Хантер Томпсон

надо делать его на совесть. Нам понадобится приличное

Посмотрел на моего адвоката, но его разум унесло куда-то к ебеням.

— Счастлива, — пробормотал я, пытаясь удержать это слово в уме. Но это было одно из тех слов, вроде Любви, значение которых я всегда не вполне понимал. Большинство людей, постоянно имеющих дело со словами, не слишком в них верят, и я не исключение. Особенно мало я верю в большие слова вроде Счастливый, Любимый, Честный и Сильный. Они слишком размыты и относительны, когда сравниваешь их с резкими, гадкими словечками вроде Подлый, Дешевый и Фальшивый. с Этими словами я чувствую себя легко и свободно, ибо они тощие и запросто лепятся на место, а большие слова тяжелы — чтобы наверняка с ними сладить, нужен или священник, или кретин

Единственная свобода на которую мы можем претендовать сегодня - свобода идиотизма. Остальное не важно.

Мы живем в отвратительное время, Джэнн. Девяностые годы войдут в историю как одна из тех маленьких, пакостных, застойных заводей, где происходят плохие вещи, люди молчат, дела идут наперекосяк, и всем наплевать, и никто не смеётся, и страх становится основным моральным принципом

Люди становятся дергаными, когда погода в Коне портится. После девяти-десяти дней сплошного шторма и отсутствия солнца тебе вполне могут отбить селезенку на любой улице Гонолулу за одно то, что посигналил самоанцу. Их диаспора на Гавайях огромна и неуклонно растет. Они крупны, опасны, их нрав неукротим, а сердца переполнены ненавистью к звукам клаксона, вне зависимости от того, кто на него давит.

Журналистика – не то ремесло, которое притягивает людей с лоском; здесь нет типов в костюмах от Кевина Кляйна, нет ни одного представителя сливок общества. Мы скорее увидим пламенеющий закат солнца на востоке, чем фото человека нашей профессии – на обложке журнала «Пипл».