что надо как-то возвращаться к теме встречи.

– Просто у меня нет тяги к мужчинам, – дама стала чередовать улыбку с расслаблением лицевых мышц.

– То есть, в этом и состоит проблема? – спросил Андрей, в то же время отыскивая обратный след.

– Нет, у меня нет проблем, – улыбнулась.

– Но вы же хотите замуж? – «Назад, возвращайся!..», – сказал кто-то внутри.

– Нет, не хочу, – расслабилась.

– Простите, я не понял… Вы же искали мужчину. – «Возвращайся, придурок!»

– Искала, – улыбнулась.

– Для чего тогда? – «Эй, зачем ты сюда пришёл? Давай, соберись!..»

– Нужен кто-то, с кем можно поговорить, – расслабилась.

– Поговорить можно и с друзьями. У вас, кстати, есть друзья-мужчины? – «Э-эй! Ку-ку! Утонешь!»

– Нет, – улыбнулась.

– А вы верите в дружбу между мужчиной и женщиной? – «Ну, это уж ты совсем одурел!..»

– Нет, – улыбнулась, расслабилась.

– То есть, вы просто хотите, чтобы кто-то всё время находился рядом для разговора? – «Хватит, остановись!..»

– Меня не интересует замужество, – улыбнулась, расслабилась.

– Так вы же сами начали с того, что сказали, что не можете выйти замуж! – «Может тебе сознание отключить?..»

– Да, – улыбнулась, расслабилась.

– Так зачем же вам это? – «Ну, ты точно идиот конченый!..»

– Видите ли… – расслабилась. – Все уже попробовали… – улыбнулась. – А я ещё нет… – расслабилась. – Я не люблю быть в отстающих… – улыбнулась.

Дрожь усилилась и могла уже стать заметной. Этого нельзя было допустить и Андрей, совладав с собой, из последних сил растянул губы в подобие улыбки и бодро вскочил с кресла. Резкое движение помогло – в голове начало проясняться.

– Ну, хорошо, – сказал он интонацией человека в белом халате, когда этот человек со знанием дела на лице, открывает пациенту хорошие новости о его здоровье. – Давайте, я вам покажу методику. Точнее, одну из двух, – он посмотрел на часы. Как странно, прошло меньше двадцати минут. Если учесть, что зал арендован минимум на час, то до конца можно и не дотянуть. Надо брать инициативу в свои руки. – Больше мы, наверное, не успеем…

– Вы решите мою проблему? – с иронией спросила дама.

Задвигавшись, раскрывая папку с материалами, Андрей почувствовал себя увереннее, и вполне серьёзно, однако смягчая серьёзность улыбкой, ответил:

– Мне кажется…точнее, из того, что вы мне говорили, я сделал вывод, что проблемы у вас никакой, на самом деле, нет.

– Как это нет? – вяло запротестовала дама, не забывая улыбаться.

– Вам и так хорошо, – также улыбаясь, но твёрдо сказал Андрей. И чтобы не ввязаться в очередной поединок, быстро достал нужные бумаги с лечебным текстом.

– Вот, – он протянул даме небольшую пачку листов. – Здесь стихи о любви, – он хотел добавить «то, чего вам не хватает», но не стал. – Выберите, пожалуйста, что вам понравится. Не вчитывайтесь. Просто, первое приглянувшееся…

Дама медленно, видимо раздумывая продолжать ли прежнюю игру, взяла листы и, всё-таки решив смилостивиться, стала просматривать их.

От нечего делать, но больше от подспудного страха провала, Андрей попытался представить себе кого-нибудь рядом с нею. И не смог.

– Простите, что прерываю, – осмелился он. – Какие отношения у вас с вашими родителями?

Дама величественно повернула к нему голову.

– Они живы? – поспешно добавил Андрей.

– Папа жив, – ответила она, по привычке начав было улыбаться, но прервала процесс и вопросительно посмотрела на Андрея. Деваться было некуда и Андрей продолжил:

– И какие у вас с ним отношения?

– Нормальные.

– Вы его любите?

Дама почему-то через паузу, как-будто подумала и оценила, ответила:

– Он живёт за городом. Я его иногда навещаю. Помогаю ему… Люблю, конечно!..

На последних словах она приподняла бровь и впервые за встречу допустила эмоциональность, однако тут же дверца была захлопнута.

«Однако, – подумал Андрей, – она ещё жива». Решив развить свой маленький успех, он рискнул:

– А маму?

– Что маму? – сделав вид, что не поняла, переспросила дама.

– Маму вы любили? Я так понимаю, что её уже нет?

– Да, маму я очень люблю! – без заминки ответила она и Андрей почувствовал, что дальше просто так его не пустят и тут потребуется уже стенобитное орудие, которым он не располагал.

«Куда ты лезешь? – спросил его внутренний голос. – Заканчивай лучше свою бодягу, методист!»

Дама отложила один лист в сторону.

– Это понравилось или нет? – Андрей указал на листок.

– Да.

– Ну, тогда больше искать не надо. Как я и говорил, первое понравившееся…

– Что нужно делать? – деловито спросила дама. – Мне встать?

– Да, пожалуйста, – воодушевился Андрей, не без удовольствия вспомнив, как тренировался на подопытных абитуриентах театрального института.

– Мне надо с листа читать? – улыбки прекратились, появилось что-то другое, деловое.

– Да, встаньте, сюда, пожалуйста, – попросил Андрей, указывая на центр комнаты. Дама послушно переместилась.

– Что дальше? – терпеливо поинтересовалась она.

– Дальше, мы читаем… вы читаете. Просто вслух.

– Просто прочитать?

– Именно.

Дама повела бровью, однако начала:

– Люби меня! Как только твой покорный

Я встречу взор,

У ног твоих раскину я узорный

Живой ковёр.

Окрылены неведомым стремленьем,

Над всем земным

В каком огне, с каким самозабвеньем

Мы полетим!

И, просияв в лазури сновиденья,

Предстанешь ты

Царить навек в дыханьи песнопенья

И красоты…

Она закончила и вопросительно посмотрела на Андрея. Обыкновенный взгляд не увидел бы никакой разницы, ни малейшего изменения в человеке, просто прочитавшем какое-то там стихотворение. Подумаешь? Что такого? Но для Андрея разница уже была очевидна, радостное предчувствие наполнило его. Он ощутил себя в своей стихии, и ему по-настоящему стало легко.

– Прекрасно! – улыбнулся он. – А теперь мы приступим к самому главному!..

***

– …встретили. Но встретили мы его в Берлине как раз, после…э-э-э…взятия Берлина, после падения Берлина…уже…вдруг, каким-то образом, в Берлин прорвался американский…э-э-э…оператор. Мы на улице его встретили, сняли, поговорили. Мы по-английски не говорим, он по-русски не говорит, так что, так сказать, переводчика у нас не было, но мы…одна профессия, вроде, так сказать, вот тут мы столкнулись с одним оператором, а потом в дальнейшем я после того ещё, после там уже падения Берлина…э-э-э…мы были в гостях у американской армии, шестой американской армии…

– Не менее известным был и Юлиан Крейн, сын Григория, музыкант-вундрекинд. В тринадцать лет отец отправил его учиться в Париж и там его педагогом стал Поль Дюка. Симфонические прелюдии пятнадцатилетнего Юлиана исполнял уже Филадельфийский оркестр.

– Благотворительные фонды! Куда уходят деньги? Новая тема очередного выпуска ток-шоу «Улица Правды». Насколько благонадёжны коммерческие организации? Кто и как сегодня контролирует работу благотворительных фондов?

***

О-о-отче на-а-аш,

И-и-же е-еси-и на не-е-бе-е-се-ех,

Да-а свя-а-тится и-имя тво-ое

Да-а при-и-дет ца-арстви-ие тво-ое…

Этот момент нравился Андрею. Кто-нибудь, певчий или дьякон выходил перед всеми и начинал дирижировать. И все пели. Нестройно, некоторые фальшивили, но вдохновенно и с душой. Андрей тоже пел. Обычно в этот момент ему становилось легче. Боль и тошнота отступали. Вставать на утреннюю службу было тяжело. Позавтракать не успеваешь, а если идёшь на исповедь и причастие, то и нельзя. Всё существо Андрея протестовало, тело отказывалось понимать полезность производимых действий и недоумевало зачем ему делают ещё больнее, чем уже есть. Но Лина сказала, что другого выхода в его, конкретном случае не существует. Точнее, другой вариант это – просто умереть. Андрею такой выход не мог понравится, а потому ситуация значительно упрощалась. И хоть стоять двух-трёх часовые литургии Андрею было иногда невыносимо тяжело, но у него появился спасительный “маяк” – совместное пропевание молитвы, которое приходилось примерно на середину службы. Сначала надо было дотянуть до него, маяка, а затем уже, как с горки, всё легче и легче к концу. Там ему нравилось само причастие, величественное и вкусное, во время которого настоятель призывал всех снова петь, и Андрей также с удовольствием подпевал. А ещё, как ни странно, ему нравился небольшой поминальный молебен, почти всегда проводившийся в самом финале. Было в поминовении что-то такое от чего Андрею становилось одновременно и грустно, потому что вспоминались бабушки, дедушки, тёти и дяди, которых уже не было, и радостно от утешительного чувства, что «всё в надёжных руках»…

Андрей всякий раз после богослужения уходил, бережно унося это чувство с собой и стараясь удержать его по-возможности дольше.

Он совсем позабыл, что когда-то ужасно боялся, страстно боялся заходить в храм и, если такое случалось, вскоре убегал. Подростковый страх был забыт, Андрей даже не вспоминал о нём. Чем этот страх был выдавлен или рассеян Андрей не знал и не разбирался – ушло, так ушло. Точка. Теперь всё иначе. И он, Андрей, стал другим. В общем-то ничего особенного не являлось ему. Никаких откровений, видений, ничего сверхъестественного он не слышал и не чувствовал. Его разговор с Богом был тих, совершенно беззвучен. Он едва ощущался на границе эмоций, на едва вибрирующей грани тончайшего бытия души, или того, что ею называлось. Разговор этот происходил где-то вне Андрея, где-то у далёкого горизонта. И это идеально совпало с одним его открытием. Когда-то он всматривался и пытался разглядеть линию горизонта в ясную погоду на море. Он долго-долго смотрел вдаль и через некоторое время, после того как в глазах прошла рябь от сосредоточенного всматривания, вдруг зрение прояснилось и стала видна тоньше волоса черта отделяющая небеса от земли, точнее водной глади. Это был не тот горизонт, что виделся в хорошую погоду сразу, сходу. Андрей вообще решил, что то, что видишь сходу это совсем не то, что нужно. Не то, что есть на самом деле. Это мираж для ленивых и суетных. Вот если дать себе труд посмотреть на горизонт внимательно и сосредоточенно, всмотреться, то тогда раскроется тебе навстречу, если так можно выразиться, его настоящее лицо. Андрей тогда лишь почувствовал, а позже уже сознательно понял, что при внимательном всматривании всегда откроется истинная суть любого явления, предмета. Собственно, это и не открытие. В этом нет ничего нового для видавшего виды ума, для опытного в восприятии сознания. Но для нового исследователя здесь крылся сокровенный смысл всего сущего. И для Андрея этот смысл был очень дорог и ценен.

Стоя в храме на литургии ему снова открылась суть. Суть общения с Создателем. Это общение не ограничивало Андрея какими-то рамками индивидуальности с той стороны. В один день это мог быть Иисус, в другой Богородица, в третий сам Создатель. Андрей понял, что это не важно кто именно. Суть общения от этого не менялась. Она вообще казалось подстраивалась под настроение и самочувствие Андрея. Она каждый раз была разной. Андрей чувствовал её живой, дышащей, бесконечно разумной, доверчивой, любящей, весёлой… Потом как-то само собой пришло понимание, что приходит он на службу не только для себя, но и для того, чтобы помочь кому-то – помолиться за знакомых и не знакомых, ближних и дальних; за тех, кто нуждается в молитвенной помощи. Ни на секунду он не считал себя религиозным фанатиком. В нём этого попросту не было изначально. Ему понравилось, что в храме никто (священники тоже) никого ни к чему не призывал. Не объявлял никаких крестовых походов, или обращений неверных. Если бы что-то подобное Андрей услышал или уловил, то ушёл бы сразу. Единственное к чему он чувствовал безмолвный призыв – доверие. Доверие Создателю и самой Жизни. Он ощущал этот призыв где-то глубоко в себе. И ему не нужны были доказательства и подтверждения. Он УЖЕ знал, что это самое главное. Что это, быть может, даже важнее веры. Что этого одного достаточно, чтобы всё остальное приложилось и выстроилось в полном согласии с Божьим Замыслом. Андрею вполне хватало такого подхода. Это потом он услыхал рассказы о других храмах, где что-то требуют, проверяют выполнение чего-то, строго спрашивают. Он не слишком верил этим рассказам – может правда, а может и нет, люди часто фантазируют, добавляют свои страхи или неудачный опыт. Здесь же всё было так, как ему могло понравится. Так ладно, как совпадало бы с его личным ладом. Поэтому, когда Андрей появился в храме в первый раз, то удивился лёгкости, с которой переступил его порог. Прежние мысли и колебания мгновенно утратили прежнюю свою могущественную силу, казались смешными, ребяческими и быстро растворились не оставив после себя следа…

И встретили Андрея обыкновенные добрые люди, и всё, что его интересовало получило ответ и подробное разъяснение. И ушёл он в тот, первый раз, спокойный и уверенный. Как-будто что-то встало на своё место. Как-будто после долгого балансирования, прислонился к чему-то прочному и надёжному.

***

– Две гинеи! Это что ли, твои семьсот тысяч?! Ты, кажется, у нас любитель заключать договоры! У тебя, по-моему, всё удаётся, деревянная ты голова!

– Копайте! Копайте, я говорю! Может быть найдёте…два земляных ореха! Их так любят свиньи!

– Вы слышали, что он сказал? Он же всё знал заранее! Гляньте ему в лицо, там же всё ясно написано!

– Ха, Джордж Мэри! Всё-таки ты, вот, хочешь пролезть в капитаны! Такой…напористый малый!..

– Блин! Привет, девчонки! А вы чё, ещё не ложились? Алка, я это…в душ.

– Да, но про «пойдём, пожрём» ты всё равно не угадала!

– А потом это…сходим в кафе? Пожрём чё-нибудь, ага?..

– …звезда, а почему? Я об этом расскажу.

– Да, но я, честно говоря, уже наслышана об этом камне, а пока запоминайте или записывайте, номер лота – пятьсот один восемьсот шестьдесят восемь. «Эвелина», так называется наша подвеска. Цена – одна тысяча двести девяносто девять рублей. А вот серёжки также называются «Эвелина», цена их сегодня…

***

Вовчик, здравствуй! Прости, что так и не встретились. Сам не знаю, отчего. Сперва ты в делах был, потом я приболел, потом ты уехал вообще… Ладно, хоть переписываться можно. Хотя скоро, наверное, настанет такое время когда люди будут друг другу писать по два-три слова – «Привет, как дела?» А ему в ответ «Привет, всё отлично!» и всё:)

Кстати, обратил внимание тут на один интересный (для меня, по крайней мере) фактик – посмотрел по необходимости множество страничек вКонтакте. Люди всё сплошь незнакомые мне. Гляжу, у всех фото весёлые, счастливые. Все улыбаются, чего-то демонстрируют, как им живётся круто. И я подумал, ёлки-палки, если столько счастливых людей вокруг, почему же то и дело «боевые действия» начинаются – от мелких драм в общественном транспорте до глобальных, с настоящими пулями и ракетами… Получается, где-то есть ложь? Кто-то привирает всё время или врёт по-крупному, делает хорошую мину при плохой игре? Или выдаёт желаемое за действительное, прячется таким образом? Вот не знаю, друг, это чисто мои «тараканы», или вправду что-то не так?..

Слушай, есть новость получше:)

Я устроился на другую работу. Не знаю пока что, как пойдёт, но место неплохое…вроде. Салон хороший, чистый, дорогая мебель там продаётся.

Правда, собеседование было странным. Вообще, когда приехал на него, чувствовал себя плохо – воздуху не хватало, живот болел. А меня ещё в подвальное помещение повели. Там у них столовая оборудована. Это не такой подвал, как ты сейчас себе представил. Всё на высшем уровне – всякие подсветки, кафель роскошный, все дела… Но, знаешь, подвал есть подвал. Мне и без того нехорошо было. Ну, думаю, может это не надолго. А как сел там за столик ждать и сижу-сижу без конца…никто ко мне не подходит. Охранник меня отвёл, сказал, что сейчас ко мне спустятся. И никого. Не знаю уж сколько я там сидел, но мне показалось не меньше часа. Потом приходит тётка, солидная такая, в пиджаке. Очччень серьёзная. Посмотрела моё резюме, рассказала что да как у них. Думаю, молодец, коротко и по делу. Слава богу, думаю, сейчас на свежий воздух. А она встаёт и говорит мне, подождите, мол, сейчас с вами наш генеральный директор хочет поговорить. И, блин, опять я сижу…сижу…сижу… Показалось, ещё дольше просидел. Думал, всё, сейчас концы отдам – плохо. Потом явился и этот директор. Бандит бандитом, с такой ещё, знаешь ли, характерной щетиной на физиономии. Но вежливый – кофейку предложил. Я отказался. А он всю дорогу стоял и, прихлёбывая из чашки, со мной свысока беседовал – встать мне не дал. Я раньше не замечал, как психологически действует этот приём (если только он действительно это в качестве приёма использовал). Когда ты сидишь, а другой перед тобой стоит и не просто разговор ведёт, а над тобой возвышается и вопросы задаёт. Получается, ты ответчик и всё что ты говоришь неизбежно становится похожим либо на оправдания, либо на отчёт. Не сталкивался с таким? Сильно действует. Короче, когда меня милостиво отпустили, я на дрожащих ногах вывалился из салона и еле доплёлся до машины, хотя она почти напротив стояла. Сижу и думаю – всё нормально, взяли. Но, знаешь, радости при этом никакой вообще не чувствую, ни грамма.

Вот я теперь опять же соображаю – а может это знак был, яснее некуда, что не надо туда ходить, а? Ты как думаешь?

А впрочем, чего я спрашиваю – я ведь знаю, что ты не любишь подобные “тонкости” обсуждать. Можешь не отвечать, разрешаю:)

Напиши хотя бы (если нам не созвониться никак) что у тебя, как у тебя?

Жду весточки. Пока. Андрей.

***

– …условно говоря, вообще, там…всё очень классно. Вот, если он так сделает, – да? – эту задачу, то можно ему, там, добавить. Если он наоборот, там, этот компьютер переустанавливал два дня…вот, когда пообещал, там, генеральному директору всё сделать за, там, четыре часа, э-э-э…забыл установить ему принтер, там, ещё что-то, то естественно это плохое выполнение задания…работы. То есть, вот именно вот так вот позадачно, то есть, как бы…

– Нам трудно! У нас много проблем! Но мы справимся! Потому что мы сильные! Потому что мы вместе! А теперь…открываем глаза! И посмотрим вокруг! Вы видите сколько нас! Мы возьмёмся за руки! И поднимем наши крепко сцепленные руки! И скажем – мы вместе!

– Мы вместе!

– Мы вместе!..

– …и платье зашнуруете, тушь подправите. И всё-таки может быть это и есть…а…искренность. Именно такая, когда ты готов поддержать человека в любой ситуации. За вас, девчонки!..

***

Пап, привет! Слушай, я тут разбирал свои бумажки в секретере и наткнулся на какие-то старые тетрадки. Судя по виду и почерку, даже вроде школьного ещё периода. Так вот в одной из тетрадей прочитал любопытную вещицу. Решительно не вспомню, что за проект я тогда пестовал, но ты же знаешь меня – всегда вынашиваю нечто этакое. Может серию каких-нибудь радиопередач. Помнишь, была у меня знакомая по имени Елизавета? Она на радио работала. Думаю, что это я собирался там замутить что-то… Она предлагала. А может не предлагала, а я сам навязывался… В общем, даю тебе почитать. Написано, конечно, “не ах”, но всё же, сделай скидку на тот возраст – если правильно разбираю, то моя датировка – между шестнадцатью и девятнадцатью годами…где-то:)

Короче, будь снисходителен…

«…Здравствуйте, дорогие друзья! Сегодня у нас с вами тема: За что ты отдаёшь свою жизнь? О чём пойдёт речь? Постараюсь быть кратким.

Начну сразу с примера. Вот, предположим, вы сегодня встали, как говорят, “не с той ноги”. День не задался, да? Вы раздражены. Раздражение это сначала слабое, мелкое. Но оно растёт. Как нарочно всё валится из рук. Начинает вредничать. Предметы не даются вам, какие-то простые операции не получаются. Вы начинаете беситься. Ну, так…плавно. Быстро или долго, но этот процесс развивается. Кто первый попадает под вашу горячую руку? Конечно, домашние, близкие. Потом, если вы выходите в мир, обязательно кто-то попадётся из чужих людей, незнакомых. Продавец в магазине, ещё кто-нибудь…кто вас “притянул”, в свою очередь, собственным неудачным днём. Очень легко – а в таком состоянии как правило так и бывает – ваше раздражение на ком-то выплёскивается. Вы обязательно встречаетесь с такой ситуацией, которую считаете неправильной, в которой, как вам кажется, к вам отнеслись неверно – не так, как вы заслуживаете, не так, как должно. То есть, ситуация пошла не по вашему сценарию. Раздражение усиливает вашу внутреннюю правду, знание истины. И вот тут наступает момент, когда начинается ложное самопожертвование. Когда вы вступаете в какой-то конфликт, более-менее открытый, с кем-то. Это может быть и не обязательно чужой человек, но с чужим человеком это опасней. Почему. Потому что когда начинается бой, вы всё меньше и меньше контролируете себя. Сначала вы осознаёте то, что говорите, потому что пока ещё действуете исходя из вашего понимания истины – как должно быть, но потом ситуация постепенно или очень быстро выходит из под контроля, потому что вами начинают всё больше овладевать эмоции. И вот тут, вы как никогда близки к тому, чтобы отдать свою жизнь непонятно за что. За ваше понимание истины? Но ведь вы же не Бог. Вы не знаете КАК должно быть. Вы не знаете как правильно. А за что тогда? За эмоцию, за злость, за вдруг возникшую ненависть, неприятие другого человека, или его образа жизни, образа мыслей, поступков, за то, что он не соответствует лично вам. Представляете, что если человек окажется слабее вас, не обязательно физически, вы можете убить его. И не только словом. Вы можете унизить его. А если человек окажется сильней вас, то уже ОН может убить вас. В том числе и физически. Так вот, подумайте, стоит ли отдавать жизнь за ваше личное представление об истинности и о том, как жизнь должна протекать. А на самом деле, стоит ли отдавать жизнь за эмоцию? Ведь она развеивается, как дым, она проходит, исчезает совсем. И вы потом, если остаётесь живы, думаете «и чего это я?..» Да, вы мне справедливо можете возразить, что как же, мол, если эмоция уже пошла, овладела мною, её трудно остановить, как же тогда быть? На этот счёт есть одно замечательное упражнение. Если вам это интересно, пишите – я с удовольствием поделюсь. И даже бесплатно. Короче, пишите, дорогие друзья, с удовольствием отвечу. Всего доброго!..»

Ну, как тебе? По-моему, очень наивно, но что-то в этом есть. Предвижу твою «коронную» оценку. Как когда-то (кстати, где-то в тот же период), когда я тебе притащил какие-то свои вирши стихотворные, а ты прочитав, с улыбкой покачал головой и при этом слегка поморщился, будто попробовал нечто невкусное. Тем не менее, я твоему мнению доверяю, так что оценивай как хочешь, мне интересно, что скажешь.

Засим, сударь, откланиваюсь с наилучшими пожеланиями! Надеюсь, ты в добром здравии. Скоро увидимся. Может тогда и по случаю обсудим мои юношеские экзерсисы. Если, правда, есть что обсуждать! Пока-пока!

Андрей.

P.S. – Да…так и не вспомнил, о каком таком упражнении я толкую. Но что-то, видно, было на уме, раз обмолвился…

***

– Доброе утро! Как дела? Я Дарен Доуг. Маршрут, по которому вы будете ехать называется «Долина Элахо» – около тридцати километров дорожного покрытия, дальше гравий. Перевозить вы сегодня будете, видимо, канадскую ель и…

…область, можно получить данное пальто с помощью курьерской доставки, в течение двух-трёх дней. Звоните по телефону, который вы видите на ваших экранах. Звонок бесплатный, из любого региона. Жители других регионов смогут получить данную покупку на ближайшем почтовом отделении, а покупка, конечно, отличается…

– Вот, Кристина такая! Только волосы у неё мягкие, как весенний ветер, глаза ясные, как солнце на рассвете и когда на неё смотришь, остаёшься очарованным, ясно? Чуть не забыл…очень важная деталь – я безумно в неё влюблён…это кровь. Значит, вы должны её искать и, как только найдёте, привезти сюда…

Андрей выключил телевизор. «Уж лучше бы я спал!», – подумал он и накрылся с головой одеялом. Последнее, что сказал телевизор голосом и в облике Челентано, отчего-то взбесило его. Это показалось Андрею странным – обычно Челентано так на него не действовал, наоборот, ему нравилось обаяние популярного итальянца и некоторые его фильмы Андрей пересматривал по многу раз… Нет, тут что-то другое. Но что?.. Андрею стало интересно, и темнота пододеяльного пространства подначивала, мол, подумай-подумай. Андрей стал думать, но в результате лишь пришёл к выводу, что под одеялом душно. Ничего ценного более не проявилось в темноте и Андрей, резко отбросив край одеяла, сел. «Что-то он там про волосы говорил», – подумал Андрей. И вдруг вспомнил, быстро и чётко. Как если бы в секунду проявилось изображение на фотобумаге. Точно так же, как давным-давно отец дома печатал фотоснимки. Только что был просто прямоугольный кусок белой бумаги. Но вот он опускается в кювету с раствором и, вуаля…или ап, или извольте – из ниоткуда проступает частичка жизни, такая близкая и живая, хоть и застывшая.