Блуждание. Сага «Исповедь». Книга шестая

© Натали Бизанс, 2019

ISBN 978-5-4493-4405-2 (т. 6)

ISBN 978-5-4493-4404-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 1

Залитая солнцем поляна благоухала цветочным ароматом. В траве стрекотали кузнечики. Пчёлы и шмели без устали жужжали по соседству, увлечённые своими заботами. Лупоглазые стрекозы подлетали к пруду и, любуясь своим отражением в гладком зеркале воды, разминали свои перламутровые крылышки. Роса сошла, и настала пора собирать солнечные цветки арники, этим летом их взошло немало.

Тихо напевая бретонскую песенку, девица на выданьи, засучив рукава, заготавливала лечебные травы. Благодаря своему умению читать и писать даже по латыни, она с недавних пор стала незаменимой помощницей местного аптекаря, месье Гинэля. К тому же у нее была редкая способность выбирать нужные растения, именно ее сборы приносили быстрое облегчение больным, и порошки старенького аптекаря теперь славились на всю округу. Из-под белоснежного кружевного накрахмаленного куаффа* выбивались непослушные огненно-красные локоны и трепетали на ветру. Скромное, но всегда чистое и благоухающее платье облегало гибкий стан и подчёркивало изящную талию, спелая, как сочное яблоко, она притягивала к себе взгляды мужчин от мала до велика.

– Эй, красавица! Тебя не найти! – темноволосый парень снял чёрную шляпу и протёр рукавом влажный лоб, на нём была белоснежная рубашка с вышивкой и тёмный праздничный костюм, который он одевал только по особым случаям.

– Никак свататься идёшь! – Жюзьен засмеялась, – и кто же та счастливица, которую мой братец удостоил внимания? – она вновь нагнулась к высоким зарослям некошеной травы.

– Ты и не поверишь! – в карих глазах вспыхнули шаловливые искорки.

– Ну-ка, ну-ка, рассказывай!.. – она выпрямилась, поправив передник, и наконец-то взглянула на старшего из своих названных братьев. Жёлтые цветы в её руках с ещё неочищенными грязными корешками дрогнули от этого пламенного взгляда.

– Не делай вид, что ничего не понимаешь! – Адриан надел шляпу, и тщательно выбритые щёки его густо покраснели.

Жюзьен надеялась, что этот разговор никогда не случится, но момент настал, они были наедине, и бежать было некуда. Восемь лет она прожила под крышей гостеприимного дома семьи Калян, обогретая материнской любовью Катарины, в строгости воспитанная Ронаном, под пристальным вниманием братьев, которым давно пора было обзавестись семьями.

– Жюзьен, мне не нужно никого искать, ибо всё, чего я хочу – совсем рядом.

– Ради Бога, не начинай! – она рванулась уйти, но крепкие руки молодого человека не позволили сделать этого. Цветы упали.

– Я давно и безнадёжно влюблён и никого не замечаю вокруг, – его пылкое дыхание обожгло её бледную кожу, которая даже на солнце никогда не приобретала загар.

– Ты должна мне дать ответ сегодня, сейчас, я так больше не могу!

– Адриан, ты спятил! Мы выросли вместе, я люблю тебя как брата, точно так же, как Реми! Не заставляй меня уходить…

Горячие губы не дали ей ничего сказать, страстный поцелуй прервал слова. Непонятная слабость разлилась по телу, и руки, поначалу ударяющие парня, безвольно поникли.

Столько лет он мечтал об этом, но не смел прикоснуться к ней под ревнивыми взглядами брата. Адриан пытался бороться с любовью, но ничего не спасало его от пламени, обуявшего душу и тело. И теперь он решил: или всё, или ничего. Подтолкнуло его к этому случайно услышанное накануне признание, что Реми жаждет родительского благословения на женитьбу. «Ну уж нет, не бывать этому, братец! Она – моя, и по старшинству я имею право первенства, чтобы жениться. Найдёшь себе другую! За Жюзьен я кому хочешь глотку перегрызу!» – подумал он тогда и решил, что медлить некуда. Если получит отказ – уйдёт из дома, как раз набирают рекрутов в армию, и уж лучше погибнуть в бою, чем сходить с ума от несбыточной страсти.

Голова закружилась, сладкая нега разлилась по телу, Жюзьен прислушивалась к себе и не понимала, откуда это в ней?! Стало трудно дышать, и она сама расстегнула несколько верхних пуговиц на платье, что Адриан понял по-своему, и его шершавая от работы ладонь проникла к нежной девичьей груди. Новые, неведомые доселе, ощущения овладели молодыми людьми. Жюзьен не сопротивлялась, дремавшие в ней от рождения силы взяли верх над разумом. Настойчивые губы не давали опомниться и произнести хоть слово, нежные руки, всё более смелые, разжигали кровь. Адриан стал за эти годы родным ей человеком. Его знакомый запах опьянял. Страсть обуяла обоих.

Солнце согревало обнажённые тела, лёгкий ветерок обдувал разгорячённую кожу, всё так же жужжали поблизости пчёлы и шмели, стрекотали в траве цикады. Позабыв обо всём, отдавшись инстинктам, он и она познавали друг друга в новом для них плотском удовольствии.

– Люблю тебя, – шептал Адриан и, причинив ей боль, не мог сдержать радости, – моя, теперь ты – моя, раз и навсегда, слышишь?! – карие глаза плавились от любви, наполняясь карамельным светом.

Тёмная родинка у виска, длинные ресницы, упавшая на лоб прядь каштановых волос, колкая щетина на его щеках, пульсирующая жилка на шее, волосатая мужская грудь, всё это Жюзьен увидела в другом свете, отдельными фрагментами необыкновенного ослепительного чувства. Боль быстро прошла, и стало приятно.

Осознавала ли она, что произошло? Было ли случившееся правильным? Какими будут последствия? Какая теперь разница. В эти минуты никто из них не был в состоянии думать трезво, столь ошеломительными и яркими оказались ощущения.

Вновь и вновь погружаясь в пучину наслаждения, Адриан шептал её имя, и вдруг с ним что-то произошло, содрогаясь, словно от судороги, он закричал, и этот голос эхом разнёсся по внезапно затихшей округе. Даже птицы замолчали на мгновенье, и Жюзьен внезапно поняла: случившегося уже не исправить, и теперь она должна выйти замуж за этого человека. Но любит ли она его? Будет ли с ним счастлива? Готова ли она принести себя в пожизненную жертву этому человеку?.. Тысячи вопросов навалились на неё, подобно стае чёрных воронов, и расклевали призрачное счастье.

Адриан же был на седьмом небе, где не возникает сомнений и угрызений совести. Он сжал её ещё раз в объятиях и откатился на спину, оставив лежать полуобнажённую и опозоренную. Жюзьен судорожно поправила на себе одежду и дрожащими пальцами начала застёгивать пуговки на груди.

– Чего ты испугалась, глупышка?! – Адриан приподнялся и рукой, уже имеющей на это право, вновь притянул её к себе.

Губы у Жюзьен задрожали, а в зелёно-медовых глазах заблестели слёзы.

– Что теперь будет? – тихо произнесла она.

– Что будет? Свадьба, конечно! Или ты думаешь, что я тебя брошу?! – он рассмеялся. – Теперь ты моя, и никто не посмеет забрать у меня мою драгоценную жёнушку!

– А как же Конег и Бастиан?

– А что с ними не так?

– Я думала, что когда выйду замуж, смогу забрать их из приюта!

– Милая, ты же знаешь, у нас нет места ещё для двоих… Придётся подождать, пока обзаведёмся собственным домом.

– Ты обещаешь, что мы заберём потом моих братьев?

– Разве может быть иначе?.. – крепкие мужские руки прижали её к себе. – Ты мне веришь?

Она не знала, что ответить, и только кивнула головой.

– Собирайся! Пойдём к родителям, надо их обрадовать…

*куафф – традиционные головные уборы женщин Бретани.

ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 2

Катарин хлопотала у плиты, Ронан чинил прохудившуюся старую обувь. Адриан впихнул в комнату оробевшую Жюзьен и громким торжествующим голосом объявил:

– Встречайте, родители, я привёл невесту!

Мать и отец оглянулись.

– Ну, и где же она?

– Прошу любить и жаловать, это – Жюзьен.

– Что это Жюзьен – мы знаем, невеста где? – Ронан нахмурил брови, отказываясь верить услышанному.

– Отец, я люблю её, и мне больше никто не нужен, к тому же, мы все давно привыкли друг к другу, разве можно найти лучшую жену, чем наша Жюзьен?

Катарин уронила половник и застыла с выражением ужаса на лице.

– И речи быть не может, – сухо ответил Ронан и, забил ещё один маленький гвоздик в подошву.

– Это почему?! – молодой человек оторопел.

Жюзьен, стоящая рядом с ним, залилась пунцовой краской от взгляда приёмной матери.

– Я уже дал слово, что ты женишься на дочери Гийома, – отец бросил молоток на стул, словно поставив в их разговоре жирную точку.

Жюзьен даже подпрыгнула от этого звука.

– Ничего у Вас не получится! Или Жюзьен станет моей женой, или я уйду из дома.

– И куда же ты направишься? – отец смотрел на него, как на капризного ребёнка.

– Я уйду в армию. Да! Да! Лучше уж погибнуть, чем жить с нелюбимой!

В этот момент вернулся с пастбища Реми.

– Что за спор, вас со двора слыхать?! – пытаясь понять, что происходит, он с угасающей улыбкой окинул взглядом родные лица.

Мать стояла, ни жива – ни мертва, словно змею проглотила. Старший брат, полный решимости и гнева, почему-то держал за руку онемевшую и растрёпанную Жюзьен. Отец, подбоченившись, сжав кулаки, мог убить всех одним взглядом. Повисшая в воздухе напряжённая тишина не предвещала ничего хорошего.

– Ты сделаешь так, как я сказал, иначе ты мне больше не сын, – прозвучали громовые разряды на высоких тонах. – Отпусти девчонку!

– Ни за что.

– Тогда убирайтесь оба!

Неожиданный грохот заставил всех вздрогнуть – Катарин упала. Все бросились к ней на помощь, забыв о своих разногласиях. Жюзьен бережно подложила под голову приёмной матери подушку.

– Не трогайте её, она сейчас придёт в себя, – девичьи руки с любовью погладили обескровленное лицо постаревшей женщины, она поцеловала её, словно родная дочь, с нежностью и лаской. Катарин ожила и, открыв глаза, увидела любимых людей, за каждого из которых не жалко и умереть, лишь бы в семье был покой и лад.

– Что случилось? – она хотела приподняться, но не смогла, сильная боль пронзила половину тела, а вторую она совсем не чувствовала.

– Помогите переложить маму на постель.

– Как ты себе это представляешь? – Реми показал на закрытую кровать*, куда залезть можно было лишь приподнявшись на скамью.

– Тогда на стол, – скомандовала Жюзьен. – Она не должна лежать на холодном полу!

Мужчины повиновались. Впервые на лице Ронана Жюзьен увидела страх. Кажется, все уже позабыли, о чём спорили, и теперь для них имело значение только одно – жизнь Катарин.

Тревога закралась в душу Жюзьен, и она безмолвно обратилась за помощью к невидимому другу, о существовании которого не признавалась даже себе самой.

«Отец, если ты есть, помоги ей!»

«Я не Господь Бог, дитя, – тут же последовал ответ, – так лучше для неё, она не сможет жить, потеряв тебя и сына.»

– Что же делать, Господи? – произнесла девушка, озвучив во всеуслышание вопрос, мучивший всех присутствующих.

– Нужно бежать к аптекарю! – предложил Реми.

– Всё, что знает и может аптекарь, я сама могу сделать, только нет средства от удара…

– Какого ещё удара? – Ронан с тревогой посмотрел на приёмную дочь.

– Половина её лица не двигается, значит, кровь ударила в голову. Мне очень жаль.

– Но есть же врачи! Я поеду в город…

– Здесь только время может помочь, а ещё наша любовь и забота.

– Много ты знаешь, девчонка, – Ронан начал собираться, – я привезу доктора!

– Реми, запрягай лошадь!

– Хорошо, отец.

Они вышли из дома.

– Плохи мои дела, да, детка?

Жюзьен вытерла набежавшую слезу.

– Всё будет хорошо, матушка, я не оставлю вас.

– У тебя доброе сердце, девочка! – Катарин дрожащей ладонью прикоснулась к лицу Жюзьен. – Я полюбила тебя как свою, ты дала мне так много счастья!..

– Не говори так, словно прощаешься с нами! – Жюзьен заплакала, Адриан обнял любимую за плечи.

– Дети, обещайте мне, что не станете противиться отцу!

– Мама, но я люблю её!

– Любовь приходит и уходит, а семья остаётся, это – самое главное, что есть у человека на земле. Я не хочу разлада между вами.

– Я обещаю тебе, мамочка! – Жюзьен всхлипнула и поцеловала руку, подарившую ей столько тепла и нежности.

Адриан упрямо молчал. Стоило ему только подумать о том, что он больше никогда не притронется к Жюзьен, как вся его жизнь блекла и теряла всякий смысл.

* Бретонская кровать «lit clos» – имела две закрывающиеся дверцы и больше напоминала шкаф, внутри которого находилась кровать. Такая сложная конструкция объяснялась необходимостью сохранять тепло в условиях сурового бретонского климата. Находясь в закрытом пространстве, человек согревал себя теплом собственного тела. Кровать могла состоять из двух ярусов.

ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 3

Врач только подтвердил слова, уже сказанные Жюзьен, но ещё и забрал большую часть заработанных семьёй денег.

Сыновья сколотили для матери открытую кровать, чтобы было легче за ней смотреть. Жюзьен не отходила от больной без надобности ни на минуту, успевала по хозяйству, ухаживала за парализованной. Ронан погоревал-погоревал, да делать нечего, отправился вновь на заработки, прихватив с собой для надёжности Адриана. Младшему Реми строго на строго велел присматривать за Жюзьен и матушкой, глупостей не делать и держать ответ за каждую монету.

Вечерело. Свеча потрескивала на столе. Катарин спала. Лечебные отвары, которые ей собирала приёмная дочь, действовали умиротворяюще и притупляли боль затекшего без движения тела. Жюзьен штопала прохудившуюся рубашку брата, они уже поели и старались вести себя, как можно тише, чтобы не тревожить покой матушки.

Реми, переделавший за день столько работы, что хватило бы с лихвой и на двоих, устало вытянув ноги, смотрел на огонь в камине, время от времени бросая на приёмную сестру долгие, печальные взгляды. Ссутулившиеся плечи девушки, её задумчивость пугали. Он догадывался, что не просто так произошёл серьёзный разговор Адриана с отцом. Что-то случилось, и атмосфера в доме навсегда изменилась, причиной тому была не только болезнь матери, а некая тайна, о которой все молчали, но она не сулила ничего хорошего. Он отказывался даже думать о том, что это может быть. Но скверная мысль холодным липким прикосновением нет-нет, а и подкрадывалась к несчастному сердцу.

Эта девушка была его мечтой, тихой нежностью, которой он наполнялся доверху при одном воспоминании о Жюзьен. Ею грезил он бессонными ночами, ею сотни раз обладал во сне…

«Если Адриан хоть пальцем её тронул, я его убью, – думал Реми, и кулаки непроизвольно сжимались до хруста в костяшках. – Она – моя, только моя, и не может быть иначе!»

Словно прочитав его мысли, Жюзьен тяжело вздохнула.

– Вот, принимай, почти как новая! – он взял свою рубашку и, соприкоснувшись с прохладной девичьей рукой, внезапно поймал её и притянул к себе. Прислонив её ладонь к щеке, поцеловал тонкое запястье.

– Зачем ты так, Реми?! – тихим голосом произнесла Жюзьен, вырвавшись и внезапно покраснев.

– Спасибо за работу, – он вздохнул, сердце готово было выскочить из груди и разорвать все преграды между ним и той, которую он любил больше жизни.

Жюзьен поправила передник и отошла от него на безопасное расстояние. Но даже там она не могла не чувствовать, как вскипела в парне буйная бретонская кровь, как он тяжело и часто задышал, прожигая её глазами, словно она уже обнажена, и в комнате кроме них – никого.

Он всегда ей был ближе и понятнее Адриана, характер у Реми более нежный и покладистый, но «в тихом омуте черти водятся», уж ей-то хорошо было это известно.

«Эх, если бы Ронан был здесь! – подумала Жюзьен, даже не вспомнив про Адриана, потому что его присутствие после того, что случилось, тяготило её всё больше. – Он бы поставил сына на место. Но как же тянет к Реми! О Господи!» – испугавшись собственных желаний, она вновь покраснела до кончиков ушей. Домыв посуду, протёрла её чистым полотенцем и сложила в шкаф, оттягивая момент, чтобы лечь в кровать. Дело в том, что спала Жюзьен на нижней полке, а на верхней располагался Реми. Слушать его дыхание было сейчас опасно. Раньше её даже успокаивало его присутствие и посапывание во сне, когда она была ребёнком, и мальчики смотрели на неё иначе, по-братски… – Эх, если бы можно было вернуть то славное время!»

Реми тоже не спешил в постель. Подошёл к матери, любовно поправил ей одеяло, подоткнув с боков, подбросил в огонь ещё несколько поленьев. Несмотря на лето, погода стояла прохладная, и каменный дом не прогревался.

Пылающий взгляд молодого человека остановился на спине Жюзьен, и она почувствовав его, даже оглянулась. Их тянуло друг к другу уже очень давно, но по какой-то нелепой ошибке в минуту затмения она не устояла перед старшим братом, хотя всегда предпочитала ему Реми. Он даже научился читать и неплохо писал, благодаря их занятиям, тогда как Адриану науки давались гораздо трудней. Реми всегда помогал ей, когда требовалась мужская сила, и улавливал её желания с полуслова. Но теперь уже ничего не поделать: она испорчена и таковою останется.

Адриан знает о ней то, что разобьёт сердце младшего брата на тысячи мелких осколков. Теперь она уже ничего не может изменить, и Реми ей этого никогда не простит.

«Как же тяжело быть молодой! Как трудно устоять, когда в созревшем теле бушует пламя…»

«Сегодня я вновь не засну, жажда терзает плоть и нет от неё спасения», – Реми вздохнул.

Вторя ему, вздохнула и Жюзьен, притихшая, робкая, словно напуганная чем-то.

«Так и хочется прижать её к груди, как маленькую пташку, согреть в своих ладонях. А завтра будет новый день, и всё повторится сначала. Отец не одобряет мысли о женитьбе, сказал, что прежде должен жениться Адриан, ему он уже выбрал невесту, отвергнув Жюзьен. А если и мне не позволят, что делать? Как сказал Адриан: „Сбегу из дома, лучше погибнуть на войне, чем жить с нелюбимой!“ Эту фразу Реми услышал переступая порог. Брат держал Жюзьен за руку, словно пойманную в силки, принадлежащую ему… Неужели между ними что-то есть? Нет! Мне не выдержать этой пытки! А если всё-таки что-то было, то как поступить тогда?» – Реми разрывало на части. Где-то в подсознании свербела мысль о том, что и он имеет на неё свои права. Если Жюзьен потеряла невинность, что удерживает его от удовлетворения желаний? Пусть она обесчещена, но ведь всё так же любима и желанна, даже больше, потому что теперь ревность разрывает душу на части, и нет сил терпеть…

«А вдруг она любит Адриана и предпочтёт с ним сбежать? Нет. Это не так, – Реми всегда чувствовал, что нравится Жюзьен больше. – Что же тогда случилось в тот злосчастный день? Что дало брату право думать, что она согласится выйти за него? Я его убью, если узнаю… Как он посмел? Ведь всегда знал о моих чувствах, даже подтрунивал над нами… Это сводит с ума!» – поток бурных мыслей только усиливал растущее напряжение.

Жюзьен забралась на свою полку и, накрывшись одеялом с головой, спряталась, даже не пожелав ему, как обычно, доброго сна. Матушка крепко спит, похрапывает. И тут Реми представил себе, что они с Жюзьен вдвоём под одним одеялом, и сердце наполнила сладкая истома. Ради этого и умереть не жалко, но не сейчас, не в доме, не рядом со спящей матерью. Он залез на верхнюю полку и тяжело вздохнул, прислушался к дыханию любимой, но ничего не услышал. Жюзьен притихла будто мышь под пристальным вниманием кота.

«Какой же я негодяй! – подумал он, испытывая угрызения совести. – Обидеть сироту – это всё равно, что продать душу дьяволу. Но разве любовь – оскорбление?..»

ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 4

Вестей от отца не было, и вернуться они с Адрианом могли в любой момент, пока ещё в полях шли некоторые работы, но в целом сезон заканчивался. Реми поддерживал Жюзьен в чём только мог, успевал переделать мужскую работу и подсобить в заботах женских. Отец бы этого не одобрил. В семье всегда было чётко распределено, что и кому нужно делать, а остальное – не твоя забота. Но помыть и перевернуть мать в одиночку Жюзьен не могла, потому делали это вместе. С посудой и сама справилась бы, но ему приятно было получать из её рук мокрые тарелки и ласково их протирать. По вечерам читали вслух какую-нибудь книжку, что выпрашивала Жюзьен у аптекаря. Так день за днём ладно и складно протекала их незамысловатая жизнь.

Так бы и прожили её, не разлучаясь, в гармонии между собой. Всё чаще Жюзьен задумывалась о том, каким славным мужем стал бы для неё Реми, он всё чаще не спал по ночам, изводя себя неутолёнными желаниями, мечтами и ревностью…

Однажды они столкнулись в коровнике, где Жюзьен только что надоила ведро молока.

– Сестрёнка, дай попить, нет спасу от жары! – он распахнул рубаху, и глазам Жюзьен предстал крепкий юношеский торс. Захотелось прикоснуться к этим мышцам на животе и ощутить их упругость. Реми не без удовольствия уловил женский взгляд, и, напившись вдоволь парного молока, попросил полить ему водой, чтобы остудиться. Жюзьен с радостью исполнила его пожелание. Омывая студёной колодезной водой названного брата, слушая его фырканье в каскаде брызг, она вдруг поняла, что больше не может сопротивляться ни ему, ни себе. И когда он утёрся чистым льняным полотенцем, сама притянула его к сердцу. Свежескошенное сено пахло уходящим летом. Поцелуи Реми становились всё горячее. Голова кружилась от наслаждения. Он вёл себя иначе, чем Адриан, без напора и спешки, лаской и нежностью доведя её до полного исступления. Он дождался, пока Жюзьен сама потащит его на сено, пока снимет с него одежду и позволит обладать собой. В свои двадцать с небольшим, он вёл себя как опытный мужчина, ведомый лишь внутренним ощущением того, как должно это быть. Много раз он представлял себе, как это случится, но то, что происходило наяву, превзошло все его красочные ожидания. Жюзьен, разогретая до предела, позабыла стыд и без угрызений совести, отдала себя всецело тому, кого так долго желала.

«Ну, почему, почему это был не ты там на лугу, почему Адриан опередил тебя и всё испортил?! Почему я была такой безвольной и не ударила его при первом же посягательстве?» – думала она, прижимаясь к его горячей груди и слушая, как быстро стучит любящее сердце. Но и после любовной схватки, он не откатился от неё как Адриан, а продолжал нежно кончиками пальцев ласкать её.

– О чём ты думаешь? – Жюзьен заглянула в тёмно-карие, шоколадного цвета, глаза.

– Ни о чём… мне просто хорошо с тобой, и я наслаждаюсь тем, что есть, – его губы прикоснулись к её нежной шее, отчего мурашки пробежали по коже. – А ещё я хочу умереть…

Жюзьен вздрогнула.

– Умереть от счастья в твоих объятьях.

Она вспомнила про шёпот среди монашек перед похоронами отца Эдуарда: «Умер в объятьях женщины, позор-то какой!..»

– Никогда не говори так! – она вскочила и, собрав свои разбросанные вещи, начала быстро одеваться.

– Я чем-то тебя обидел?

– Нет. Просто не смей так никогда говорить!

– Как? Жюзьен, что я такого сказал?

Но она, не ответив, ушла, стирая с лица внезапно появившиеся слёзы.