Московские стрельцы первой половины XVII – Начала XVIII века. «Из самопалов стрелять ловки»

2. Социальное положение, комплектование, обеспечение и социальная защита московских стрельцов во второй пол. XVII в.

2.1. Социальное положение

Московские стрелецкие приказы состояли из людей лично свободных, а не крепостных крестьян или посадских тяглецов. Подобная практика позитивно сказывалась на моральном облике этих воинов, – они знали, за что и за кого сражаются. Особое место в социальной лестнице и привилегированное положение также являлись важным воспитывающим фактором, – московский стрелец с детства осознавал, что принадлежит к сословию верных слуг и защитников своего государя. Даже внешний вид московских стрельцов, их военная одежда – цветные суконные кафтаны, по меркам XVII в. – очень дорогие вещи, были показателем элитарности^[136]. Московские стрельцы были сословием внутри самого стрелецкого сословия, и доступ в этот закрытый мир был ограничен. Важно подчеркнуть, что звание стрельца было пожизненным и наследственным. Человек, родившийся в стрелецкой семье, становился носителем этого звания до дня своей смерти. Выйти из стрелецкого сословия было практически невозможно. Например, известен случай, когда стрелецкий сын просил в челобитной освободить его от воинских учений и уволить из московских стрельцов с тем, чтобы он мог продолжать учебу в Аптекарском приказе и стать врачом^[137]. Царским указом этот человек был оставлен в составе своего приказа, с тем, чтобы после окончания учебы в подразделении появился квалифицированный медик. От воинских занятий будущий врач освобожден не был, поскольку он оставался стрельцом, т. е. профессиональным воином, и обязан был владеть оружием на должном уровне. Следует отметить, что при общей воинской подготовке немало примеров наличия в среде московских стрельцов талантливых коммерсантов^[138], кузнецов^[139], плотников^[140], печников^[141] и даже мастеров по фрескам и камнерезов^[142]. Среди стрельцов-коммерсантов попадались достаточно крупные и зажиточные, торговый оборот которых мог равняться двум с половиной тысячам рублей или более. Тем не менее они продолжали оставаться стрельцами. Увечья и старость служили поводом для увольнения стрельца со службы, но звание и сословные привилегии в этом случае сохранялись^[143]. Хозяйственные занятия и «промыслы» московских стрельцов давали повод для упреков исследователей в утрате московским корпусом боеспособности. С таким доводом нельзя согласиться, т. к. в «антистрелецкой» историографии московские стрельцы рассматривались как неотъемлемая часть «стрелецкого войска». Следует уточнить, что в составе русской пехоты XVII в. находились московские и городовые стрелецкие приказы, которые не образовывали никакого отдельного «войска». Московские приказы (позднее – полки) составляли отдельный корпус (но не «войско») среди всех стрелецких частей. Необходимо также разделять личный состав московских стрелецких приказов и московскую сословную стрелецкую корпорацию, включавшую в себя все население столичных стрелецких слобод. Стрельцы-военнослужащие могли заниматься своими «промыслами» только в свободное от службы время. Стрельцы – увечные ветераны, старики, стрелецкие дети и недоросли не входили в строевой состав приказов, но являлись стрельцами и имели право пользоваться всеми привилегиями своего сословия, заниматься торговлей, ремеслами и «промыслами». Наличие таких «нестроевых» стрельцов никак не влияло на боеспособность московских приказов.

Следует отметить, что в середине – конце 40-х гг. XVII в. среди посадского населения практиковались достаточно частые уходы целых семей в московские стрельцы, поскольку порядок верстания в стрелецкую службу в это время таких переходов не запрещал. Посадских «тяглецов» привлекали наследственность этого звания, привилегии стрельцов, например, судебный иммунитет (т. е. стрелец был подсуден только своему начальнику); стрельца также запрещалось брать в долговое рабство – «холопить» за долги, наконец, стрелец имел значительные торговые привилегии (беспошлинно торговать на любую сумму ниже рубля, на большие церковные праздники варить пиво и вино беспошлинно), не платил «тягло» – общегосударственный налог и т. д.^[144] В результате большого числа подобных переходов стрелецкие приказы значительно увеличивались численно. В 1649 г. подобные переходы из посада в стрельцы были запрещены «Соборным Уложением» – новым кодексом законов Московского государства. В соответствии с новыми законодательными нормами те посадские люди, которые стали стрельцами, должны были возвратиться обратно в посады. Право остаться в приказе получал только третий сын в семье, при условии, что семья ушла в стрельцы еще до выхода «Уложения»^[145].

Необходимо отметить, что доступ в сословие московских стрельцов посредством брака был ограничен «Соборным Уложением» 1649 г. Так, согласно этому кодексу, человек, бравший в жены посадскую девушку, сам становился посадским человеком^[146]. Следовательно, браки таких девушек с молодыми стрельцами исключались, поскольку переход молодого стрельца в посад был невозможен по многим причинам.

Браки же обратного порядка – между стрелецкими девушками и молодыми посадскими – также были затруднены, поскольку запрещалось принимать в стрельцы, как указывалось выше, посадских людей и крепостных крестьян.

2.2. Комплектование

Набор в московские стрелецкие приказы изначально осуществлялся в соответствии с сословным принципом верстания в службу. Прежде всего, зачислению в московские стрельцы подлежали их дети^[147]. В том случае, когда достаточного количества молодых стрельцов не набиралось, в службу верстали «вольных охочих людей», по желанию. Что касается «вольных охочих людей», то условия и критерии приема их на службу были строго регламентированы. «Наказы», т. е. подробные служебные инструкции по службе, исходившие непосредственно от царя, разрешали головам зачислять в стрелецкие подразделения «гулящих людей от отцов детей, и от братьи братью, и от дядь племянников, и подсуседников, и захребетников, не тяглых и не пашенных, и не крепостных людей…», «которые были бы собою добры и молоды и резвы и из самопалов стрелять горазды…»^[148]. Тем не менее подобным образом было возможно компенсировать лишь отдельные недочеты в укомплектовании личного состава стрелецкого приказа. Чаще всего случалось иначе, когда пополнение требовалось экстренно, например, после эпидемии чумы в Москве в 1654-55 гг.^[149] Кроме того, в том же 1655 г. потребовалось срочно пополнить те приказы московских стрельцов, которые были отведены на отдых с театра военных действий. Потери достигали не менее половины личного состава, т. е. в приказах численностью около тысячи стрельцов оставалось не более пятисот человек^[150]. Большое количество обученных воинов-профессионалов требовалось для пополнения сразу. В соответствии с особыми распоряжениями царя Алексея Михайловича для экстренного пополнения поредевших в боях московских стрелецких приказов, а также для восстановления численности приказов, пострадавших от чумы, использовалась следующая мера: из уездных городов европейской части России присылали по выбору необходимое количество городовых стрельцов^[151].

Следует отметить, что в последней трети XVII в. порядок верстания в московские стрельцы значительно изменился. Известен случай, когда правительство выделило часть солдат из полка «нового строя», перевело их в стрелецкое сословие и сформировало из них новый стрелецкий приказ, который возглавил Никифор Колобов^[152], и это был не единичный случай. Такая практика позволяла аккумулировать в рядах московских стрельцов наиболее подготовленных и опытных пехотинцев^[153]. В случае необходимости экстренного пополнения в «государевы черносошные земли» отправлялись «комиссары», которые проводили наборы добровольцев. «Новоприбранные» стрельцы направлялись в Москву, в ведение Приказа Тайных дел и Стрелецкого приказа, откуда и расписывались по подразделениям. В 1677 г. пополнение было отправлено непосредственно в воюющие московские стрелецкие приказы: «…быть в Киеве и в прежнем, опричь Володимерова приказу Воробина, пятнадцати тысячам человеком стрельцом и солдатом, и в то число в прибавку к нынешнему киевскому наличному числу людей послать из Смоленска четыре приказа. Да в те же киевские и смоленские полки в указное число в пятнадцать тысяч дополнить из даточных нынешнего сбору, и сметясь, послать о тех даточных память в Ямской приказ, чтобы то число прислали в Малороссийский приказ для посылки в Киев; а что на тех людей надобно сотников и знамен и барабанов, и о том послать память в Стрелецкий приказ, чтоб прислали в Малороссийский приказ, и отпускать тех даточных тотчас, а у всякого б даточного было по бердышу…»^[154].

2.3. Социальная защита

Царская администрация практиковала ряд мер социального обеспечения для московских стрельцов: помощь семьям погибших на войне, пострадавших от пожаров, медицинское обслуживание и освидетельствование раненных и увечных и т. п.

Помощь семьям носила характер регулярных выдач материальной помощи, как правило, продуктов (ржи, овса). Постоянный характер такого рода мероприятий со стороны правительства подтверждается большим количеством источников. Для учета всех нуждающихся в поддержке государства московских стрелецких семей составлялись росписи, например, «Росписи…Московских приказов матерям, и женам, и сестрам, и дочерям, и вдовам Иванова приказу Монастырева, Федора Александрова, Артемона Матвеева, которые (стрельцы) на Государеве службе побиты…»^[155]. Продукты выделялись из дворцовых житниц, из собранного «стрелецкого хлеба»: «…хлебного жалованья московским стрелцом и стрелецким матерям и жонам на… 1676 год последние июльская дача велено дать из дворцовых житниц 46257 чети полуосьмины и полполу третника ржи овса тож из бору стрелецкого хлеба…»^[156]. Помощь пострадавшим от пожаров также выделялась из дворцовых житниц: «Велено дать московским стрелцом у которых в пожарное время дворы згорели для того пожарного разоренья в приказ 3432 чети с осьминою ржи овса тож…»^[157].

В дополнение к регулярным выдачам зерна стрелецким матерям, женам, вдовам и сиротам широко практиковались пожалования и награды по случаю какого-либо важного события, например, в 1699 г. царь приказал раздать 1581 рубль 1054 московским стрельцам, которые были «на ево Государеве службе в Киеве для поминовения (титул) царицы и для тово, что они на службе и в дороге поизнужились^[158]. В том же году царь велел раздать по полтора рубля каждой из вдов стрельцов, побитых и умерших в Киеве на государевой службе; эта выдача была приурочена к памяти покойной царицы…»^[159], а в 1672 г. «стрелецким десятникам всех бывших тогда на Москве приказов и капралам Матвеева полка Кравкова» были выданы на сапоги «1108 сафьянов для рождения Петра Алексеевича…». И.А. Гурлянд опубликовал документы, относящиеся к царским сафьянным заводам, находившиеся в ведении Приказа Тайных дел. Сафьяны для десятников были даны именно с царских заводов. Он также упомянул о цветах сафьянов, производившихся на этих заводах: «Окрашивались сафьяны в самые разнообразные цвета: в красный, вишневый, оранжевый, желтый, черный, осиновый, темнолазоревый, зеленый, пестрый и т. п. Любимые цвета были все-таки желтый и красный…»^[160]. В 1672 г. часть московских стрельцов получила цветные сукна на кафтаны в качестве награды за подавление восстания Степана Разина. Те из стрельцов, кто не был награжден, заявили об ущемлении своих прав в дни стрелецкого бунта 1682 г. и потребовали награды^[161].

Продукты и напитки, так же, как сукно и деньги, могли быть наградой: «московским стрелцом Микифорова приказу Колобова, Ларионова приказу Лопухина Дмитреева приказу Лаговчина Обакумку Григорьеву с товарыщи… велено Государева жалованья за пушечную стрелбу… ведро вина…»; «московским стрелцом плотником Миките Наумову с товарыщи двадцати четырем человеком за дело пушечных станков что они делали к большим путивльским к трем пушкам станки с колеса новые дубовые в приказ за работу Государева жалованья велено дать вина два ведра четверть круп овсяных три чети сухарей да московским же стрелцом кузнецу Алешке Филимонову с товарыщи Государева жалованья велено дать в приказ за оковку тех же пушечных станков и колес вина два ведра четверть круп овсяных две чети с осьминою сухарей…»^[162].

Выше указывалось, что московские приказы в обязательном порядке сопровождали медики. Раненые, больные и увечные московские стрельцы подлежали обязательному медицинскому освидетельствованию. Целью такого осмотра было признание стрельца годным или не годным к службе: «Лета 1672 года ноября в… день в Оптекарском приказе голову Московских стрелцов Федорова приказу Головленкова стрелцов Матюшка Гвоздева Сидорка Пахомова осмотреть… лекарем какая у них болезнь и стрелецкая служба мочно ли служить… у стрелца Матюшка Гвоздева у обоих ног нет перстов и… службу ему служить немочно… У Сидорка Пахомова левая рука ранена из мушкета в запястье и… службу ему служить немочно…»^[163]. Если болезнь или травма поддавалась излечению, то все медицинские услуги производились за счет государства. Увечные и больные стрельцы снабжались продуктами – кормовым жалованьем наряду со стрелецкими вдовами и сиротами.

Если стрелец погибал или умирал от ран или болезней в походе, его хоронили со всеми положенными обрядами за счет государства: «На каждое погребение рядовых стрельцов, рейтар и др. обязательно выдавалось из приказной избы по 6 алтын 4 денги. Иногда на казенный счет хоронились и начальные люди, например, на погребение стрелецкого сотника Константина Подымова, умершего от полученных под Наволочью ран, выдано 10 рублей…»^[164].

За особые заслуги московский стрелец мог быть переведен из стрелецкого сословия в «беломестцы»: «Показателен в этом плане царский указ от 6 августа 1971 г., по которому было велено стрельцов Иванова приказа Полтева Пашку Тимофеева да Данилку Малофеева «от стрелецкой службы отставить и ружье и платье казенное, которое у них есть взять. И свое Государево денежное и хлебное жалованье на нынешний на 179 год им выдать, и дворы их отдать им же, или продать им в том же приказе, или на сторону повольную ценою и впредь их и их детей в стрельцы ни в который приказ не имать. А быть им в Государевом деле Пашке в Ростове у соляных заводов в подьячих, Данилку у плотинных и прудовых дел в мастерах..»^[165].

В преклонных годах московский стрелец мог уйти в монастырь. Для вступления в братию и принятия пострига требовался «заклад» – вклад нового послушника или даже инока в обитель. В этом случае государство брало на себя эту проблему. По челобитной «за раны и за заслуги» стрелец мог быть пострижен в монахи избранного им монастыря «без вкладу».

2.4. Жалованье

«А денежного жалованья идет тем началным люд ем: полковником – рублев по 200, полуполковником рублев по сту или по 80 Рублев, сотником по сороку или по 50 рублев, а за которыми есть поместья и вотчины многие, и у них из денежного жалованья бывает вычет, сметя против крестьянских дворов, десятником и пятидесятником, и стрелцом идет жалованье по 15 и по 13, и по 12, и по 10 рублев человеку на год. Да им же хлебного жалованья: десятником и пятидесятником по 18 и по 20 чети человеку, стрелцом по 15 четвертей человеку на год, от малого до великого всем ровно. Да им же соли: пятидесятником по 5 пуд, десятником по 3, стрелцом по 2 пуда в год. Да им же всем дается на платье ис царские казны сукна ежегодь…»^[166]. Кроме того, московские стрельцы получали из казны оружие, которое заменялось в случае поломки или ремонтировалось за счет государства (в случае уважительной причины поломки)^[167], боеприпасы на время похода и боевых действий, а также «кормовое» жалованье, выдававшееся только в походе вместо денежного и хлебного жалованья и состоявшее из продуктов питания (различные виды рыбы, солонина, «свиные щоки», кавардак, толокно, мука, крупы, уксус, квас, сбитень, вино и т. д.)^[168]. Таким образом, московские стрельцы получали от казны все необходимое для успешного несения службы. Для прокормления семей стрельцам разрешалось заниматься торговлей, ремеслами и промыслами, о льготах на которые уже говорилось выше. Помимо льгот, за различные отличия по службе следовали щедрые награды сукном или продуктами^[169]. Немаловажно, что московские стрельцы, в отличие от городовых стрельцов, не имели земельных наделов (за исключением огородов, лугов и пастбищ) и не были привязаны к сельскохозяйственному труду. Если стрельцы уездных городов кормились в основном с пашни, т. к. их жалованье было невелико и выплаты часто задерживались, то московские стрельцы существовали в большей степени на жалованье, чем на свои «промыслы», ремесла и торговлю. Наряду с прочими упомянутыми выше факторами, как то социальной защитой, положением в обществе Московского государства XVII в., высокое жалованье и привилегии были одной из важных составляющих лояльности московских стрельцов, т. к. создавали высокую материальную заинтересованность в службе.

В итоге перечень требований, предъявляемых к боеспособности московских стрельцов, включал только требования верности присяге, стойкости, здоровья, умения быстро и метко стрелять в составе подразделения.

От стрельцов требовалась безусловная верность данной присяге, которая обеспечивалась религией, спецификой воспитания служилого сословия и экономическими мерами. Вторым по значимости было требование стойкости на поле боя при любом варианте развития сражения. От стрельцов требовался высокий уровень дисциплины, понимаемой современниками как беспрекословное подчинение стрельцов любым приказам своего начальства. Пьянство, азартные игры и т. п. развлечения были запрещены, как и грабежи населения, изъявившего покорность царю. Как и в европейских армиях, умеренное употребление спиртного, грабеж врагов и мародерство не возбранялись.

Московские стрельцы на рисунках из «Книги об избрании на превысочайший престол великого Российского царства великого государя, царя и великого князя Михаила Федоровича Всеа Великия Росии самодержца» («Книга об избрании на превысочайший престол великого Российского царства великого государя, царя и великого князя Михаила Федоровича Всеа Великия Росии самодержца»: Рукопись. Комментарии. Текст. – М.: Федеральное гос. бюджетное учреждение культуры «Гос. ист. – культур. музей-заповедник «Московский Кремль», 2014. – 308 с. – ЛЛ. 31–32.)

Московские стрельцы нередко пользовались возможностями служебного положения в личных и семейных интересах. Крупные хищения и явные злоупотребления пресекались, но в целом на мелкие нарушения государство закрывало глаза. Требование учета «происхождения» стрельцов сводилось к запрету принимать на службу в московские приказы иноземцев в первом поколении и иноверцев.

Социальное положение московских стрельцов было двойственным: 1) стрельцы являлись личным составом московских приказов, 2) стрельцы были полноправными членами стрелецкого сословия. Московские стрельцы представляли собой привилегированную военно-сословную социальную группу. Комплектование московских приказов в последней трети XVII в. осуществлялось за счет стрелецких семей и посредством верстания в московские лучших городовых стрельцов и солдат. При таком порядке комплектования московские стрелецкие приказы состояли из профессиональных воинов. А. В. Малов считал, что «Московские выборные солдатские полки полковников Аггея Шепелева и Матвея Кровкова вместе с московскими стрельцами становятся ядром пехоты русской армии»^[170] во второй половине XVII в.

Четыре установленных основных требования современников не совпадают с критериями боеспособности, которые предлагал А. В. Чернов. Царская администрация вкладывала в термин «боеспособность» иной смысл, нежели «постоянное военное устройство», «систематическое военное обучение» и «полное содержание за счет государства». По мнению современников, боеспособный приказ московских стрельцов должен был быть верен присяге, стоек, здоров, хорошо обучен метко стрелять залпами. «Регулярство» в данном случае не рассматривалось как синоним «боеспособности». Кроме того, применение термина «регулярная армия» к военным реалиям Восточной и Западной Европы XVII в. выглядит натянутым и крайне спорным.

Думается, что проблему боеспособности московских стрельцов возможно раскрыть через динамику развития московских приказов во второй половине XVII – начале XVIII в., в обязательном сравнении с солдатскими полками. Факты участия московского корпуса в победных и неудачных полевых сражениях, осадах, штурмах и обороне городов являются достаточным основанием для определения, являются ли перечисленные выше требования современников критериями боеспособности московских стрельцов.