Читать книгу: «Мореплавания, изменившие мир. История кругосветного парусника по имени «Эдвин Фокс»», страница 5

2. Кули

Гавана, Куба, 1858 год

Утром 19 марта 1858 года «Эдвин Фокс» прошел мимо щербатых желтовато-серых зубчатых стен Эль-Морро. Великолепная, раскинувшаяся на большом пространстве крепость была построена в XVI веке для предотвращения пиратских набегов и стояла на страже у входа в кубинскую столицу, где через устье гавани была протянута массивная цепь. Ее было видно на многие мили вокруг, и команда была бы рада увидеть Эль-Морро после столь длительного плавания.

Если бы «Эдвин Фокс» прибыл после захода солнца и вечернего выстрела пушки, он провел бы ночь снаружи, ожидая утреннего выстрела и поднятия знака, разрешающего войти. Капитан Джозеф Фергюсон и его команда, корабельный врач Томас Гвин и китайский переводчик Айам восхищались маяком и, возможно, размышляли о батареях, охранявших одну из самых богатых колоний в мире, которую испанцы называли «Жемчужиной обеих Индий». По мере продвижения они видели шпиль собора Сан-Кристобаль, где покоились останки Христофора Колумба, дома, окрашенные в яркие тропические цвета и увенчанные тускло-красной черепицей, и, казалось, бесконечные каменные стены, которые испанцы возводили более трех столетий. Они также в изумлении рассматривали и более современные чудеса: железную дорогу, по которой доставляли обработанный сахар прямо в огромные портовые сооружения компании «Регла уэрхаус» – одно из крупнейших чугунных зданий в мире¹⁴⁵. Они видели лес мачт (и редкий среди них пароход) с флагами Великобритании, Бразилии, Франции, Голландии, Испании, Соединенных Штатов и множества других стран – целый «мир судоходства», более 4000 судов в год, то есть постоянное присутствие в порту огромного флота, который экспортировал более трети всего мирового сахара. Затем они встретились с чиновниками: сначала с санитарным инспектором, а позже – с таможенником. Они сидели в небольших лодках под навесом, пока их везли на встречу с капитаном Фергюсоном, чтобы проверить судовой манифест.

Те, кто сидел в тесных нижних палубах, ничего этого не видели, а яркое солнце, приносящее тепло поздней кубинской зимы, было скорее проклятием и ничем другим. Их было гораздо больше, чем тех, кто наслаждался видами на палубе, даже если это были лишь взгляды, мельком брошенные во время выполнения обязанностей. Четыре с половиной месяца назад, когда они отплыли из Сватоу (современный Шаньтоу) в Китае, почти в 16 000 миль отсюда, на нижних палубах находилось 309 человек. Теперь их было всего 269, выживших после всех дней и ночей, проведенных в темных, тесных, зловонных помещениях; их пищу вряд ли можно было назвать съедобной, и только опиум приносил хоть какое-то облегчение. Когда через шесть недель корабль вышел из Гаваны, никому из них не предстояло отплыть бы на нем. Они прибыли на Кубу к неизвестным работодателям. Срок их службы составлял восемь лет – если выживут, – согласно контракту, который они подписали дома. Это были наемные рабочие. Это были кули.

Рисунок 2.1. Когда «Эдвин Фокс» прибыл в оживленную гавань Гаваны с 269 наемными рабочими из Китая, то стал участником нового масштабного явления, вызванного запретом работорговли в Британской империи после 1807 года. В связи с запретом владельцы плантаций искали замену рабскому труду. В рамках так называемой торговли кули более двух миллионов человек, в основном из Китая и Индии, подписали контракты на работу в развивающихся, основанных на плантациях экономиках Маврикия, Британской и Французской Вест-Индии, Гайаны, Кубы, Фиджи, Гавайев и Перу. (Источник: «Общий вид на Гавану: С высоты птичьего полета» (Vue générale de La Havane: À vol d’oiseau). Художник Джон Бахманн. Литограф Леон-Огюст Асслино. Париж, около 1860 года. Музей истории в Майами. Шифр: 2004-225-1.)

Люди, которых «Эдвин Фокс» увез так далеко от их дома, были крошечным фрагментом нового огромного явления, порожденного запретом работорговли в Британской империи после 1807 года, отменой рабства в 1833-м и одновременным экспоненциальным распространением плантационных культур, особенно сахара, по всему миру. Британцам рабочие, подписавшие кабальные договоры, заменили освобожденных рабов; у испанцев они дополняли недостаточный завоз рабов-африканцев, которых им обеспечивала подпольная работорговля. По иронии судьбы растущий мировой спрос на африканские продукты привел к росту рабства в самой Африке¹⁴⁶.

Плантаторы и имперские власти находили рабочую силу на кабальных условиях по всему миру, даже в самой Европе, но основным источником стало казавшееся бесчисленным население Индии и Китая. В период 1840–1920 годов около 2 076 000 мужчин и женщин – 386 900 из Китая и 1 336 000 из Индии – подписали контракты на работу в развивающихся, основанных на плантациях экономиках Маврикия, Британской Вест-Индии, Гайаны и Кубы, а также в процветающей отрасли перуанской торговли гуано. Некоторые отправились во Французскую Вест-Индию, на Фиджи, Гавайи и в Латинскую Америку¹⁴⁷.

Существует несколько вариантов происхождения слова «кули». Считается, что оно происходит от слов из языков хинди, тамильского, гуджарати или китайского, обозначающих заработную плату, раба или труд¹⁴⁸. До конца XVIII века так обычно называли поденных рабочих в портовых городах Азии, но в XIX веке коннотация слова несколько изменилась, и его стали использовать применительно к наемным небелым рабочим, которых европейцы вывозили из стран всего мира. В английском, испанском и других европейских языках это слово было спущено сверху сначала как административный термин, а затем как расово окрашенное оскорбление. Так оно использовалось в Соединенных Штатах на протяжении всего XIX века. В конце XX века маврикийский поэт Халь Торабулли попытался лишить слово исторически уничижительной окраски и разработал концепцию «coolitude»¹⁴⁹ как способ выражения гордости за культуру южноазиатской диаспоры, созданную торговлей кули¹⁵⁰.

В своих имперских владениях британцы долгое время использовали наемный труд на кабальных условиях. Почти половина европейцев, которые отправились в 13 североамериканских колоний до Американской революции, были законтрактованными работниками, как и около 500 000, которые отправились на Карибы до 1840 года¹⁵¹. В 1802 году Уильям Лейман, британский морской офицер, некоторое время живший в Азии, направил правительству предложение ввозить наемных китайских рабочих в Тринидад, который британцы захватили у Испании за пять лет до этого. По словам Леймана, у китайцев было много преимуществ: они «привычны к жаркому климату, бережливы, трудолюбивы и миролюбивы, умелы в работе с тропическими продуктами», особенно сахаром¹⁵². Правительство немедленно приняло предложение Леймана, и в 1806 году – почти в тот самый момент, когда британцы запрещали работорговлю, – в Порт-оф-Спейн прибыла партия китайцев, предназначенных для подневольного труда. В этом эксперименте ключевую роль сыграла Ост-Индская компания, которая затем продолжала вербовать китайцев по кабальным контрактам для территорий, которыми она управляла¹⁵³.

Два основных сектора торговли кули значительно отличались друг от друга. Торговля из Индии проходила в рамках британского имперского экономического бума. Британские агенты вербовали кули, которых перевозили в британские колонии на британских кораблях, а британские чиновники в Лондоне и Калькутте регулировали это предприятие¹⁵⁴. Корабль «Эдвин Фокс» был вовлечен в этот сектор торговли, о чем мы расскажем позже. Такая закрытая система позволяла британцам вести крупнейшую в мире торговлю рабочими по кабальным контрактам и в то же время критиковать подобную торговлю конкурирующих империй как бесчеловечную. Например, Британское и зарубежное общество борьбы с рабством (British and Foreign Antislavery Society), считавшее торговлю кули лишь немного менее отвратительной, чем трансатлантическую работорговлю, сосредоточило свое внимание на тяжелом положении рабочих с кабальными контрактами за пределами Британской империи¹⁵⁵.

Торговля в Китае не имела ограничений. Это было сложное международное предприятие, которым управляли компании со штаб-квартирами в Лондоне, Гаване, Бостоне и других западных городах, и все они имели агентов, работающих непосредственно в Китае.

На этом этапе карьеры «Эдвин Фокс» зафрахтовала компания «Дрейк бразерс энд компани» из Гаваны, также известная как «Дрейк эрманос». Дрейки были известной англо-кубинской семьей плантаторов и торговцев в Гаване и провинции Матансас – главном регионе выращивания сахара в XIX веке. Основатель фирмы Джеймс Дрейк эмигрировал на Кубу в 1790-х годах и женился на представительнице известной семьи дель Кастильо. Дрейки были близкими соратниками богатого нью-йоркского бизнесмена Мозеса Л. Тейлора. Посредник Генри Огустус Койт как-то сказал своему нью-йоркскому работодателю, что «в Гаване нет другого дома, равного этому в ресурсах, уважении и влиянии»¹⁵⁶. Будучи одними из первых участников торговли кули, Дрейки в итоге стали третьим по величине игроком на рынке, импортировав в общей сложности 5638 кули до того, как в 1874 году торговля была прекращена¹⁵⁷. Богатство и влияние семьи распространились и за Атлантику: внук Джеймса Дрейка Карлос Дрейк-и-Нуньес дель Кастильо был постоянным представителем Гаваны в Мадриде. В 1858–1868 годах он заседал в испанском сенате, где усердно защищал интересы кубинских плантаторов¹⁵⁸. В 1868 году в памфлете, адресованном министру по надзору за колониями, он описал себя следующим образом: «Родился в Гаване в одной из старейших семей острова, владею сахарным заводом с почти четырьмя сотнями рабов… Женился в Испании [его жена – родственница Эухении де Монтихо, жены Наполеона III], есть дети, живу в Мадриде и владею значительной сельской и городской недвижимостью по всему полуострову»¹⁵⁹.

Сети китайских агентов и субагентов фактически занимались вербовкой кули. Известные среди китайцев как «вербовщики» и «разведчики» или «брокеры-свиньи» (chuy chay tau), они получали плату за каждого нанятого человека – практика, которая мотивировала их использовать любые средства. Эти разведчики говорили на местных диалектах и разносили новости об эмиграции. Многие имели связи с преступным миром¹⁶⁰. Такие предприятия, как «Дрейк бразерс», не имея собственных кораблей, фрахтовали для каждого отдельного рейса суда, принадлежавшие судоходным компаниям, таким как компания Дункана Данбара, которой и принадлежал «Эдвин Фокс». Наибольшее количество судов, перевозивших кули на Кубу, плавали под французским или испанским флагами, но суда с кули приходили в общей сложности из 16 стран, от таких крупных игроков, как Великобритания, США и Португалия, до более мелких, таких как Чили и Дания¹⁶¹. В целом 30 % китайских наемных рабочих, отправившихся в Латинскую Америку в 1847–1873 годах, перевезли на французских судах, 22 % плыли на испанских судах и по 10 % перевозили британские и американские суда¹⁶². Китайская торговля кули, как описывает ее историк Эвелин Ху-Дехарт, была «ярким примером глобализации или мирового капитализма XIX века. В новой конфигурации знаменитой “треугольной торговли” корабли могли принадлежать любому числу европейских или американских предпринимателей, быть укомплектованы разношерстной командой из представителей разных европейских национальностей, переданы на субподряд всевозможным международным торговцам, перевозящим товары из одной части света в другую»¹⁶³.

Торговля кабально законтрактованными китайцами, по существу, не регулировалась. Британские чиновники как в Китае, так и в Лондоне пытались регулировать ее, но столкнулись с ожесточенным сопротивлением со стороны британских торговцев¹⁶⁴. Великобритания и Соединенные Штаты все-таки наложили некоторые ограничения на суда, плавающие под их флагами, а Испания установила правила, регулирующие деятельность кули. Китайское правительство до 1860 года отказывалось не только регулировать, но даже обсуждать этот вопрос, поскольку эмиграция противоречила китайскому законодательству. Пекинская конвенция, положившая конец Второй опиумной войне, вынудила китайское правительство признать право своих подданных на эмиграцию, после чего было предпринято несколько вялых попыток ввести регулирование¹⁶⁵.

Торговля кули прекратилась в 1870-х годах. Множащиеся разоблачения в международной прессе – обвинения, подтвержденные иностранными дипломатами, – побудили китайское правительство направить комиссию на Кубу, чтобы расследовать дело. В начале 1874 года вооруженная анкетой, составленной Робертом Хартом, генеральным инспектором Китайской императорской морской таможенной службы, комиссия отправилась из Вашингтона в Гавану. Возглавляемая Чэнь Ламбинем, руководителем Китайской образовательной миссии в США, она в течение двух месяцев собрала на Кубе показания примерно у 2800 кули, что легло в основу разгромного отчета, представленного в октябре 1874 года¹⁶⁶. Отчет, написанный на китайском языке с переводом на английский и французский, получил широкую огласку в прессе как в Китае, так и за рубежом. Испанские протесты не вызвали сочувствия у других западных дипломатов в Китае, и Испания согласилась на переговоры с Китаем под эгидой пяти крупнейших западных держав. Переговоры завершились в ноябре 1877 года подписанием соглашения, формально прекращавшего эту практику¹⁶⁷.

В то время торговля кули, особенно за пределами Китая, широко осуждалась как реинкарнация рабства. Начиная с книги Хью Тинкера «Новая система рабства» (A New System of Slavery), изданной в 1974 году, западные историки широко разделяли эту точку зрения. Франклин Найт, например, описывал китайский труд на Кубе как «рабство во всех социальных аспектах, кроме названия»¹⁶⁸. Китайские историки давали такую же оценку, однако с некоторым уклоном: они представляли торговлю кули как еще одно проявление западного империализма, и в этой ситуации кули – наряду с Китаем в целом – были беззащитными жертвами¹⁶⁹. Некоторые оспаривали такие взгляды, например Дэвид Нортрап видел некоторое сходство между трудом по кабальным контрактам и рабством, но считал, что если принять во внимание их мотивы и действия, то эти наемные рабочие скорее походят на миллионы европейцев, которые свободно мигрировали в те годы¹⁷⁰. Ричард Аллен пошел еще дальше. В весьма значимом эссе он призвал историков ценить деятельность китайских кули и сосредоточить внимание на том, какой они сделали вклад в развитие общества на их новой родине, несмотря на репрессивную систему, которая привела их туда¹⁷¹.

Эвелин Ху-Дехарт утверждала, что после окончания первоначального трудового договора жизнь китайцев сильно отличалась от жизни рабов, поскольку они «в своей, той же самой жизни обретали полную личную свободу в кубинском обществе»¹⁷². Несмотря на то что при вербовке агенты часто прибегали к принуждению и обману, китайские рабочие имели гораздо больше свободы действия при принятии решения, садиться ли на западный корабль, чем порабощенные африканцы. Тем не менее по прибытии на Кубу с китайскими кули обращались почти так же, как с рабами, вместе с которыми они обычно работали. Более того, после 1860 года резолюцией испанского Государственного совета им официально было отказано в возможности стать свободными жителями, хотя формально их всегда называли «колонистами».

Задолго до того, как «Эдвин Фокс» отплыл с грузом так называемых кули, испанцы и другие европейцы в 1840-х годах повернулись в сторону Китая, где обнаружили уже устоявшуюся культуру зарубежной трудовой миграции и стали рассматривать ее как решение проблемы нехватки рабочей силы в своих империях. Они также обнаружили готовую китайскую инфраструктуру, способствующую транспортировке и даже поощрению подобной эмиграции и сопутствующего ей контрактного найма, которая охватывала города и деревни вдали от побережья. Сочетание факторов подстегнуло эту применявшуюся десятилетиями практику. Население Китая увеличилось с 270 миллионов в 1779 году до 380 миллионов в 1850-х. Страна столкнулась с нехваткой земли; количество обрабатываемых земель в те годы увеличилось вдвое, однако количество доступной земли на душу населения фактически сократилось, особенно в провинциях Гуандун и Фуцзянь. Ситуацию усугубляли стихийные бедствия, такие как засуха и наводнения, повторяющиеся эпидемии холеры, начавшиеся в 1817 году, политическая нестабильность и частые восстания, а также нарастающая дестабилизация, вызванная торговлей опиумом. Китайские семьи приспособились к ситуации и отправляли молодых людей на временную работу куда-нибудь в другие места. Ожидалось, что они будут посылать деньги домой, а взамен сохранят за собой полную долю в семейном имуществе¹⁷³.

Бо́льшая часть этой трудовой миграции происходила внутри страны, но для жителей южного побережья, отделенного от внутренних районов высокими горами, Наньян (или Юго-Восточная Азия) вскоре заменил эти районы. К 1830 году здесь жили и работали до миллиона китайских рабочих¹⁷⁴. Ряд «ключевых префектур» стали отправными точками, в том числе Теочу в провинции Гуандун с портом в Сватоу¹⁷⁵. К началу XIX века многие из эмигрантов путешествовали в рамках так называемой системы «билет в кредит». Не имея возможности оплатить проезд самостоятельно или найти друга или члена семьи, который мог бы это сделать, эмигранты брали в долг у вербовщика или у капитана джонки, которые в свою очередь продавали долг работодателю в порту прибытия. В 1852 году Чарльз Винчестер, дипломат из британского консульства в Сямыне, другом крупном пункте выезда, описал систему:

Посредники китайского происхождения, обосновавшиеся за границей, договариваются с землевладельцами о том, что доставят определенное количество рабочих на обратном пути, а также расскажут своим семьям и в соседних деревнях, что готовы обеспечить проезд для определенного количества рабочих. Соглашение обычно заключается в том, что в обмен на бесплатный проезд посредник имеет право пользоваться услугами эмигранта в течение года. Это, безусловно, приносит ему хорошую прибыль от суммы, затраченной на проезд, которая варьируется от восьми до 16 долларов, в зависимости от пункта назначения – Сингапур, Пинанг или Батавия. Право год пользоваться услугами мальчиков, прибывающих из Китая, может быть куплено европейцами в проливах за небольшую сумму в размере стоимости проезда¹⁷⁶.

Это был чисто китайский бизнес от начала и до конца, хотя к 1840-м годам некоторые эмигранты путешествовали по билетам, купленным в кредит, на более крупных и быстрых европейских судах, таких как «Эдвин Фокс».

Но почему далекая Куба стала основным пунктом назначения для китайских рабочих-кули? Остров находился в центре все еще процветающего имперского проекта. В 1855 году испанская колония обеспечивала более 30 % мирового производства тростникового сахара; к 1860-му доля возросла до 40 %¹⁷⁷. Производство сахара на Кубе зависело от рабского труда. Несмотря на то что в период с 1840 по 1867 год плантаторы импортировали более 200 000 рабов-африканцев (даже после того, как в 1817-м Великобритания заставила Испанию подписать договор об отмене работорговли), им требовалось больше рабочей силы для удовлетворения спроса в этой процветающей отрасли. С рабочими, хотя они фактически и не были рабами, обращались так, как если бы они были порабощены¹⁷⁸. Решением был кабальный труд, и, прежде чем облюбовать Китай, кубинские плантаторы экспериментировали с рядом источников, включая Канарские острова и Галисию в самой Испании, Манилу, Полинезию, Сингапур, Вьетнам и даже использовали военнопленных после восстания 1848 года на Юкатане. В 1847 году прибыли первые китайские рабочие по кабальным контрактам, но противодействие гаванских работорговцев и падение цен на сахар спровоцировали приостановку торговли до 1852-го¹⁷⁹.

Поначалу, когда кубинские плантаторы учились обращаться с новой рабочей силой, возникли некоторые трудности. Феликс Эренчун, автор знаковой энциклопедии об острове, в 1856 году писал, что китайцы «были представителями развитой цивилизации» и с ними нужно было обращаться иначе, чем с африканскими рабами, чтобы предотвратить «убийства, мятежи и восстания <…> частые на некоторых плантациях». Проблема, по его мнению, заключалась в нехватке компетентных переводчиков¹⁸⁰. Франсиско Диаго, один из первых плантаторов, использовавших кабальный китайский труд, согласился с этим мнением, но опыт его семьи был положительным. Китайцы, которые выживали за счет «чрезвычайно дешевого риса <…> в самом деле обеспечивали очень дешевую рабочую силу, которая позволяла компенсировать нехватку рабов на наших фабриках»¹⁸¹. Они действительно оказались дешевыми: в 1855–1860 годы один кули в среднем стоил 370 кубинских песо, тогда как средняя цена раба составляла 580 песо¹⁸². В 1857 году, всего через пять лет после возобновления торговли и в год, когда «Эдвин Фокс» отправился в плавание с поставкой кули, Педро де Сулуэта, крупнейший плантатор, отметил, что без китайских рабов-контрактников «производство сахара быстро сократится»¹⁸³. Как оказалось, резкий рост цен на сахар в том году спровоцировал всплеск импорта кули. В 1858 году, когда «Эдвин Фокс» прибыл в Гавану, на Кубе высадилось второе по величине число кули – 13 384¹⁸⁴.

Ввоз кули, возможно, решил проблемы плантаторов, но у испанских имперских властей возникли новые проблемы¹⁸⁵. Начало торговли кули пришлось на трудный для Испании момент: с одной стороны, в 1844 году возникла угроза восстания рабов, с другой – у властей все большее опасение вызывала возможность восстания белого населения, которое хотело присоединиться к Соединенным Штатам¹⁸⁶. Испанские чиновники, выстроившие свой контроль над колонией на «балансе рас», вскоре задались вопросом, что означает ввоз китайских рабочих для их политики. Этим вопросом занялся действенный Государственный совет¹⁸⁷. «Изменит ли равновесие стабильная и неопределенная китайская иммиграция? – спросил совет. – Поскольку на этом острове зреют заговоры врагов Испании и так как, к сожалению, его жители разошлись во мнениях и разделились на фракции, к кому из них присоединится новая раса, или азиатское население, в дни конфликта и опасности?»¹⁸⁸ После продолжительных дебатов совет постановил, что, поскольку они не католики, поскольку в основном миграция, состоящая исключительно из мужчин, приведет к межрасовым бракам с афрокубинскими женщинами и поскольку китайцы не белые, а «новая раса», то, если разрешить им осесть здесь, это «нарушит равновесие [и] подвергнет страну беспорядкам и потрясениям, которые могут превратить ее в руины». Однако, учитывая безотлагательную потребность сахарной промышленности в рабочей силе, было принято решение обращаться с китайцами как с временными рабочими, которые с правовой точки зрения не являются рабами, но во многих отношениях неотличимы от них¹⁸⁹. Эти рассуждения привели к появлению в 1860 году новых правил, которые запрещали китайцам оставаться на острове после истечения срока контракта, если они не подпишут новый¹⁹⁰.

«Эдвин Фокс» пришлось переоборудовать, чтобы капитан Фергюсон смог отправиться в Сватоу и забрать человеческий груз. Пока велись работы, судно оставалось в Гонконге¹⁹¹. На нижних палубах были размещены койки – по размеру чуть больше, чем ряд полок шириной 6 футов, которые шли по двум сторонам корабля, с небольшим бортиком на торце, чтобы пассажиры не соскальзывали, но отдельные индивидуальные места ничто не разделяло. На главной палубе установили бортовые кухни, а для улучшения вентиляции сделали дополнительные бортовые порты¹⁹². Зловещее впечатление оставляли входные люки, закрытые железными решетками, и заграждения 8 футов в высоту с железными шипами поверху, тянущиеся от поручня до поручня. Корабль, возможно, даже был вооружен 16-фунтовой пушкой¹⁹³.

Такие изменения могли быть чрезвычайно дорогими. Томас Бедфорд, судовой плотник, который руководил работами на американском судне «Кейт Хупер» в то же время, когда переоборудовали «Эдвин Фокс», подсчитал, что это стоило 12 000 долларов, что эквивалентно примерно 355 000 долларов в сегодняшних ценах¹⁹⁴. При водоизмещении 1488 тонн судно «Кейт Хупер» было намного больше «Эдвина Фокса» и перевозило вдвое больше китайских пассажиров, но подготовка меньшего судна все равно требовала значительных затрат. Тем не менее ожидаемая прибыль гарантировала надежность вложения. В 1855 году британский морской офицер Генри Мюррей утверждал, что импортеры получали 14 фунтов за каждого кули; 19 лет спустя корреспондент New York Times Джеймс Дж. О'Келли сообщил, что 900 китайских рабочих, прибывшие на судно, которое он посетил, обошлись импортеру в 50 000 долларов, а проданы были за 450 000 долларов, что намного превзошло «самые процветающие дни работорговли»¹⁹⁵.

Некоторые торговцы кули были бесцеремонны в отношении своего груза и не беспокоились по поводу убыли во время плаваний. В 1860 году один из них хвастался, что даже если половина из 600 кули, которых он нанял, умрет в пути, он все равно получит «потрясающую прибыль»¹⁹⁶. «Торисес, Ферран энд Дупьеррис», крупнейшее агентство по найму кули, определенно не было безответственным и снабжало капитанов и судовых врачей брошюрой о том, как заботиться о китайских пассажирах, находящихся под их опекой. Им следовало уделять особое внимание «диспепсии, цинге, диарее, дизентерии, анасарке или водянке кожи, желудочным лихорадкам, глистам, язвам, офтальмии, анемии <…> нервному воспалению мозга, бреду курильщиков опиума, зуду и перхоти». Они должны также быть готовы иметь дело с теми, кто страдает «исключительно психическим расстройством» из-за «ностальгии или тоске по дому», противостоять чему они могли, «заняв чем-либо его мысли»¹⁹⁷.

Мы должны попытаться пробудить у него амбиции: у китайцев есть естественная склонность к этому, поэтому добиться успеха будет легко. Вы должны дать ему понять, что он приезжает в страну, где заработает денег, и если будет вести себя экономно, то сможет вернуться после истечения срока своего контракта; что он сможет увезти с собой некоторую сумму денег и получит знания, которые пойдут ему на пользу, когда он вернется к семье, и ему больше никогда не будет нужды ее покидать. Переводчик должен объяснить ему все это, не создавая впечатления, что говорит с ним исключительно с целью излечить его от психических переживаний; разговор должен заинтересовать тоскующего по дому человека, и нет сомнений, что новые размышления и его участие в разговоре приведут к разрыву порочного круга мыслей, в которые был погружен его ум и которые держали его в состоянии бездействия или по крайней мере угнетения¹⁹⁸.

После того как пассажир приходил в себя, его следовало поощрять «делать гимнастику» и принимать пищу¹⁹⁹.

Такие меры безопасности были необходимы. Мятежи произошли в 68 из 700 экспедиций по доставке кули на Кубу и в Перу, в них погибло 4000 китайских пассажиров, 200 моряков и 11 капитанов. Эти цифры были почти идентичны количеству погибших на судах, перевозивших рабов по Среднему пути²⁰⁰. Риски в этих походах означали, что моряки при перевозке кули получали более высокую заработную плату, чем те, кто занимался торговлей чаем²⁰¹. Большинство мятежей происходило в течение нескольких дней после отплытия или по мере приближения судов к Зондскому проливу между островами Ява и Суматра. Критики торговли кули того времени изображали эти мятежи как спонтанные восстания. Некоторые из них были спровоцированы капитанами, требовавшими, чтобы кули обрезали косички, но после 1850-х годов многие из них были организованы людьми, включая пиратов и бывших пиратов, которые намеревались грабить суда. А когда мятежи оказывались успешными, как это иногда случалось, корабли сажали на мель у берега и грабили²⁰².

На американском судне «Кейт Хупер», которое вышло из Макао 15 октября 1857 года с 652 китайскими рабочими на борту и прибыло в Гавану 12 февраля 1858 года, неоднократно предпринимались попытки мятежа²⁰³. Члены экипажа, часть из которых позже говорили, что не стали бы наниматься на судно, если бы знали, что груз – кули, стояли на страже, вооруженные мушкетами. Проблемы назрели уже дня через четыре, но экипажу удалось заставить китайских пассажиров, которые заявляли, что они должны были плыть в Сан-Франциско, а не на Кубу, спуститься в трюм. Еще больше проблем возникло, когда 17 дней спустя судно проходило через пролив Гаспара в Южно-Китайском море. Кули снова принудили спуститься в трюм, но на этот раз они подожгли солому из матрасов. Затем экипаж накрыл люки брезентом, что заставило кули потушить пожар. На следующее утро кули сломали рамы коек и фонари и устроили больше возгораний. Команда снова накрыла люки брезентом. Вскоре после этого китайские пассажиры попытались силой открыть люки и устроили еще больше пожаров. Команда снова закрыла люки. В этот момент первый помощник Фрэнсис Боуден убедил некоторых кули выдать главарей, пообещав, что им снова разрешат подняться на палубу. Пятеро были казнены, одного из них связали, бросили за борт и расстреляли. Четверых других выпороли, а 18 человек заковали в кандалы на оставшуюся часть пути, продолжительность которого была сокращена: команда была истощена, и судно зашло в Батавию, где вице-консул США помог капитану Джону Дж. Джексону нанять еще матросов. Больше проблем не было, вот только капитан Джексон, который значительную часть путешествия болел, умер вскоре после отплытия из Батавии и был похоронен в море²⁰⁴.

«Эдвин Фокс» взял на борт человеческий груз в Сватоу. Расположенный примерно в 180 милях к северо-востоку от Гонконга, где река Хань впадает в Южно-Китайское море, город долгое время был основным пунктом отправления жителей региона, направлявшихся в Наньян, преимущественно в Сиам. В 1830-х годах большинство из 80 или около того джонок, которые перевозили наемных рабочих в Бангкок, отправлялись из Сватоу²⁰⁵. Рыбацкая деревня с населением несколько тысяч человек также стала центром для западных торговцев опиумом, включая «Джардин энд Мэтисон», ведшую крупномасштабную деятельность в регионе и рассматривавшую участие в торговле кули как следующий логичный шаг (один незаконный бизнес сменял другой)²⁰⁶. Некоторые видели потенциал Сватоу для законной торговли. Даже Чарльз Бернс, пресвитерианский миссионер, прибывший туда в марте 1856 года (что интересно, в китайской одежде), не мог игнорировать коммерческие возможности этого места. Этот «обширный, богатый и густонаселенный район» был «естественным выходом» для предприятий, расположенных во внутренних землях²⁰⁷. Дабл-Айленд в пяти милях от города, где находилась база западных купцов, представлял собой «удобную якорную стоянку для судов, приходящих как с севера, так и с юга»²⁰⁸. Коллега и попутчик Бернса, Дж. Хадсон Тейлор, описывал остров как «небольшое, но весьма безнравственное сообщество иностранцев, занимающихся торговлей опиумом и другими коммерческими предприятиями»²⁰⁹.