Трудолюбивые горожане так усердно развлекались в кидании соли по живой мишени, что телеги стали быстро пустеть, а я даже заволновался, что надо было притащить с десяток телег и не жадничать, но тут кораблик, жалобно заскрипев, нырнул носом вниз, выпрямился, задрожал и вдруг рухнул на землю, придавленный сотнями килограммов хлорида натрия. Все взвыли от радости, но не прекратили бомбардировку пока телеги полностью не опустели.

Я протиснулся сквозь счастливую толпу поближе к кораблю. Его так засыпали солью, что Кощея не было видно. Царь-батюшка был полностью погребен под ней. На другой стороне корабля я увидел Никиту. Он вопросительно мотнул головой мол, можно уже арестовывать злостного нарушителя, а я в ответ пожал плечами мол, а фиг его знает, попробуй.

Стрельцы с лопатами залезли на корабль и начали скидывать соль за борт и скоро уже выволокли, подхватив под руки, черное обугленное костлявое тело в драном, висевшем клочьями черном плаще. Толпа ахнула, отшатнулась, но видя, что самый страшный злодей, которым их с детства пугали на ночь, даже не шевелится, снова подались к кораблю, жадно разглядывая Кощея.

А Кощей вдруг с громким скрипом, медленно поднял голову и обвел тяжелым взором вокруг. Толпа снова ахнула, кто-то упал, кто-то взвыл, кто-то заматерился, а Кощей, не прекращая с усилием вертеть головой, остановил на мне взгляд и вдруг… подмигнул.

А я чуть не заплакал.

Эпилог

Я сидел за выключенным компьютером, положив клавиатуру на колени, и бездумно щёлкал пробелом. Справа от меня стоял Дизель с красным фломастером в руке, намекая, что пора бы обновить почетный знак радиоактивной опасности у него на лбу, а слева на полу пихались Тишка да Гришка, споря, кто пойдет выклянчивать запустить компьютер и врубить им мультики. Я почти и не замечал их, находясь в лёгком ступоре. Сказывалось нервное напряжение последних дней.

Кощея в тот же день как он позволил себя схватить, быстренько судили и сразу же отправили за Урал в особо тайную и охраняемую тюрьму. Мы всей Канцелярией, вызвав Горыныча, вернулись домой на Лысую гору и молча не глядя друг на друга разбрелись по комнатам. Олёна правда, с нами не полетела – у неё было свидание с Никитой. Но с утра она уже прибежала к нам очень радостная и раскрасневшаяся. Наверное, всё хорошо у них складывается. Вот и ладно.

Дверь скрипнула и Михалыч запустил в Канцелярию Агриппину Падловну и Гюнтера, которых я попросил привести, выполняя приказ Кощея.

Мне было не до вежливости, поэтому я просто кивнул прибывшим и поднялся с кресла:

– Царь-батюшка велел сразу же после его ареста, ознакомить вас с содержимым этого конверта, – я вытащил из сканера конверт и протянул его Гюнтеру.

Тот внимательно осмотрел его, проверил печать, кивнул и протянул его бухгалтерше, но та только отмахнулась и конверт вернулся ко мне. Я вскрыл его, достал свернутый вчетверо толстый лист бумаги, развернул, пробежал по строчкам глазами, вправил отвисшую челюсть и протянул листок Гюнтеру.

Гюнтер взял лист, зачем-то откашлялся и торжественно зачитал:

– Федьку Захарова сына Васильева, который верно мне служит Статс-секретарём моей Канцелярии, назначаю на время моего отсутствия, царем-батюшкой то есть – мной.

Целую, Кощей.