Читать книгу: «Мореплавания, изменившие мир. История кругосветного парусника по имени «Эдвин Фокс»», страница 3

К концу 1840-х годов в лесах Атарана стали проявляться признаки истощения, и британцы в очередной раз обратились к поискам новых источников тика для своей постоянно растущей судостроительной отрасли. В 1852 году Великобритания снова объявила войну пошатнувшейся Бирманской империи. Вторая бирманская война обошлась британцам гораздо дешевле. Через девять месяцев после вторжения в провинцию Пегу и захвата Рангуна они объявили об окончании войны без подписания договора. В течение следующих 30 лет тик Пегу будут поставлять для нужд британской судостроительной отрасли по обе стороны Бенгальского залива. Однако к тому моменту тик, добытый в районе слияния рек Виньяу и Зами, уже был отправлен в Калькутту, где его купил Томас Ривз и доставил в свой сухой док на западном берегу реки Хугли.

Верфи «Юнион докс» гудели от бурной деятельности. Рваные ритмы молотков, колотушек и топоров и звучное бормотание человеческих голосов наполняли густой, влажный летний воздух позднего сезона муссонов. Строители корабля «Эдвин Фокс» были разделены на отдельные бригады: одна работала по левому борту судна, другая – по правому. Ранее этим же днем две бригады обменивались добродушными колкостями и заключали между собой пари. Но когда солнце начало клониться к горизонту, напряжение усилилось, так как близился момент, в который должно было выясниться, какая бригада выполнила больше работы за день. Мастера сосредоточились на своих задачах. Судно должно было быть готово через месяц⁷⁸.

Возможно, что Томас Ривз руководил строительством судна и управлял наиболее важными аспектами проекта, но непосредственное руководство бригадами и повседневный надзор за строительством судна осуществлял его главный корабельный плотник. Мы почти ничего не знаем об Уильяме Генри Фостере и еще меньше – о людях, которые своими руками построили корабль «Эдвин Фокс» и придали ему окончательный вид. Фостер родился в 1820 году в семье Питера Фостера, бывшего подрядчика шлюпов Ост-Индской компании. Он несколько лет работал на Ривза до того, как стал руководить строительством «Эдвина Фокса». Он умер чуть более двух лет спустя, 31 января 1856 года, и был похоронен в Калькутте⁷⁹. О бенгальских мастерах, которые строили корабль, мы знаем только то, что это были высококвалифицированные мастера в работе с теслом, традиционным и универсальным инструментом, похожим на молоток, но с острым топором, а не с закругленной головкой. Мы не знаем, откуда они были родом и как долго работали у Ривза. Скорее всего, они отправились в Калькутту в поисках работы, заработок их был непостоянным и в целом скудным. По одному из источников, конопатчики, работавшие на судостроительных заводах Бомбея, могли рассчитывать всего на пять рупий в месяц, хотя Ривз, возможно, платил и более высокую зарплату⁸⁰.

Что мы знаем точно, так это то, что «Эдвин Фокс» был построен по обычным принципам для судна такого типа в середине XIX века. При строительстве двойного корпуса корабля использовались два вида древесины: бирманский тик и сал. Последний, вероятно, добыли в районе реки Нармада в Центральной Индии. Сал, плотная, тяжелая древесина, способная выдерживать огромные нагрузки, по внешнему виду похожа на тик, но не такая прочная и гораздо более восприимчивая к корабельному червю. Таким образом, мастера использовали тик для строительства несущей конструкции судна и тех частей, которые с наибольшей вероятностью будут контактировать с водой: киль, форштевень и ахтерштевень, руль, транец, фартуки, шпангоуты, гаспис, дейдвуд и кильсоны. Тик также использовался для всех балок, внутренней и внешней обшивки, зажимов, деревянных палубных фитингов и ватервейсов. Более прочный сал использовался для внутренних полов, а также для первого, второго и третьего футоксов и верхних брусьев, которые вместе образуют каркас судна, или ребра⁸¹.

Эти суда были построены преимущественно из дерева, однако при строительстве использовалось удивительно много металла. За несколько десятилетий после Наполеоновских войн технология обработки железа значительно улучшилась, и судостроители стали более охотно использовать этот металл. К 1850-м годам кованые железные кницы заменили огромные деревянные брусья, традиционно используемые для корабельных книц – креплений, которые удерживают внутреннюю обшивку по всему судну, присоединяя ее к ребрам, тем самым образуя взаимосвязанный изнутри корпус. Это достижение имело явные преимущества для торговых судов: помимо того, что они оказались прочнее, легче и дешевле старой древесины, железные кницы занимали меньше места, оставляя больше пространства для груза. К сожалению, в Индии до 1860-х годов кованое железо найти было трудно, и «Эдвин Фокс» получил временные крепления. По прибытии в Лондон, после его первого плавания, корабль поместили в сухой док и укрепили 21 парой длинных железных висячих книц, 27 парами висячих книц и аналогичным количеством горизонтальных книц. Позже эти кованые железные кницы укрепили дополнительно, чтобы сделать конструкцию корабля прочнее⁸².

Железо было не единственным металлом, который использовался при строительстве корабля. Днище судна было покрыто валяным материалом, а затем обшито листами из медно-цинкового сплава, известного как желтый или мунц-металл (запатентован в 1832 году)⁸³. Это помогло сократить обрастание – постепенное накопление растений, водорослей, мелких животных и других микроорганизмов на корпусе корабля, увеличивающее сопротивление при плавании, – и в еще большей степени мешало ужасному Teredo navalis погубить судно. Процесс валяния состоял в замачивании смеси джута и шерсти животных (козьей в случае «Эдвина Фокса») в смоле, а затем укладке смеси между корпусом и металлическими листами. Индийские судостроители также уделяли большое внимание закреплению болтов из медного сплава, которые следовало глубоко утопить в обшивке корабля с помощью деревянной заглушки. Ее вбивали в головку каждого болта, чтобы защитить его от коррозионного воздействия воды и воздуха. Использование этих болтов из медного сплава, особенно ниже ватерлинии, было недавним новшеством в судостроении. Такие болты корродировали медленнее, чем железный крепеж, что снижало риск разрушения корпуса судна⁸⁴.

Когда корпус был готов, бенгальские мастера занялись внешним видом «Эдвина Фокса». Пока судно находилось в сухом доке, они покрасили его корпус в черный цвет с широкой белой полосой шириной 21 дюйм, находящейся на несколько футов выше ватерлинии; с каждой стороны они нарисовали по 11 черных имитационных иллюминаторов. Это был стандартный прием для торговых судов: у неподготовленного наблюдателя создавалось впечатление, что судно вооружено и опасно. Они добавили еще кое-что: поперек кормового транца нарисовали два фальшивых окна, что стало дополнением к пяти настоящим окнам «большой каюты» капитана. Ниже аккуратно написали печатными буквами:

Эдвин Фокс

Калькутта

В октябре 1853 года, когда этот этап строительства был завершен, Ривз приказал затопить док, и судно вышло в Хугли. После того как судно спустили на воду, его оборудовали и оснастили. Сначала установили нижние мачты и бушприт, затем бизань и грот-мачты. К ним прикрепили верхние мачты и рею. Наконец добавили утлегарь – заостренный рангоут, отходящий от бушприта, как бивень нарвала, к которому для дополнительной остойчивости и скорости можно прикрепить три-четыре паруса. Крайне маловероятно, что Ривз и его люди использовали бы тяжелую древесину – тик и сал – для верхних частей судна. Стоимость была бы непомерно высокой, а вероятность того, что эти секции упадут на палубу во время шторма, требовала более легких альтернатив. Утлегарь был сделан из подака, разновидности палисандра, который хорошо растет в Тенассериме и Траванкоре в Индии, в то время как мачты и реи были сделаны из гималайского кедра⁸⁵.

Оставалось только прикрепить полный комплект парусов к решетчатой конструкции, возвышающейся как церковный шпиль из воды, и пустить тысячи ярдов веревки на такелаж. «Эдвин Фокс» начал свою жизнь как трехмачтовое судно с прямыми парусами. Стоячий такелаж – фиксированные снасти, которые поддерживают все мачты на парусном судне (в отличие от бегучего такелажа, который является подвижным элементом), – почти наверняка был из пеньковой веревки. Парусная ткань, вероятно, была сделана из джута местного производства, хотя, возможно, что паруса были изготовлены из смесовой ткани – лен и хлопок⁸⁶.

Последний этап строительства занял около четырех недель. К ноябрю судно было готово к осмотру. Томас Ривз, должно быть, испытал полное удовлетворение, увидев завершенное торговое судно, которое бенгальские корабелы и моряки создали под неусыпным надзором самого Ривза и его бригадира Фостера. Это было прекрасное судно, построенное из лучших материалов. И, как оказалось, оно было одним из последних судов такого типа, бороздивших моря. Но, прежде чем оно могло отправиться в мир, рабочим нужно было прикрепить последнюю деталь: с помощью канатов и шкивов они осторожно подняли на нос прочную деревянную фигуру человека в красном пальто, рубашке с высоким воротником, с черным шарфом и в цилиндре. Носовую фигуру прикрепили к передней части судна прямо под бушпритом⁸⁷. «Эдвин Фокс» был готов к отплытию.

После прохождения таможни судно спустилось по реке Хугли в Бенгальский залив, а затем капитан Уильям Салмон направил «Эдвина Фокса» на юго-запад, вдоль восточного побережья мимо Мадраса к мысу Доброй Надежды, чтобы в полной мере воспользоваться зимним муссоном. В Бенгальском заливе ритмы жизни диктовали азиатские муссоны, считающиеся «одним из самых драматичных климатических явлений на Земле»⁸⁸. В результате глобальных атмосферных и океанических закономерностей, таких как Южная осцилляция, и связанных с ней явлений муссоны в XIX веке формировали ежегодный поток торговли и коммерции из Восточной Африки и Аравийского моря в Южный Китай, на Тайвань и в Японию, а также на юг через Индонезию в Северную Австралию (см. карту 1.1). Муссон (от арабского mawsim, что означает «сезон») представляет собой сложную серию погодных явлений, вызванных быстрым нагреванием и охлаждением Тибетского нагорья, что приводит к сезонным переменам направления ветров. В разговорной речи это слово используется для обозначения сильных дождей, приносимых этими ветрами в некоторые части Индии, – в отдельных районах за несколько недель выпадает от 200 до 300 дюймов осадков. С апреля по сентябрь муссонные ветры дуют преимущественно с юго-запада на северо-восток, а затем меняют направление и с ноября по март дуют с северо-востока на юго-запад. На протяжении тысяч лет моряки в Индийском океане зависели от этих ежегодно повторяющихся погодных условий, что приводило к предсказуемым приливам и отливам в торговле, коммерции и миграции⁸⁹. Будучи парусным торговым судном, «Эдвин Фокс» на протяжении всей своей долгой карьеры строил курс в соответствии с этими климатическими колебаниями.

Хотя морская торговля по-прежнему зависела от капризов ветра и погоды, мир торговли все же быстро менялся, когда «Эдвин Фокс» в середине XIX века отправился в первое путешествие. Объемы мировой торговли увеличивались, несмотря на то что инновационные технологии и новые идеологии стимулировали конкуренцию и создавали возможности для одних и новые формы несвободы для других.

Карта 1.1. На протяжении тысячелетий азиатские муссоны диктовали ритмы торговли и миграции в Индийском океане. Муссоны (от арабского mawsim, что означает «сезон») являются частью сложной серии глобальных погодных явлений, которые приводят к сильным ветрам, дующим преимущественно с юго-запада на северо-восток с апреля по сентябрь и с северо-востока на юго-запад с ноября по март. Деревянные парусные суда XIX века, такие как «Эдвин Фокс», синхронизировали свои действия соответственно этим господствующим ветрам, пока во второй половине XIX века не появились надежные океанские паровые суда. (Источник: Картография Билла Нельсона.)

Наполеоновские войны серьезно подорвали торговлю, по крайней мере в Европе, но по завершении войны она быстро восстановилась. Между 1817 и 1865 годами средний годовой рост мировой торговли составил беспрецедентные 3,98 %, а общий объем торговли за этот период вырос в шесть раз. В мировом масштабе рост продолжался до 1914 года, но уже несколько более медленными темпами⁹⁰. В то же время в XIX веке наблюдалась беспрецедентная активизация интеграции мирового рынка товаров широкого потребления. За 70 лет после 1840 года торговля между Европой и Азией увеличилась в пять раз⁹¹.

В характере торговли также происходили изменения. На протяжении всего XVIII века торговлю в мировом масштабе в основном продвигал колониализм, а европейские правительства практиковали политику, известную под общим названием меркантилизм – подход к мировой торговле, основанный на уставных монополиях и приобретении заморских колоний как источников сырья и рынков сбыта для имперских промышленных товаров. Меркантилизм был разработан для максимизации экспорта страны и минимизации ее импорта⁹². В рамках этого мировоззрения национальные правительства были обязаны защищать своих торговцев от конкуренции с иностранными фирмами путем введения торговых барьеров, правил, тарифов и субсидий. Другими словами, торговля была войной иными средствами. А в сочетании с империализмом и колониализмом это была обычная война.

Начиная с 1840-х годов характер торговли начал меняться, поскольку правительства по всему миру постепенно снимали сложные протекционистские ограничения. Эти изменения произошли в результате политических, дипломатических и военных действий, но, как и прежде, путь проложила именно война. Первым и наиболее показательным примером стало нападение Британии на Китай в 1839 году, известное как Первая опиумная война. В XVIII веке Китай создал так называемую Кантонскую систему, чтобы контролировать торговлю с европейцами. В рамках этой системы вся торговля осуществлялась через порт Кантон (современный Гуанчжоу). Благодаря пристальному контролю китайских чиновников европейцы могли заниматься торговлей только при наличии правительственной лицензии, и в этом случае они могли торговать только с членами гильдии китайских торговцев, известной как Гунхан. Кроме того, Китай рассматривал это как особую любезность, что было частью его системы отношений с другими странами. С европейской стороны большинство торговцев принадлежали к уставным монопольным корпорациям, составлявшим ядро европейской торговой практики, таким как британская и голландская Ост-Индские компании.

В конце XVIII века британский импорт китайских товаров, особенно чая и фарфора, быстро рос. Британское правительство безуспешно пыталось убедить Китай ослабить ограничения на торговлю. Их единственным экспортным продуктом, который был нужен китайцам, оказался опиум. Его выращивали в Бенгалии, и до 1834 года Ост-Индская компания имела монополию на продажу опиума Китаю. Экспорт опиума резко вырос с тысячи ящиков в 1773 году до 4000 в 1790-м, 18 000 в 1828-м и 40 000 в 1839-м⁹³. Важную роль в торговле играли новые быстроходные американские и европейские клиперы. Значительное влияние имели и китайские контрабандисты со своими небольшими судами – джонками, известными европейцам как «карабкающиеся драконы» и «быстрые крабы».

Одним из последствий торговли опиумом стало широкое распространение наркозависимости, которая дошла до самого китайского императорского двора. Китайское правительство приняло меры еще в 1796 году, объявив опиум незаконным веществом. В 1839 году после бурных дебатов о преимуществах запрета и легализации Китай решил ввести полный запрет на торговлю опиумом. Император направил в Кантон чиновника по имени Линь Цзэсюй в качестве имперского комиссара с мандатом положить конец торговле опиумом. В июне 1839 года Линь публично сжег более 21 000 ящиков опиума, которые он заставил британцев отдать. Британские купцы призывали к войне. Активнее всех это делала гонконгская фирма «Джардин энд Мэтисон», которая позже зафрахтовала «Эдвин Фокс».

31 января 1840 года Великобритания – или, точнее, британские власти в Индии – объявили войну Китаю (однако еще в сентябре и ноябре 1839 года между британскими и китайскими кораблями происходили вооруженные столкновения). Британские силы включали 19 000 солдат, 7000 из которых были сипаями Ост-Индской компании (уроженцы Индии, нанятые в качестве солдат европейской державой), и первый в мире железный военный корабль – 660-тонный корабль королевских ВМС «Немесис», также принадлежавший Ост-Индской компании. Война закончилась в августе 1842 года, когда британцы оказались у ворот Нанкина. Было убито более 23 000 китайцев и 4000 ранено, тогда как потери британцев составили 69 убитыми в боях и 451 ранеными⁹⁴.

По Нанкинскому договору, подписанному 29 августа 1842 года, первому из тех, что китайцы называют неравноправными договорами, Китай отменил монополию Гунхана, согласился выплатить контрибуцию, передал Гонконг Великобритании, принял фиксированную тарифную шкалу и создал пять «договорных портов» – Кантон, Сямынь, Фучжоу, Нинбо и Шанхай, – где могли жить и работать британские торговцы. Дополнительный Хумэньский договор, заключенный в октябре 1843 года, предоставил Великобритании право экстерриториальности и статус наибольшего благоприятствования. Поддавшись растущему международному давлению, Китай в следующем году подписал аналогичные договоры с Соединенными Штатами и Францией, а в конце десятилетия – с другими европейскими странами. Дополнительные договорные порты были созданы после Войны стрел (1856–1860), или Второй опиумной войны, а затем в начале XX века. В общей сложности к концу XIX века Китай подписал 20 договоров с западными странами и Японией и утвердил 92 договорных порта⁹⁵. С каждым новым портом торговля опиумом росла и в 1879 году достигла пика – 87 000 ящиков. Попытки китайского правительства ограничить торговлю опиумом потерпели полную неудачу.

В Европе стали преобладать политические и дипломатические подходы к сворачиванию протекционистских ограничений. История свободной торговли часто начинается с отмены Великобританией «хлебных законов» в 1846 году. Изменения носили политический характер. Эти законы, принятые между 1773 и 1815 годами, были предназначены для защиты британского сельского хозяйства путем введения тарифов на иностранное зерно и запрета экспорта, когда цены опускались ниже указанного уровня. Отмена ограничений, разрушившая политическую карьеру сэра Роберта Пиля, являла собой политическую победу концепции свободной торговли, продвигаемой такими британскими экономистами, как Адам Смит и Дэвид Рикардо, а также промышленных кругов севера Великобритании, чье политическое влияние усилила избирательная реформа 1832 года.

Поначалу немногие европейские страны последовали примеру Великобритании. До 1860 года тот или иной вариант свободной торговли приняли только Дания, Нидерланды, Португалия, Швейцария, а также (с 1856 года) Бельгия и Швеция – небольшие страны, совокупное население которых составляло всего 4 % населения Европы⁹⁶. Поворотный момент наступил в январе 1860 года, когда Франция и Великобритания подписали договор Кобдена—Шевалье. Помимо значительного снижения тарифов и других мер либерализации, настоящая важность договора заключалась во включении пункта о режиме наибольшего благоприятствования. В соответствии с этим пунктом предусматривалось, что все торговые уступки, которые каждая из подписавших сторон предоставила третьим странам, автоматически применяются к другой стороне. Последствия этого договора политолог Дэвид Лейзер назвал «эпидемией свободной торговли», поскольку в течение следующих 15 лет было подписано 56 преференциальных двусторонних торговых соглашений, и во всех наличествовал пункт о режиме наибольшего благоприятствования⁹⁷.

Таков был развивающийся мир свободной торговли, дипломатии и войны, в который вошел «Эдвин Фокс», прокладывая путь вдоль Коромандельского берега, через Полкский пролив между Индией и Шри-Ланкой, затем на юг мимо стратегически важных островов Маврикий, Реюньон и Мадагаскар, и вокруг мыса Доброй Надежды в Столовую бухту. Это был первый порт захода для «Эдвина Фокса», и он таил в себе опасность.

Прибыв 13 февраля 1854 года, «Эдвин Фокс» занял место среди скопища кораблей, собравшихся со всего мира в захватывающей дух естественной бухте с видом на город Кейптаун. Столовая бухта, над которой возвышалась голубая Столовая гора с плоской вершиной, была хорошо известна морякам той эпохи как безопасное убежище для судов, огибающих Африканский Рог. На самом же деле это была исключительно неудачная естественная гавань: мелководная, с опасными отмелями и весьма подверженная штормовым ветрам как с юго-востока, так и с северо-запада. Однако Столовая бухта была лучшим выбором из скудного набора вариантов. В 65 милях к северо-западу от Кейптауна находилась бухта Салданья – превосходная естественная гавань, но рядом с ней не было обильного источника пресной воды. Такие альтернативы, как Хаут-бей и Саймонс-бей, были в значительной степени недоступны из-за географического положения или по другим причинам не подходили для роли крупного портового города. Таким образом, к середине XIX века Кейптаун по умолчанию стал одним из важнейших портовых городов в мире⁹⁸.

Как и большинство командиров кораблей, капитан Салмон не собирался задерживаться в Кейптауне надолго. Ему надо было только выгрузить рис, взять немного свежей провизии, пополнить запасы воды на судне, а затем продолжить путь в Лондон. Однако через неделю после прибытия, когда «Эдвин Фокс» стоял на якоре в окружении нескольких судов, ожидавших своей очереди наполнить бочки водой, с юго-востока налетел сильный шторм. Ветер свистел и визжал в такелаже, огромные зеленые волны разбивались о борт судна, заливая палубу сплошными водопадами воды – это было настоящее побоище. Наибольшую опасность для «Эдвина Фокса» представляли пять других судов, стоявших на якоре плотной группой недалеко от берега. Если хотя бы одно из них сорвалось с якоря, места для маневра оказалось бы мало, и непришвартованное судно, выйдя из-под контроля, могло разнести в щепки суда, находящиеся неподалеку⁹⁹.

Застигнутый врасплох внезапным штормом, Салмон молился, чтобы якорь выдержал. Сначала все шло как будто неплохо. Корабль швыряло и било, но его временные швартовы, казалось, держались. Однако примерно через час худшие подозрения Салмона оправдались: все пять судов одно за другим потеряли швартовы. Первым был «Уанем», американский барк из Балтимора. Он едва не столкнулся с «Генриеттой» из Глазго, но, к счастью, экипажу удалось вывести судно в море до того, как был нанесен какой-либо ущерб. Затем потеряли швартовы барк «Маргарет» и шхуна «Ирондэль», но экипажи смогли снова их закрепить и избежать значительного ущерба. Усугубляя сумятицу, примерно в это же время корабль «Генриетта», в который едва не врезался «Уанем», потерял один из канатов и уже тащил за собой якорь. Командир «Генриетты» подал сигнал на берег, чтобы ему дали еще один якорь и трос, которые, что удивительно, учитывая ситуацию, были все-таки отправлены на корабль лихтером. Но как только их закрепили, оборвался второй трос, и судно было вынуждено выйти в море¹⁰⁰.

Шторм продолжал бушевать, и конец везения капитана Салмона был лишь вопросом времени. К середине дня и «Эдвин Фокс», и «Девоншир», 832-тонный фрегат, построенный компанией «Мани, Уигрэм энд санс» в Блэкуолле, тащили свои якоря по дну. Затем неожиданно раздался щелчок, и у «Эдвина Фокса» оборвался трос. Салмон отдал приказ вести судно в море, но команда не успела его выполнить, и «Эдвин Фокс» с оглушительным грохотом врезался в «Девоншир». Фок-мачта и грот-брам-стеньга корабля рухнули на палубу, и куски дерева разлетелись в стороны. Утлегарь тоже сломался чуть выше бушприта, и ветер порвал много парусов. «Девоншир» сообщил, что получил схожие повреждения. Но каким-то чудом оба дрейфующих корабля с серьезными повреждениями смогли разойтись и дотянули до относительно безопасного места в открытом море¹⁰¹.

К ночи ветер стих, и на следующее утро все суда вернулись в порт. «Эдвин Фокс» пришел последним в исключительно плохом состоянии, так как лишился мачт. Хотя агент судна в Кейптауне, «Макдоналд, Баск энд компани», сразу же приступил к починке судна, повреждения были настолько обширными, что на ремонт потребовалось две недели, после чего «Эдвин Фокс» продолжил путь в Лондон¹⁰².

Пока капитан Салмон и его команда ожидали завершения ремонта, они не могли не заметить, что через Столовую бухту идет невероятный поток кораблей. Большая часть его состояла из торговых судов, груженных всеми мыслимыми товарами со всего мира, были и военные суда, перевозившие людей и материалы из Европы в Индию и Азию. Но мыс Доброй Надежды становился и все более важным местом захода для кораблей, перевозивших людей, мигрировавших из одной части земного шара в другую. К 1850 году стали по-настоящему заметны первые признаки беспрецедентного глобального перемещения людей.

Потоков было много. До одного миллиона китайцев, включая торговцев и фермеров, направлялись в Юго-Восточную Азию, которую они называли Наньян. Нанятые китайские и индийские рабочие направлялись в такие британские плантационные колонии, как Маврикий, Барбадос и другие острова в Вест-Индии, а также в мировую столицу сахарного производства – испанскую колонию Кубу. Несмотря на британский запрет трансатлантической работорговли, активная подпольная торговля, которая поддерживалась спросом со стороны Кубы и Бразилии, продолжалась и в 1860-х годах¹⁰³. Миллионы европейцев тоже находились в движении. В период с 1845 по 1855 год Великий голод в Ирландии вынудил около двух миллионов экономических беженцев покинуть страну, а в результате революций 1848-го возникло значительное количество политических беженцев («сорокавосьмушников»), особенно немцев, которые бежали, в частности, в Великобританию, Северную Америку и Османскую империю¹⁰⁴. Транспортировка заключенных из Великобритании в ее колонии в Австралии началась 18 января 1788 года с прибытием Первого британского флота в залив Ботани и продолжалась до 9 января 1868 года, когда корабль «Угумон» доставил последнюю партию заключенных империи из 269 человек во Фримантл (Западная Австралия)¹⁰⁵.

Организованная колонизация самой отдаленной колонии Великобритании – Новой Зеландии – началась в 1830-х го-дах на островах, известных коренным жителям как Аотеароа ме Те Вайпоунаму¹⁰⁶. Ее главный пропагандист Эдвард Гиббон Уэйкфилд участвовал также в программах заселения Канады и недавно основанной колонии Южная Австралия¹⁰⁷. Быстрый приток поселенцев, в основном из Соединенного Королевства и других его колоний, оказывал все большее давление на земли маори иви, что спровоцировало Новозеландские земельные войны, которые начались в 1845 году. Эти войны бушевали почти 30 лет, принеся ужасающие последствия для маори иви, и стали символом активного выселения коренных народов от Северной и Южной Америки до Австралазии (и мощного сопротивления этих народов), которое ознаменовало вторую половину XIX века¹⁰⁸. По мере того как Британия расширяла колонизацию территории современных Австралии и Новой Зеландии путем массового перемещения поселенцев, экспансионистские усилия и колониальные проекты осуществлялись и в приграничных регионах по всей Северной и Южной Америке, Африке и Азии.

Находясь в Столовой бухте, команда «Эдвина Фокса» стала свидетелем массовой миграции людей, характерной для этой эпохи, а также для новой эры империализма и колониализма. Ранее принадлежавшая голландцам, Капская колония в 1814 году перешла под контроль Великобритании, и в начале 1820-х сюда прибыло большое количество британских поселенцев. Эти поселенцы стремились навязать говорящим на голландском языке поселенцам-бурам английский язык и культуру, что вызвало негодование и отчуждение. Последней каплей стал 1834 год, когда Великобритания отменила рабство во всех своих колониях, включая Капскую, освободив там 35 000 рабов. В ответ многие члены бурской общины, особенно те, кто экономически зависел от рабского труда, начали серию организованных миграций в значительно неизведанные внутренние районы Южной Африки. Эта массовая миграция, известная как Великий трек, неизбежно привела к конфликту с коренными народами, говорящими на языках банту, включая коса, северных ндебеле и зулу. К тому времени как «Эдвин Фокс» прибыл в Кейптаун, серия войн 1830-х и 1840-х годов привела к тому, что Капская колония аннексировала бо́льшую часть территории коса¹⁰⁹.

Капская колония была лишь одним из многих мест имперской экспансии того времени. Действительно, важность империи и империализма в истории долгого XIX века трудно переоценить. Это была великая эпоха империй. Многие государства назывались империями, однако эпоха по-настоящему глобальных империй зародилась как раз накануне XIX века. В период с 1750 по 1914 год почти каждый уголок мира был преобразован в результате сложного переплетения идей, культурных ценностей, экономических отношений и политической власти, которые в обобщенном смысле мы называем империализмом. Историк Филип Хоффман подсчитал, что европейские государства в 1800 году контролировали 35 % земного шара, а к 1914-му под их контролем оказалось 84 % территории мира¹¹⁰.

Эта экспансия носила как идеологический, так и материальный характер. Империализм, который процветал во всем мире на протяжении XIX века, подпитывали несколько факторов: новые технологии индустриальной эпохи – вооружение, производимое в промышленных масштабах, энергия пара и телеграф; новые лекарства, например хинин, который можно было использовать для лечения малярии; новые идеи – капиталистическая свободная торговля и научный расизм; новые концепции – безудержный национализм и так называемая цивилизаторская миссия. Все эти обстоятельства стали комбинировать, чтобы оправдать колониализм, по крайней мере в глазах многих европейцев. Результатом стала глубокая перестройка мира, последствия которой коснулись почти каждого человека на земле¹¹¹. В рамках этого длительного глобального процесса 1850-е годы стали ключевым десятилетием: именно в это время европейские государства преобразовали свои обширные и преимущественно меркантилистские колонии в официальные, централизованные и бюрократически интегрированные глобальные империи. Этой трансформации способствовало несколько факторов.