Мы с дедом машинально взглянули в ту сторону. Две призрачно белых фигуры метались на дальнем конце царского двора. Даже в темноте были отчетливо видны их бесформенные развивающиеся оболочки, нагнетающие первобытный ужас. Мы оцепенели, но радостный Машин «Ах, шарман!», привел нас в чувство. Дед выхватил из кошеля молоток, а я поднял двумя руками над головой меч, хоть и завернутый в холстину, но, тем не менее, заставивший почувствовать себя одним из семи самураев из одноименного фильма.
– Ох, нет! – вдруг горестно раздалось над нами. – Это не спиритус, это – люди.
И Маша, подхватив нас, печально взлетела в воздух.
Что, действительно, люди? Болтаясь в Машиных объятиях, я продолжал вглядываться в темноту. Ха! И правда, никакие это не приведения!
– От, внучек ты у меня и паникёр! – дед явно пришел к тому же выводу, но поспешил как обычно всё свалить на меня. – Смотри-смотри, как запрыгали!
Точно – одна фигура метнулась на задний двор и скрылась за постройками, а другая, большими прыжками добежала до царских палат и исчезла за дверьми.
– Карнавал у них тут, что ли? – проворчал я, когда Маша плавно опустила нас на землю. – Хэллоуин и сюда протянул свои грязные буржуазные щупальца?
– Чавой-та говоришь, внучек? – не понял меня дед, но я только отмахнулся.
– Всё, пошли на базу.
И мы быстро и, что снова порадовало – без приключений, вернулись на Колокольную площадь.
В большой горнице, плотно закрыв ставни и запалив множество свечей, нас уже дожидались бесы во главе с Аристофаном и Калымдаем.
– Вот! – я торжественно положил на стол меч-кладенец. – Выполнили мы задание Кощея-батюшки, с чем я всех и поздравляю!
Аристофан вдруг принюхался, присел и подозрительно посмотрел на меч:
– Это… босс. Можно?
– Конечно, Аристофан, распечатывай оружие.
Аристофан немного повозился с завязками, потом тряхнул мешковину и на стол вывалился… большой копченый угорь, заполнивший горницу мощным духом.
* * *
Это потом мы разобрались, что произошло и каким образом умудрились настолько мощно облажаться. А в тот момент все сначала оцепенели, потом разом зашумели, перебивая друг друга. Я тупо смотрел на несчастную рыбину, похожую на длинную толстую змею и никак не мог сообразить, а каким образом меч, который мы отбили у волкодава, смог превратиться в угря? Я же его из рук не выпускал!
– Деда, – тихо спросил я у Михалыча, – может, на него колдовство наложено было? Ну, если чужой его в руки возьмет, то меч, в качестве защитной реакции в рыбу превращается?
Михалыч только горестно вздохнул и жалостливо погладил меня по голове.
– Господин генерал, – вдруг прорвался сквозь шум голос Калымдая, – дозвольте мне?
– Валяй, майор, – безвольно махнул я рукой.
– Молчать! – рявкнул Калымдай и тут же наступила гробовая тишина. – Аристофан, коротко и по существу доложи о проведении операции.
– Так это… – Аристофан почесал между рожками. – Мы в натуре тихо вошли в подвалы и сразу же взяли меч. Он там так и лежал без базара. Вышли во двор и тут на нас налетел гад какой-то, да так крепко врезался в меня, что реально я в одну сторону отлетел, а меч в другую. Мой боец типа подхватить меч попытался, но тот гад, смотрю уже сваливает с мечом от нас. Ну, мы за ним. На босса еще наткнулись и снова догонять, но он, гад вёрткий, так конкретно и носились за ним пока босс отбой не дал мол, сам уже меч надыбал. Ну, мы и свалили оттуда.
– Так и было, – подтвердил я. – Только тот гад волкодавом оказался.
– Оборотень?! – ужаснулся Аристофан.
– Да не, обычный дворовой пес. Мы с Михалычем увидели, как он мимо нас пронёсся с мечом в зубах, а тут и ты за ним подбежал мол, ловите гада. Ну, мы и поймали.
– Я в натуре про мужика того говорил…
– А мы на собаку подумали…
– Получается, – подытожил Калымдай, – два свертка было похожих друг на друга. В одном меч, а в другом – угорь.
– И кому же, мсье майор, – возразила Маша, – понадобилось ночью ходить с копченой рыбой, завернутой в материю? Абсюрд какой-то. Ни в одной стране, где я была, и помыслить о таком невозможно.
– У нас… – начал Калымдай.
– …возможно, – закончил за него дед.
– Погодите-погодите, – в голове у меня крутились картинки, а потом вдруг сложились как пазлы. – Получается, что кто-то во дворце спёр копченого угря, завернул его в холст такой же, как на мече, вышел во двор и столкнулся там с нашими бесами. И он и наши выронили свою ношу, но рыбку утащил пробегавший мимо пёс, а меч схватил тот вор и, решив, что это его угорь, удрал вместе с ним. Так что ли получается?
Все замолчали, задумались.
– В натуре, босс, – первым кивнул Аристофан.
– Да, Федор Васильевич, – тоже кивнул Калымдай. – Больше ничего в голову не приходит.
Аристофан тут же умчался со своими бесами на розыски похитителя угрей и мечей, но уже через час вернулся, огорченно разводя руками:
– Хана нам, босс. Прибьёт в натуре нас Кощей.
На этой совсем не позитивной ноте и закончился этот хлопотный и сумбурный день.
Наша троица так и завалилась спать в штаб-квартире, не найдя сил возвратиться в гостиницу. А я, уже засыпая, успел подумать: «А кто же это у Гороха и зачем приведениями наряжался?»
* * *
Разбудил меня утром Михалыч. Точнее – копченый угорь, которого дед положил мне на подушку. Так что проснулся я от запаха, а окончательно проснулся от своего крика. А вы бы не заорали, проснувшись со здоровенной змеюкой на подушке?
Угря мы с горя съели на завтрак. Кстати, вкусный угорь оказался. А после чая с пирожками, дед, тяжко вздыхая, притащил мне колдовское зеркальце для связи с Кощеем.
Связываться с Кощеем и докладывать о нашем поражении ну очень не хотелось. В конце концов, Михалыч, Калымдай, Аристофан и Маша сгрудились позади меня в качестве группы поддержки и я, скрепя сердце, вызвал царя-батюшку.
– Здравствуйте, Ваше Величество.
Кощей посмотрел внимательно на меня, обвел взглядом моих соратников и понимающе кивнул:
– Упустили меч.
– Ага, Ваше Величество, – я опустил голову, а за спиной у меня дружно вздохнули. – Упустили.
И тут Кощей захохотал. Он надрывался как деревенский парень, впервые попавший на выступление Петросяна, тыкал в зеркало костлявым пальцем и просто захлёбывался от смеха:
– Ой, не могу! А-ха-ха-ха! Получил, Секретарь?! Огрёб по полной?! Ой, мочи нет! Загордился Федька, важным стал, а тут, а-ха-ха… с таким плёвым делом справиться не смог! Ох, Канцелярия… Ну уморили!
– Ну чего вы, Ваше Величество?.. – промямлил я. – Ну бывает…
– А вот впредь тебе урок будет, Федька! Но чтобы меч мне раздобыл! Понятно?
– Понятно, Ваше Величество. Будем искать…
– Что?!
– В смысле – отыщем и раздобудем и пред очи ваши темные предоставим!
– Оттож.
И Кощей прервал связь.
Я медленно повернулся к своим и робко произнёс:
– Пронесло вроде?
– Ага, беги портки меняй, внучек, – хихикнул дед.
Наши заулыбались, а я даже не обиделся на Михалыча – такое облегчение на меня нахлынуло после доклада. А ведь Кощей мог и прикончить нас за проваленное дело. Это у него запросто. Может потом бы и пожалел о сделанном сгоряча, но нам бы от этого легче уже не было.
Облегчение облегчением, но искать меч было необходимо.
– Давайте так, – расписал я задание нашей группе. – Калымдай с Аристофаном, активируют бесов и подслушивают, вызнают всё, что нам может помочь.
– Понятно, Федор Васильевич, – кивнул Калымдай.
– Сделаем, босс без базара. Я бесов раскидаю. Часть у бабкиного терема высматривать будут, часть у дворца, а остальные пусть по городу пошастают, типа послушают, что народ говорит.
Заскрипела дверь и в горницу вошла Олёна, поддерживая перекошенного беса.
– Что случилось?! – вскочил я.
– Не ведаю, батюшка Секретарь, – покачала головой Олёна. – На улице его подобрала, да сюда привела.
Бес пытался что-то сказать, но его крючило так, что из пасти вырывалось одно мычание.
– Сейчас, босс, – Аристофан подошел к раненому и, подхватив, потащил прочь из комнаты. – Разберемся в натуре.
– Как успехи, Олёна? – я опустился на лавку.
– Подбираюсь к чертежам, батюшка. Только трудно там. Постоянно люди туда-сюда бегают, бояре к Гороху шастают. Медленно дело идет, но вы уж будьте уверены – чертежи я раздобуду.
Девушка явно старалась выслужиться, замаливая прошлые грехи. Ну и отлично, одной головной болью меньше. Пусть работает.
В горницу вошел, ухмыляясь, Аристофан:
– Всё в порядке, босс. Братва чисто приколоться решила и последнее отравленное яблочко какому-то юродивому у церкви подсунули, ну типа посмотреть, что будет. Тот яблоко взял, а в благодарность и благословил да и перекрестил конкретно моего бойца, вона как его от такой благодарности скрючило!
– Вот же… Оболтусы! Всё бы вам развлекаться… Жить-то будет? Может, врач нужен?
– Не, босс, – радостно скалился Аристофан, – отлежится денек и очухается в натуре. Мы же бесы, а не типа фраера какие.
– Ладно. Ну, вроде всё всем ясно? Тогда Калымдай с Аристофаном берите бесов и начинайте вынюхивать про меч.
Парни кивнули, а я, глядя им вслед, задумчиво промолвил:
– А всё же интересно, что это за придурки вчера под приведений косили?
– Так это же Горох с участковым были! – засмеялась Олёна. – Сегодня весь дворец гудит, обсуждая их проказу, как они в бабских рубахах по двору скакали!
– О, как! А чего это они удумали? – удивился я.
– А, небось, наливки у Гороха натрескались, – выдвинул предположение дед, – да пошли бузить, народ честной пугать.
– Делать им нечего.
– А хороша, видать у Гороха наливка, а внучек? Олёна, может, стащишь нам пару бутылочек?
– Не надо! – прервал я Михалыча. – Что, дед, тоже хочешь в женской ночнушке пощеголять?
– Тьфу, на тебя Федька!
– Ну, началось… – вздохнула Маша. – Мсье Теодор, а мне что делать? Возможно, мне стоит послушать, что о мече в Немецкой слободе говорят?
Ага, конечно. Так бы и сказала, что к послу своему намыливается. Хотя… Маша нам пока не нужна, пускай развлекается, а там и правда вдруг чего и услышит.
– Давай, Машуль, – кивнул я ей. – Только на связи будь.
Маша радостно упорхнула, а я, глядя ей вслед, вдруг вспомнил:
– А знаете, про что мы совсем забыли? Про ту сестру Горохову, как её там?..
– Марьяна, – подсказала Олёна.
– Точно. Надо бы узнать, как там с ней дело движется.
– Я могу узнать, батюшка Секретарь, – тут же вызвалась Олёна. – Фон Паулюсус, которому операция поручена, постоянно на виду на показ по кабакам шатается с двумя женихами.
– Ни фига себе, – поразился я. – Быстро же до вас европейские штучки дошли. Мало того, что мужик с мужиком женихается, а тут еще сразу с двумя!
– Не пойму я вас что-то, батюшка, – озадачено протянула Олёна.
Михалыч что-то пошептал ей на ушко и Олёна сначала округлила глаза, потом покраснела и уж напоследок рассмеялась:
– Ой, ну что вы, батюшка Секретарь! Их там трое женихов заморских Марьянку добиваются, а точнее – полцарства, что приданным Горох за ней отдает.
– Понятно. Полцарства, говоришь? А эта Марьяночка, она как, симпатичная девушка? Думаю симпатичная. Полцарства – это сколько же будет?.. Деда, у тебя карта страны есть?
– Успокойся, Федька! – Михалыч нахмурился. – Молод ты ишо женихаться.
– А чего это молод? В полном расцвете сил, как говаривал незабвенный Карлсон.
– Это кто такой? – заинтересовалась Олёна. – Земляк фон Паулюсуса?
– Почти. Да не важно. Важно, что у нас прямо перед носом полцарства валяются. Надо срочно жениться!
– Охти ж мне царь выискалси! – захекал Михалыч.
– И зря смеёшься дед! Ты прикинь только – полцарства! Будешь у меня премьер-министром, а?
Фирменный просветляющий разум подзатыльник от Михалыча быстро вернул меня на землю грешную. Ох, чего это я? Какие полцарства? Какая женитьба? Чего это меня занесло так? Я понюхал чудом оставшийся от завтрака кусочек угря, да нет, вроде нормальный, да и все его ели…
Я кивнул деду мол, спасибо, вовремя, и взглянул на Олёну, которая отвернувшись к стене, что-то демонстративно на ней разглядывала. Неудобно как получилось. Я кашлянул и Олёна тут же развернулась к нам:
– Так я пойду, батюшка? Поищу жениха Марьянкиного?
– Ага, Олён, давай. Спасибо.
Я был ей благодарен за такт, а ведь могла бы и захихикать, начать подтрунивать. Ладно, с каждым может случиться. Всё-таки не три корочки хлеба, а целых полцарства! А полцарства – это же сколько… Стоп-стоп! Да что ж у меня бзик какой-то на эти царства?! Сдалось оно мне. У меня и получше имеется – Канцелярия, друзья, Михалыч, Кощей…
– Ладноть, внучек, – прервал мои страдания дед. – А мы с тобой, чем займемся?
Я не успел ответить – зажужжало колдовское зеркальце. Я встревоженно схватил его. А ну как Кощей одумался, сейчас обратно всех погонит во дворец, да начнет головы рубить?
– Ваше Величество?
– Федор Васильевич, забыл тебе сказать, заболтал ты меня с мечом своим – про сестру Гороха помнишь?
– А как же, Ваше Величество! Марьяна и фон Паулюсус.
– Молодец, – удивился царь-батюшка, – помнишь.
– Ну как я мог забыть?! – я в возмущении всплеснул руками, а сам порадовался недавнему разговору с Олёной.
– Ладно-ладно. Так вот, завтра Марьянку эту в монастырь доставят, там недалеко от тебя, от Лукошкино, так ты…
– А зачем?
– Не перебивай царя! – рявкнул Кощей.
Я захлопнул рот ладонью.
– Отправишься сейчас в этот монастырь, проверишь, как там подготовились к встрече дорогой гостьи, не сбежит ли, а заодно пристращаешь настоятельницу эту монастырскую. А то что-то она загордилась, как в настоятельницы выбилась. Долю мою через раз присылает, гонцов через одного впускает, как бы совсем от рук не отбилась.
– Настоятельница монастыря на вас работает?! – поразился я. Во, Кощей даёт!
– Да какая там настоятельница? – проворчал Кощей. – Содержательница борделя на Лялиной улице, Фекла. С возрастом уже сложно работать в Лукошкино стало, вот и выпросила она у меня тёпленькое местечко, я и помог. По доброте душевной, конечно.
– Конечно, – согласился я. – А что она в монастыре делает? Подпольно самогон гонит и на базаре в Лукошкино распространяет?
– На самогон у нее мозгов не хватит, – хмыкнул Кощей. – Что умеет, то и делает. Гульной дом из монастыря делает.
– Да вы что?! А монашки не прибили её за такое?
– Да монашки там как раз честной люд и обихаживают, – заржал царь-батюшка. – Старых-то Фекла повыгоняла, а молоденьких к себе на службу берёт, сладкой жизнью манит, да к делу приставляет. Не всех, конечно – часть монашек не трогает, на случай проверки от властей церковных, но дело уже процветает и прибыль приносит… Которой, эта корова старая, со мной делиться не хочет! Мамой Феклой до копеечки отстёгивала, а матушкой Феврониею – фиги мне исподтишка крутит!
– Надо же, как она там монашек-то охмурила… – удивленно протянул я.
– Ну а что ты хочешь, Федя, – как-то жалостливо, задушевно произнес Кощей. – Девки там молодые, им бы гулять да с парнями женихаться, а они в заточении сидят. Только и радости у них, что молитвы круглосуточные, да пост на сладкое. Вот и поддаются они, бедные, на уговоры своей матери настоятельницы и начинают мне копеечку малую зарабатывать. Жалко их, Федь…
Ага, жалко ему. Мне-то он зачем тут спектакли слезливые разыгрывает? Небось, сам эту схему с бывшей бандершей придумал и в жизнь воплотил, а мне про несчастных девушек втирает.
– Вот и отправляйся туда, Федор Васильевич, вправь мозги этой матушке. Да бесов с собой захвати для острастки.
– Бесов в монастырь?! Да они же там передохнут от святости!
– Какая святость в борделе? Нет там уже давно никакой святости.
– Понятно…
– А раз понятно, то и отправляйся немедля, а не то, мой меч – твоя голова с плеч!
– Вы, наверное, хотели сказать, что сожрете меня, Ваше Величество? – поправил я Кощея.
– А? А ну да. Это я что-то заработался, Федь. Сплошные хлопоты, проблемы, никаких сил моих уже злодейских нет, – пожаловался царь-батюшка и отключился.
А зачем там, в монастыре Марьяна нужна, так и не рассказал. Неужто и её в эти самые… в куртизанки определить хочет? Да нет, вряд ли. Ладно, потом спрошу.
– Слыхал, Михалыч? – обратился я к деду.
– Чай не глухой. От не было нам забот, а внучек?
– И не говори, деда. А далеко этот монастырь? Ох, я даже названия и адреса его не спросил!
– Не переживай, Федор Васильевич, – успокоил Михалыч, – он один тут такой монастырь на попечении у Кощея. Недалече совсем, с версту али две от Лукошкино будет.
– Опять пешком переться… – проворчал я.
– Ить, служба такая, Кощеева, – сочувственно поддакнул дед. – Давай зови Аристофана с десятком рогатеньких, пущай нас за восточными воротами в лесочке ждут.
* * *
Через полчаса мы с Михалычем уже бодро шагали по лесной тропинке. Ну, бодро шагал дед, а я вяло спотыкался о кочки и корни. Бесы, на всякий случай скрытно, бесшумно передвигались параллельно нам по лесу вдоль тропинки.
– Надо было на Горыныче прямо во двор монастыря прилететь, – ворчал я. – И идти бы не пришлось. Раз, и там уже.
– Лентяй ты у меня, Федька, – хмыкнул Михалыч.
– А что сразу «лентяй»? Ну и лентяй, так что с того? Только, дед, ты не прав на счет Горыныча. Прикинь, как с его помощью настоятельницу бы запугали! Да и солиднее на нём появиться.
Дед вдруг резко остановился, хлопнул себя по лбу и простонал:
– Забыл! Совсем забыл, внучек!
– Что такое?
– Всё! Провалил я тебе Кощеево задание, Федь! Хош казни меня, хош просто так расстреляй на месте, а придётся нам возвращаться в Лукошкино!
– Это сейчас туда, а потом снова сюда переться? Фиг! Да ты толком-то расскажи, дед, чего ты забыл!
– Одёжу твою я забыл, внучек!
– Фу ты! Перепугал… Какую одежду?
– Для солидности одёжу. Не явишься же ты перед Фёклой в рванине этой?
– Прям блин, царица Савская! Переживёт как-нибудь, – отмахнулся я.
– Она-то переживёт, – зловеще протянул Михалыч. – А вот мы с тобой енто вряд ли.
– Да что ты меня запугиваешь, дед? Ты толком объясни!
– Ой Федька… И в кого ты такой глупый, при таком-то умном деде? Учишь тебя, учишь…
– Михалыч!
– Эх, не понимаешь… Ты же, внучек, сейчас не Федька с Колокольной площади, а сам Статс-секретарь царя Кощея! Его правая рука! Исполнитель воли его злодейской! И выглядеть должон подобающе! Понял ли таперича?
– Думаешь?
– Да я-то думаю, а вот ты, внучек…
– Завязывай, дед. Так ты хотел в Лукошкино наряд какой-то мне прикупить?
– Хотел, внучек, – горестно закивал дед. – А теперь, как соберется Кощей-батюшка на воды в Баден-Баден, склероз свой застарелый двухтысячелетний лечить, так и я к нему на хвост упаду, пущай и мне целебные воды оплачивает, авсоь и мне поможет.
– А у Кощея и хвост есть?
Я оглядел себя. Ну да, полосатые портки, подпоясанные веревкой, рубаха с вышитыми на воротнике красными петухами да разбитые, грязные сапоги никак не тянули на представительскую одежду.
– Придется, внучек, енеральскую одёжку тебе одевать, – вздохнул Михалыч и потянул из своего безразмерного кошеля черный генеральский мундир, который мне выдал Кощей еще перед тем делом с демоном Вельзевулом.
– Да ни за что! – заорал я так, что Аристофан заинтересованно высунул морду из кустов.
Помню я этот костюмчик. Спереди весь увешан медалями и орденами, да так, что при каждом шаге бренчат и звякают, как колокольчики на стаде коров. Мало того, еще и на полспины медалей не пожалели. Везде жмёт, жарко, тоскливо и на фиг надо.
– Надо, внучек, кудыть деваться-то?
– Не одену, Михалыч и не проси. Я лучше в леса подамся от Кощея подальше, чем мундир этот на себя напялю. Перебьюсь и без Кощеева коньяка. Буду с лешим на лужайках самогоном с горя заливаться.
– Звали? – из-за дерева выглянул леший, потянув из кармана стакан.
– Кыш! – шуганул его дед.
– Нам же, дедуль, надо одежду необычную, странную, чтобы сразу уважение и страх от непонимания вызывала, так?
– Ну? – не переставал хмурится Михалыч, сердито упаковывая генеральский мундир в кошель.
– Ну и давай я свои джинсы с майкой и одену? Такую одежду тут никто не видел и не увидит лет еще пятьсот.
Дед задумался, а потом покачал головой:
– Не, Федь, ты уж не обижайся, но не похожи твои майки-джамайки на солидную одежду.
– А давай я к ним сапоги генеральские одену?
Вот сапоги были неплохие. Хоть и жаркие для лета, но сидели хорошо, не давили, не жали и даже на простой носок ногу не натирали.
– А ну-ка, примерь, – заинтересовался дед, выуживая сапоги.
– Давай тогда сразу майку и джинсы, – затребовал я свою любимую одежду.
Ох, красота. С ужасом думаю о том моменте, когда джинсы и майка сносятся в ноль. Надо будет поискать у купцов подходящей материи да заказать у Шмулинсона, местного портного-гробовщика, точно такие же. Пусть старые распорет и по ним и сошьёт новые. Я даже повеселел от такой идеи и быстренько переоделся.
– Не-не, внучек, – распоряжался дед, нарезая вокруг меня круги и критически разглядывая со всех сторон, – портки, давай в сапоги запихивай, неча такую красу скрывать.
– Ну как? – спросил я, справившись с сапогами и принимая позу модели.
– Хм-м-м… Не то что-то, Федь… – задумчиво протянул Михалыч. – Форсу не хватает.
– Цветочек за ухо и веточку в зубы?
– О! – Дед, не слушая меня, опять полез в кошель и выудил из него шпагу на роскошной перевязи.
– А, помню, – обрадовался я отсутствию хоть у меня склероза. – Эта та, что на твоем пиратском костюме была?
Михалыч как-то запугивал Машиного посла, переодевшись в страшного пирата. Всего-то месяц прошел с той поры, а, кажется, годы пролетели…
– Она, милай, – закивал улыбаясь дед. – Ну-ка, накинь. Так… Ага! А мы еще орден самый большой енеральский скрутим и перевязь-то к майке твоей им и прикрепим. И не строй мне тут рожи жалостливые! Ничего с твоей майкой от одной дырочки не сделаетси! Вот… Краса неописуемая, внучек. На-ко, глянь на себя в зеркальце только пальцем его не тыкай, а то вызовешь Кощеюшку, глянет он на тебя, да и помрет со смеху, бессмертный наш. Шутю-шутю… Верно говорю, Федь, подобающий наряд получается. Только… Ага вот! Ну-ка, шапку мою пиратскую накинь!
Дед нахлобучил мне на голову треугольную шляпу и лихо сдвинул её назад и слегка вбок.
– Всё, внучек, готов Статс-секретарь Лукошкинского пошива!
– Думаешь? – я чувствовал себя немного по-дурацки.
– И не сумлевайся, внучек! Увидит кто, так от икотки на месте и помрёть!
– Да ну тебя, дед…
– На, – он снова сунул мне зеркальце в руку. – Сам полюбуйся, если дедушке не веришь.
А что? И ничего. Вполне странный и несколько грозный вид. Я даже сам себе понравился.
– А ишо повязку пиратскую на глаз и совсем красавчик будешь!
От повязки мне удалось отбиться. Тут с двумя глазами по лесу продираться сложно, а уж с одним…
– Аристофан! – заорал я. Бес сразу выскочил из кустов. – Ну, что думаешь?
– В натуре, босс, – закивал он головой.
– В натуре, что? Плохо, сойдет или вообще отменяем операцию?
– В натуре, босс, – повторил Аристофан. – Ну, в смысле, босс, ты как босс выглядишь в натуре.
– Это хорошо в смысле?
– В смысле – в натуре, – кивнул бес. – Реальный такой типа босс.
– Тьфу ты запутал совсем… Ладно, пошли дальше.
* * *
Идти оказалось недолго, я даже проголодаться не успел. Зато успел мысленно тысячу раз проклясть деда, Кощея, настоятельницу, бесов, лес, деревья, ветки и, непосредственную виновницу моего раздражения – шпагу, которая жила, казалось, собственной жизнью. И главной целью её жизни, как я понял – было цепляться за все ветки и кустики и старательно попадать мне между ног, пытаясь свалить меня ловкой подножкой и не дать добраться до святой обители. Язычница, какая-то, а не шпага. Хорошо, дед подсказал, как правильно придерживать за эфес это исчадие ада. Жаль только поздновато – мы вышли на пустое вытоптанное пространство перед монастырём.
Заборчик тут был покруче Гороховского. Тоже метров десяти в высоту, но не из бревен, а каменный, да еще и бойницы поверху. Вот ворота были деревянными, из толстых бревен и, разумеется, запертые. Широкая дорога тянулась вдоль забора. Причем, крепкая такая, утоптанная. Не зарастет народная тропа, ага.
Ну, начинаем…
– Стройся! – шепотом скомандовал я.
Впереди как главную мишень, выставили, конечно, меня. По бокам на шаг сзади стали Михалыч с Аристофаном, а бесы в два ряда клином выстроились позади них. Выглядели мы внушительно, солидно, мощно, грозно. Это я себя так уговаривал, а на самом деле, стоит клоун со шпагой, а позади его мужики самого простецкого вида. Эх, кабы бесы в своём натуральном обличии стояли, с рогами, с хвостами, с копытами! Но нельзя.
Я вздохнул и кивнул Аристофану:
– Стучи.
Бес застучал в ворота раз, другой, третий… Тишина. Аристофан обозлившись, начал уже пинать ворота сапогом, как вдруг на них, на воротах, в смысле, а не на сапогах, отворилось маленькое окошко и строгий женский голос спросил:
– Пошто в смиренную обитель ломитесь? Пошто покой нарушаете своими мирскими рылами?
А я что-то думал, что монашки все вежливые такие, сердобольные, участливые…
– К настоятельнице Февронии, – громко и важно заявил я. – По срочному делу! А от кого, то я ей лично скажу!
– Пошли прочь отседова! Шляются и шляются… Важное дело у них… Знаем мы енти важные дела… Занята матушка настоятельница, на молитве она! Идите-идите от греха!
И окошко со стуком захлопнулось. О как.
– Открывай! – я подскочил к воротам и заколотил в них генеральским сапогом. – Открывай живо, а не то…
– А не то что? – раздался уже сверху язвительный женский голос и в бойницы высунулись стволы пищалей.
– А не то, – вдруг раздался спокойный голос деда за моей спиной, – я это ружжо тебе, пакостнице, пониже спины воткну да саму заставлю на курок нажать.
– Это кто ж там такой борзый? – парировал голос сверху, правда, уже не так уверенно.
– А ты глазоньки свои мутные разуй, – так же спокойно посоветовал дед.
– Михалыч? – неуверенно протянул голос. – Ты што ли?
«Михалыч… Михалыч…» – эхом зашелестели тихие женские голоса и пищали начали исчезать из бойниц.
– Я, што ли, – язвительно передразнил дед. – Отворяй, давай, торопимся мы.
Я своего деда никогда не пойму. Но горжусь им безмерно.
Ворота заскрипели и открылись вполне достаточно, чтобы наша банда… э-э-э… наш отряд мог спокойно пройти через них.
Дорогу нам загораживала полная пожилая монахиня, как я понял, та самая Фёкла-настоятельница, а позади неё стояло еще с десяток монахинь, довольно молодых девушек. И симпатичных… Я аж загляделся и чуть не упустил момент, когда дед приблизился к Фёкле и тихо, но строго произнёс:
– Поняла от кого мы?
– Чай не дура, Михалыч, поняла.
– Вот это, – дед указал на меня, – сам Статс-секретарь царя-батюшки, господин Захаров.
Я с трудом оторвался от созерцания монашек и вперил строгий, как мне казалось, взор в матушку-настоятельницу.
– Правая рука господина нашего, – продолжал представлять меня дед. – Не так моргнёшь и… сама понимаешь, не маленькая.
– Батюшка Секретарь, – слегка поклонилась мне Фёкла.
– По делу мы, – коротко заявил я. – Где мы тут поговорить можем?
– Входи, батюшка и ты, дедушка Михалыч. А вот охране вашей входа в монастырь нет. Пущай за воротами обождут.
– Я смотрю, – так же спокойно протянул дед, – ты, карга старая, совсем на старости лет берега попутала. Забыла на кого работаешь? Так мы это дело быстро поправим, помоложе, поумнее найдём.
– А ты не пугай меня, Михалыч, – слегка испуганно, но с вызовом заявила Фёкла. – Я пуганная-перепуганная. И не такие как ты…
– Аристофан, – перебил её я. – Прирежь эту дуру.
Аристофан тут же подскочил к настоятельнице и у её горла замерло лезвие непонятно откуда взявшегося ножа. Девушки за спиной настоятельницы ахнули, а Аристофан обернулся ко мне:
– Можно потом братве крови в натуре хлебнуть?
– Аристофанчик, – вдруг протянула прерывистым голосом Фёкла, – ты, што ли? Не признала в мирском обличии. А это – ребята твои ить? А чаво же вы сразу-то не сказали? И вы, дедушка Михалыч, накинулись сразу я и опешила, растерялась… Не надо меня резать, господин Захаров, батюшка Статс-секретарь…
– Отбой, Аристофан, – скомандовал я. И добавил многозначительно: – Пока отбой.
– Кто ж так гостей дорогих встречает? – укоризненно покачал головой дед. – Устали мы с дороги, матушка. Накорми батюшку Секретаря, обогрей, уважь, а там и побалакаем о делах ваших грешных.
– Проходите, проходите, – засуетилась Фёкла, счастливая, что избежала ножа Аристофана. – Сейчас же стол накроют, не сумлевайтесь! А если, – она подмигнула мне, – возжелаете еще чаво, батюшка, так я немедля вам послушницу пришлю. Али двух?
Действительно, бордель. Нет уж, спасибо, мне такой любви не надо.
– Благодарствуйте, откушаем, – кивнул я, чувствуя, как в животе намекающе заурчало. – А остального не надо. Не для забав мы сюда прибыли.
Бесы остались во дворе бесстыже подмигивать монашкам, а нас с дедом провели темными узкими коридорами и ступенями на второй этаж в келью настоятельницы. Ага, прямо келья. Метров двадцать на двадцать, куча вычурной резной мебели, ковры на полу и на стенах, большой стол и огромная кровать, приспособленная явно не только для сна.
Не успели мы усесться за стол, как миленькие девушки в монашеских одеждах, которые, тем не менее, весьма соблазнительно оттопыривались и спереди и сзади, быстро накрыли на стол и, хихикая, испарились, оставив нас втроём.
– Угощайтесь, гости дорогие, – услужливо подсовывала нам яства Фёкла. – Вот икорочка белужья, вот осетрок пареный, еще сегодня в речке плескался, а вот и окуньки в сметане да пироги с визигой, капусткой. Извиняйте, мяса нет, день нынеча постный, но ежели прикажете…
– Этого достаточно, – строго кивнул я. – Не пировать мы сюда прибыли.
– Ну, хоть водочки отпейте, батюшка! Наливочки, дедушка Михалыч?
Дед, было, потянулся к бутылкам, но наткнувшись на мой суровый взгляд, с сожалением отдернул руку:
– Благодарствуем, матушка. Только водочку ужо опосля дела отведаем, – и он вдруг так фривольно подмигнул Фёкле, что я чуть не поперхнулся икрой.
Фёкла понятливо заулыбалась деду и подмигнула в ответ. Я почувствовал себя лишним. Точнее – жутко захотелось удрать и не видеть этого престарелого флирта. И я бы удрал, только осётр и пироги не дали встать из-за стола. Колдовство какое-то не иначе.
К сожалению, всё хорошее рано или поздно заканчивается, даже монастырская постная еда. Решительно отодвинув пустую миску, тайком расстегнув пуговицу на джинсах… ух, хорошо… я перешел к делу:
– У нас, матушка Феврония, два дельца к вам наметились. Первое дело простое, но спешное. Марьяна, сестра Гороха к вам завтра прибудет, – Фёкла кивнула головой. – Всё ли у вас готово к встрече?
– А чаво готовиться, батюшка? Келью ей просторную дадим, едой не обидим, глаз не спустим.
– Вот и славно. Теперь второй вопрос. И тут я вам исключительно по дружбе и в память об этом осетре, настоятельно рекомендую проявить полную поддержку и понимание и не идти вразрез с генеральной линией нашего Великого и Ужасного, а оказывать содействие нам, как легитимным представителям вышеуказанного лица.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: