Сон был беспокойным. Может, разум и понимал, что мне нечего бояться, но стоило только погрузиться во тьму чуть дальше, страх выдергивал мое сознание обратно к реальности. Страх не давал покоя, какой-то подсознательный, пришедший из прежней жизни, страх уснуть навсегда. Каждый раз я распахивала глаза с безумно колотящимся сердцем, и каждый раз видела перед собой только спокойное лицо Хранителя. Так продолжалось все то более темное время, что в Склепе называется ночью.

Когда я проснулась в последний раз, приняв решение прекратить эти попытки выспаться, Хранитель все еще был здесь и все еще сжимал мою протянутую руку. Он уронил голову на сгиб локтя и бесшумно дремал в совершенно не пригодной для сна позе. Теперь во мне проснулась совесть: я должна была подумать о нем раньше, ведь не только я нуждалась во сне. Мало того, что я заняла единственную кровать, так еще и эгоистично заставила его сторожить меня всю ночь напролет. Долго ли это будет продолжаться? Пора перестать строить из себя неженку.

Я аккуратно разжала онемевшие после сна пальцы, и это простое действие далось мне с великим трудом. Хранитель проснулся почти моментально. Он поспешно убрал руку и улыбнулся какой-то быстрой виноватой улыбкой.

– Ты плохо спала. Часто просыпалась.

– Да. Не знаю почему.

– Это нормально. И это скоро пройдет, должно пройти. Когда ты поймешь, что тебе нечего бояться. Если ты появилась в этом месте, обычный сон не заставит тебя уйти.

– Я это понимаю, но… – Я села в кровати, повертела головой, принялась разминать затекшие мышцы на руках. – В следующий раз буду спать на полу. Прости, что не подумала об этом сразу.

Хранитель печально улыбнулся и пожал плечами.

– Мне не слишком-то нужен сон. Сновидений я все равно не вижу. Это просто средство, чтобы провести время между одним одинаковым днем и другим.

Это прозвучало с оттенком обреченности, отчего мне стало невероятно грустно. Должно быть, Хранитель уже давно привык к такому укладу жизни. Одинокие, однообразные серые дни, где нет ничего, кроме склепа и его мертвых обитателей. Такая жизнь представляется до ужаса тоскливой.

– Скоро мне нужно будет заняться моими обычными делами в башне. Если хочешь, ты можешь составить мне компанию.

– Конечно, – поспешно откликнулась я, едва дав ему закончить фразу. Мысль о том, чтобы остаться в этом месте в одиночестве, все еще заставляла сердце трепетать от необъяснимого ужаса. Кажется, исполнение обещания "не строить из себя неженку" откладывается на неопределенный срок.

Хранитель отвернулся к выходу в попытках скрыть робкую улыбку. Дверь была закрыта на ключ. Накануне вечером я не придала этому значения, но теперь возник вопрос: если в Склепе кроме нас никого нет, для чего нужны такие меры предосторожности?

Круглый зал с пятью дверями на первый взгляд ничуть не изменился. Равномерный серый свет заполнял собой башню. Густая тишина, царившая здесь, все еще казалась умиротворяющей, но мне не хотелось ее слушать, не хотелось поддаваться ее чарам. Возникло какое-то необоснованное ощущение, схожее с тем, что преследовало меня при попытках заснуть. Тишину хотелось заполнить хотя бы звуком собственных шагов.

Хранитель открыл другую дверь ключом из связки – всего их было пять – и обернулся:

– Подожди здесь, пожалуйста.

Дверь в комнату он оставил открытой, но рассмотреть что-либо оказалось сложно. Комната не была серой, как остальной Склеп. Она была даже не темно-серой, как Склеп ночью. Она прямо-таки тонула в темноте, какой я еще не видела за свою короткую жизнь.

Хранитель быстро вернулся и захлопнул дверь в эту невероятную и завораживающую темноту. В руках он держал глиняный сосуд.

– Что это?

– Сейчас увидишь.

Хранитель кивком указал в сторону лестницы, и, когда мы подошли ближе, на каменных ступенях стало заметно странное мерцание, которого точно не было здесь вчера.

– Это называется призрачная пыль. Ее оставляют мертвые каждый раз, когда приходят сюда из Безвременья. Можно сказать, что это частички мира мертвых.

Вместе мы поднялись на два этажа. Здесь оказалось гораздо больше призрачной пыли, чем на лестнице. Она неровными кляксами и бесформенными кучами лежала на мраморных плитах пола, одновременно похожая на жидкость и на сухой порошок. Крупинки мерцали в сером свете предрассветного сумрака, и это настолько заворожило меня, что я лишь спустя время обратила внимание на саркофаги. Все пять крышек были немного сдвинуты. Я перевела вопросительный взгляд на Хранителя.

– Это и есть моя основная работа. Каждый день я сдвигаю крышки на одном из этажей, чтобы мертвые могли выйти из Безвременья к своим костям – их кости для них что-то вроде маяка. Ночью мертвые появляются здесь, и вместе с ними появляется призрачная пыль. Утром я собираю эту пыль, закрываю крышки и открываю новые. И так каждый день. Побудь здесь, пожалуйста, пока я все не соберу.

Хранитель опустил на пол глиняный сосуд и принялся собирать ладонями горсти призрачной пыли. Я опустилась на ступени, подхватила блестящую пылинку и растерла между пальцами. Она то ли впиталась в кожу, то ли исчезла.

– Зачем ее собирать?

Он на мгновение оторвался от своей работы и посмотрел на меня. В выражении лица угадывалась легкая растерянность, будто он и сам только сейчас задумался над этим вопросом. Наконец он ответил:

– Призрачная пыль обладает энергией Безвременья. Это опасная энергия. Она встречается только в мире мертвых и должна оставаться там.

Я поспешно вытерла руку о платье. Хранитель усмехнулся, заметив этот жест.

– Не переживай, в таком виде пыль не представляет опасности. Ее нужно применить особым образом. По крайней мере, так мне сказал прежний Хранитель.

Мужчина снова вернулся к работе. Он собирал не всю пыль, разбросанную тут и там по крупицам, а только относительно большие горсти, и отправлял эти горсти в сосуд. Пыль не была сыпучей, как песок, но не была и жидкой. Самые крупные скопления оказались на крышках саркофагов и около них. Наверно, там мертвые провели больше всего времени.

– Иногда мне кажется, что так могло бы выглядеть звездное небо мира живых, – мечтательно и немного грустно произнес Хранитель. – Я его никогда не видел, только читал в книгах. Но хотел бы увидеть.

Я вскинула голову к потолку. Если сквозь крышу и можно было увидеть небо, то оно было серое и всегда одинаковое.

– Звездное небо… – В голове на миг промелькнула картинка, яркая, полная жизни: светящиеся точки на черно-сине-фиолетовом фоне. Я все глядела сквозь серую крышу в надежде, что воспоминание вернется, но оно возвращаться не желало. Собственные слова я услышала словно издалека: – Я тоже хотела бы его увидеть.

Скоро Хранитель закончил с пылью и закрыл наполненный сосуд крышкой. После он принялся сдвигать верхние плиты саркофагов на место. Внешне тяжелые и массивные крышки Хранитель двигал без особого труда. Тут мне в голову пришел еще один вопрос:

– Значит, мертвые не могут вернуться, если саркофаг полностью накрыт крышкой?

На лице Хранителя снова отобразилась легкая растерянность, когда он повернулся ко мне. Он медленно проговорил, словно подбирая слова:

– Могут, но такое случается очень редко. Это не обычный камень, – он обвел рукой зал, – не просто мрамор. Склеп на Границе возводили сами Святейшие. И сами стены, и крышки саркофагов защищают это место, потому что здесь собрано слишком много останков. Если все эти мертвые выйдут из своего мира одновременно, то весь Склеп станет частью Безвременья.

Хранитель отряхнул от пыли ладони, затем штаны и низ рясы. Пыль покружилась мгновение в воздухе и растворилась. После он бережно поднял сосуд.

– Теперь нужно отнести это вниз.

Вместе мы спустились обратно к той же комнате, в которой он взял пустой сосуд. Я снова осталась снаружи, но из любопытства наблюдала за действиями Хранителя. Мужчина прошел вглубь помещения достаточно далеко, чтобы его и без того темный силуэт почти полностью поглотила тьма. Он оставил сосуд на той стороне комнаты и закрыл за собой дверь на ключ. Мне так и не удалось ничего разглядеть в темноте, и потому я спросила об этом у моего спутника.

– Там ничего нет, – ответил он, и вместе мы вернулись обратно к лестнице, – кроме нескольких пустых сосудов. В дальнем конце комнаты стол, на который я ставлю собранную призрачную пыль. На следующий день я забираю уже пустой сосуд.

Хранитель опустился на колени около первой ступеньки, выудил из-за пазухи кусок полотна и принялся натирать мрамор.

– Теперь нужно убрать оставшуюся пыль. Вот и все, чем я занимаюсь изо дня в день.

– Зачем?

– Склеп на Границе – это священное место, храм Избранных. Его нужно содержать в порядке и чистоте. Я был призван ухаживать за этим местом, и это моя единственная работа. И еще – ждать исполнения пророчества.

Наверно, при этих словах я нахмурилась, потому что Хранитель, мельком взглянув на меня, грустно улыбнулся.

– Тебе, возможно, кажется, что это скучная и однообразная работа, но для меня Склеп – вся моя жизнь. Это большая ответственность, а также большая честь. Я живу, чтобы служить Святейшим. И неважно, что ничего не меняется много лет подряд. К этому быстро привыкаешь.

Что бы он ни говорил, мне такая жизнь показалась ужасно несправедливой, особенно если учитывать, что это длится бесконечно долго. Подумать только, сотни лет каждый твой день похож на все предыдущие, такие одинокие серые дни во всеми покинутом Склепе. Смогла бы я так жить? От этих мыслей слезы готовы были навернуться на глаза. Я покачала головой.

– Не могу себе этого представить.

Хранитель помолчал немного, глядя на меня полными невыразимой тоски глазами, и тихо произнес:

– Да. Может быть, поэтому я до сих пор не могу поверить, что ты появилась здесь, – он дотронулся пальцами до моей руки, словно поверяя ее реальность. – Но я очень рад этому.

В этот момент я почти физически почувствовала его многовековую грусть. Она захлестнула меня с головой, так, что стало трудно дышать и сердце сжалось от боли. Слезинка готова была заскользить по щеке, но я быстро смахнула ее рукой. Чтобы отвлечься от этого нового для меня переживания, спросила:

– А куда исчезает та пыль из сосуда?

Выражение лица Хранителя снова сделалось растерянным.

– Я… точно не знаю. Я просто ставлю ее туда, потому что это моя работа. Прежний Хранитель сказал только, что это подношение Святейшим. – Он помолчал немного и добавил: – Интересно, что сегодня ты задаешь мне такие вопросы, над которыми я вообще не задумывался.

Я просто пожала плечами. Днем ранее я ничему не удивлялась и воспринимала все как должное. Теперь же мне хотелось знать, как устроен мир, в котором я оказалась совершенно без воспоминаний, но с какими-то представлениями, оставшимися из прежней жизни. Мне хотелось знать как можно больше, а еще хотелось заполнить умиротворяющую и одновременно пугающую тишину, и потому я спрашивала Хранителя обо всем подряд. Он отвечал с улыбкой в голосе и иногда даже прерывал работу, если вопрос казался ему особенно серьезным. Наверно, он тоже хотел заполнить тишину.

Призрачная пыль быстро исчезала от прикосновений материи, но полировка ступеней и всего этажа, по которому ночью бродили мертвые, заняла довольно много времени. Все это время я перемещалась вверх по лестнице вслед за моим собеседником и развлекала себя разговорами, потому как от моей помощи он отказался. Хотел сам исполнять порученную ему работу. Но что же в таком случае делать в Склепе мне?

Когда, наконец, все поверхности были избавлены от мерцающих крупиц, мы поднялись на этаж выше. Пять одинаковых саркофагов безмолвно встретили нас. От такой одинаковости уже становилось не по себе: вроде бы поднимаешься на другой этаж, а кажется, что это тот же самый. Хранитель с легкостью сдвинул верхние плиты, открывая черепа Избранных, чтобы их души могли найти дорогу из мира мертвых. На этом его ежедневные обязанности оказались завершены.

– Я все же не понимаю, – задала я очередной вопрос по пути вниз, – зачем создавалось это место? Ради призрачной пыли, которую ты собираешь?

– Я никогда не задумывался об этом. Наверно, затем же, зачем люди создают памятники или кладбища. Это дань уважения мертвым и одновременно шанс для них вернуться когда-нибудь в мир живых.

– Вернуться в виде бесплотного духа, чтобы побродить ночью по этажу?

Хранитель рассмеялся.

– Не совсем так. Если сила воли души умершего человека достаточно крепка, или если сильно его желание, он может вернуться в материальный мир и обрести форму при помощи своих костей. Он будет уже не совсем человеком, но сможет продолжать жить в ярком мире живых. Поэтому я открываю саркофаги. Хотя при мне еще никто не возвращался, но есть пророчество – Завет – что однажды в мир вернется герой давно прошедшей эпохи. И ему под силу будет изменить мир. Я думаю, это и есть одна из основных причин, по которым возвели башню. Сомневаюсь, что все это ради пыли.

Его ответ заставил меня надолго погрузиться в мысли. Глубоко в душе зародилась какое-то странное, тревожное чувство, которому я пока не могла найти объяснения. Или, может быть, не хотела находить. И еще появился не менее важный вопрос, который я пока решила оставить при себе: почему Хранитель сам не задается вопросами насчет пыли и насчет истинного смысла своего пребывания здесь, в башне? Либо так на него повлияли долгие годы скуки и однообразия, что его перестало что-либо интересовать, либо он бесконечно предан этим загадочным Святейшим и готов безропотно выполнить любое порученное ему задание, не вникая в его истинный смысл.

Некоторое время еще оставалось до темноты, и Хранитель предложил заглянуть в библиотеку. Это была маленькая комнатка, размерами примерно в половину уступающая спальне. Две свободные стены от пола до потолка занимали стеллажи с одинаковыми прямоугольными ячейками, однако книг здесь оказалось не так много. Корешки разных оттенков серого без видимой системы стояли и лежали на полках, здесь же примостился крохотный стол и мягкое кресло.

– Я несколько раз прочел все эти книги. К сожалению, никакого другого развлечения здесь не предусмотрено, – Хранитель быстро просмотрел полки и вытянул несколько книг. – Поэтому даже хорошо, что их содержимое со временем забывается.

– О чем они?

Я наугад открыла одну из книг. Ее хрустящие шероховатые страницы были исписаны темными убористыми письменами, от одного вида которых тут же заболела голова.

– В основном это история Великой империи Ао, сказания о Святейших и жизнеописание тех, чьи останки покоятся в Склепе.

– Целые книги про Избранных? Наверно, они были выдающимися личностями.

– Да, каждый из них. Именно поэтому они покоятся здесь, поэтому им дарован шанс вернуться в мир живых из Безвременья. – Хранитель вместе со своими книгами опустился на пол и принялся листать одну. Ничего другого не оставалось, кроме как занять кресло напротив моего тактичного собеседника. – Посмотрим, найдется ли здесь какая-нибудь ценная информация.

Хранитель положил книгу на колени и надолго ушел в чтение. Он выглядел серьезным и сосредоточенным, иногда хмурился, иногда поджимал губы, отчего те превращались в тонкую линию, иногда забавно приподнимал бровь. Он был таким живым и настоящим посреди застывшего во времени Склепа, что я невольно улыбнулась, глядя на него. Когда Хранитель оторвался от чтения и поднял на меня взгляд, он смущенно застыл. Должно быть, я повела себя не слишком вежливо, так долго пялясь на собеседника, и как только я собралась принести извинения, мужчина захлопнул книгу.

– Боюсь, что пока я не могу сообщить тебе ничего полезного. Стоит просмотреть и другие книги, но я не припоминаю, чтобы хоть где-то описывался случай, подобный твоему.

– Понятно.

Это не расстроило и не обрадовало меня. Наверно, чего-то подобного стоило ожидать. С самого начала мне казалось, что всю важную информацию я утратила вместе с памятью.

– Пора возвращаться в комнату. Скоро стемнеет. – Хранитель поднялся и отложил оставшиеся книги на стол. – А к этому можно будет вернуться завтра.

Почему-то мне не хотелось говорить ему о бесполезности этого занятия. Самое главное уже было у меня в голове, но все еще оставалось скрытым тяжелой завесой. Образ звездного неба, который я увидела сегодня, был доказательством того, что память потеряна не навсегда. Потребуется время, возможно, много времени, прежде чем я смогу вспомнить хотя бы свое имя, но надежда на это уже прочно укоренилась в сердце.

Хоть я позволяла себе надеяться, но в то же время понимала: я уже никогда не стану тем человеком, которым была прежде. Я никто, всего лишь тень собственного прошлого. Тень, которой зачем-то позволили существовать.

4

А стоит ли вообще вспоминать? Так ли важно, кем я была в прошлой жизни? Если забвение – это шанс начать все заново, в новом месте, с новыми мыслями, может быть, стоит воспользоваться этим шансом? Вопросы, скопившиеся в голове, никак не хотели отпускать сознание в мир сновидений. Я снова и снова спрашивала себя, какой бы я сделала выбор, если бы от меня что-то зависело. Новая жизнь представлялась не такой уж плохой.

Мы лежали спиной к спине на узкой кровати. Искра жизни Хранителя согревала меня и дарила спокойствие. Он был моим якорем в этом мире, вытаскивал из умиротворяющих объятий Склепа, в которых по-прежнему хотелось раствориться навсегда, стоило лишь немного ослабить внимание. Но я знала, что так будет не всегда. Когда-нибудь мое сознание обретет достаточную силу, чтобы самостоятельно укрепиться в реальности и больше ее не покидать.

Но пока этого не произошло, я все еще просыпалась по ночам от приступов не поддающейся объяснению паники.

Дни сменялись днями, серые и абсолютно одинаковые. Такая размеренность поначалу представлялась скучной, но скоро я привыкла к этому ритму жизни. Хранитель совершал свой ежедневный ритуал, собирал призрачную пыль и оставлял ее в темной комнате, открывал и закрывал крышки саркофагов. Он рассказал мне о мире живых, историю Великой империи Ао – все то, что сам узнал из книг. Иногда он зачитывал вслух особенно любопытные моменты или то, что сам считал важным. Рассказал и о Святейших.

Мой мир разделился на две части: Склеп на Границе, уже знакомый и привычный, и Ао, царство живых, загадочное и манящее, о котором я имела лишь смутные представления. И чем больше я узнавала о просторах и величии царства живых, тем теснее казалась башня.

В какой-то момент мысли о внешнем мире показались просто мечтой. Мне было хорошо и спокойно здесь, если не считать неудачных попыток заснуть. Такое умиротворение. Наверно, это сказывалось влияние Склепа, но мысль о том, что я останусь здесь навсегда, с каждым днем все больше укоренялась в сознании, как и мысль, что забытое прошлое не так уж важно.

Мы в очередной раз поднялись по лестнице, чтобы открыть на ночь крышки, и я неожиданно для себя поняла, что именно здесь я и появилась, на этом этаже, около этого саркофага. Это было странно, ведь все вокруг абсолютно одинаковое, но что-то – неизвестно – что-то откликнулось в душе. Со смесью интереса и непонимания, поддавшись необъяснимому порыву, я заглянула внутрь каменного гроба.

Там были останки: череп с залегшими в глазницах тенями, в расшитом узорами головном уборе, балахон, который когда-то мог быть белым, не затронутый тлением, будто пролежал здесь не сотни нет, а всего лишь несколько дней. Я глядела на череп – в пустоту, очерченную светлой костью глазниц. Дыхание вдруг сбилось, сердце сжалось в непередаваемой тоске, мир расплылся перед глазами. В следующий момент я обнаружила себя на полу, одна рука судорожно цеплялась за край саркофага, а другая прижималась к груди в попытках успокоить рвущееся наружу сердце.

– Что с тобой?

Хранитель опустился на колени рядом со мной и с неподдельным волнением заглянул мне в глаза.

У меня не было ответа.

Сердце рвалось на части, причиняя почти физическую боль, было трудно дышать. Все, что я могла, это крепко вцепиться в ткань темной рясы Хранителя. Испуганно, растерянно.

Он провел ладонями по моим щекам. На коже остались влажные следы. Это были мои слезы? Он осторожно обнял меня за плечи и притянул к себе. Я все еще цеплялась за рясу, может быть, в попытках унять дрожь. Хранитель молчал, и его молчаливое присутствие сейчас было мне нужнее всего.

Не знаю, сколько прошло времени, но постепенно дышать стало легче. Грудную клетку все еще заполняла тягучая тоска, но я нашла в себе силы оторваться от плеча Хранителя. Медленно я поднялась с пола и вновь заглянула в саркофаг. Почему-то хотелось увидеть кости еще раз. Я тихо спросила:

– Кто это?

Хранитель рядом со мной тоже всматривался в останки, его лицо было хмурым и озадаченным. Он мельком взглянул на меня, прежде чем ответить.

– Она была жрицей Святейших.

Ответ показался мне до странности кратким, я хотела знать больше и только собралась спросить, как кое-что другое привлекло внимание. Кое-что, чего я не заметила сразу.

– Почему здесь только череп? Так и должно быть?

Погребальный балахон оказался пустым. Его почти полностью скрывала крышка гроба, но все же можно было заметить неестественную плоскость там, где должна быть грудная клетка. Хранитель долго и молча оглядывал останки. Его ответ прозвучал очень тихо и будто бы издалека.

– Нет. Так не должно быть.

Он резко обернулся ко мне. Он хмурился, его долгий сосредоточенный взгляд, казалось, просвечивает меня насквозь. Должно быть, Хранитель хотел что-то сказать, но так и не решился. Вместо этого он положил руку мне на плечо и аккуратно подтолкнул к лестнице.

– Нужно идти. Скоро начнется их время.

Я ухватилась за его руку. Почти как при нашей первой встрече. Только теперь внутри не осталось ни следа былого спокойствия. Внутри бесконечными волнами плескалась тоска.

Спать не хотелось. Все происходящее казалось сном, где я никак не могла проснуться. Я уселась на кровати, обхватив колени руками и ощущая себя такой же беспомощной и потерянной, как в первые минуты после пробуждения в Склепе. Хранитель был рядом. Он не пытался заговорить или как-то вывести меня из этого состояния. Так же, как и я, он пребывал в глубокой задумчивости. Наконец, когда тишины скопилось слишком много и она начала давить, я спросила:

– Та жрица… Как ее звали?

– Ренеллия. Первая жрица города Деокриса.

– Какой была ее судьба?

Хранитель долго молчал, а когда заговорил, слова он произносил медленно и с большими паузами, будто нехотя.

– Ее готовили стать жрицей с пятнадцати лет. Сами Святейшие благословили ее. Семь лет она защищала столицу от нападений. Погибла во времена гражданской войны. Ее убила собственная сестра.

– Сестра?

– Да, младшая сестра, Моррити. Отрубила ей голову. Моррити была мятежницей, они сражались по разные стороны.

Сердце снова сжалось от тоски. Эта давняя трагедия произвела на меня сильное впечатление, так что я погрузилась в мысли и за вечер не сказала больше ни слова. На душе было гадко, и беспричинно хотелось плакать.

Новый день должен был принести ответы – по крайней мере, я на это надеялась, – и ждала его наступления всю бессонную ночь напролет. Как только Хранитель открыл дверь, устремилась вверх по ступеням, к саркофагу с останками жрицы. Хранитель, похоже, не разделял моего рвения. Казалось, он не хочет обнаружить наверху то, что изменит привычный ему порядок вещей.

Этаж покрывали скопления мерцающей призрачной пыли. Как обычно, кучи покрупнее собрались около саркофагов, но только около четырех. Пятый же, с черепом жрицы, мерцание обошло стороной.

Я ждала этого и одновременно боялась. Душу раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, появилась какая-то ясность, ответ на один из тысячи вопросов, который давно не давал мне покоя. Но с другой стороны, я не желала принимать этот ответ, не хотела и не могла до конца поверить. Я застыла около саркофага, заново изучая его содержимое. Медленно обернулась к Хранителю.

– Пыли нет. Это значит, что она не приходила ночью? – Мое лицо превратилось в маску, а голос потерял всякое выражение.

Хранитель молчал.

– Костей тоже нет.

Хранитель молчал, его взгляд стал умоляющим и таким печальным. Он не желал слышать того, что я собиралась сказать.

– Она это я, да?

Опять молчание. Последние сомнения развеялись. Правда была похожа на ведро ледяной воды, вылитое на голову. Я ненадолго прикрыла глаза.

– Значит, я все же мертва.

На последнем слове мой голос дрогнул, маска дала трещину под напором бушевавших внутри чувств. Мертвая. Я не хотела быть мертвой. Я не понимала, почему я живу. По чьей прихоти, благодаря чему или ради чего.

– Ты знал это с самого начала.

Хранитель молчал. На его лице, всегда таком безмятежном, отражались боль и тоска, вина и обреченность. Он опустил глаза к полу, и я ощутила новый болезненный укол.

– Ты знал, но ничего не сказал мне.

– Я не мог, – тихо сорвалось с его губ. Он вскинул голову, чтобы поймать мой взгляд. – Ты была напугана. Ты попала в новое место без каких-либо воспоминаний. Тебе нужно было дать время…

Теперь молчала я, укоризненно и холодно.

– Я не знал наверняка, не был уверен. Впервые за многие сотни лет в башне произошло что-то необыкновенное. Впервые я был не один. Я хотел… побыть с тобой немного, хоть ненадолго ощутить себя… живым.

Его многовековое одиночество, его обреченность давили на меня, вызывая в душе отклики. Хотелось разделить его грусть, снова увидеть его смущенную улыбку вместо выражения человека, у которого отнимают последнюю надежду. Но все же…

– Я имела право знать.

– И что бы это изменило? Узнай ты немного раньше или немного позже, это ничего не меняет.

– Мое доверие к тебе.

Глаза Хранителя расширились от ужаса и безнадежности. Я знала, что мои слова причинили ему боль, и я бы очень хотела избежать этого. Но они были правдой.

– Я появилась в Склепе без каких-либо представлений о нем или о себе. И первое, что я услышала, оказалось ложью. Я поверила всему, что ты говорил. Но чему теперь мне верить?

Хранитель снова опустил глаза к полу и прошептал:

– Прости.

Это прозвучало искренне и с такой болью, что зародившаяся было обида бесследно исчезла. Да, я понимала, почему он сразу не сказал мне всей правды. Глупо и нечестно было бы злиться на человека лишь за то, что он устал от одиночества.

Несколько минут мы молча стояли друг против друга, и мое сердце тоскливо сжималось, пока я собирала силы, чтобы произнести следующую фразу.

– Мне нужно уйти.

Хранитель вскинул на меня умоляющий взгляд, который было слишком тяжело вынести.

– Я верю, что не просто так появилась здесь. Вернулась из Безвременья. Я должна что-то совершить в мире живых, может быть, закончить то, что не успела закончить при жизни. Поэтому мне нужно уйти.

– Останься, – тихо проговорил Хранитель, глядя на меня бездонными серыми глазами, до краев наполненными грустью. – Пожалуйста. Хоть ненадолго.

– Это твой мир, твоя судьба. Не моя.

– Я знал, что когда-нибудь это произойдет. Ты захочешь покинуть Склеп. Но надеялся… В прочем, это было глупо.

Глядя под ноги, он развернулся и начал спускаться вниз, я пошла следом. Больше всего в этот момент мне хотелось, чтобы я никогда не узнавала про жрицу, про пыль или про существование мира живых. Какая-то часть меня действительно хотела остаться, но это было невозможно. Я просто не смогла бы жить здесь, зная, что снаружи меня ждет целый новый мир, яркий и загадочный. Моя судьба. Ответы.

Хранитель спустился до самой нижней площадки и остановился перед одной из дверей. Немного помедлив, он провернул ключ в замочной скважине и отошел на пару шагов, освобождая для меня место. Я подошла ближе и протянула руку к двери. Рука дрожала от волнения и от предвкушения, но печаль по-прежнему тяжелым грузом лежала на душе. Я обернулась к Хранителю, чтобы сказать что-нибудь на прощание, но слова комом застряли в горле.

– Когда ты выйдешь отсюда, обратной дороги уже не будет, – сказал он.

– Знаю.

– И тебя никак нельзя уговорить остаться?

Я покачала головой, а рука нервно сжала край платья. Никакие слова не смогли бы сейчас выразить все то, что мне хотелось сказать Хранителю.

– Да, ты права. Это не твоя судьба, а моя. И если богами уготовано для меня провести свои дни в одиночестве, я покорюсь их воле, – Хранитель печально улыбнулся и добавил, немного помедлив: – Но эти несколько дней я был по-настоящему счастлив.

Если бы я что-то ответила в этот момент, голос подвел бы меня, поэтому я молча подошла к нему и взяла его лицо в свои руки. Привстала на цыпочки и легонько дотронулась губами до лба. После этого развернулась и, не медля больше ни мгновения, открыла дверь.