Штосс

Михаил Юрьевич, как всегда прекрасен и по злому ироничен с читателем. Конечно, было бы интересно узнать продолжение задуманное автором, однако кто мы такие, чтобы спорить с гением

Как жаль, что Лермонтов не закончил произведение.

Прекраснейшее произведение. Очень интересно и понравилось. Жаль в школе не рекомендовали это произведение. Умно, свежо.

«Штосс» — одно из моих любимых произведений Лермонтова, наряду с «Маскарадом». Однако так было не всегда. Перед тем как прочитать эту повесть, я попросила друга поделиться своими впечатлениями и мнением о нем. Его нелестный отзыв заставил меня отложить книгу на неопределенное время. Но когда я все же решила прочитать это произведение, оно превзошло все мои ожидания.

Теперь о книге. «Штосс» имеет общие черты с повестью Николая Гоголя «Портрет»: двойная мотивировка, мотив ожившего портрета. Но меня особенно зацепило описание пространства, в котором разворачиваются события, и открытый финал.

Пространство в произведении можно было бы анализировать по принципу, предложенному Лотманом: закрытость — открытость, заполненность — незаполненность, статичность — динамичность, инфернальное — человеческое, узкое — широкое и др. Но в данном случае важно не только характеристика пространства, но и то, что перед нами мир глазами больного человека: «—Знаете ли, — сказал он с какою-то важностию, — что я начинаю сходить с ума?

— Право?

— Кроме шуток. Вам это можно сказать, вы надо мною не будете смеяться. Вот уже несколько дней, как я слышу голос. Кто-то мне твердит на ухо с утра до вечера — и как вы думаете что? — адрес: — вот и теперь слышу: в Столярном переулке, у Кокушкина моста, дом титулярного советника Штосса, квартира номер 27. — И так шибко, шибко, — точно торопится… несносно!..»

Городской пейзаж при внешней ее «физиологичности» и приземлённости насквозь субъективен. Туман, окутывающий улицы, незнакомая часть города — признаки «чужого места», скрывающего тайну: «Сырое ноябрьское утро лежало над Петербургом. Мокрый снег падал хлопьями, дома казались грязны и темны, лица прохожих были зелены; извозчики на биржах дремали под рыжими полостями своих саней; мокрая длинная шерсть их бедных кляч завивалась барашком; туман придавал отдаленным предметам какой-то серо-лиловый цвет. По тротуарам лишь изредка хлопали калоши чиновника, да иногда раздавался шум и хохот в подземной полпивной лавочке, когда оттуда выталкивали пьяного молодца в зеленой фризовой шинели и клеенчатой фуражке». Но и знакомое, привычное теперь кажется чужим.

Реальность сталкивается с ирреальностью: интуиция, внутренний голос становятся навигатором в таком пространстве. Например, ситуация с поиском дома Штосса: «Лугин пошел сам смотреть надписи; что-то ему говорило, что он с первого взгляда узнает дом, хотя никогда его не видал. Так он добрался почти до конца переулка, и ни одна надпись ничем не поразила его воображения, как вдруг он кинул случайно глаза на противоположную сторону улицы и увидал над одними воротами жестяную доску вовсе без надписи. Он подбежал к этим воротам — и сколько ни рассматривал, не заметил ничего похожего даже на следы стертой временем надписи; доска была совершенно новая. Под воротами дворник в долгополом полинявшем кафтане, с седой, давно не бритой бородою, без шапки и подпоясанный грязным фартуком, разметал снег.

— Эй! дворник, — закричал Лугин. Дворник что-то проворчал сквозь зубы. — Чей это дом?

— Продан! — отвечал грубо дворник.

— Да чей он был?

— Чей? Кифейкина, купца.

— Не может быть, верно, Штосса! — вскрикнул невольно Лугин.

— Нет, был Кифейкина, а теперь так Штосса! — отвечал дворник, не подымая головы».

Недописанная повесть? Несмотря на то, что в некоторых статьях написано, что произведение не окончено, я считаю, что Лермонтов сделал это намеренно, причем у него это получилось очень удачно. Автор ранее уже использовал этот прием, но только за пределами литературы — письмо Лермонтова к К. Ф. Опочинину. Но даже если это было сделано ненамеренно, то лучшего конца и представить нельзя, потому что это дает читателю возможность придумать либо «The end», либо «Happy end».

Жизнь прожита. Балы скучны, красивые, также умные женщины не радуют. Дальше одна дорога – дом Шосса. Проводник указывает, он следующий, предидущие исчезли за меньше года. Игра. Не жаль ничего мирского, ценность имеет только душа… Каждый следующий вечер ставка удваиваится. Проигрыш. Конец неибежен. Выиграш манит, но приз не деньги. Что он хотел выиграть у смерти?