Город тысячи зеркал – 1. Селена

Пролог

Это был первый день осени. Строго говоря, он еще не наступил, ведь оставалось пять минут до того, как часы на городской ратуше пробьют 12 и лето закончится официально. Город уже засыпал, с моря тянуло свежестью, которая осторожно начинала свой ежевечерний фокус, превращая обычные камни в мокрые.

По пустынным улицам бежала девушка в легком светлом платье. Она бежала так быстро, что ее ноги едва касались старых булыжников, уложенных здесь пару сотен лет назад. Прикосновения тонких ступней к серой каменистой поверхности были так легки, что казалось, расти вместо этих камней трава, то ни один стебелек не шелохнулся бы. Она бежала, мелькая среди домов, как маленькая испуганная чайка в поисках выхода из пещеры, в которую залетела случайно.

Рот девушки был широко раскрыт, а глаза превратились в маленькие щелки. Случись в тот момент кому-то увидеть это лицо, то он решил бы, что его хозяйка истошно кричит.

Но она бежала молча и тишину полуспящего города нарушали лишь отдаленные крики чаек, да потрескивающее гудение неоновых вывесок круглосуточных или уже закрытых магазинов и маленьких уютных кафе. Посетители этих самых кафе могли бы увидеть бегущую и может быть даже помочь ей ведь, согласитесь, когда кто-то беззвучно кричит, помощь ему точно не помешает, но когда теплой летней ночью у тебя в одной руке мягкая булочка, а в другой чашка дивного кофе, так не хочется отвлекаться на что-то неприятное.

Поэтому девушка бежала, а можно сказать и летела, еще довольно долго.

Бег, так напоминающий полет прервался с первым ударом колокола часов на маленькой церквушке – самом старом здании в городе. Звук был такой, словно тяжелая металлическая капля упала на землю. Говорят колокольный звон прогоняет демонов; на бегущую девушку же он подействовал как удар пули. Она на мгновение замерла, словно и в самом деле пораженная выстрелом в самое сердце, голова ее запрокинулась, колени подогнулись и мгновение спустя девушка уже лежала на земле, возле какого-то забора, криво сколоченного из давно некрашеных досок.

Секунду спустя, вторая капля звенящей меди упала на землю, и легкая дрожь пробежала по телу лежащей.

Третья капля и неведомо откуда появившаяся тень накрыла светлое платье, будто бы сама тьма пришла поглотить бедную маленькую чайку.

Четвертая капля.

Девушка застонала и в по-прежнему немом ужасе поднесла к глазам руки, рассматривая их так, словно увидела в первый раз.

Пятая капля.

Тень медленно наклонилась и отбросила длинные темные волосы с лица девушки.

Звук шестой капли смешался с невнятным и почти неслышным бормотанием, исходившим изо рта, еще недавно искаженного в немом крике.

Седьмая капля.

Свет выпутавшейся из косматой тучи луны заиграл на звездообразной оголовке меча, висевшего за спиной у тени.

Восьмая капля.

Тень наклонилась еще ниже и что-то успокаивающе прошептала, продолжая поглаживать волосы стонущей девушки.

Девятая капля.

Стон снова сменился бормотанием, но теперь всякий, кто оказался бы в этот момент рядом, мог бы его услышать:

– Что это… Почему они такие… Здесь…

Десятая капля.

– Все хорошо, – шепчет тень, и рукоятка меча пускает лунных зайчиков в широко раскрытые глаза девушки, сияющие неестественным, полубезумным блеском. – Ты упала, давай я помогу.

Одиннадцатая капля.

Глаза девушки раскрылись еще шире и поток слов вдруг иссяк, оставив лишь звенящую металлическую тишину.

Двенадцатая капля.

– Цандоран уничтожен, – тихим и обреченным голосом сказала женщина, пристально всматриваясь в склонившуюся над ней тень с мечом глазами, полными нестерпимого ужаса. – Всему конец.

Глава первая.

“Завязывая шнурок, оглянись назад. Даже если никакой опасности нет, хуже не будет”. Так говорят в том городе, о котором поначалу пойдет речь в нашей с вами истории. Кому-то фразочка эта может показаться не слишком веселой, однако стоит только взглянуть на благодушные лица местных жителей, как сразу станет понятно, что смысл в нее они вкладывают самый что ни на есть позитивный и шутливый. Это не город тысячи зеркал, до него мы доберемся не так скоро, а самый обычный маленький приморский городишка с немногочисленным населением, тихий и спокойный, как море перед закатом в июньский вечер. Такой как в тот день, когда началась вышеупомянутая мною история. Солнце готовилось окунуться в море, цикады пели в кустах, местные жители устраивались поудобнее за столиками маленьких кофеен, которых в городке было едва ли не больше, чем этих самых жителей. От финансового краха владельцев таких заведений, к слову, спасали туристы, коих в любое время года всегда хватало, так как даже зимой температура в городе редко падала ниже 15 градусов по цельсию. Вы может и не поверите, если живете в более суровых условиях, но при плюс 15 местные жители закутывались в толстые кофты и надевали носки из овечей шерсти, чтобы согреться, так как, по их мнению, наступили холода.

Сейчас же было около 28 и Элемрос только что проснулся в прескверном настроении. А каким еще оно могло быть у того, кому «посчастливилось» родиться 13 числа – комментарии излишни; в мае – как объяснила однажды подруга его матери – это значит, что будешь все время маяться; после чего получить странноватое, если не сказать больше, имя, которое в стандартной общеобразовательной школе вызвало нездоровый ажиотаж и восторг, который никоим образом не шел на пользу мальчишке, уже и до этого время от времени мечтавшему стать невидимкой. Кроме того, 4 часа назад Элемрос прилег на кровать, намереваясь вздремнуть часок-другой, после чего попить чаю и отправиться на работу.

По странному свойству своего организма, Элемрос всякий раз просыпался за несколько секунд до того, как заверещит будильник – электронное чудовище конца прошлого века, с на редкость противным звонком. Правда для того, чтобы насладиться этим отвратным звуком, будильник надо было включить, а именно этого Элемрос как раз и не сделал.

Означало это только одно. Времени осталось лишь на принять душ и почистить зубы. Чай – замечательный, бодрящий и вкусный, откладывался на “послеработы”.

– Ничего, ничего, – хмуро пробормотал Элемрос, привычным движением взлохмачивая волосы, – скоро мне исполнится 14 лет и может тогда, когда мне уже не будет тринадцать…

Мысль эту он не закончил, так как снова прорвался тяжелый вздох.

Ах да, забыл сказать, что герою нашей истории было еще и 13 лет. Насчет его работы, объясню попозже.

В дверь постучали и само собой не дожидаясь разрешения вошли. Это она проделывала каждый раз и, похоже, не собиралась прекращать. Хорошо хоть Элемрос прилег, как я уже говорил, на часок-другой, а потому был совершенно одет.

– Проснись и пой, юный склеротик, опять забывший завести будильник… Ух ты, да ты прямо светишься счастьем, – жизнерадостно проговорила Элли, глядя на помятую физиономию Элемроса и хлопая его по голове ершиком для смахивания пыли. – Нельзя быть таким оптимистом. Представь, что будет лет через десять-двадцать? Ты превратишься в брюзгу и зануду, которого никто не будет любить. Останешься без друзей и без семьи, так как твоя будущая воображаемая жена наверняка захочет себе кого-нибудь повеселее.

– Спасибо на добром слове, для начала, а потом с чего ты взяла? – поморщился Элемрос, соскакивая с кровати и заправляя футболку в джинсы. – Я про жену. Может у нее будет такой же характер как у меня? Подойдем друг другу как два куска пазла?

Уголок рта Элли поднялся вверх. Это должно было изображать задумчивость. И оно изображало, но ненатурально.

– Не думаю, – она покачала головой. – Я действительно не думаю, чтобы на вселенском огороде уродилось два таких сорняка.

– Прибереги свой ботанический жаргон для ботвы, – пробурчал Элемрос, выталкивая смеющуюся Элли из комнаты. – Я имею в виду твоего нового дружка, – добавил он как только замок на двери щелкнул.

Ответом ему был мелодичный смех, звук которого постепенно удалялся. Элемрос снова вздохнул, чувствуя, тем не менее, что дурное настроение несколько выправилось. Таково было особое свойство Элли – студентки местного колледжа, убиравшейся у них дома по вторникам и четвергам. Она была типичным сангвиником, грустившим примерно пять секунд в сутки. Часть этой неуемной веселящей энергии обязательно передавалась окружающим вне зависимости от их темперамента, настроения и состояния здоровья.

– Правда для 13-летнего человека, – пробурчал Элемрос, – родом из 13-го мая, нужно нечто большее, чем какая-то там энергетика.

С этими словами он критично посмотрел на льющиеся потоки воды за окном. Да, да, вы не ослышались. В начале июня такое частенько тут случалось. Ни с того ни с сего, откуда-то прилетала одинокая туча и несколько минут теплые струи хлестали пыль на улицах. Потом дождь обычно прекращался так же быстро, как и начинался. Хотя, судя по тому, как начался вечер, на быстрое прекращение дождя рассчитывать не приходилось. Именно поэтому, когда Элемрос посмотрел за окно, в стекле отразилось худощавое лицо с длинными, соломенного цвета волосами и не очень-то веселыми глазами. Остальные черты рассмотреть было нельзя. Не зеркало все-таки.

– Элем, – послышался со стороны двери строгий голос. – Ты не опоздаешь? Или там за окном что-то важное?

Элемрос пожал плечами не оборачиваясь. Он и без того знал, что там увидит. Марта, его старшая сестра стояла в дверях, опираясь на свой длинный зонт, делавший ее похожей на Бастинду из “Волшебника изумрудного города”. Первый раз в жизни Элемрос едва не умер со смеху, когда в детской книжке увидел иллюстрацию, на которой эта злая колдунья стояла около своего замка опираясь на фиолетовый зонтик в той же самой позе, которую так любила принимать его сестра.

– Мне кажется, тебе уже пора заняться делами, – ровным голосом сказала Марта. – Ты же не хочешь вырасти глупым, праздношатающимся бездельником?

– Было бы неплохо, – еле слышно сказал Элемрос.

– Что, что? Я не расслышала.

– Я говорю, что уже иду.

Марта величественно кивнула и, резко развернувшись на каблуках, вышла из комнаты, прямая и несгибаемая, как и все ее жизненные принципы, которые она усиленно пыталась привить своему непутевому брату.

Энергично почесав себя за ухом, Элемрос в очередной раз досадливо поморщился, глядя на неутихающий за окном ливень. Однако делать было нечего. Спускаясь по лестнице на первый этаж, Элемрос одновременно натягивал через голову джемпер и размышлял о том, что сестра, наверное, обладает способностью зомбировать окружающих. Иначе с чего бы это он, которому больше всего на свете не хочется сейчас идти во двор, идет именно туда и при этом даже не думает о возможности сопротивления. “И, однозначно, – продолжал размышлять Элемрос, застегивая куртку и усаживаясь на велосипед, – зомбирование прорезается как зуб у сестры именно в тот момент, когда рождается младший брат.»

На самом то деле он и сам был довольно ответственным и серьезным для своих лет молодым человеком. Правда некий внутренний голос, сильно похожий на голос Элли, частенько нашептывал ему, что подросткам положено быть чуть более безалаберными. Вот почему он предпочитал списывать на мистическое сестрино влияние собственную, скажем прямо, чрезмерную благоразумность.

Элемрос поглубже натянул капюшон, отбросил лишние мысли и выехал на улицу, предварительно засунув наушники плеера, вы не поверите, в уши.

В этот час Цветочная улица была пуста. Обитатели городка спокойно сидели внутри своих уютных маленьких и не очень домиков, выстроившихся по обе стороны извилистой улицы, действительно зарастающей всевозможными цветами ближе к лету, ну или пили кофе там, где вы уже знаете.

Элемрос старательно объезжал лужи, время от времени поправляя капюшон, вечно норовивший сползти с головы. Кстати, ехал он за частью тиража ежедневного «боевого листка», как прозвали его немногочисленные остряки городка. Это была маленькая газетенка из 4 страниц, которую холила и лелеяла местная бизнессменша в отставке, которую на пенсии вдруг потянуло к средствам массовой информации, причем к печатным. До этого она всю жизнь торговала всем чем только можно, и весьма успешно, надо отдать ей должное. Платили Элемросу не то, чтобы мало, но и не настолько хорошо, чтобы невозмутимо терпеть дождевые струйки, просочившиеся уже каким-то образом даже под непромокаемую куртку. Хорошо, что хоть до редакции оставалось совсем немного. Повернуть направо, миновать улицу Больных, а там уже рукой подать.

Да, я сказал: “Улицу Больных”. На самом деле улица конечно же называлась по-другому, но тут такое дело, что прежнего названия не помнили даже старожилы. Наверняка в официальных документах можно было бы отыскать ее подлинное имя, хотя… может быть и нет. Неважно. Благодаря двум людям, проживавшим на этой улице, кроме как улицей Больных ее больше никто не называл. Можно было бы погоревать по поводу несправедливости названия, проживай на этой самой улице кто-то еще, однако на ней стояло всего два дома, слева и справа. Стояли они не друг напротив друга, а несколько на расстоянии, ровно на таком, чтобы кусок дороги, протянувшейся между домами, смогли назвать улицей. Справа, в двухэтажном особняке, чем-то напоминающем средневековый замок в миниатюре, (правда немного покосившийся и облезлый замок) проживал крепкий седовласый мужчина, совершенно неопределенного возраста. Лицо его избороздили морщины, а волосы на голове были все как один подлинно возрастного пепельного оттенка, который не подделаешь никакими красителями. Мысль о красителе у тех, кому попадался на глаза этот человек, возникала по двум причинам. Во-первых, ярко-синие глаза из-под полуопущенных век сверкали совсем не старческим огнем, а во-вторых, периодически этот обитатель улицы Больных выходил на задний двор своего дома, вооружившись длинным мечом, самым что ни на есть настоящим, и начинал со свистом рубить воздух, мастерски фехтуя только с один ему ведомым противником. То, что фехтовал он мастерски, не вызывало сомнений даже у дилетантов, настолько этот профессионализм был очевиден. Говорили, что Белый Гриф, как прозвали его местные, когда-то давным-давно помешался на творчестве Толкиена. И помешался не слегка, а очень даже серьезно. Заказал для себя тот самый пресловутый меч в антикварной фирме, специализирующейся на продаже редких предметов старины. Поговаривали, что за этот клинок он отвалил половину своего состояния. Кроме того, периодически Гриф исчезал из городка дней на пять-шесть для того, чтобы, как всем было известно, уйти в непроходимые лесные дебри, где-то на юге. Там он встречался с такими же как он толкиенутыми, чтобы сходить с ума уже коллективно, а не в одиночестве.

Элемрос был уже достаточно взрослым для того, чтобы критически воспринимать «всем известную» информацию. После некоторых раздумий, для себя он раз и навсегда решил, что абсолютно точно он знает о Белом Грифе только то, что это человек, который умеет фехтовать мечом и время от времени уезжает куда-то в неизвестном направлении. И вот это -факты, а все остальное – домыслы, которые брать на веру можно, но считать их непреложной истиной глупо.

Свернув на улицу Больных, Элемрос поравнялся с домом Грифа и слегка замедлил ход. Окна Гнездовья, как назвали дом те же, кто придумал Белого Грифа, как всегда, были плотно занавешены. Причем одно из окон на втором этаже было занавешено чем-то странным. Казалось, что дневной свет попадает внутрь, но обратно не выходит, поглощаемый без остатка какой-то удивительной, ничего не отражающей субстанцией.

– Бред, – бормотнул себе под нос Элемрос, сегодня твердо решивший бороться с малейшими попытками офантазировать и обмечтать суровую жизненную реальность, – дед просто затонировал себе одно окно. Одно единственное на весь дом. Ну и что? У моей сестры, например, есть фиолетовый зонт, ну а у деда… у деда одно затонированное окно. Тут можно еще поспорить, что нормальнее и естественнее.

С этой мыслью немного повеселевший подросток прибавил скорость и поравнялся уже с домом Психованной Мелли. Этот особнячок, также двухэтажный, походил на…

– На самый что ни на есть стандартный, – четко произнес Элемрос, – типовой, пристойно-обычный коттедж. И если бы не его обитательница…

Поразмышлять о Мелли Элемрос не успел, так как произошло именно то, что частенько становится началом весьма и весьма неприятных событий.

Элемрос свернул на скользкую дорожку.

Невозможно сосчитать, сколько раз за всю свою жизнь Элемрос проезжал мимо этого поворота, не обращая на него ни малейшего внимания. Никто не знает почему именно в тот раз он вдруг нажал на тормоз и остановился, повернув голову налево. Такое, наверное, у всех бывало. Делаешь что-то рутинное, что-то, что привык делать каждый день на протяжении длительного времени, даже не задумываясь, инстинктивно словом. Но вдруг, зачастую безо всяких видимых причин, процесс нарушается. И даже не потому, что тебе до смерти надоело делать одно и то же, а просто словно кто-то невидимый толкает тебя под руку и наполовину полный или наполовину пустой стакан твоего ежедневного житья-бытья падает тебе под ноги и разбивается. Надо сказать, что стакан Элемроса упал не то, чтобы совсем без причин.

Он ведь увидел нечто блестящее, как бы глупо это ни звучало. Блестящее настолько ярко, что Элемрос углядел его краем глаза и сквозь пелену дождя. В глубине заросшего буйной травой пустыря, к которому и вела та самая скользкая дорожка, отходящая от улицы Больных.

В тот момент, когда нам в голову приходит глупая идея, например свернуть и заехать на всеми забытый пустырь, чтобы посмотреть, что там такое блестит, большинство нормальных людей просто выбросят эту идею из головы и вернутся к своим делам. И Элемрос сделал бы то же самое… в любой другой день, но вот только именно в ТОТ день он этого не сделал. И тем самым запустил череду событий, масштабность которых невозможно себе вообразить, исходя из ничтожности поступка. Свернул на велосипеде не на ту дорогу, подумаешь, большое дело. А то, что дорожка эта оказалась скользкой… в буквальном смысле этого слова, Элемрос ощутил на собственной шкуре и быстрее, чем ему хотелось бы. Заднее колесо велосипеда занесло. И занесло настолько быстро, что Элемрос успел подумать только о том, что не стоит все-таки делать нетипичные для себя вещи, будучи привлеченным каким-то там блеском, как распоследняя сорока.

Додумать эту здравую мысль он не успел, так как слетел с велосипеда и проделав, как ему показалось, физически невозможный кульбит, приземлился головой на единственный не заросший травой пятачок пустыря.

Последнее, что увидел Элемрос, прежде чем погрузиться в первую в его сознательной жизни обморочную темноту, был тот самый предмет, чей неестественный блеск и привлек его внимание чуть раньше.

“Красота, какая”, – подумал Элемрос и отключился.

Глава вторая

Авария – штука неприятная. Пусть даже такая пустяковая, как с участием одного горе-велосипедиста. Не советую никому проверять это утверждение, просто поверьте на слово. Что же касается героя нашей с вами истории, то зрение его очнулось немного раньше всех прочих органов чувств. Элемросу прежде не доводилось стучать головой об землю, поэтому ощущал он себя немного странно. Что-то тут было и от страха, и от любопытства. Этакий коктейль, всегда замешивающийся в голове человека, впервые что-то испытавшего. Правда не успел Элемрос как следует распробовать этот самый коктейль на вкус, как вдруг в голову ворвалась такая боль, которая вымыла начисто все мысли и чувства. Элемрос тихонечко застонал, с трудом удерживая рвущийся наружу вопль. Как ему смутно припомнилось, орать на весь белый свет довольно-таки неприлично, поэтому, повторюсь, Элемрос тихонечко застонал.

– Мужественный паренек, – произнесли где-то недалеко вверху над раскалывающейся головой. – Я, конечно, могла попробовать устранить боль сразу же, но мне очень захотелось посмотреть, как себя ведет нынешняя молодежь в таких обстоятельствах.

Голос, который услышал Элемрос, принадлежал явно пожилой женщине. Хотя в нем и не было дребезжащих старческих ноток, а наоборот, чувствовалась какая-то уверенная властность. Такой голос мог бы принадлежать какому-нибудь политику в отставке. Элемрос с трудом приоткрыл один глаз и увидел перед собой лицо Психованной Мелли.

Она улыбнулась ему, дружелюбно и бессмысленно, как всегда. Точно также она улыбалась пару лет назад грабителю, забравшемуся к ней в дом. Она улыбалась ему точно такой же немного виноватой улыбкой, глядя в ствол пистолета, который он направил на нее, брызгая слюной и требуя какие-то наркотики. С чего он взял, что у Мелли они есть, было совершенно непонятно. Кстати, она продолжала ему улыбаться даже тогда, когда ворвавшиеся в дом блюстители закона продырявили незадачливого бандита несколькими чертовски большими пулями.

– Она даже не вскрикнула, – пожимая плечами рассказывал потом один из нажавших на курок, попивая пиво в самом популярном городском пабе. – Просто спокойно стерла попавшую на лицо каплю крови и предложила нам кофе.

– Психованная Мелли, – многозначительно пожимали плечами слушатели. – Что тут скажешь.

Говорилось это таким тоном, словно только такое поведение и было для старушки естественным, хотя, как и в случае с улицей “Больных”, никто не знал, с каких это пор и за что Мелли впервые назвали “психованной”.

– Мужественная старушенция, – покачал тогда головой инспектор Шейн. – Старой закалки, теперь таких нет. Сейчас люди бегут к психоаналитику едва палец порежут… Сразу же после визита к хирургу.

Шейн был главой полицейского департамента – одноэтажного дома на краю городка, где кроме него служили еще четыре полисмена и престарелый пес неопределенного возраста и цвета. Это не считая секретарши, но даже она сама себя не считала штатным сотрудником полиции, так что и мы не будем. Был там еще один сотрудник – этакая тайная полиция в лице одного человека, но пока не настало время представить его вам.

Может показаться странным, что в курортном городке полиция была столь малочисленна, но жители тут обладали абсолютно незлобивым и бесконфликтным нравом, что совершенно необъяснимым образом притягивало к себе точно таких же туристов. Вот почему последнее серьезное происшествие случилось тут аж пять лет назад, но о нем я уже рассказал в истории с Мелли и наркоманом.

Однако вернемся к нашему герою.

Элемрос со свистом втянул в себя воздух, так как нужно было, наверное, разнообразить демонстрацию того, как ему больно. Стонать то два раза подряд тоже было глуповато. Мелли поправила сползшие на нос очки и решительным движением прижала кончики указательных пальцев к вискам Элемроса. Глядя на ее длинное лицо, с тонкими решительными чертами, посеченными едва заметными морщинками, Элемрос решил, что сейчас его боль улетучится как по мановению волшебной палочки. Потом Мелли признается ему, что она волшебница и уведет его…

Куда она его уведет, Элемрос придумать не успел. Очередной приступ боли казалось расколол его несчастную голову пополам. Было такое ощущение, что давешний пустырь вломился в комнату и с радостным улюлюканьем обрушился на Элемроса еще раз.

– Хм, – пробормотала Мелли, поднимаясь с кресла и отходя от кровати. – Так я и знала. Проклятый мир. Чересчур много прагматики и никакого понятия о духовности. Где уж тут магии взяться. Пытаешься, пытаешься и все впустую. Угораздило же меня…

Мелли исчезла из виду, а Элемрос предпочел снова закрыть глаза, чувствуя, что сейчас наплюет на приличия и немного похнычет. Вдруг полегчает.

– Я, конечно, понимаю, у жителей земли не было другого выхода, – голос Психованной Мелли снова выплыл откуда-то сбоку, – пришлось человечеству идти по пути материального совершенствования, забыв о духовном… Не важно… на ка выпей вот это. Полегчает.

Элемросу поднесли ко рту стакан с водой. И еще чем-то. Судя по вкусу, Психованая Мелли растворила в ней свои тапки, ношеные не снимаючи лет эдак двадцать. Однако обижать старую даму, которая, судя по всему, искренне старалась помочь, не хотелось. И не только из вежливости, (хоть это и было основной причиной,) но и из опасения раздражать человека с кличкой “психованная”. Учитывая все эти соображения, Элемрос зажмурился и храбро осушил стакан до дна.

– Вот и молодец. Некоторые растения обладают свойством накапливать магическую энергию. При желании можно отыскать экземпляры, способные проявлять некоторые лечебные свойства даже сейчас, спустя тысячи лет, – ворчливо пробормотала Мелли. – Магии в них, конечно, кот наплакал, поэтому приходится добавлять и аспирины всякие. Теперь поваляйся здесь немного, а я пойду посмотрю, что там с твоим велосипедом и моим пустырем.

Как только шаги Мелли затихли, Элемрос тут же соскочил с того, на чем он лежал. Головная боль подутихла и если не прошла совсем, то уже не имела особого значения. Любопытство, особенно любопытство подростка – лучшее лекарство от головной боли, переломов и всего прочего не поддающегося стандартному излечению. Упускать возможность осмотреться в доме Психованной Мелли было нельзя. В школе у всех глаза на лоб вылезут, когда они услышат об этом. Как вы уже поняли, приятной популярностью Элемрос не пользовался, а потому не собирался пропускать предоставившийся случай поднять свой рейтинг в школе.

В первую очередь Элемрос посмотрел на свое ложе. Это оказался обычный диванчик, по размеру подходящий как раз для тринадцатилетнего подростка или пожилой женщины небольшого роста. Уютный и мягкий, теплого желтоватого цвета.

Совершенно обычный, если не считать вышивки на спинке. Элемросу доводилось видеть искусное рукоделье на выставке прикладных искусств в прошлом году, которую устроили в честь дня основания городка. Несмотря на то, что повод для выставки немного глупый. День основания Города – это еще куда ни шло, а тут… но не в этом дело. Первое место получил пейзаж, вышитый какой-то девяностолетней бабушкой, о которой до сего момента никто не слышал. С помощью банальных ниток и иголки, старушка сумела сотворить настолько натуралистичное яблоневое дерево, что казалось стоит подойти поближе и почувствуешь его аромат. С того момента, как рукоделье было выставлено в зале, судьба первого места была предрешена. Элемрос тогда подумал, что никогда больше не увидит более совершенной работы.

И тут увидел. Рука его машинально потянулась за мобильником, а вернее за камерой в нем. Быстро и воровато оглянувшись, Элемрос сделал снимок этой поразительной вышивки.

На спинке диванчика Психованной Мелли с помощью обычных ниток был изображен целый пейзаж. Три практически одинаковых по вышине скалы стояли по берегам удивительно красивого озера с идеально ровной поверхностью. И это не было недостатком работы. При взгляде на озеро сразу становилось ясно, что оно именно такое, каким и должно быть. Элемрос немного отодвинулся, чтобы глаз перестал различать тоненькие нити, которыми вышили эту картину. И тут…

– Кажется, что смотришь в окно.

Элемрос подскочил. Мелли довольно ухмыльнулась, заправляя за ухо выбившийся седой локон и поднося ко рту исходящую паром чашку. Судя по запаху с травяным чаем. Как она умудрилась так беззвучно подойти, непонятно.

– Не правда ли, – женщина склонила голову на бок и ее взгляд немного затуманился. – Ваа Лимор… Никогда я не видела более прекрасного места. Уже и не увижу, наверное.

– А что это за место? – Элемрос немного успокоился и теперь рассматривал парящих над озером птиц. Стремительно падающих вниз, чтобы подхватить одну единственную каплю и создать радугу из алмазных брызг, слетающих с быстрых крыльев в лучах рассветного солнца.

– Красиво, – кивнула Мелли, глядя в сторону и улыбаясь собственным мыслям, – Каждый представляет что-то свое, глядя на эту картину. Твой образ один из лучших.

Элемрос недоверчиво покачал головой. Ему на мгновение действительно показалось, что он увидел летающих над озером птиц, но это быстро прошло.

– Наверное побочное действие обезболивающего, – пробормотал Элемрос, глядя на вышивку. – Никаких птиц тут нет.

– Ну да, – покорно согласилась Мелли. – Конечно нет. Просто таково свойство озера Лимор в долине Ваа. Даже его изображение вызывает самые лучшие образы в сознании смотрящих на него.

– А с чего вы решили, что мой образ один из лучших? – с несколько запоздалой подозрительностью спросил Элемрос.

– Интуиция, – немного помолчав, сказала Мелли. – Читать мысли здесь невозможно, приходится довольствоваться инстинктами. Хотя чай из зверобоя и смеси альпийских трав немного подстегивает эмпатию. Но совсем, совсем чуть-чуть.

“Она только выглядит нормальной, – напомнил себе Элемрос. – А еще она врет.”

Последняя мысль ворвалась ему в голову неожиданно, но он каким-то девятнадцатым чувством понял, что она правильная.

Мелли засмеялась.

– В чем дело? – Элемрос покраснел.

– Детские лица можно читать, даже не прибегая к телепатии, – сказала Мелли и протянула ему краснобокое яблоко. – Съешь, и отправляйся. Тебе еще газету развозить. И не смотри так, яблоко не отравленное.

– Да я и не думал, – пожал плечами Элемрос, вгрызаясь в сочную мякоть и украдкой оглядываясь по сторонам, стараясь рассмотреть хоть что-нибудь еще. Мысленно он, кстати, проклял себя за то, что не сделал еще пару фоток на мобильник. Но если вспомнить, что всего несколько минут назад он стучал головой по земле, его нерасторопность была простительна.

– Вы нашли его? – спросил он Мелли, стараясь еще немного потянуть время. – Тот камень, из-за которого я и свалился?

Мелли удивленно приподняла брови.

– Ты об камень стукнулся? – озабоченно спросила она. – Тогда давай еще осмотрим твою голову, это уже не шутки.

– Да нет, – досадливо поморщился Элемрос. – Я про тот, черный, странный, на цепочке. Он так блестел, что я засмотрелся и упал и…

Сразу же после этого герой нашей с вами истории испуганно попятился. Лицо Мелли побледнело так стремительно, что у Элемроса мелькнула паническая мысль о том, чтобы вызвать скорую.

– С вами все в порядке? – опасливо спросил он. – Может врача?

Мелли медленно подошла к нему и осторожно, словно раненую птицу сжала лицо Элемроса в ладонях. В обычной ситуации герой нашей с вами истории как минимум смутился бы, а как максимум испугался, но в тот момент ничего из этого он не испытал. Руки Мелли были сухими и прохладными, а ее глаза напоминали озерную воду, блестящую в лучах полуденного солнца.

– Так вот кто ты, мальчик, – прошептала Мелли и ее губы растянулись в грустной улыбке. – А я уж почти перестала ждать. Знаешь, время – это самый страшный враг надежды.

Элемрос судорожно сглотнул.