Сны

Да, вот не думал Андрей, что не кто-нибудь, а далёкий и незнакомый с ним Челентано напомнит об одном эпизодике, сущем пустяке. Ерунда, не заслуживающая отображения в личной истории. Сколько таких было и ещё будет…и бывает у каждого. Но вот поди ж ты, оказалось, что задержалось где-то в глубинах подсознания, зацепилось, не выдулось глупыми ветрами юности, не вымылось «взрослыми» чистками души минутное событие…

Андрей встал и принялся рассеянно убирать постель. А ведь и правда ничего особенного. Ну, день как день был. Обычный учебный день театрального института. Разве что у них на курсе было необычным то, что после утренних лекций по общим предметам, нужно было не оставаться в институте, а пешком дойти до театра, где проходили занятия по мастерству актёра. Ну, покончили с лекциями. Ну, как обычно, пошли в театр. Как обычно слегка торопились, потому что хотели есть и знали, что в актёрском буфете может ничего не остаться после всегда голодных штатных артистов. Особенно когда они ударно потрудились на утренней репетиции.

После буфета, тоже как всегда, пошли к пожарному выходу, что напротив «красного уголка». Там было комфортнее, чем в «красном уголке» – длиннющий деревянный стол, кресла со стульями, очень удобными, кстати. И курить там разрешалось. Только он вроде тогда не курил… А может и курил… Неважно. В общем, всё как обычно – прибежали, поели, сели ждать прихода мастеров и начала занятий. НО… вот тут-то и началось не начавшись, закончилось не продолжившись то интересное, примечательное, что почему-то никак не хочет окончательно забыться…

Неизвестно откуда (то есть, разумеется, не из воздуха – никаких чудес) появилась за длинным деревянным столом у пожарного выхода девушка. Необычная девушка. Особенно, если брать во внимание всю обыденность момента. Девушка была поразительная. Нет, не поразительная – она была идеальна. Но, Боже упаси, не как кукла или какая-нибудь фотомодель или что-то ещё ложноидеальное. Нет, она была живая, с блестящими глазами, не большими и не маленькими, не выпученными и не впалыми, не «близкосидящими» и не «широкорасставленными». Она была не худа и не полна; не тихая, но и не громкая, в меру сдержанная и в меру эмоциональная. Всё у неё было в меру – вот что! Андрей понял как сказать коротко, без романтических соплей. Короче – она была идеальна! Да… и волосы! Какие волосы! Пышные, вьющиеся, до плеч… или чуть ниже, медного цвета!..

Андрею вспомнилось ещё, что она была с младшим братом, мальчиком лет восьми. Что она делала в театре? Наверное, пришла к кому-нибудь. Может чья-то дочь, кого-то из актёров. Андрей решительно не помнил этих подробностей и как её зовут уже не знал. Всё забыл. А ведь говорил с нею. Недолго, но говорил. О чём?.. И почему не спросил где её можно найти? Не узнал номер телефона? Почему не видел её больше ни разу? Кто она вообще была?..

Потом она снилась ему много раз. Он сразу узнавал её во сне. И они разговаривали. Не могли наговориться… Гуляли и что-то рассказывали друг другу. Потом он всё ждал её. Думал, раз она появляется во снах, то вот-вот скоро он встретит её и наяву. Он ждал. Долго. Иногда принимал других за неё. Один раз чуть не женился. Но это была не она. Совсем. Так что он потом не переставал удивляться, как мог не заметить, не досмотреть. С женитьбой всё обошлось – невеста сбежала сама. Оторвала, правда, изрядный кусок жизни – не времени жизни, а именно самой её энергии – оставила после себя мусор в виде порванных ею и ей же не нужных лоскутов Андреевой души, но сбежав, дала возможность «восстать из пепла», возродиться и идти дальше. После этого Андрей стал ещё более внимательным, зорким, однако ту незнакомку так и не встретил. Интересно, узнал бы он её? Или по «взрослой» забывчивости прошёл бы мимо? Неизвестно…

«Вот же гад этот Челентано! – подумал Андрей. – И зачем я телек включил? Такой чудный сон был… Теперь уж не вспомнить!.. Надо было сразу записать. И почему я никогда не записываю?!»

Андрею стало ужасно грустно и досадно за то упущенное, что вероятно никогда уже не вернётся, как этот пропавший, забывшийся сон и он невольно подумал о пресловутом кризисе среднего возраста.

«Нет, пожалуй, ещё рановато», – остановил он сам себя и, будучи по натуре человеком солнечным и позитивным, решил выпить горячего, крепкого, сладкого с лимоном чаю, закусить бутербродом с сыром, отпустить с Богом все эти воспоминания и ехать на работу.

«Романтика романтикой, а деньги ещё никто не отменял». Андрей поморщился от пошлости пришедшей мысли, но всё же был вынужден полностью согласиться с ней и отправился на кухню…

***

– Вы в Углич по делу? Или так?

– А кто вы по профессии, мужчина?

– Я военный. Может, так сказать, спустимся…в буфет?

– А по званию?

– Генерал. Генерал-майор.

– Слушай, если ты генерал, то я – маршал! Тамара, на минуту тебя нельзя оставить!

– Сурик, ну что ты, в самом деле! Что мне уж и потанцевать нельзя, м? Смотри, какой Берия выискался!

– Слушай, без обид!

– Да какие могут быть у генерала на маршала обиды?

…ля франс в твой дезодорант Камэй! Аромат очарует его! И ты останешься в его сердце надолго! Дезодорант Камэй с каплей парфюма! Лактайт – вся мощь мировых технологий и сила в ваших руках!..

– Фигня! Я не хочу здесь оставаться! Мне нужно домой! В моё время! Ясно? Отправьте меня туда!

– Что ж ты сразу не сказал? Машина времени – по коридору налево.

***

– Какая красивая! – ребёнок зачарованно любовался на пирамидку.

– Да! – восхищённо подтвердил Андрей. Ему она тоже нравилась. Он точно знал, что она всегда ему нравилась. Разве может не нравиться родной дом или то, что с ним связано. Пусть и мелочь, пустяк…какая-нибудь безделушка. Напоминание о доме, семье всегда приятно.

– А ты возьмёшь меня когда-нибудь с собой? – спросил ребёнок.

– Конечно, – уверенно ответил Андрей. Он посмотрел как переливаются огни за полупрозрачными стенками пирамидки. – Только я не лечу в этот раз…

– Как?! – удивился ребёнок. – Ты разве остаёшься?

– Остаюсь, – подтвердил Андрей.

Ах, как ему хотелось сейчас, нынче же, улететь… Домой! Вернуться к своим!.. Ведь там его ждут! Любят и ждут, каждое мгновение готовые к его возвращению…

– А почему? – спросил ребёнок.

– Я не могу, – ответил Андрей. – У меня ещё есть дела.

– Дела? – переспросил ребёнок.

– Да. Я должен быть тут.

– Тебе грустно? – спросил с сочувствием ребёнок.

– Да нет, – пожал плечами Андрей. – Здесь тоже неплохо. Можно даже сказать хорошо… Мне здесь нравится…

– Пойдём, ещё погуляем? – предложил ребёнок.

Андрей взял его за руку, и они пошли по саду. За исключением площадки, на которой стояла пирамидка, сад был очень густой, немного чересчур густой. Но очень красивый. Обнесённый снаружи белоснежными колоннами, связанными поверху лепным фризом, он напоминал Акрополь, только без крыши. Андрей не помнил, что за растения здесь росли. Вот это, например – большие листья и, с человеческую голову, красные цветы. Может орхидеи?.. Андрею это было не важно. Он не так часто бывал в этом саду – только когда принимал транспорт. Вот как теперь. «Дорожки очень хороши, – подумал он. – Удачно посыпали розовым гравием, не расползаются. Да и куда им расползаться? Недавно, ведь, сделали бортики с обеих сторон…»

Они обошли небольшой сад по периметру и снова очутились у пирамидки.

– Она быстрее переливается, – заметил ребёнок.

– Это значит, что ей пора улетать, – сказал Андрей. – Теперь не подходи близко.

Они отошли немного назад.

– А это опасно? – снизу вверх спросил ребёнок.

– Что?

– Когда она взлетает?

– Нет.

– Тогда зачем отходить?

– Чтобы она не испугалась…

– Чего?..

– Ну…вдруг нас заденет…

Пирамидка стала переливаться огнями ещё быстрее, потом незаметно оторвалась от площадки и плавно ускоряя ход поднялась над колоннами, замерла на мгновение, и сверкнула куда-то вверх, как падающая звезда не оставив после себя и следа. Остался только густой сад, белые колонны увитые зеленью и Андрей, держащий за руку маленького мальчика…

«Замечательный сон! Вот это уже получше, чем падающие самолёты», – подумал Андрей. Он понял, что уже проснулся, но ему пока не хотелось открывать глаза, чтобы ещё немножко полюбоваться садом, колоннами и вспомнить переливающуюся разноцветными огнями полупрозрачную пирамидку. Он глубоко вдохнул и, улыбаясь, открыл глаза.

«Хороший сон, хорошее утро, значит и день будет хорошим!», – мысленно сказал себе Андрей и нащупал рукой пульт от телевизора…

***

…среди которых были народные святыни…древние соборы Киева, Новгорода, Смоленска. Как можно уничтожать красоту? Даже чужую? Наверное, в захватчике, идущим с оружием на себе подобного, просыпается зверь, теряющий разум, не знающий жалости!..

– …следующий звонок у нас, слушаем вас, здравствуйте!.. Говорите, пожалуйста, мы вас слушаем!

– Алё, здравствуйте!

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, это звонют из Башкирии…

– Слушаем вас, говорите быстрее, а то у нас…немного времени!

– Это звонют из Башкирии, город Мелеуз, Тамара. Вот у нас, знаете…алло, вы меня слышите?

– Да слышим вас, говорите ваш вопрос!

– У нас, у меня вопрос такой – что, например, стоят счётчики…стоят…

– …я оставил кран включённым, у меня папа спит, у меня всё нормально, мне как бы, то что он не замечает то, что у нас потоп в квартире, там, воды по щиколотку, мне…это самое главное, что он спит… Вот, я начал всё пакетом перекрывать и понял, ну, что, чё-т не то, и как-то пакеты не помогают, воду не стал выключать, пошёл в коридоре на ковре кататься…

 

***

Больно!

Она делала ему больно.

Не специально, разумеется.

Это называется «диагностика». Вот прибор. Он, между прочим, одобрен сверху. Что значит «сверху»? Значит официально. Министерством нашего с вами здравоохранения. Так что бояться нечего. Да и чего тут бояться? Вот считывающее устройство… Да, вот этот вот штырёк. Давайте, снимайте носки. А вот так, давайте-давайте! Не бойтесь, я ничего дурного вам не сделаю! Сняли? Прекрасно. Давайте сюда ногу. Нет, не эту. Вот эту. Хорошо. Теперь может быть чуть-чуть неприятно. Это недолго. Да, не дёргайтесь, пожалуйста! Вы ведь мужчина, можете потерпеть? Вот и хорошо. Так, тихо! Не разговаривайте, а то будет ещё больней…

Андрей не разговаривал. Но всё-таки было больно. Лина – потомственная целительница и по совместительству терапевт районной поликлиники – считывающим устройством, а проще говоря, железным штырьком на длинном проводе, безжалостно тыкала в самые болезненные места. Хорошо ещё, что дело ограничивалось пальцами рук и ног. При каждом втыкании штырька, прибор издавал омерзительный хриплый писк и выдавал на экране компьютера, с которым был связан, свои соображения в виде определённого цвета полос. Андрей догадывался, что красный это не очень хорошо, а зелёный наоборот. Синий с жёлтым непонятно на что указывали, но они появлялись лишь на долю секунды. Верещание прибора било не столько по ушам, сколько по нервам Андрея. Ему неотвязно представлялась почему-то маленькая мышка, которую методично придавливают чем-то тяжёлым и проверяют реакцию..

Наконец, экзекуция прекратилась и Лина отложила своё орудие пытки в сторону.

– Одевайтесь! – скомандовала она.

– Что теперь? – поинтересовался Андрей.

– Теперь мы посмотрим диаграмму, – спокойно ответила Лина.

Она быстро нажала несколько клавиш на клавиатуре компьютера. Монитор во весь экран показал, что задумался. Андрею тоже не хотелось говорить. То с чем он пришёл к Лине совсем не располагало к светской беседе заполняющей паузу.

Боли появились уже давно. Он к ним привык. Не думал, что можно привыкнуть к боли, но вот надо же…и такое возможно. Он жил с ними много лет. Если припомнить, лет двадцать где-то. Это не считая детства. Тогда их появление было большой редкостью. А заботами мамы или бабушки, кому «повезёт», они сразу же прогонялись всеми возможными и невозможными средствами, так что возвращались нечасто. Потом как-то вообще проблема сошла на нет. Все с облегчение выдохнули и стали забывать о дополнительных хлопотах Андреева детства.

Однако, всё неожиданно вернулось. И естественно вернулось тогда когда «забыли и не ждали». Сперва, что называется, «по нервяку», слегка. Потом сильней и дольше. Затем ещё сильней и ещё дольше. Потом уже скручивало по семи дней кряду. Без предупреждения и предисловий. Без видимых или объективных причин. В любой, совершенно непредсказуемый, момент.

Никаких отклонений, ничего серьёзного, или как сказал кто-то из «исследователей» проблемы, «ничего органического». Но боль бывала порой просто невыносимой. И самое удручающее, она ни от чего решительно не зависела. Не было ни единой зацепки, ничего что бы объединяло приступы. Заявления профессионалов о том, что «мы ничего у вас не видим» успокаивали не надолго. Боль была гораздо более убедительным собеседником. Её аргумент, коим являлась она сама, в прямом смысле убивал. После очередного приступа Андрей ещё больше худел, чувствовал полное истощение и душевное и физическое. Проблема не двигалась с места, а казалось лишь усугублялась.

Лина была если и не последней надеждой, то в данном ряду располагалась явно ближе к концу списка. Андрей нашёл её случайно, путём сложнейших, невоспроизводимых повторно, перемещений по пещерам всемирной сети…

– Ну, давай же! – Лина несколько раз нажала на пробел. Компьютер недовольно гукнул и очнулся. Монитор ожил.

– Ну, вот, – удовлетворённо проговорила Лина. – Не прошло и полгода.

Глазам Андрея предстал разноцветный круг, точь-в-точь как мишень в игре дартс. Круг состоял из разноцветных сегментов. Он был красив и вид его портился только какой-то чёрной замкнутой линией пересекавшей его красочные сектора ломанным кругом.

– Что это? – спросил Андрей.

– Сейчас объясню, – Лина взяла в руки карандаш и стала водить им по монитору. – Вот эта линия показывает положение ваших дел, Андрей.

– И каково оно? – спросил Андрей.

– А положение у нас хреновое – с докторской прямотой тут же ответила Лина. – Вот здесь – лимфатическая система, видите?

– Вижу.

– Видите, куда ушла линия?

– В красное, – сказал Андрей.

– Верно.

– Это плохо.

– Очень.

– Так оно же почти всё в красном.

– Ну, в общем-то…да, – согласилась Лина.

– А остальные…пики…это что? – поинтересовался Андрей.

– Ну, вот это – кожа…это – желудок, вот эта вот – кровеносная система, здесь – эндокринная, эта вот…

– Ладно, я понял, – перебил Андрей. – В общем, всё плохо?

– Нет, ну почему же, – вяло возразила Лина. – Вот опорно-двигательный аппарат ничего себе.

– Да, утешает, – Андрей сник. – И что делать?

– А вот что делать, я вам сейчас расскажу, – серьёзно и спокойно ответила Лина.

– Ещё можно что-то поправить? – уныло спросил Андрей.

– Не что-то, а всё! – твёрдо и немного резко ответила Лина. – Понял?

– Понял, – удивлённый её тоном, проговорил Андрей.

– А теперь слушай внимательно. Лучше записывай, – Лина положила перед Андреем лист бумаги, затем быстро порылась где-то за клавиатурой компьютера и хлопнула по листу карандашом. – Давай, пиши…

***

– …как не разворовали, уму непостижимо!

– Я посижу, ноги не держат.

– Ну, как? А хочешь я его тебе куплю? Хочешь?

– Всё можешь купить, да?

– Всё.

– А не купишь, так отберёшь. Хозяин жизни. Вот такие как ты и отобрали у нас этот дом. У меня и у отца…

– Да. Ответишь мне на два вопроса и можешь ехать. Почему у нас папин механик варит кофе? И почему без тебя у кофе дерьмовый вкус?

– Проще будет всё показать.

– Мать моя женщина!!! Где ты это надыбал?

– Сам сделал. Зацени.

– Сам сделал?.. Присаживайся, Като. О себе расскажи.

– Я родился в Шанхае…

– Закинул в море невод – пришёл невод с одной тиной. В другой раз закинул невод – пришёл невод с травой морскою. Третий раз закинул он невод – и понеслась…

***

Кирильчик, привет! Можно я расскажу тебе одну историю? Только не смейся и не спеши реагировать. Пожалуйста! Я понимаю, что она не покажется тебе оригинальной или исключительной. Столько уже придумано на эту тему, столько написано… А сколько фильмов снято! Но всё же… Понимаешь, я не могу тебе не рассказать. Ведь это было по-настоящему. Здесь. Вот в этой самой реальности, в которой я сейчас с тобой говорю. Ничего мистического, никакой фантастики. Самая что ни на есть жизнь. И, если я что-то и придумал, то так… пустяки, мелочи. То, что решающего значения не имеет. Главное – истинная правда. Вот, послушай!

Попалась мне однажды – разумеется совершенно случайно – старая фотография. Точнее, их было несколько. Все сняты в одно время – лет этак двадцать пять назад. Мы ещё желторотые студенты, только поступили в театральный, радости…через край. Смешные все, наивные. Милые. В общем, смотрю на очередное фото и вижу Маринку… Лебешеву. Сокурсницу, как понимаешь. Она талантливая, кстати, была. И красивая, как Барбара Брыльска в молодости. Так вот Маринка чего-то там изображает, не важно что, но я вдруг понимаю, что оторваться от фотографии не могу. Смотрю и смотрю. И чем дольше смотрю, тем больше она меня затягивает. Странное дело, думаю, что за…ерунда! Тряхнул головой, проморгался . Глянул по новой – фото, как фото. Ладно, отложил. И вдруг, в какой-то момент – я не усёк как это произошло – вижу будто бы кино, со стороны. Ну, вернее, нечто похожее на кино. Ряд последовательных картинок. Вот прямо вокруг себя, не в конкретном месте. Вижу то время, что только что на фотографиях было. Вижу себя. Ребят. Маринку вижу тоже. Потом, смотрю как я ей предложение делаю. Она соглашается. Потом тот проклятый день, когда я педагогов послал, после чего меня отчислили. Но штука в том, что отчисления я не видел. Его не было. Пожурили меня, вошли в понимание ситуации, не захотели молодую семейную пару разбивать, в общем, оставили в институте. Дальше гляжу, что учусь. Добираюсь до конца, получаю диплом. Потом почти сразу рождается первый ребёнок. Мальчик. Я вскорости бросаю профессию и начинаю писать. Вроде получается – печатают. Потом рождается девочка. Маринка работает более-менее успешно. Довольна. А я – тот, что там, в кино – гляжу, тоскую. Какой-то грустный. И с каждым кадром всё смурнее и смурнее. Да, забыл сказать…я перед тем, как заметил смурность эту, завидовать стал тому себе. Думаю, вот ведь как могло бы быть. Как замечательно всё могло бы сложиться. Получше, чем сейчас… И так я позавидовал, что поплохело мне. И несмотря на всю необычность происходящего, взял да и разметал кино это… В каком смысле разметал? Да так – руками, как дым развеял всё, и оно и пропало, растаяло. Но это ещё не всё, погоди!.. Ходил я расстроенный с неделю где-то, или около того. Вдруг, тоже ни с того, ни с сего, слышу будто зовёт меня кто-то. Сначала подумал, что всё, приехали – депрессняк выдаёт уже галлюцинации…слуховые. Потом прислушался и оказалось, что это двойник мой, которому я позавидовал, меня вызывает. Я, конечно, не поверил. Один, другой раз послал его. А он возьми да появись. Как то кино. И вот он мне и говорит. Вот, говорит, ты мне позавидовал, а ведь я теперь думаю, как было бы здорово, если бы всё сложилось иначе… Ну, вот, хотя бы, как у тебя… Я говорю, так ты что, мою жизнь тоже видишь, как я твою? Он говорит, конечно, мол. И очень отчётливо. Интересно, говорит, у тебя всё проходит. Через задницу, правда, но интересно. Вроде как, в результате, и правильно получается…

Вот так. На том и расстались. И больше ни он, ни кино его не появлялись. А я перестал завидовать. Думаю, он тоже…

Ну, как тебе история?

Напомню, что ничего не пью, не курю, не укалываюсь. Сознание ясное…

***

– Не отдаляйся от меня! Ты должна преодолеть теперешнее состояние! Хорошо?

– Хорошо!

– Постараешься?

– Постараюсь! Это всё, что я могу сказать! Что я могу сделать! Я не волшебница!

– С тобой всё будет хорошо! Мы все вместе тебе поможем! Мы используем все способы!..

– …Вы смотрите программу Кончерто Гроссо! Меня зовут Константин Лаевский…

– Простите, есть проблема?

– Небольшая! Ты больше не руководитель спутниковых телеметрических систем. Ты даже здесь не работаешь. На прошлой неделе с тобой расторгли контракт. Разве ты не сдал ключи и компьютеры? А пропуск?..

***

Привет, дорогой брат! Как ты там, в горах? Здоров? Как семья, дети? У меня всё хорошо. Пишу тебе вот почему… Не пугайся, а впрочем, ты ведь не из пугливых, насколько я помню:) Мне сегодня приснилась твоя мама. Мы почему-то были врачами. В операционной. Она оперировала, а я ей ассистировал. Операция какая-то сложная была. Я не запомнил что именно мы делали, но делали долго и мучительно. Неожиданно твоя мама остановилась, в самый ответственный момент, покачнулась и стала медленно оседать. Причём у неё зажим в руке и я не вижу поставила она его или нет. Я успеваю обежать стол и подхватить её. Щупаю пульс – она без сознания. Все в недоумении и ужасе, я успокаиваю – говорю, что это всего лишь потеря сознания. А сам-то тоже занервничал – кто операцию будет заканчивать, если… В общем, удалось привести твою маму в чувство и она всё сделала, как надо, а я всё время наблюдал и за приборами и за нею. И главное, не проснуться никак было. Так долго-тягостно всё проходило. Я вот только сейчас, под вечер, как-то разогнал остатки этого сна. Решил тебе отписаться. На всякий случай. Ты смотри там внимательно, приглядывай за мамой своей. Передавай ей большой привет от меня! Да…тютя…ничего ей-то не рассказывай, понял? А то я знаю тебя, вывалишь всё, как есть! Короче, давай – информацию принял, усиль бдительность! Проверю! (Не знаю, правда, как – просто хотел тебя напугать:)) Всё, прощаюсь! Ноут мой сейчас «сядет»!

Пока, братик!

***

– …они у вас всё время будут чистенькими, тогда вы имеете право требовать, чтобы это было чисто, бело…красиво, дорого, богато, но то, как вы себя позиционируете. Но, безусловно, дресс-код очень сильно входит в имиджевую составляющую, ну а с точки зрения поздних звонков, есть просто разные должности…вот, там, есть люди, которые, с девяти до шести, вот, операционистка, там, с девяти до шести, или, там, продавец, с девяти до шести, но если…

 

– А статую куда?

– А для этой статуи мы найдём крепость побольше! В приложении Дом-клик!..

– …грамотно…э-э-э…обеспечивать комфорт вашему телу.

– Да, для весны, мне кажется, это идеальный вариант. Посмотрите, и нарядный, да? Шикарный пуловер. И, конечно же, согревающий и мягкий, подстраивается под фигуру и цена привлекательная – три тысячи триста девяносто рублей…

***

Папа, здравствуй! Спасибо, что так быстро ответил на моё предыдущее письмо. Хочу сказать, что несмотря на последние события, у меня всё хорошо и я нисколько не жалею о том, что произошло.

Ты спрашиваешь, как могло случиться, что меня уволили. Конечно, для тебя это неожиданность, ты же не был «очевидцем» моей славной деятельности:)

Я в общем-то тоже не ожидал такого поворота. Но, знаешь, по здравом размышлении, и бросив, так сказать, ретроспективный взгляд, я пришёл к выводу, что к тому всё и шло…

Ну, сам посуди… Во-первых, я никогда не был суперценным работником. Хотя сперва меня тщательно проверяли (приезжали на мою прежнюю работу, тайком подглядывали). И даже начал я хорошо – так, что испытательный срок для меня отменили. Но это поначалу. Потом же меня постоянно не покидало ощущение, что мною тяготятся, что я раздражаю подспудно (не знаю уж чем), и это раздражение копится день ото дня и когда-нибудь обязательно прорвётся. Вот и прорвалось… Тем более, что тому предшествовала и кража в мою смену, и разбивание вдребезги дорогущего стеклянного стола, и подряд опоздания на работу и, самое “страшное” – я ведь однажды поругался с хозяевами – что во веки веков недопустимо ни под каким предлогом и ни по какой причине. Но тем не менее это произошло, причём также по неудачному стечению обстоятельств – и я был уставшим, и хозяева откуда-то приплыли сердитые и, разрази его гром, этот горшок несчастный для цветов неудачно попался – всё один к одному, короче психанул я и осмелился возвысить голос на благодетелей наших. А они этого, как мне объяснили братья по разуму, терпеть не будут и могут воспоследовать непредсказуемые действия, которые впрочем вполне себе предсказуемы – никто убивать тебя, мол, не будет, но можешь смело собирать вещички… И после всего этого, я попросился в отпуск, а хозяева сделали вид, что озабочены моим психологическим состоянием и не просто не возражают, а настоятельно согласны с моей просьбой и отпускают меня с наилучшими пожеланиями наилучшего отдыха. Кстати, в тот момент об увольнении и не заикался никто. Я на голубом глазу решил, что тучи пронеслись мимо и уехал расслабляться. А когда прибыл и надеялся оставшиеся деньки провести с бОльшим оттягом (прости за выражение), выяснилось, что как только я уехал, я тут же перестал быть сотрудником «Уэльса». Всё. Об этом я узнал когда мне надо было назавтра выходить на работу, а я позвонил Игорю, своему коллеге, чтобы узнать когда именно выходить. А Игорёк мне вдруг трагическим голосом и сообщает, что я уже не при делах. В тот момент это, конечно, неожиданно прозвучало. Я даже расстроился поначалу. А сейчас вот думаю – да логично всё, правильно. Надо было раньше вникать и подстраховываться. А то теперь нужно срочно подрываться и бежать что-то выискивать взамен. Печалит только то, что такой работы (в смысле зарплаты) сейчас днём с огнём не сыщешь. Я буду пробовать, разумеется, но шансы невелики. Ты, наверное, опять спросишь – почему? Но не хочу сейчас вдаваться в подробности – долго выйдет.

Знаешь, самое главное, что за всем этим меня интересует – я что, как нынче говорят, лузер, что ли? Почему это всегда со мной происходит? У меня складывается впечатление иногда, что хуже меня никого нет. Никого неудачливее, тупее. Никто так не раздражает окружающих, как я. На мне что, кто-то тренируется? Как на крысе. А я и не замечаю – бегаю по лабиринту и нажимаю на одни и те же педальки. А они только что для мелкого удовольствия предназначены. Мне что ничего стоящего не светит, так получается? Я ведь вроде не совсем никчёмный человек?..

Ладно, пап, прости, что загружаю нытьём своим. Ты главное, сам держись, не сдавайся упадническим настроениям – я знаю, ты любишь новости смотреть, там тьма поводов опустить руки и поныть.

Не болей, жду от тебя писем!

Пока-пока! Твой Андрей.

***

– …самые популярные хобби в СССР. Ну, в общем, нам накидали там больше ста вариантов, я не всё, конечно, успеваю…озвучить – фалеристика, огородничество, киномания, любительская фотосъёмка и проявка…домашняя, почтовые марки, алкоголизм, меломания, настольные игры, макраме, плетение из капельниц, рыбалка и ещё страшное количество, выбирать из них вы можете на протяжении всей недели на нашем сайте…

…для ОБЖ нет детей потому что у него всё по технике безопасности. Смейся вместе с нами на Юморе!..

– …воздействие отворота. Ну и крайне нелогично на себя так влиять.

– Ритуалы, которые направлены на отворотные действия и разрыв отношений, они всегда более действенны и более сильные, чем любые приворотные ритуалы. Потому что когда человек испытывает страдания от отсутствия объекта любви и отношения уже прекратились в физическом мире и остаётся эмоциональная боль…

***

Стекло. Чисто вымытое. Совсем недавно. Буквально меньше недели назад. Хорошо, что успел до начала дождей – Андрей разглядывал водяные бусинки на окне. Не стал прислоняться, как обычно, лбом к стеклу – жалко портить свой труд – останутся пятна. Сначала, правда, их не будет видно, зато потом, когда например, в комнате светло, а за окном тёмный вечер, эти пятна расцветают во всей красе. И смотреть стыдно, и жаль потраченных сил, потому что мыть окна он не любил. Делал это когда уж совсем прижимало – когда мать так уже окончательно достанет, что легче сделать и забыть до следующего раза. Было несколько вещей в бытовой жизни, от которых Андрей не просто не получал удовольствия, но ненавидел их всей душой, точнее телом. Первое – заправлять одеяло в пододеяльник, а второе – мыть окна. Было ещё и третье – вешать занавески. Но это последнее было вычеркнуто из списка – Андрей приобрёл стремянку – лёгкую, алюминиевую, удобную – и теперь можно было ненавистное дело сделать с относительным комфортом. А вот мытьё окон самое худшее из занятий – мокрое, грязное и хлопотное. Да вдобавок опасное…на девятом этаже. Однако Андрей надеялся, что как и в случае со стремянкой, он всё же придумает что-нибудь, что примирит его с этой «оконной повинностью».

Он приблизился к стеклу, так чтобы не затуманивать его дыханием и наблюдал за прозрачными капельками. Их было много и все они были живые. Каждая вела какую-то свою жизнь, на первый взгляд, отдельную от остальных. И каждая жизнь не была долгой. Некоторым каплям удавалось оставаться в одиночестве до конца. Другим приходилось объединяться с такими же каплями, некоторые из которых прибегали сверху, некоторых швыряло с неба неожиданно и объединение происходило молниеносно. Тогда объединённая капля становилась больше, тяжелее и быстро начинала скатываться вниз по стеклу, по пути умножаясь встреченными одиночками и ускоряя свой спуск. В конце пути капля какой бы большой она ни была, растворялась в общем потоке и совершенно терялась в нём безо всякого следа. На места ушедших капель, доставленные неведомой силой, прилетали новые и на время закреплялись на стекле. Андрей отметил про себя, что когда окно грязное счастливчиков, задержавшихся на стекле меньше, но живут они дольше. Пыль и грязь образовывали естественное препятствие для движения и капли, наливаясь и мутнея, с большим трудом преодолевали предназначенный им путь вниз. После них оставались очищенные дорожки, как после ледокола чистая вода для остальных судов. А ещё немытое окно хранило на себе следы бывших на нём капель. Это когда дождь заканчивается и окно высыхает на солнце. Тогда отчётливо видны следы движения или неподвижного пребывания на нём капель воды. Сейчас же стеклянное поле жизни было свежевымытым и дождь частым, а потому гостей прилетало всё больше и всем хватало места. Или почти всем – Андрей заметил, что некоторым не везло и они сразу же отлетали неизвестно куда, так ничего и не успев. То ли были они слишком малы, то ли разгонялись слишком… Если бы дождь был сильнее, то на стекле оставались бы ручейки. Или лучше сказать, водяные змейки – длинные предлинные сообщества, каждый участник которых без колебаний отдавал свою энергию для продолжения общего движения. Наверное им хорошо, думал Андрей, – все в результате сливаются в единое целое, в то, что мы называем просто водой и куда-то текут дальше все вместе, будучи одним. Это было совсем не тоскливо, даже забавно. Вот кому не позавидуешь, так это одиночкам, которых никто не присоединил к своему движению. Они оставались до последнего в одиночестве и медленно высыхали, уменьшаясь в размерах, чтобы потом совсем исчезнуть не продвинувшись даже на миллиметр. Правда, они также иногда оставляли свой след – такое кругленькое ничто с тонким ободком и пустотой в середине.