Цитаты из аудиокниги «Моя жизнь», страница 4

Итак, этим летом мы отправились в Девоншир, где у него был чудесный замок, который он построил по образцу Версаля и Малого Трианона, со множеством спален и ванных комнат. Все это было отдано в мое распоряжение, включая четырнадцать автомобилей в гараже и яхту в гавани. Но надо принять в расчет дождь, который в Англии летом идет круглосуточно. Англичане, по-видимому, совершенно не обращают на него внимания.

Они встают и рано завтракают яйцами, свиной грудинкой, окороком, почками и супом. Затем они надевают макинтоши и отправляются гулять по сырой местности, вплоть до ленча, за которым они съедают множество блюд, запивая их девонширскими сливками.

От ленча до пяти часов предполагается, что они заняты своей корреспонденцией, хотя я полагаю, что в действительности они ложатся спать. В пять они спускаются к чаю, к которому подается много сортов пирогов, хлеб, масло и варенье.

После чая они делают вид, что играют в бридж, пока не наступает время приступить к действительно важному делу — переодеванию к обеду, на котором они появляются в полном вечернем наряде, дамы сильно декольтированные, а джентльмены в накрахмаленных сорочках, и все это для того, чтобы уничтожить обед из двадцати блюд.

Когда он закончен, они вступают в поверхностную политическую беседу или затрагивают философию, пока не наступает время ретироваться.

Только гений может стать достойным моего тела.

Бернард Шоу говорит, что до тех пор, пока люди продолжают мучить и убивать животных, чтобы питаться их мясом, войны не прекратятся. Мне кажется, что все нормальные и мыслящие люди должны присоединиться к его мнению. В моей школе все дети были вегетарианцами и росли красивыми и сильными на диете из овощей и фруктов. Иногда во время войны, слыша стоны раненых, я вспоминала крики животных на бойне и понимала, что боги мучают нас совершенно так же, как мы мучаем этих несчастных беззащитных животных. Кто любит этот ужас, именуемый войной? Вероятно, потребители мяса, которые, убив, чувствуют потребность убивать и дальше: убивать птиц, животных, охотиться на лисиц, преследовать робких боязливых газелей...

Чем утонченнее нервы, чем чувствительнее мозг, тем сильнее страдание - такова жуткая месть природы.

Я рада, что была молода в то время, когда люди ещё не были такими скептиками и ненавистниками жизни и удовольствия. В антрактах "Парсифаля" публика спокойно пила пиво и это не оказывало никакого влияния на интеллектуальную и духовную жизнь. Великий Ганс Рихтер спокойно пил пиво и закусывал сосисками, что не мешало ему дирижировать как полубогу, а окружающим вести разговоры на возвышенные и глубокие темы.

В моей жизни встречаются дни, когда все кажется золотой сказкой, унизанной драгоценными камнями, полем, усеянным тысячей цветов, сияющим от любви и счастья утром, когда я не нахожу слов, чтобы выразить свой восторг и радость жизни, когда мысль о школе кажется гениальным откровением и я начинаю верить в возрождение искусства. Но точно также в ней есть и дни отчаяния и тоски.

Благородное искусство идет из глубин человеческого духа и не нуждается во внешних покровах.

Я не хочу слышать ни о каких женских движениях и суффражистках, пока женщины не положат конца тому, что я считаю бесполезным мучением, и утверждаю, что операция деторождения должна совершаться так же безболезненно и переноситься так же легко, как и всякая другая операция... Ради цивилизованной женщины должно быть придумано культурное средство против этого ужаса. Я от этого не умерла, но не умирает и несчастная жертва, вовремя снятая со станка пыток.

Испанской инквизиции далеко до этих мучений, и женщина, родившая ребенка, может ее не бояться. По сравнению с родовыми болями инквизиция была, вероятно, лишь невинной забавой.

Я с удивлением наблюдала за своим распухавшим телом. Маленькие твердые груди увеличились, обвисли и сделались мягкими; быстрые ноги двигались медленнее, щиколотки опухли, в бедрах чувствовалась боль. Куда девались мои чудесные, юные формы Наяды? Где были мои мечты? Слава? Часто, помимо воли, я чувствовала себя глубоко несчастной и побежденной в борьбе с гигантом – жизнью. Но стоило вспомнить будущего ребенка, и печальные мысли исчезали. О, жестокие часы ночного ожидания и беспомощности, когда лежать на левом боку нельзя, потому что замирает сердце, на правом лежать неудобно, и кое-как лежишь на спине, страдая от движений ребенка и пытаясь его успокоить руками, прижатыми к животу! Жестокие часы сладостного ожидания, бесчисленные ночи все проходили таким образом. Какой ценой платим мы за славу материнства!