Приемы большевистской игры однообразны: поставив себе какую-нибудь цель – они создают некое туманное пятно, призрак, которому силятся придать видимость реального существования. Говорят о том, что желают достигнуть, как о достигнутом, как о факте, говорят с тупым упорством гипнотизера. В данном случае, подойдя к последней черте, они имеют только один ход; этот ход, однако, при удаче, при несчастной слепоте партнеров, может не только спасти их, но дать крупный выигрыш. Они на голоде, их губящем, рассчитывают сыграть так, чтобы он не только их не погубил, но и дал им, наконец, откровенное признание Европы.

Туманное пятно… да какое уж туманное! Уж все выяснилось, крапленые карты раскинуты, гипнотические внушения в полном ходу.

«По мнению сов. прессы, то обстоятельство, что голодающим согласны помогать, несмотря на существование коммунистической власти, означает доверие помогающих к самой власти» («Воля России»). Доверие помогающих… Слышите? Доверяют нам, помогают нам, доверились – признали. Уже доверились. Уже признали. Уже факт. Да и как иначе? Ведь мы из человеколюбия, ведь теперь не до политики. Мы готовы быть аполитичными…

Да, они имеют наглость и это сказать – потому что здесь, в Европе, есть невежды и помешанные, которые это слушают. Вторые – наши эмигранты; они так и рухнули в эту звериную ловушку, с дурацкими воплями о собственном человеколюбии, с радостным согласием: да, будем аполитичны! Будем аполитичны! «Заголимся и обнажимся» от всякой политики!

Абсурд в виде «аполитичного большевика», аполитичного Ленина в Кремле, – и его глотают люди, называющие себя разумными?! И они не видят, что это высшая точка большевистской политики (или главная карта крапленой колоды) игра для вызова аполитичности у врагов, отказа от «политики», от борьбы, – а там уж их, отказавшихся, хоть голыми руками бери. Я не сомневаюсь, что Ленин в Кремле, пробегая некоторые газеты, полные горячих заверений и клятв в аполитичности, чертит на многих: «Прочел с удовольствием». Обработать эмиграцию ему крайне полезно – и как не трудно! Бросить им слова вроде «человеколюбия и аполитичности» (грубо, но съедят, и еще тут же драться будут!), отпустить Кишкина и Кускову на длинненьких, тоненьких веревочках, в виде завлекателей (есть, кажется, такая охота) – и дело в шляпе.