Как я услышал

Как я услышал…

Я думно вышагивал по лестнице общежития на улице Воронежская, не далеко от Обводного канала. Лестница была широкая и обшарпанная, впереди, перепрыгивая через ступеньки, поднималась девушка. Ягодицы обтягивали светло-синие джинсы, а задние карманы отличались своей синевой.

– У моего друга тоже на заднице пришиты карманы от других джинс. Он вроде как панкует, – не удержался я, чтобы не прокомментировать и не приостановить резвую прыть незнакомки.

– Да не, – голос у девушки был звонкий, особенным весенним ручьем он гулко разлился по лестнице. – Я не панкую. На этих джинсах не было карманов, и дырочка протерлась, а я их люблю. Пришила карманы с других.

– Ты куда так бодро поднимаешься?

– На пятом этаже есть классная нычка, где можно покурить.

– Возьми меня с собой.

– Побежали.

Я поскакал за ней через ступеньку. Пятый этаж был не жилой, и дверь в коридор была заколочена. Лестница и упиралась в эту дверь, а слева был небольшой закуток для железной вертикальной лесенки на чердак, на нижнюю ступеньку которой и уселась девушка. Удивительно для общажития, но в этом закутке было чисто. Стояла только стеклянная банка из-под лимонада Буратино, на половину забитая окурками. Мы закурили. Мы оба курили Winston, а я так разнервничался, что мы подкурились каждый от своей собственной зажигалки.

– Че стоишь? Садись

Я сел рядышком, девушка поерзала, и мы кое-как туда вместились на одну ступеньку. Я стал курить большими затяжками.

– Тебя как зовут?

– Катя

– Меня Миша

Я всей своей правой ногой, прижатой к левой Катиной ноге, чувствовал восторг.

– А ты, что шить умеешь?

– Немного

– Может, и мне джинсы подошьешь, а тебе конфету подарю.

– Только одну?! – Катя засмеялась.

– Зато большую!

Вниз мы прыгали почти друзьями. Я в комнате номер три живу, заходи на чай с джинсами.

Я зашел этим же вечером. Вместе с Катей жили еще две тусклые девахи, которые просто меркли на ее фоне. Катя была почти с меня ростом, а это почти метр восемьдесят. Русые прямые мелированные волосы, как равнинные реки, растекались по плечам. Тоненький заостренный носик был подстать ее озорным черным глазам, украшенными длинными ресницами и юлил вместе с ними. Катя много улыбалась, но она была настолько хороша, что даже морщинки вокруг глаз во время ее снежной улыбки на загорелом в меру лице, пытались, казалось куда-то спрятаться. Комната, в которой жила Катя, была типовая: не очень большая, с одним столом и окном, двумя шкафами, одним электрическим чайником и тремя кроватями. Катину кровать я узнал сразу, и не потому что она была одна не заправлена, а потому что она была по детски взбита и поэтому аккуратна.