Читать книгу: «Тени двойного солнца», страница 2

Двери мне никто не открывал и не придерживал. В проеме показался отощавший мужчина в вытянутой шляпе. С неохотой уступил мне дорогу.

– Зря вы сюда наведались, здесь счастья нет, – грустно заметил он, покидая банкет, едва тот начался.

– Как и нигде в Воснии, – я пожал плечами и вошел в просторный зал.

Без мечей, в тонком дублете и ярком плаще я чувствовал себя абсолютно нагим. Высшее общество Оксола уставилось на меня не хуже солдат Долов: казалось, сейчас принесут столовые приборы и начнется резня.

Впрочем, такие, как я, не заслуживали ни приветствий, ни долгого взгляда. Гости банкета быстро вернулись к своим делам.

Все, как и говорил Рут. Вдовы, благородные семьи, гвардейцы и прилипалы вроде меня. Вот в самом углу шепчутся представители Восходов – три здоровых лба, сыновья Бовилль. Ждут, когда их пожилая матушка ляжет в гроб, осчастливив наследством.

Самые сытые люди города. Я знал, что им отошли хорошие земли под Волоком, в самых предместьях. Земли, за которые я проливал кровь и сам дважды чуть не простился с жизнью. Земли, в которых оставил больше друзей, чем приобрел за время похода.

Двери в зал снова распахнулись, и голоса притихли.

– Милорды и миледи! Главное блюдо от господина Соултри!

На стол подали огромный поднос с крохотными обрезками. Снова зазвучал хор голосов.

– Подкопченная дичь! – выкрикивал другой слуга, будто торговал на базаре. – Из угодий Ее величества…

Одновременно работали десятки ртов: перемывали кости друг другу, причмокивали, пробуя вино и мясо, кривились в фальшивых улыбках или скрывали мерзкие тайны.

Молчали эти рты о том, что госпожа Карнаух овдовела дважды, и оба раза – весьма выгодно. Молчали, что сыновья леди Бовилль вешают молоденьких служанок на заднем дворе имения. После чего или перед чем – молва не уточняла. Молва…

Я бы не верил слухам, если бы не знал, каковы воснийцы на самом деле.

Под расписным потолком собрался весь цвет Оксола: Восходы, дальние отпрыски династии Орон-до, местные повелители пшена и стали, разбогатевшие лавочники севера, воротилы поланских хребтов. Наши чувства были честны и взаимны: не глядя на статус и достижения, счета в банке и ухоженный вид, я ненавидел их всех одинаково.

За ближним столом спорили вдова Гранже и командир гвардии:

– Может, вы будете так любезны и приструните головорезов у рыночной площади?

– Помилуйте, вы их точно спутали с зазывалами Виго, никакие они не бандиты. Просто, э-э, своеобразны, весьма. Да будет вам известно, в Оксоле уже десять лет как не встречалось ни одной банды…

– Что же, дела в городе так плохи, что и бандиты чураются наших улиц?

– Мама, прошу вас! – воскликнул гвардеец и начал что-то лепетать вполголоса.

Я осторожно обошел их стороной. Возле окованной бочки с вином шептались сестры Бринс. «Светлые волосы», как же. Каждая из них сгодилась бы Руту в матери.

«Немного обаяния, дерзай!» – советовал приятель. Я не представлял, как можно быть обаятельным с людьми, от которых хочется бежать.

Присвоив свободный кубок со стола, я подошел к бочке и наполнил его. Вдовы Бринс говорили очень громко и явно имели проблемы со слухом.

– Глянь, еще один попрошайка с Излома, – сказала одна на ухо своей сестре.

Впрочем, проблемы у них водились не только со слухом, но и с тактом. Я пригубил вино и отошел подальше. К счастью, совсем недалеко стояла вдова Венсель, и даже не была занята: перебирала угощения вилкой, явно задумавшись о своем. Сухопарая, с продолговатым лицом, безупречно одетая. Не самый худший вариант.

– О, нет-нет-нет, – почти взмолилась она, едва мы встретились взглядом, – мне вас не надо, хватит с меня!

– Но, позвольте, мы даже не знакомы, – вежливо улыбнулся я.

– Поверьте, будь вы хоть чем-то мне полезны, я бы давно нашла вас сама. Пойдите прочь! – Венсель едва сморщила нос, приподняла юбку и отошла в другой конец зала.

На столе осталась брошенная вилка, судя по всему, из серебра. Я сохранил невозмутимый вид и угостился с соседнего подноса, будто так и было задумано.

– Смотри, ко всем лезет, – так же громко судачила за спиной одна из сестер Бринс.

Угощение оказалось безвкусным. Место Венсель вдруг занял поланский аристократ в летах. Сразу же за его спиной и сбоку от меня возникли гвардейцы. Не местные – другой доспех и цвет на рукавах. Кусок застрял в горле.

– Господин Лэйн, – расплылся поланец в хищной улыбке. – Рад, рад. Так и знал, что вы быстро подыметесь.

Я осторожно проглотил плохо пережеванное мясо. Поланец продолжал:

– Оно и ясно. После короны турнира – как не подняться? Какие-то два года. Все по заслугам, скажу я вам. Ах, какой славный был поединок! – он закатил глаза, будто не видел ничего лучше. – Раздели Беляка, как девчонку. А Лэнгли, этого бездарного свинопаса? Как вы его, хватило бы и одного меча!

Похвала в Воснии пугала больше, чем оскорбления. За спиной поланца кто-то знакомился с вдовами, пока я прохлаждался.

– Благодарю, э-э, не знаю вас по имени…

Охрана поланца посмотрела на меня с презрением, будто я плюнул в знатное лицо.

– Ах, если бы мой сын хоть наполовину был бы так же хорош, как вы, – вздохнул поланец, пропустив все мимо ушей. – Дурная кровь! Настоящее проклятие. Не зря старый провидец Грэм сказал мне в ту ночь: ослабеет твой род…

– Прошу меня извинить, – я осторожно вклинился в эту тираду и склонил голову, – но я крайне занят, пришел по делу.

Поланец погрустнел и приблизился. Положил мне руку на плечо:

– Где же мои манеры, вы абсолютно правы! Что же, не держу вас. – Он убрал руку. – Возвращайтесь, как будете свободны. Мне есть что вам предложить, господин Лэйн.

Люди с предложениями. Валун Вард и его бандиты в Криге. Таким сотрудничеством я наелся сполна.

Какое-то время я избегал хищного взгляда вдовы Гранже, пока дожидался, как освободится неуклюжая Бовилль. Из обрывков торопливой беседы я понял, что на банкете она обсуждала железный рудник возле Красных гор с каким-то купцом. Но и с ней знакомство не сложилось.

– Идите дальше к своим поланским дружкам, – фыркнула она, обмахиваясь веером. – От вас несет.

Возможно, некоторым женщинам не по душе запах мыла. Я не стал спорить и вернулся к столу. По счастью, поланец куда-то пропал, и я остался в одиночестве. Копченая дичь оказалась не такой безвкусной, хоть ее почти и не пробовали другие гости. Признаться, дичь – лучшее, что было на чертовом банкете.

– Вы, я слыхал, с войны вернулись?

Почему-то ко мне в друзья постоянно набивались одни мужчины. Вот и этот объявился, словно его ждали. Купец с обветренным лицом. Пришел без свиты и охраны, почти такой же несуразный, выходит, как и я.

– Ищете работенку? – прогундел он, вместе с этим стараясь проглотить как можно больше мясных рулетов с подноса.

Я покачал головой. Работенки в Воснии с меня хватило.

– Ищу свой дом. Место, где…

«Где меня будут ждать? Где я буду наконец-то свободен?»

Рулеты один за другим исчезали с подноса. Купец внимательно слушал, не забывая жевать. Я уже и сам не знал, что ответить.

– У вас даже дома нет? – уточнил он, окинув взглядом мою одежду. – Ну и времена настали. Может, скажете еще, что вы без права на меч?

Удивительно, компания голодного купца оказалась приятнее прочих.

– Я беден, но не настолько.

Рулет замер на пути ко рту. Мой собеседник поморщился, положил его обратно. Ушел, ничего не сказав.

Осталось два стола, за которыми я мог найти новое унижение. Вздохнув, я отправился к компании вдовы Йелен, самой пожилой из гостей. Кругом, как стервятники, уже пристроились другие гвардейцы, торгаши и странный солдат, что был одет проще, чем сотник в походе.

Поздороваться я не успел – меня, будто случайно, оттеснили к концу стола. Я сделал несколько шагов назад, чтобы не упасть.

– Ох, вы не могли бы отойти? – громко сказал дородный мужчина.

При этом сам никуда не спешил, оставался рядом. Ошивался поблизости, словно карманник. Я увидел, как госпожу Йелен повели к выходу.

– Вы что-то хотели? – устало спросил я.

Снова эта гримаса. Отвращение, ненависть, презрение? Должно быть, все сразу.

– Удивительная наглость, – почти шепотом объяснил мне мужчина, явно опасаясь привлечь внимание. – Ты вообще откуда всплыл, мальчик? Да ты хоть знаешь, сколько мы здесь стараемся, чтобы вот так стоять рядом? Я три года…

– Шесть лет.

– Что?

– Шесть лет я пахал, чтобы оказаться здесь.

Собеседник поджал губы.

– Теперь это называют работой? Когда мужчина идет в шлюхи? – прошипел он совсем тихо, а затем добавил громче: – Падение нравов! Никаких устоев…

Из вдов остались только леди Карнаух, сестры Бринс и дылда Гранже, сверлившая меня пристальным взглядом, равно как и ее свита из гвардейцев. Остальных я не узнавал.

Вместо старой жены я приобрел только новых врагов.

– Падение нравов? – я сдержал улыбку. – Под Волоком мы жгли деревни, казнили женщин, вешали наших солдат за кражу хлеба. Убивали детей, лгали друг другу, крали чужой скот и так долго пытали сотника Долов, что на третий день кто-то перерезал ему глотку. В ночь, из жалости.

– Э-э, – собеседник отшагнул и стал искать взглядом охрану.

– Падение нравов, – повторил я. – Поверьте, я только начал. Вхожу во вкус. – Я поднял кубок, словно пил за его здоровье. – Куда же вы?

Так я и остался совсем один у опустевшего стола. Голоса становились громче: пышная дама опьянела и почти лупила соседку по плечу, умирая со смеху. Горбатый сержант торопливо водил ладонью по спине вдовы Венсель, полагая, что никто этого не замечает. И был прав – кроме меня, в несчастном углу никого и не было. Уверен, даже стоя здесь, в десяти шагах, я все равно не существовал для Оксола.

С открытой лоджии повеяло осенней сыростью. Я залпом прикончил выпивку, взял добавку и поднялся к балкону, глотнуть свежего воздуха. В саду под окнами пролегли длинные увечные тени от поредевших крон и косых ветвей. Я пил и смотрел, как слабые листья срываются, кружатся в предсмертном танце и падают в грязь. Две золотые монеты таяли с каждым глотком. Золото, потраченное впустую.

Стоило бы вернуться. Улыбаться и кланяться, как говорил Рут. Вот только казалось, что, если я еще раз увижу расписной потолок и эти лица, меня вывернет на чьи-нибудь высокородные ноги.

«Эта идея изначально была обречена на провал. И о чем думал этот пьянчуга? – Я потер лоб пальцами и прикрыл глаза. – Нет, о чем думал я?»

Шесть лет назад я бежал из дома, чтобы ни перед кем не пресмыкаться. Отказался от наследства, крова, верного будущего ради свободы. Поклялся себе, что сам буду решать свою судьбу без уступок чужакам. Не прошло и месяца, как я связался с бандитами, угодил на цепь. Потом обещал, что пойду на любую низость ради цели: крал и лгал, убивал, льстил фанатикам и болванам. А по итогу лишь чудом уцелел. Теперь я дал слово, что пойду иным путем, самым легким. Тем, которым и стоило идти с самого начала…

И не выдержал и часа в компании воснийской знати.

«Посмотрите, дамы и господа, экая безделушка: клятвы, которые дает Лэйн Тахари самому себе!»

За спиной послышались неторопливые шаги. Если желают подкрасться и напасть – шагают тише. А еще сложно ступать так мягко, если ты гвардеец при доспехе или раздобревший купец. Меня окликнули:

– Выход на первом этаже. – Голос низкий и хриплый, но не мужской.

Я чуть повернул голову. Рядом встала невысокая воснийка в дорогом платье и навалилась локтем на ограждение. На вид ей было лет под сорок. Точно чья-то влиятельная жена.

– Или вы решили остаться? – чуть улыбнулась она.

Я дернул плечами и ничего не ответил.

У нее был длинный хищный нос, как у плотоядной птицы, и такие же цепкие тощие узловатые пальцы, которыми она держала бокал и ограждение на балконе. На лбу между бровей пролегала глубокая тревожная полоса. Я промолчал и не стал дальше разглядывать гостью, предпочитая ухоженный сад.

– Вижу я, болтать вы не любите, – продолжила она. – Вы – человек дела.

Я еле удержался от смеха:

– Зависит от того, что за дело.

Она заправила темную прядь за ухо, показав золотые серьги размером с пол-ладони. И улыбалась, будто владела всем вокруг.

– Дело. Хм-м. С чего бы мне начать? Например, с короны турнира в Криге? Или захвата земель Волока, острога «Святы земли» и замка на гиблом всхолмье, – она сделала глоток, – победы над старым змеем Бато, которого обходили стороной не один десяток лет…

Ледяной ветер пробрался под дублет. Я осмотрелся: на балконе мы все еще находились одни, но у дверей с той стороны стояла охрана. Не мои друзья, тут не стоит и гадать.

– Мы знакомы? – я покосился через плечо на собеседницу.

– Еще нет. – Она улыбнулась и выплеснула остатки вина в сад. – Меня зовут Жанетта Малор. Могу поспорить, обо мне вы слышали не меньше, чем я о вас.

II. Чудеса, старые и новые

Сьюзан Коул. Волок, банк «Арифлия и Коул»

Тень Вуда шевельнулась: неестественно длинная черная рука потянулась к сплющенной голове, и пятерня приросла к тому месту, где обычно торчит ухо. Затем, судя по движениям, то ли поковырялась в носу, то ли почесала бровь.

«И знать не хочу».

Яркий дневной свет красил гардины в морковно-алый, заставлял лепнину на потолке мерцать, отражался от серебряного кубка, рисуя крохотный нож на лакированной столешнице. А еще этот свет нагревал оба ковра – один лежал под моими ногами, второй… Поверх второго тень Вуда тщательно вытирала что-то о штаны. И этими руками меня пытались защищать последний год?

– Немедленно умойся, – приказала я, глянув через плечо. Вуд молча подчинился. – И купи уже себе носовой платок!

Я вздохнула и постучала пальцем по столу. Неужели все, что может прийти в голову скучающим горцам, – подобная низость? Псы – они и есть псы.

Джереми, почти как щенок, суетился, то и дело поглядывая в окно.

– Запаздывает… А еще зовется графом! И что он о себе возомнил, миледи?

Здоровенная ладонь Джереми перевернула часы. Тонкая струя песка коснулась стеклянного дна, но не успела его заполнить – дверь в кабинет отворилась. Вместо Руфуса объявился Вуд, полагая, что руки можно помыть за несколько секунд.

– Последнее время все мнят о себе слишком много, – я подняла бровь и посмотрела на горца. Тот без раскаяния устроился в прежнем месте – за спинкой моего кресла.

Я вздохнула еще раз и переложила сверток с картой левее. Большой стол в большом кабинете. Большие ставки.

«Кто владеет золотом, тот владеет миром», – говорил отец. И, как всегда, был прав.

Гувернеры и подавальщицы, наемники Гарготты и капралы Восходов, шлюхи и барды, клерки в канцелярии и стряпухи его Величества. Все они жаждут одного – хорошей жизни.

Так уж сложилось, что в Воснии без золота ни о какой жизни не могло идти и речи.

Одно письмо, отправленное в нужный час правильному человеку, могло выставить на улицу тысячи семей. На мороз, в пещеры, в землянки. И погнать дальше, к горному хребту, в степи, в гиблые топи. Или, напротив, приманить, как мух, поселить в городах, вдали от родной семьи и дома. Заставить жить в тесноте и нечистотах, спать в затхлых углах, среди блох и вшей…

Такова сила золота. Потому стены моего банка никогда не пустовали слишком долго.

– Гости, миледи!

Небольшой сквозняк лизнул ноги – дверь кабинета отворилась: Джереми запустил посетителя. Руфус Венир пришел не один. Рядом с ним, не как прислуга, а как равный, шел ссутулившийся человек с невзрачным лицом и длинными руками.

Стоит сказать, что в эти дни по городу без охраны ходили только бедняки, ветераны Второго Восхода или сами охранники.

– Добро пожаловать!

Я улыбнулась, как обычно приветствуют старого друга. Это предназначалось Вениру. Улыбка стала чуть слабее и обозначила интерес к новому гостю. Интерес в этот раз был неподдельным.

– Мы знакомы? – спросила я.

Невзрачный гость заторможенно уставился в ответ, будто ошибся дверью и только сообразил, как оплошал. Длинная рука в перчатке потянулась в мою сторону, и стол уже не казался таким большим.

– Густав, – в Воснии женщинам нечасто пожимали руки.

Я протянула Густаву ладонь. Пальцы в черном накрыли мою кисть плавно и осторожно.

– Вы делаете мне больно, Густав, – поморщилась я.

В глазах нового гостя отражалось полное, всемогущее… ничто. Казалось, я смотрю в выжженную пустошь, на одно из сел, оставшихся после марша Восходов.

– Прошу извинить, – он так же безразлично отпустил мою руку и сделал шаг назад, – я давно не имел дел с женщинами.

Странный тип. А вот глаза Руфуса всегда выдавали его с потрохами: он в испуге переводил взгляд с моих псов на Густава и снова на меня.

– Это, э-э, Сьюзан Коул, – он не добавил слова «миледи» и даже не снял свой нелепый головной убор.

«Привести головореза в здание банка, чтобы меня запугать… – я удержалась от смеха. – Руфус, Руфус. С каких пор вы стали таким дураком?»

– Что же мы стоим? Присаживайтесь. – Джереми протащил стул по полу с крайней небрежностью, до мерзкого скрипа.

– Да, э-э, конечно… – Руфус рассеянно плюхнулся на сиденье, а руки спрятал под столешницей.

Его головорез обошел весь стол и расположился напротив. Сел так, чтобы слышать все то, что я скажу Руфусу. И не глядел, как любопытная ворона, по сторонам: не интересовал его потолок с лепниной, гобелены, безупречные люстры, роскошный стол и вырез моего платья.

«Отморозок похуже Вуда и всей его дикой родни», – заключила я. По счастью, Джереми уже встал за спиной головореза.

– К сожалению, половина часа – это все, что у меня есть. – Я встретилась с Джереми взглядом, и тот едва заметно кивнул. – Ведь вы опоздали.

Сказала – и тут же развернула большую карту на столе. Главный предмет нашего договора. На землях Руфуса проходила старая дорога к озеру, реке и десяти селам на востоке. Древесина, неплохие отрезки для пастбищ, часть реки, переправа.

– Мы вас не задержим, миледи, – почему-то вместо Руфуса заговорил Густав.

Вуд стоял так близко, что я слышала его дыхание за спиной.

– Прекрасно, что мы понимаем друг друга, – я сделала вид, что не заметила, как меня перебили. – Тогда как мы уже обсуждали с вами, господин Венир… Меня интересуют лесные угодья на востоке, доступ к дороге и переправе, – палец скользил по нарисованным рельефам, – а также свободный выпас между Сутулым холмом и белыми пещерами.

Руфус открыл рот, выпучил глаза, но не нашел слов.

– Полагаю, я могла бы просить и часть оброка с ваших сел. – Если бы они хоть что-то приносили последние два года. – Но я помню о старой дружбе. Мой отец настоял на том, чтобы дать вам послабление.

Я отвела глаза и вздохнула:

– Боюсь, годы сделали его слишком мягким.

На деле, мне бы хватило доступа к переправе и дорогам. Только отец верно сказал, что нужно просить всегда больше, чем хочется. И брать, если хватит сил.

– Вы не просто хотите получить с меня долг, – Руфус вытер лоб платком, – вам нужно загнать меня в могилу!

Густав молчал и слушал. Слишком внимательно для головореза. Спокойнее, чем мертвец.

Джереми перевернул песочные часы и громко заметил:

– Прошло пять минут.

– Вы ничего не получите, – прошипел Руфус, сжав кулаки. – А знаете почему?

За весь разговор он ни разу не обратился ко мне с уважением. Даже не снял свой нелепый головной убор. Единственный, кто пытался загнать в могилу Руфуса Венира, был он сам.

Вуд потоптался на месте. Я пригладила пальцами цепочку на шее и бережно заметила:

– Полагаю, мне точно известно лишь одно. Ваша жадность не доведет вас до добра, Руфус.

– … потому что я верну ваш проклятый долг!

Я тяжело вздохнула:

– Господин Венир, я слышу это от вас больше года. Не может из ничего взяться что-то, как вы и говорили…

Руфус ударил кулаком по столу:

– И верну прямо сейчас!

Я приподняла бровь и постаралась быть предельно деликатной:

– Полагаю, вы принесли все шесть тысяч золотых в вашем кошельке на поясе, господин Венир?

Вместо должника зашевелился Густав. Он медленно поднялся со стула, осторожно придвинул его к столу, так, будто не собирался больше возвращаться, и сказал:

– Пару минут, миледи.

Вуд фыркнул и что-то произнес на горном наречии. Двери закрылись, и в кабинете поселилась тишина. Руфус сидел, сверлил меня взглядом, не скрывая триумфа. Даже кожа на его лице не блестела от влаги. Странно, потому что Густав не спешил обратно.

Джереми ухмыльнулся и перевернул часы:

– Десять минут.

– Тук-клак-тук, – будто не специально, Вуд стучал пальцами по рукояти булавы.

Мой давний должник поерзал на стуле и покосился на горца.

– Э-э, вы не могли бы… потише, э-э…

Двери распахнулись, и в кабинет внесли крупный сундук. Настолько тяжелый, что оба носильщика обливались потом и шаркали ногами, подтаскивая ношу к столу.

– Вот! – Руфус просиял и сразу позабыл про Вуда. – Я же говорил, я говорил…

Крышку сундука открыли. Я привстала с места, чтобы увидеть содержимое.

«Золото, ну надо же».

Густав стоял себе мертвенно-спокойно и держал руки за спиной, как гувернер или убийца.

– Я требую бумаги о погашении долга! – разошелся Венир. Триумф на его лице выглядел так же несуразно, как и появившийся волшебным образом сундук, полный золота.

– Разумеется. После пересчета, – улыбнулась я, стараясь не скривиться. – Джереми, позови его.

«Что за бесовщина здесь происходит?»

Послышались грузные шаги – местному клерку стоило больше шевелиться и меньше есть. Удивительно, что он умудрялся быть расторопным.

Густав – эта невзрачная статуя! – так и стоял возле сундука, пока клерк пересчитывал монеты и взвешивал их. Джереми буркнул:

– Пятнадцать минут.

Звяк, дзынь, чирк, сопение Вуда. До чего мерзкий звук.

– Две тысячи уже есть, миледи, – отчитался клерк.

Сундук казался бездонным.

Удивительное зрелище. На моих глазах абсолютно нищий и задолжавшийся аристократ превратился в богача, не прошло и дня. Будто милосердная Мать солнца спустилась с небес и вывалила из подола целое состояние.

Только чудес в Воснии не видели уже больше века, если верить летописи. Я изображала довольство и слегка сдавливала подушечки пальцев.

«Кто помог тебе, Руфус? Бандиты, которые ограбили принцессу? Несколько благородных семей, что из жалости переуступили долг? Сам Король, явивший милосердие пьющему транжире? Быть не может».

– Все на месте, – клерк ничему не удивлялся. Впрочем, он и не знал истории Руфуса Венира. Простое маленькое дело – считать, взвешивать, записывать монеты. Сложное – не сойти с ума от такой рутины.

– Бу-ма-гу! – громче повторил Венир.

Вуд глубоко вдохнул. Я почти кожей почуяла, как ему хотелось отметелить этого недоноска в дурацкой шляпе. А может, отметелить графа хотелось мне самой…

– Вы меня приятно удивили, господин Венир, – солгала я и жестом потребовала погреть сургуч для печати.

Джереми откликнулся, перевернув несчастные часы:

– Тридцать минут, время вышло.

Потянув за толстую цепочку на шее, я вытащила фамильную печать. Тонкая вязь по кругу, изображающая листья папоротника и инициалы в центре. Не всякий умелец справится с такой работой. Печать моей семьи. Небольшая вещица, за которую многие отдали жизнь. Недоумки, которые решили, что подделать оттиск куда проще и быстрее, чем разбавить золото в фальшивых монетах.

Мир полнился недоумками. Одни брали в долг, не собираясь расплачиваться, а потом скандалили и просили отсрочку. Другие лезли их выручать…

«Что же ты предложил своим новым дружкам, Руфус?» – Я молча улыбалась, подписывая бумаги.

Клерк поклонился. Шесть тысяч золотых отправились в хранилище. Бесполезные шесть тысяч. Дороги и переправа могли бы склонить жадных поланцев к содействию, принести за десять лет куда больше, чем несчастный должок Венира. Дороги – артерии цивилизации. Свободные, просторные и надежные. Клей, который соединяет и уравнивает все стороны материка. За купцами с Красных гор подтянутся и эританцы, и кочевники с барханов, и даже самые далекие племена. Топи, болота, горы, равнины, степи, пустыни южан… Какая-то дюжина лет – и все это могло бы соединиться, расцвести.

Но недоумки предпочитали строить стены и проливать кровь.

– Доброго дня, миледи, – сказал Густав, и в его глазах все так же не было ничего теплого и живого.

Мой отец – почти самый высокий человек в северной Воснии. Его богатство, богатство моей семьи, не посчитать и за два дня всеми клерками материка…

И все же иногда золото остается просто золотом. Блестящим и бесполезным.

– До встречи, господин Венир, – я пожала руку, постаравшись выказать хоть немного уважения.

Он вернется вновь, если выживет. Привычка спускать деньги на ветер не исчезает в один день, даже если за тебя поручился сам король. А значит, мы еще посидим за этим столом.

Сколько времени пройдет, прежде чем мы дожмем его? Годы, десятилетия? Придется ли иметь дело с наследниками?

Время.

Единственное, что невозможно купить в полной мере. Неподкупное, жестокое, хуже любой бессердечной твари, которой редкие смельчаки называют меня, глядя в глаза. Проклятое время! Успеет ли отец застать плоды своего труда, дела всей жизни?

Сегодня Руфус Венир отнял у нашей семьи самое главное.

– Господин?..

Вуд снова запыхтел, и на то была причина.

Руфус Венир не торопился уходить. Он явно колебался, то бросая неловкие взгляды на Густава, который ждал его у двери, то оглядываясь в мою сторону. Созрел. Сделал пять шагов до стола, подошел близко-близко – явно не желал, чтобы у дверей слышали наш разговор. Я дернула подбородком:

– Что-то еще, господин Венир?

– Я, э-э, подумал… – Он с опаской покосился на Вуда. – Ваша матушка, Дана Коул… была прекрасным человеком. Я хотел, чтобы вы знали, э-э… – Он перешел на свистящий шепот: – Ее сгубили амбиции мужа. Вашего отца.

Он чуть приподнял свой бестолковый головной убор, склонил голову и отправился в город. Дверь еще не успела закрыться, а Джереми был тут как тут.

– Миледи, мне проследить за ним? – тихо спросил он, будто заделался в гончие и больше меня не охраняет.

Я едва заметно кивнула головой и добавила:

– Забудь про этого слизняка Руфуса, мне нужен его новый друг. Так и передай старухе Льен, – я вручила Джереми золотую монету.

В Воснии все почти наладилось: и с сестрами Бринс, и с госпожой Венсель. Не выделывались и граф Донби, и тот рыжий бастард, которого приставили к Волоку. Идиллия. Если бы не недоумки вроде Руфуса Венира. Возможно, повешение было бы лучшим решением для таких, как он. По крайней мере, самым приятным.

Я встала и обошла стол кругом. Постучала костяшками пальцев по дереву. Глухой, безнадежный звук. Ошибка.

Неужели я провалилась? Могла ли я знать?..

– Вуд, – я резко обернулась и потеряла мысль.

Горец что-то жевал. Страшно представить, что он носит это что-то за пазухой целый день, а потом тащит грязными пальцами в рот. Воистину, это чудо, что мои псы прожили так долго. Я посмотрела на него как на законченного идиота.

– Что, во имя всего святого, ты?..

– Смолу, м-леди, – он ощерился, и я увидела кусочки какой-то мерзости между зубов.

Я прикрыла глаза и покачала головой. Пусть это будет моей наибольшей бедой на ближайший год.

– Выплевывай и проводи меня до голубятни. Я не могу ходить по городу со жвачным скотом.

Вуд не обижался, когда ему хорошо платили. Он дернул плечами, сплюнул нечто в ладонь, и – о, святые боги! – положил сгусток в мешочек на поясе. Перепачканный, мокрый мешочек.

«Горцы», – сказал бы отец. Будь я мала, меня бы точно стошнило. Но я уже давно не «бельчонок», а Сьюзан Коул.

Я вышла из кабинета быстрым шагом, на ходу представляя верное письмо.

«Нам немедленно нужно встретиться, отец»?

Нет, это слишком размыто. Его заботы не позволяют встречаться с семьей из-за одной просьбы.

«Сделка сорвалась. Кто-то перехватил разоренного графа»?

Хуже не придумаешь. Взять и расписаться в собственном поражении, перевести хорошую бумагу. Первыми банкирами семейство Коул стало не оттого, что причитало о собственных неудачах, сокрушалось и скорбело. Нет.

В голубятне ворковали птицы. Я улыбнулась, переступив через порог. Слова сами легли на бумагу.

«Странный человек оплатил долг Руфуса Венира. Он пожал мне руку, не назвав моего имени».

Ольгерд из Квинты. Небесный Горн, Эритания

Курчавый мальчишка достал рогатку и ухмыльнулся. Затем он крепко зажмурил один глаз и высунул кончик языка, прицелившись. Полагал, что его не видно за скамьями в рядах.

К сожалению, стоя у алтаря, я видел больше, чем хотел. Я вздохнул и аккуратно перевернул отсыревшую страницу.

– И сказала Мать двойного солнца…

Хлысть! Паренек с передней скамьи подпрыгнул, ойкнул, потер затылок и обернулся. Позади него мальчишка уже припрятал рогатку, но высунул язык еще больше. Обиженный пригрозил ему кулаком.

Я сбился с мысли, но быстро нашел нужную строку:

– С этого дня я встану на страже, сберегу ваш покой. И поднимется двойное солнце, ярче которого нет ничего во всем белом свете. – Я отпил воды из кружки и прочистил горло. Каменщик запрокинул голову, опасно задремав, накренился в сторону угла. Хмурая соседка и не думала его поддержать. Я продолжил: – И исчезнут тени по обе стороны от живых.

Старушка у чаши для подаяний громко чихнула. Ее соседи отодвинулись подальше.

– Так и стало, – я заговорил громче. – И последний проклятый род, род теней и их прислужников, людей с черными сердцами, был предан светлому суду!

На лице поденщика застыло глубокое непонимание, словно он брел в отхожее место, а оказался во дворце. Впрочем, я не был уверен, что местные понимали разницу. Я терял паству: братья-кожевники бочком продвигались к выходу, отряхиваясь от хлебных крошек. Уже у двери одного из них настигла совесть, и медная монета осталась в чаше. Я стиснул зубы, и служба прервалась.

Преподобный отец Мафони всегда наставлял, когда меня терзали сомнения: «Так ли важно, есть ли всеблагая Мать, верят ли в нее, если я смогу научить местных сердечности и доброте?»

Научить, как же! Я говорил, не веря, что меня услышат. Даже лучшие слова милосердной Матери падали, как снег в грязь, растворялись в тишине, не имея силы:

– …Будьте милосердны, почтительны к ближнему. Помните о добродетели. Не таите зла в сердцах! И ни одна тень не вернется в наш мир…

У местных могло вовсе и не быть сердец. Или ушей. Двое в задних рядах отворили дверь с противным скрипом и вышли в город. Парочка со второго ряда обернулась, явно подумывая уйти. Я заговорил о главном:

– Так и настанут светлые дни для Воснии. – Я тут же поправился, вспомнив, что уже давно не веду службу в Квинте: – Настанут они и в Эритании. Для всего материка!

Прихожане не впечатлились. Где-то позади щелкали орехи. Цирюльник, еще не побелевший после ночного запоя, качал ногой, явно дожидаясь, когда можно будет попросить у кого-нибудь пару монет до завтра.

Как ни прискорбно, но больше всех монет ждал я сам.

– Да славится имя всеблагой Матери, ибо…

Служба подходила к концу. Две трети скамей уже пустовали, но оставалась самая главная – заполненная треть. Моя надежда. Мой хлеб.