Кумачовая лихорадка

Предисловие

100 лет прошло с тех далёких событий 1917 года… Легендарный крейсер «Аврора» залпом своих орудий возвестил об октябрьском перевороте. Революция перевернула мир с ног на голову. Духовное состояние общества поменяло свою полярность с точностью до наоборот. Существует много взглядов по поводу исторической катастрофы, произошедшей в начале прошлого века. И у каждого из них есть свои приверженцы. Далее хочется продолжить словами из стихотворения Сергея Михалкова «В музее В.И. Ленина»:

Мы видим город Петроград

В семнадцатом году:

Бежит матрос, бежит солдат,

Стреляют на ходу.

В годы правления советской власти это стихотворение было включено в школьную программу начальных классов. Мне довелось выучить его наизусть. Настолько справедливо тогда всё нам казалось. Революция! Народ отнял власть у буржуев и взял её в свои руки. Фабрики отдали рабочим, а землю крестьянам. Прогнали эксплуататоров и стали трудиться каждый для себя. И всё это произошло под предводительством дедушки Ленина, который «сильно любил детей». Благодаря его руководству, Россия стала свободной и независимой страной, сильнейшим государством в мире с аббревиатурой СССР. Это взгляд сквозь призму коммунистической идеологии. А вот поэт и певец Игорь Тальков в песне «Россия» описал эти события с другого ракурса:

Разверзлись с треском небеса, и с визгом ринулись оттуда,

Срубая головы церквям и славя нового царя,

Новоявленные иуды.

Тебя связали кумачом и опустили на колени,

Сверкнул топор над палачом, а приговор тебе прочёл

Кровавый царь, великий гений.

Россия!

Так что же есть правда? В настоящее время достаточно объективной информации, освещающей события тех лет, и мы теперь реально представляем «кто есть кто». Но мне хочется описать трагедию той эпохи на примере жизни одного человека, который доводится мне прадедом. На протяжении многих лет я слышал от своего отца отрывки из жизни его дедушки Васи, который был кубанским казаком и имел все соответствующие привилегии в казачестве. Выражаясь современным языком, мой прадед был уважаемым человеком в своих кругах. Вот о его нелегком жизненном пути я и хочу рассказать. А начался он в 1883 году и закончился, где-то после 1937 года. Получается, что большая часть сознательной жизни Василия Фёдоровича пришлась на революционный период и годы репрессий.

Одним словом, мой казачий прародитель ощутил все «прелести красного террора на своей шкуре»…

У меня мало информации о жизни прадеда и она отрывками вырвана из различных временных периодов. Но, тем не менее, эти материалы содержат настолько важный контекст, что мне не хотелось бы утратить их навсегда. Для связи отдельных сюжетов в единую цепь событий попробую прибегнуть к художественному жанру…

Начну я своё повествование с событий Первой мировой войны, в частности, с Кавказского фронта. Кубанские казаки внесли ощутимую лепту в сражения с Османской империей. В 1915 году 24 апреля начался, организованный Османским правительством, геноцид армян – уничтожение мирного западно-армянского населения. Настолько жестокой была эта война, что даже при чтении материалов тех лет «кровь в жилах стынет». И чтобы сцены, описываемые мною, в дальнейшем не показались чрезмерно жестокими нашему читателю, я хочу привести выдержку из печатного издания тех лет.

«Во время пребывания моего на турецком фронте с января месяца сего года во всех походах из Турции в Персию и обратно мне несколько раз приходилось видеть ужасные картины мучений несчастных армян. Озлобленные турецкие войска своими частыми неудачами в боях с нашими войсками стараются вымещать свои неудачи на беззащитных армянах. И каким только истязаниям они не подвергают этих людей. В своих кознях против армян турки не останавливаются ни перед какими ужасными способами нанесения, возможно, больших медленных мучений. Не щадят они не только мужчин или женщин, но даже и детей.

Случайно оставшиеся в живых армянки рассказывают такие способы мучений армян: предназначенное к уничтожению семейство выводится за селение, гдe на глазах матери и отца отрезают части тела их детей и живых еще кидают в яр или кладут на костер и сжигают. Многие матери не могут переносить таких мучений своих детей и бросаются в огонь выхватывать невинные жертвы, обжигая себе руки и лицо; причем, таких матерей турки здесь же сжигают, а мужа подвергают медленным смертельным мучениям.

При проезде нашего N-го X-го полка по восточном берегу озера Ван было найдено два костра, где мною насчитано 46 человеческих ног, обгоревших до колен, а остальные части туловища обгорели до неузнаваемости, причем, трупы обожжены настолько, что черепа, черные как котелки, валяются отдельно от туловища.

На западной стороне Ванского озера найден огромный овраг, наваленный голыми трупами армян. Из всей этой массы разложившихся трупов вопила о помощи одна израненная армянка, которая не могла освободиться, так как ноги ее были завалены другими трупами. А когда казаками она была освобождена, то первым делом просила знаками утолить ее жажду и через переводчика пояснила, что в этом яру убито 800 армян. Многие казаки без слез не могли слушать рассказ армянки через переводчика, при каких обстоятельствах убивали этих людей. Вся эта масса людей была согнана к яру, атакована вооруженными людьми и, когда поодиночкe железными крючками стали брать и тащить к яру сперва мужчин, то поднялся душераздирающий вопль атакованных. Женщины бросались к мужьям, ища защиты, отцы заживо прощались с детьми, видя ужасы казни, многие умирали, не дождавшись очереди. Все это происходило на закате солнца. Рассказчица представляла вид покойницы.

В Ванском озерe очень часто волнами прибивает к берегу несколько трупов армян, а сколько их похоронено на дне озера одному Богу известно. В степи ли, в деревне или в оврагe, везде, на каждой версте можно встретить десятки трупов армян и, безусловно, голых. При наступлении на ceление Енжалу на берегу реки Чая, на дороге найдена мертвой армянка, умершая, как нужно полагать, от быстрого и продолжительного бега с тяжелей ношей. На груди у нее мертвый грудной ребенок, а за спиной, придавленный ею двухлетний малыш со слабыми признаками жизни и, около трупа, с корзинкой в руках, с запухшими от слез глазами 5-6 лет девочка. Труп матери уже начинал издавать дурной запах, а девочка все время будила мать.

Кровь леденят подобного рода картины. Волосы дыбом становятся при видe такой ужасной казни-расправы сильного человека над слабым, беззащитным и, невольно, напрашивается вопрос: за что? И скоро ли праведная десница покарает зверей-извергов?»

Старший уряд. 4 сот. №-го Х-го полка Иван С. Шамалов.

//«Кубанский казачий вестник», 1915 г., №40, стр. 6-7

Хочется заострить внимание на том, что местный диалект на Кубани – это смесь украинского и русского языков. На нём не разговаривают, а балакают – так это здесь называют. Я же, буду писать на русском, чтобы было всем понятно.

Глава

I

Кавказский фронт

Осень на Кавказе – неподвластное описанию пера время года. И всё же, я рискну сделать это. Настолько всё гармонично взаимосвязано в природе, что даже самый искушённый ценитель пейзажей не будет разочарован, попади он сюда. Утреннее ласковое солнышко неспеша разгоняет дымку розоватого тумана, окутавшего большую поляну на пологом юго-восточном склоне. Ночная прохлада постепенно спускается с верхушек гор в ущелье, на дне которого бежит бурная горная река. Густой лиственный лес похож на мольберт художника с пятнами красок, переходящих от одного оттенка к другому. Куда не взглянешь, в основном, преобладают красные, коричневые, жёлтые и даже фиолетовые цвета. Звенящую тишину нарушает слетевшая с дерева испуганная птица. В этот самый момент из леса появился конный отряд, цепочкой двигающийся по горной тропе. Лошади мягкой поступью шли одна за другой. В утренней прохладе от их тел поднимался пар – это указывало на длинный путь, проделанный отрядом, несмотря на столь ранний час. Всадники устало покачивались в сёдлах, судя по амуниции и экипировке, дорога предстояла им дальняя.

Появление конницы на поляне внесло свою корректировку в осенний пейзаж: пики, прикреплённые к сёдлам лошадей, у всадников винтовки на ремне через плечо, на поясе в ножнах кинжалы и сабли. Впереди всего отряда несли православные символы – это были хоругви с изображением Иисуса Христа и его Пречистой Матери. Всё указывало на то, что двигались эти люди не в поле землю обрабатывать. Это были профессиональные воины Кубанского казачьего войска. А шли они выполнить свой воинский долг перед Родиной, защитить от истребления Османской империей армянский народ. Отстоять на дальних рубежах интересы России, так как события происходили в период Первой мировой войны, а Турция была по другую сторону баррикад…

Существование человека на земле постоянно сопровождается войнами. Причины военных конфликтов разные, а вот методы их разрешения всегда сводятся к уничтожению одной из конфликтующих сторон. Первое убийство на Земле совершил Каин. Ослушавшись Бога, он лишил жизни своего брата Авеля. И вот с тех пор кровь нескончаемым потоком проливается наземь. Несчастья и страдания людей затмевают даже самые чудные пейзажи. Например, окружающая природа не радует убитого горем человека, красивый лес видится ему уродливыми зарослями, солнышко ослепляет и раздражает, туман пронизывает до костей своей промозглой сыростью. Кажется, словно, вся природа восстаёт против него. Сокрушение о потере близкого человека парализует восприятие внешнего мира.

Несмотря на весь этот негатив, каждое государство имеет свою армию. Стремится сделать её более сильной, чем у соседа, не жалея при этом средств. Одним солдаты нужны для защиты своих рубежей; другим – наоборот, для расширения территории и завладения чужим богатством. И всё это на фоне политических интриг…

Солнце, не торопясь катилось на запад. Отряд кубанских казаков двигался по тропе, извивающейся по краю ущелья. Высоко в небе парил горный орёл, высматривая себе добычу. Глядя на него с движущейся лошади, создавалось впечатление, будто он застыл на месте. Сосредоточив свой взор на птице, разморенный на солнце и укачавшийся от монотонного шага лошади Василий мысленно пребывал в далёкой станице среди своих домочадцев. По правую сторону от него разверзлось глубокое ущелье. Когда дорога особенно близко проходила у края обрыва, он отводил взгляд в сторону, поскольку, высоту не любил с детства. По цепочке пронеслась команда «Спешиться и увести лошадей в появившееся между скал укрытие». Решили сделать привал и разбить лагерь.

Казаки – привыкшие к кочевью воины; всё у них для этого предусмотрено и приспособлено. В первую очередь забота о своём боевом товарище: накормить и напоить коня – дело святое, что и было сделано. Отряд был поделён на небольшие группы, в которых каждый воин имел свою обязанность. Работа закипела. Спустя время лагерь преобразился, повсюду горели костры, в котелках варилась нехитрая походная пища. Воины оживились, обстановка была для них привычная, можно сказать, почти домашняя. Выходцы из Украины по духу своему были гайдамаками. Жизнь под открытым небом их нисколько не обременяла.

Василий Фёдорович чуть больше тридцати лет отроду, но уже казак со стажем пребывал в звании старшего урядника. Походы для него были делом привычным. В далёкой кубанской станице его ждала семья – пятеро деток и верная спутница жизни Мария. Мысли снова устремились под чаканную крышу турлучной хаты в уютный семейный круг…

«Старшенькому Феденьке одиннадцать, ещё пару лет, и он во многом сможет заменить меня по хозяйству», – размышлял Василий. «Помнится, летом он с младшеньким Жоркой коней в ночное гонял самостоятельно. Девчонки – тоже ощутимая помощь по дому, Варьке семь, а управляется со скотиной, как взрослая. Ну а Павел и Даша, конечно, ещё маленькие»…

Из состояния полудрёмы вывела команда есаула Гринько: «Привал окончен, собирайсь»! Как выше уже было сказано, казачки – народ мобильный, и через четверть часа отряд продолжил свой путь. Дальше тропа уходила от ущелья левее через перевал. Порой, подъём был настолько крутой, что приходилось спешиваться и идти рядом с конём. То и дело из-под копыт выворачивались булыжники и срывались вниз, угрожая зашибить кого-нибудь, идущего следом. Спуск был более пологим и отнял значительно меньше времени. Лес закончился, и отряд вышел на огромное горное плато, частично поросшее небольшим кустарником. Вдали на южном направлении поднимались струйки сизого дыма, по всей вероятности, от костров. Сотня остановилась, и всадники спешились. Степан Семёнович Гринько отдал команду вернуться в лес и рассредоточиться между деревьев. Дозорный с биноклем влез на раскидистый дуб. «Похоже, турецкий стан, – отрапортовал он, – есть вероятность, что они нас заметили, с их стороны виднелись блики стёкол, возможно, это был вражеский наблюдатель».

– Разбить лагерь и выставить дозор, – скомандовал Степан Семёнович. Срочно собрали командный состав для обсуждения сложившейся ситуации. – Судя по наблюдению дозорного, численность османов значительно превышает нашу, – докладывал хорунжий. Есаул скрутил цигарку «козья ножка», закурил и стал расхаживать взад – вперёд. – До сумерек осталось часа полтора, сегодня они уже атаковать нас не станут, поэтому предлагаю напасть на них ночью, – рассуждал он. – Есть другие предложения? Все молчали…

Так и решили: выступить ночью, был дан приказ «Отбой до полуночи и костры не разводить».

***

После ухода Василия в поход Мария полностью погрузилась в домашнюю рутину. Тяжела доля казачки, особенно, когда муж на войне, а на шее пятеро детей и большое хозяйство. Благо, хоть в помощниках было двое пленных турков, по очереди передаваемых из семьи в семью. Последнее, что убрали с полей – буряки (свёкла), их уложили в бурты и накрыли землёй. Стог сена возвышался за амбаром, в сарае, прикрытая слоем соломы, лежала куча кабаков (тыквы). Пшеница, просо, овёс, кукуруза и много всего другого, одним словом, запасов было впрок. Скотины тоже было много: коровы, бычки, свиньи, овцы и гуси. Две рабочие лошади, телега, плуг, борона. В общем, скучать было некогда, за всем нужен был уход. А вот сегодня с самого утра как-то тревожно: Василий не выходил у неё из головы, дела не ладились, всё валилось из рук вон. – Надо бы в воскресенье в церковь пойти, молебен Архистратигу Михаилу заказать, да сорокоуст о здравии. День подходил к концу.

Мария управлялась по хозяйству; подоила коров и начала переливать молоко в четверти.

– Мам, я налил пойло бычкам и закрыл сарай. Можно дотемна побегаю? – Федя, помоги Жоре с овцами и присмотрите за детворой, пока я управлюсь. Набегаться ещё успеешь.

Отрок нехотя вышел во двор, там младший его братишка с палкой в руках гонялся за глупыми и упрямыми существами, а те, явно, не хотели идти в загон. Ухватив черенок от сломанной лопаты, Фёдор выместил всю свою обиду на животных, которые тут же решили не упрямиться. Затем он и Жора взяли девчонок и малого Павлушу за руки, побрели в хату.

В помещении пахло свежей выбеленной доливкой (земляной пол), пару раз в неделю его обновляли составом из глины и коровьего навоза. Ребята налили в ушат воды, омыли малышей и усадили на лавку за дощатый стол. Тут и мать подоспела, поставила крынку с молоком на стол, – Федя, порежь хлеб, а я схожу к печи, принесу горшок с картошкой и наберу капусты в кадушке.

После ужина, уставшая за день женщина уложила детей спать, а сама, затеплив лампаду в «Красном углу» пред иконами, упав на колени, погрузилась в молитву. Молитвы и слёзы изливались пред Господом, Богородицей и их святыми угодниками. За мужа Василия, за детишек, за многострадальную Русь и за Кубань матушку. За обижающих и ненавидящих нас и за мир во всём мире. Глубоко за полночь она тяжёлой поступью добралась к кровати, прилегла и забылась в глубоком сне.

***

В полночь все были в боевой готовности, в лагере противника наблюдалось большое количество костров. – Одно из двух: либо, они нас не заметили, либо, у них своя стратегия, – пробормотал себе под нос есаул. Затем, громко объявил свою тактику: – Локтей на триста вперед пойдёт пеший разведчик, остальные поведут коней под узду. Подойдя, как можно ближе к рубежам противника, он даст нам сигнал, оседлав коней и шашки наголо, идём в атаку. – Всем всё ясно? – ответа не последовало. – Ну, с Богом.

Ведя лошадей на короткой узде, шли по три конные единицы вряд. Благо, дорога позволяла. Костры приближались, сотня двигалась быстрым шагом. На траву выпала обильная роса. Штаны выше сапог промокли насквозь. Нервы были натянуты до предела, от холода сводило мышцы спины. Василий пытался читать 90 псалом, но ничего не получалось, мысли путались в голове.

Вдруг впереди раздался выстрел, условного сигнала от разведчика так и не последовало. Очевидно, он напоролся на засаду. Медлить было нельзя. Есаул вскочил на коня и скомандовал: – Шашки наголо, за мной!

Словно от горной лавины разлился гул по всей округе, четыре сотни копыт подняли облако пыли в воздух. Чёрной горой на фоне звёздного неба эскадрон мчал на врага. Внезапное появление столь мощной силы могло внести панику в любой стан противника, особенно, в ночное время. Но здесь что-то было не так, костры были уже совсем близко, а врага всё не было. И тут Урядник заметил, как скачущие впереди лошади стали исчезать… Что это? Это же пропасть! Василий натянул уздечку, но было уже поздно. Передние ноги коня провалились в ущелье, наездник через голову полетел вниз…

Сознание к нему приходило постепенно, сквозь прикрытые веки проступал свет. Чувствовалась сильная боль, на фоне которой было непонятно, что же повреждено, болело, буквально, всё. Приоткрыв глаза, он увидел над собой куст самшита, сквозь густые ветви которого виднелся верхний край ущелья. На нём находились вражеские воины, они вертикально вставляли между камней казачьи пики с наколотыми на них головами самих казаков.

Василий осмотрелся, он лежал на небольшом уступе, на котором едва помещался, а не скатился вниз только лишь потому, что сломанная ветка с кустарника проткнула ему бешмет, и он нанизался на неё, как на рыболовный крючок. Внизу в глубине, на дне ущелья были разбросаны тела людей и коней вперемешку. Одни шевелились, другие ползли, третьи же, лежали без движенья, очевидно, были мертвы. Тех, которые отползли подальше от скалы, турки убивали выстрелами из винтовки. А на тех, которые были поближе, сбрасывали огромные булыжники, чтобы не тратить патроны.

Правее, неподалёку, так же, на выступе завис сослуживец Василия. На него скатывали каменные глыбы, но никак не могли попасть. И всё же, у них это получилось, огромный валун вместе с выступом увлёк вниз раздавленного казака. Коренастый, с кривыми ногами османец ходил по краю и выглядывал, нет ли кого ещё на скале. Остановившись над самшитом, растущим на отвесной скале, под которым находился урядник, посмотрел вниз. У Василия замерло сердце, – Вдруг заметит, – прикрыв глаза, он мысленно обратился к Богу. Все молитвы спутались в его голове, губы потрескались, во рту пересохло. Из глубины души рвалось единственное, что шло на ум, – Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй! – Не помня, сколько времени прошло, он даже не знал, дышал ли тогда или нет. Ему показалось, что он, вообще, как бы, куда-то провалился и пребывал в другом месте, а Творец его слышал. Страшно было открыть глаза, прислушавшись, казак услышал топот удаляющихся конских копыт.

Сколько прошло времени – он не помнил, судя по тому, как припекало солнце, наверняка, перевалило за полдень. На краю ущелья остался частокол из казачьих пик, увенчанных человеческими головами. На одну из них уже пристроился ворон и выклёвывал глаза.

Прокрутив всё произошедшее в голове, понимая то, что он ещё жив, ничем другим не назовёшь, как только промыслом Божьим. Василий, взявшись за ветку, попытался привстать. Жгучая боль отдалась в правом боку, опытный воин, часто бывавший в походах, понял – у него сломаны рёбра. Тело онемело, голова разламывалась, уступ на скале был настолько мал, что особенно-то и не поворочаешься. Внизу была пропасть, на дно её предстояло ещё, каким-то образом, спуститься. А двигаться вверх по отвесной скале без каких либо приспособлений, да ещё со сломанными рёбрами, было равно самоубийству. Подтянув одну ветку поближе, он взялся за неё зубами, за другие две ухватился руками. Стараясь равномерно распределить нагрузку на все точки опоры, превозмогая боль, он, всё же, принял вертикальное положение. Урядник, словно воссел в импровизированное кресло, ноги свисали с уступа, спиной прижавшись к скале, стараясь не смотреть вниз, он обратился к Господу. На этот раз времени было достаточно, чтобы вспомнить молитвы. «Живый в помощи Вышняго» начал неспеша, вникая в суть каждого произносимого слова, будто, он впервые это слышал … «На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою» эти слова успокоили и вселили в него уверенность… «И явлю ему спасение Мое» этими словами Василий закончил чтение 90 псалма.

Теперь старший урядник точно знал – у него всё получиться, нужно было, как можно скорее спуститься вниз, оттоманы могли появиться в любой момент. Осмотрев скалу ниже себя, Василий заметил отслоение каменного пласта, который отошёл от утёса локтя на два. Вот туда ему и нужно попасть, а дальше будет видно. На дне ущелья развернулась следующая картина: в прибрежном кустарнике собралась стая шакалов, их было прекрасно видно сверху. Они явно дожидались сумерек, выйти среди солнечного дня на открытую местность, где были разбросаны трупы, было не в их повадках. Рука самопроизвольно взялась за рукоять кинжала, и тут он поймал себя на мысли, – А ведь всё не так уж и плохо, – хоть какое-то оружие есть у него.

Огромных усилий стоило ему снять бешмет с ветки и высвободить его из-под собственного тела. Ремнем с висящим в ножнах кинжалом, он туго утянул торс чуть пониже груди. Дышать стало труднее, но боль значительно притупилась. При этом он сильно устал. Весь его лоб был в ссадинах и покрылся крупными каплями пота. Василий порезал клинком бешмет на широкие ленты и сплел их в косичку. У него получилась довольно – таки прочная верёвка длинной около семи локтей. Вытащив ремень из брюк, он стянул им куст самшита на удавку поближе к корню. Другим концом связал с верёвкой и бросил её вниз. Примерно, чуть больше человеческого роста не хватало до заветной ступени. Осенив себя крестным знамением, он приступил к спуску, коленки дрожали от страха высоты от и усталости. И всё же, урядник сделал это, оказавшись за уступом, висящим над пропастью, скрипя от боли зубами, начал медленный спуск. И вот, в руках у него оказался край верёвки, не хватило до цели каких-то полтора локтя – нужно было прыгать. Но если он потеряет равновесие при приземлении на тонкую полоску камня, то полетит дальше вниз и разобьётся. Со словами «Господи помоги» Василий отпустил конец верёвки. Какое-то мгновение и он точно приземлился на бровку, слегка потеряв равновесие, измождённый мужчина успел ухватиться за неровность на отвесной скале, и слёзы радости покатились у него по щекам.

Отслоившийся пласт, на котором оказался он, уходил далеко вниз, и его боковая грань под углом доходила почти до самого подножия утёса. Немного отдышавшись, Василий приступил к спуску. Он втискивал упругие подошвы своих сапог в трещину между пластом и скалой и шаг за шагом приближался к земле. Когда закончилась щель, до подножья оставалось ещё, примерно, локтей восемь. Нужно было прыгать, но так, чтобы ноги остались целы, иначе, смерть – либо от шакалов, либо турки обнаружат.

Подтянувшись на руках, он, высвободив сапог из трещины и оттолкнувшись от утёса, полетел вниз…

***

Есаул вовремя овладел ситуацией и остановил коня на самом краю обрыва. Развернул его и натянул поводья, конь встал на дыбы, другой рукой он скинул с плеча винтовку и сделал выстрел вверх. Благодаря его действиям, казаки, также, придержав своих коней, сумели вовремя остановиться. Большая часть отряда была спасена. На другой стороне пропасти горели костры. – Вот шельма, провели на мякине, – выругался командир.

Не успев опомниться от происходящего, казаки увидели позади себя вражескую конницу, на полном скаку летящую на них. Их была тьма, по сравнению с ними. Степан Семёнович был сильной воли человек и не растерялся. Все подчинённые смотрели на него, ожидая команды. Отряд был натренирован на ученьях и в боях. Несколько условных движений руки командира с шашкой, и остаток эскадрона быстро построился клином, выставив пики вперёд. – Святой великомученик, Георгий, моли Бога о нас! – прокричал есаул, и кубанцы поскакали на врага. Бой был не долгий, враг никак не ожидал такого мужества от казаков. С минимальными потерями им удалось прорваться сквозь ряды османцев, добравшись до леса, казаки скрылись в нём…

***

Потоки холодного воздуха тянуло по дну ущелья, по серому осеннему небу плыли грузные свинцовые тучи. Василий шёл, прихрамывая. Рубаха его насквозь была пропитана потом. От усталости, а так же, от холода и голода он, буквально, валился с ног. Отдыхать было нельзя. Нужно было как можно скорее найти выход из ущелья, добраться до леса и там уже можно будет отлежаться. А здесь он, словно мышь в банке, одним словом, живая мишень.

Внезапно на левом краю пропасти появились оттоманы. Впереди в пяти шагах от него лежал большой валун, урядник бросился из последних сил к нему. Едва он успел упасть в укрытие, как раздались выстрелы. Пули ударялись о камень и рикошетом летели прочь, осколки посыпались ему на голову. Скалы настолько были отвесные, что врагу спуститься вниз не представлялось возможным. Всадники спешились, расположились у края кручи и решили взять казака измором. Солнце садилось за гору, сумерки плавно переходили в ночь.

Василий использовал старую военную хитрость, надел на кинжал папаху и высунул её из-за камня. Не успел он это сделать, как сразу прогремел выстрел, и шапка отлетела в сторону. Паника начинала овладевать им, губы самопроизвольно стали шептать 50 псалом «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей ».

Стемнело, тучи скрыли небесные светила. В ущелье ничего не было видно. Турки стали бросать вниз зажжённые факелы. Когда один догорал, бросали следующий, а время шло…

– Не может быть, что вот так здесь всё и закончится, я ещё должен увидеть свою семью, – судорожно размышлял, стучащий зубами от холода казак. Его ум обладал живой смекалкой, которая не раз выручала его в критических ситуациях. И тут он приметил, что когда один факел догорал, а другой ещё летел, появлялась небольшая тёмная зона, но ненадолго – секунд на пять. За это время более пяти – шести шагов он не успеет сделать, а по близости других укрытий нет. И тут Василий словно прозрел – река, до неё-то и будет шагов пять-шесть. Течение сильное, и нужно только прыгнуть в неё, а мощный поток сам понесёт подальше отсюда, а там – будь, что будет. Шум воды, разбивавшейся о камни, заглушит его шаги по гравию. Осталось точнее всё просчитать и выждать время, чтобы у охотников на него притупилась бдительность…

Улучив момент, он всё же сделал это: с разбегу бросился в реку и, когда голова его ещё уходила под воду, с кручи полетел очередной факел. Но мощный поток уже делал свою работу: течение стремительно подхватило и понесло измученное тело православного воина подальше от смертельной опасности. Состояние было полуобморочное, мышцы от холода сжимала судорога. Вода бурлила водоворотами, местами набегала на огромные валуны и вздымалась бурунами. Прыгнуть в эту бушующую ледяную стихию даже летом в светлое время суток вряд ли бы кто отважился.

Благо, хоть дыхание мог надолго задерживать – раньше часто в плавнях приходилось нырять за раками. Появившись на поверхности, дабы вдохнуть, он увидел, что его шагов на двадцать отнесло от горящего факела. Набрав полную грудь воздуха, урядник вновь погрузился под воду.

В очередной раз вынырнув, уже больше не погружался, так как был далеко и во тьме. Теперь предстояла не менее сложная задача, чем предыдущая. Нужно было каким – то образом выбраться из реки. Василий попытался приблизиться к берегу, но тщетно – сильное течение несло его своим курсом. Впереди по бликам от воды было видно, как река делала поворот вправо. На повороте она была шире с небольшим плёсом. Он собрался с силами, чтобы приблизиться к мелководью, но поток уносил его к крутому противоположному берегу.