Читать книгу: «В одну реку дважды», страница 21

Глава 19 За все надо платить

На следующий день я не встала с постели, продолжала валяться, изображая из себя тяжко больную. Даже температура поднялась: еще в школе мне не было равных по части симуляции. Пришла какая-то женщина, посмотрела, пощупала лоб, видно, озаботилась, потому что принесла какой-то порошок и градусник. «Ничего страшного, – прошептала я еле слышно, – просто немного приболела, от перемены климата, вероятно». Та посмотрела на меня с сомнением, пробурчав: «Я пришлю кого-нибудь, присмотреть за тобой».

Удача была со мной, потому что прислала она Феруз. Ох, как я обрадовалась! Даже с кровати вскочила. Вот девчонка изумилась. Зато теперь мы могли общаться без помех. Говорили, правда, шепотом. Худо-бедно, но она объяснила мне схему расположения комнат в доме, а как выбраться наружу я уж придумаю. А дальше события стали разворачиваться поистине стремительно. Вечером Феруз принесла ужин и шепнула, что завтра меня куда-то повезут: она только что слышала разговор отца по телефону. Очевидно, операция по поимке «неуловимого Джо» вступала в заключительную фазу. Но недаром я всегда знала, что женщина – это высшая ступень эволюции. План, предложенный девчонкой, изумил своей простотой. Утром она должна была ехать в ближайшее селение за какой-то надобностью. Мне всего-то оставалось незаметно прокрасться к машине и спрятаться в ней. Только вот чего она раньше не сообразила? Хотя… Если нас застукают: меня просто отправят опять под замок, а вот ей… мало, наверное, не покажется.

И вот ночью мы выползли из комнаты и отправились в поход по темным коридорам. Как бы я выбиралась без проводника, не представляю! А я-то размечталась, выберусь, мол, в два счета. Как бы не так! Это вам не типовая серия. Какие-то коридорчики, балкончики, терраски, и везде охрана. Да я бы засыпалась в два счета! Сердце в груди бухало, как отбойный молоток. А потом мы вышли наружу и притаились в тени. Феруз указала мне на одну из машин и сказала: «Вот эта. Спрячешься под брезентом. Если попадешься, я ничего не знаю», – и тут же исчезла, испарилась. А я осталась стоять, распластавшись по стенке, как дура. Я, наверное, поседела за эту ночь. Минут сорок я прислушивалась к тишине, боясь даже шевельнуться. Мне все казалось, что луна светит слишком ярко и эта дурацкая машина прямо как на ладони. Ведь где-то здесь куча охранников. Но тут, по счастью, налетел ветер, луна скрылась за тучкой, и я решилась – бросилась к открытому джипу и нырнула под брезент.

Ох, и натерпелась же я за эту ночь. Мало того, что все тело затекло, так я еще и расчихалась от пыли. Я думала, на мои чихи сбегутся все, но, к счастью, наверное, не услышали. Под утро я даже задремала и проснулась от голосов прямо над моей головой. Я была уверена, что сейчас нас обязательно разоблачат. Но вот машина заурчала и тронулась с места. Лязгнули ворота, меня пару раз тряхнуло на колдобинах, хорошенько приложив копчиком о железо. Мотор рыкнул, и мы понеслись. Не знаю, долго ли ехали – я так все силы тратила, чтобы удержаться под брезентом: меня мотало из стороны в сторону, как былинку на ветру. Вдруг машина остановилась, а вместе с ней и мое сердце. На пару секунд.

– Эй, ты там? – раздался знакомый голос. Я осторожно высунулась и осмотрелась. – Давай сюда быстро, быстро.

Выкарабкавшись кое-как, я уселась рядом с Феруз, та оглянулась назад, и рванула с места. И почему люди не летают? Этой девочке в гонках «Формулы 1» участвовать, а не в гареме просиживать. И все-то врут про бесправное положение женщин на Востоке. Вот она мчит на открытом джипе без головного убора, щеки раскраснелись, глаза горят… Почувствовав мой взгляд, Феруз что-то прокричала. Я помотала головой. Мы мчались по горной дороге, справа скала, слева обрыв… Тут Феруз повернулась назад и начала что-то искать на заднем сиденье. От страха я зажмурилась и открыла глаза, когда в руки мне упало что-то мягкое – мы еще не свалились в пропасть и были живы. Вдали показались белые прямоугольники строений, лесенкой ползущие по склону вниз и вверх от дороги.

– Надень это, – показала мне знаками Феруз.

Я понимающе закивала и стала напяливать одежду. Перед поселком Феруз все же остановилась, поправила на мне платок, проследив, чтобы ни одна волосинка не торчала наружу, и сама надела такой же. Потом достала из-под сиденья… автомат, быстро проверила его, щелкнула затвором и положила рядом, прикрыв тряпкой. Я только крякнула, но ничего не сказала. Поселок проехали без происшествий. Машина еле ползла, Феруз успевала здороваться и кивать прохожим. Какие-то детишки выбежали на дорогу и с хохотом помчались за машиной, что-то лопоча. Феруз притормозила и протянула им корзинку. Те сгрудились вокруг нее, помахав руками на прощание. Потом нас остановили какие-то вооруженные люди в форме, у меня тут же начались икотные спазмы, но Феруз, спокойно переговорив с ними пару минут, тронулась с места. И тут я расслабилась, решив, что и дальше будет такая же лафа.

Горы кончились, и мы спустились на равнину. Я даже успела прочитать на указателе название «Бейрут» и сколько-то там километров. Как вдруг Феруз притормозила: вдали на дороге показался человек. Он стоял прямо на середине и постукивал рукой по прикладу автомата, потом крикнул что-то и на дорогу выбежала еще парочка таких же камуфляжников. Пришлось остановиться. Феруз что-то сказала, ей ответили, она возразила, мужчина выразительно качнул головой и дернул автоматом «на выход». Феруз посмотрела на меня. Взгляд ее был спокоен, но безнадежен. «Сожалею», – прошептала она и пожала плечами. Ох уж этот восточный фатализм. «Мактуб» или как его там, типа «не судьба»

Мужчина достал телефон и что-то возбужденно закричал в трубку. Остальные лениво переговаривались, поглядывая на нас. Ну уж фигушки вам! Левая рука сама, ей-богу, нащупала автомат и прошлась по прикладу. Хорошо, что они стояли кучкой, мне осталось только подняться и направить на них ствол. «Заводи», – сказала я Феруз. Ей не надо было повторять дважды. Машина плавно тронулась, обогнула группу людей – я не спускала с них дуло автомата – и поехала, убыстряя ход все больше и больше. Едва я перевела дух, как в спинку кресла что-то толкнулось, и я даже не сразу поняла, что это пуля. Черный джип, полный вооруженных людей, несся за нами.

Следующий выстрел разворотил зеркало с водительской стороны. Феруз яростно толкнула меня локтем. Но тут я поняла и без слов: схватила автомат и начала палить в сторону преследователей. Автомат тряся в моих руках, пули улетали куда угодно, только не туда куда нужно. Правда, скорость джип сбавил. Мы начали уходить вперед. «Так вам, – крикнула я, – я вас научу родину любить», и нажала спусковой крючок, напоследок, так сказать. Джип вильнул по дороге, съехал на обочину и плавно покатился с обрыва, уже не отвесного, как в горах, но достаточно крутого. Через пару секунд раздался взрыв. Я села прямо и вытерла взмокший лоб. Тут я заметила, что мы тоже медленно тормозим. С Феруз явно что-то было не так.

Машина остановилась. Девчонка была в сознании, но очень бледна. Пуля задела правое плечо, но, кажется не опасно. Я помогла ей снять платье и перевязать руку. На черной материи кровь была не видна, а маленькая дырочка затерялась в складках. Феруз, постанывая, перелезла на мое место, я села за руль, немного приноровилась к машине и тихонько тронулась с места. Феруз откинулась на спинку. Я молча вела машину, пока вдали не показались дома. Вполне обычные двухэтажные бетонные строения. Я позвала Феруз.

– Бейрут?

Она открыла глаза.

– Нет. Пригород. Надо остановиться. На такой машине нам нельзя ехать дальше.

И действительно: зеркало разбито, вся в дырках от пуль, обивка сиденья сзади разворочена. Я съехала к обочине. Мы вылезли и пошли по обочине. С корзинками в руках – крестьянки, ни дать ни взять. Автомат пришлось оставить. Жаль. Я к нему уже как-то привыкла.

– Что дальше?

– Надо дойти до остановки. Там автобус, – еле слышно прошептала Феруз.

Как же, дойти! Сдается мне, она сейчас в обморок грохнется. Тут я увидела скамеечку, подтащила к ней Феруз и уселась рядом. Приехали! Что дальше-то? Я стала осматриваться. Вот не знай я, что это Бейрут, ну ладно не Бейрут – пригород, ни за что бы не догадалась. Город как город. Да, южный город. Люди обычные, в обычной одежде. Попадаются, конечно, и тетки в таких же хламидах как у нас, но в основном в европейской одежде, даже женщины. В платьях, юбках и ужас! брюках тоже. В брюках это, наверное, студентки. Вон стайка девчонок побежала, с рюкзачками, с плеерами… Я прекрасно помнила, что Эрик рассказывал про свою родину. Исторически здесь сложились три основные религии: христиане-марониты, мусульмане-сунниты и шииты. А еще тут, и греки православные, и католики, и друзы какие-то, с ума сойти. Чтобы сохранять паритет, властям приходилось вертеться, и все равно Ливан то и дело оказывался втянут в межэтнические и межконфессиональные разборки.

Тут мои размышления прервал шум. Я вскинула голову. На другой стороне улицы стояло авто с веселенькими такими шашечками на боку. Из него шумно выбирался дородный мужик с пакетами в руках, громко переговариваясь с водителем и с выбежавшей на улицу кучей народа. Мама дорогая, такси! Если я что-то смыслю в этой жизни – такси во всех странах мира одинаково, и таксисты тоже. Я вскочила и замахала рукой водителю. Ноль эмоций. В этом шуме фигушки он тебя услышит! Я сунула пальцы в рот и громко свистнула. Не свистела я лет двадцать, но квалификацию, однако, не потеряла: свист получился отменный. Таксист повернул голову и тут же подкатил к нам. Феруз назвала адрес и стала названивать кому-то по телефону.

– Все хорошо, – сказала она, – нас ждут, – и, уронив телефон, уткнулась в мое плечо.

***

Нас и правда ждали. Не успело такси остановиться у подъезда, из него выбежал человек, сунул водителю денег и потащил нас внутрь. Пока все занимались полуобморочной девушкой, я отошла в сторонку и принялась рассматривать выпавший из рук Феруз телефон. Потом попыталась набрать Вилькин номер, но ничего не получилось, то ли код какой надо еще набирать, то ли денег не хватало для международного звонка. Тут в комнату вошел пожилой ливанец в круглой белой шапочке, посмотрел на меня, наклонился к Феруз, что-то ей сказал и вышел. Так мы просидели до вечера. Феруз заметно полегчало, а мне было по-прежнему беспокойно.

– Чего мы ждем? – спрашивала я Феруз. Та пожимала плечами. Похоже, она и сама не очень хорошо разбиралась в происходящем. Кажется, мы из огня попали в пламень. – Вот чего мы тут сидим, как ты считаешь?

Феруз неопределенно пожала плечом.

– Мы в безопасности – сказала она, не очень уверенно, правда.

– Это кто? В шапочке?

– Это Файрулла Джелаби. Он друз. Друзский шейх. Очень уважаемый человек…

– Где ты его взяла? Почему ты думаешь, что он нам поможет?

– Они с отцом не дружат еще с давних пор. У них там какие-то разногласия возникли…

О, святая простота… Да, чтобы насолить врагу этот шейх из нас котлету сделает – не поморщится. Или использует, как пешку в своей игре. На востоке политика и жизнь вещи одного порядка… Я подвела Феруз к окну.

– Ты хоть район узнать можешь? – та кивнула. – Здесь есть какие достопримечательности, памятники? Мне надо как-то добраться до нашего посольства.

Адрес посольства или консульства она, конечно, не знала. Но я все равно решила прорываться к центру города.

– Мечеть Аль-Кая. Вон там, – указала Феруз на белую башенку минарета, – надо идти в ту сторону.

Теперь вопрос, как отсюда выбраться. Через окно? Вряд ли Феруз сможет. Что же делать? Прорываться с боем? А может, они и не будут нас останавливать? Я решительно вышла из комнаты. Прошла узким коридорчиком, толкнула одну из дверей и попала, кажется, в гостиную, устланную коврами, и с огромной плазменной панелью во всю стену. Перед низеньким столиком на подушках восседал тот самый мужчина в белой шапочке и пил чай.

– Как себя чувствует маленькая Феруз? – спросил он меня и сделал приглашающий жест.

Я вошла, плюхнулась на подушки и взяла протянутый стаканчик.

– Хорошо, – улыбнулась я, отхлебнув горячего чая. Говорил он на местном диалекте: смеси французского, английского и арабского. Но понять его было можно.

– Я буду говорить по-французски, – улыбнулся мужчина.

Как там Феруз его называла, Файрулла?

– Спасибо, – улыбнулась я.

– У тебя наверняка есть вопросы.

Я кивнула и сделала маленький глоток обжигающего напитка. Вопросов у меня много, так много, что не знаю с какого начать.

– Что с нами будет? – спросила я, подчиняясь некому порыву.

Файрулла пожал плечами.

– Все в руках Всевышнего. – В ответ я не смогла сдержать усмешки, а он, заметив, продолжил: – С тобой будет только то, что ты сама захочешь.

Минуту я обдумывала услышанное: ох уж эта восточная привычка изъясняться загадками.

– Значит, я могу идти куда захочу? – уточнила я. Файрулла кивнул. – А Феруз?

– Ей придется сделать выбор.

Ну что ж боле менее понятно – пленниками нас держать не будут. Уже легче.

– Значит, я пойду? – сделала я попытку встать.

– Не торопись, у тебя еще есть время, – жестом усадил меня обратно Файрулла. – Я хочу рассказать тебе одну историю. Ты смелая женщина. «Коня на скаку остановит…» – процитировал он.

Я раскрыла рот, услышав эту фразу на русском.

– Вы кто?

– Я учился в Советском Союзе, – засмеялся Файрулла. – Мы, друзы, всегда дружили с Россией. В каждой семье был кто-то, кто там учился. Я часто разговариваю со своим сыном и невесткой по-русски. Сын учился на врача в Москве, и жену привез оттуда. Хотя это не по нашим законам. У нас очень строгие правила на этот счет. Нельзя приводить невесту не из друзской общины. Но мой друг Валид Джумблат, лидер нашей партии, сделал исключение для нашей семьи. Это было очень давно. Дети моего сына уже выросли, и я ни разу не пожалел о своей русской невестке.

– Поэтому вы решили мне помочь? – спросила я.

Файрулла сложил губы в тонкую улыбочку.

– У нас есть такое понятие – таккия: друз может поменять веру, если это нужно для выживания рода, но он все равно остается друзом. Род Шехабов принял христианство двести лет назад и долго правил нашей страной, пока ее не захватили турки. Это многочисленный и уважаемый в Ливане род. Отец Эрика из рода Шехабов, археолог, сделавший немало научных открытий. А дед, тоже историк, всю жизнь проработал в Ливанском национальном музее. Когда Израиль оккупировал ливанскую территорию, Эмир Шехаб с согласия правительства спрятал самые ценные экспонаты. Потом ему пришлось скрываться от израильских оккупантов. В целях безопасности никто, кроме эмира и его жены, не знал место, где тот спрятал сокровища. Долгие годы на нашей земле лилась кровь. Многим пришлось уехать, уехал и эмир. К сожалению, эмир умер скоропостижно, – Файрулла замолчал.

– И что? Теперь никто не знает, где он зарыл все это добро? Или что? А… – догадалась я, – вы думаете, что Эрик знает…

– Эрик остался сиротой в пять лет и его воспитанием фактически занимался его дед. Они были очень близки. Эрик окончил исторический факультет и мечтал заняться археологией. Он работал здесь в Ливане, на раскопках. Археология дорогое удовольствие, но он как-то умудрялся доставать деньги.

– Так он здесь? – вырвалось у меня. – Почему тогда они его ищут?

– Найти его не трудно. Трудно заставить сделать то, что им надо.

– Надо кому?

– Есть силы в нашей стране, которые считают, что сокровища древней Финикии могут послужить на благо современного Ливана, его борьбе за независимость.

– Понятно. Только ерунда это все. Если человек не хочет чего-то делать, то его трудно заставить. Особенно такого, как Эрик.

– А ты хорошо его знаешь, – улыбнулся Файрулла.

– Вовсе нет, – качнула я головой. – Я не видела его многие годы. И он забыл уже обо мне…

– Поэтому хранил твою фотографию все это время и до сих пор не женился? Нет. Садык правильно рассудил. Ради тебя Эрик отдаст то, что ему нужно.

– Этот Садык, он кто?

– Дядя Эрика, родной брат его отца. Его жена погибла от израильской бомбы. В восемьдесят втором году Израиль бомбил территорию Ливана почти каждый день. После этого он принял ислам и посвятил свою жизнь борьбе с Израилем. Долгие годы он уговаривал эмира Шехаба отдать золото Финикии ему, но тот был непреклонен. И вот теперь у него появился шанс завладеть сокровищами. Если, конечно, ему удастся найти Эрика.

– Вы же сказали, он здесь в Ливане?

– Был. После смерти своего деда он пропал.

– Что же теперь делать? Они ведь хотят его выманить, используя меня как наживку…

Файрулла коснулся лица рукой:

– Аллах велик. Мактуб. Ты хочешь помочь ему?

– Прежде всего, я хочу помочь себе, – усмехнулась я. – Мне не хочется участвовать в этих играх.

– Как знать, – Файрулла хлопнул в ладоши. В комнату вошел юноша и с поклоном поставил на стол кофейник. Файрулла плеснул темной маслянистой струей в чашку и протянул мне. – Попробуй кофе по-ливански.

Действительно, вкусно. Аромат пряностей щекотал ноздри. Я прикрыла глаза. Хочу ли я помочь Эрику? Ха! Хочу, поймала я себя на мысли. Хочу! Только вот сдается мне ему моя помощь, что мертвому припарки. Боже мой, я узнала этот запах! Это тот самый кофе, который мы пили в мансарде под крышей Монмартра. Париж, узкая чугунная лестница, ведущая на самый верх, дверь на крышу. «Я дарю тебе этот город, смотри, он твой». По щеке скатилась слеза, я хотела вытереть ее и не смогла шевельнуть рукой – тело отказывалось повиноваться мне. Я испугалась и попыталась крикнуть, но рот даже не открылся, вот тут мне стало страшно. Единственно, что еще слушалось меня это глаза. Я посмотрела на Файруллу, он пил чай и спокойно смотрел на меня, потом потянулся, вынул из моих безвольных рук пустую чашку и встал. Я проводила его взглядом, и тут глаза стали закрываться сами собой, и я провалилась в черную пустоту.

Сознание вернулось ко мне так же внезапно, как и покинуло: просто щелк! и включилось. Не знаю, долго ли я была в отключке, наверное, долго, потому как очнулась я совсем в незнакомом месте уже в ночное время, и в комнате, где я лежала на широкой тахте, царил полумрак. Попробовала шевельнуть пальцами: тело вроде слушалось. Меня обдало свежим ветерком – дверь на балкон была открыта и шторы, плавно колышась, то открывали, то закрывали звездное небо и фигуру мужчины на балконе. Я крепко зажмурилась, надеясь, что наваждение исчезнет, но… Еще не веря, но уже зная, что все это не сон, а самая настоящая явь, я встала и побрела к нему. Конечно, он услышал меня, но не повернулся, продолжая курить, глядя на звезды над головой. Я подошла, встала рядом, протянула руку, он понятливо вложил в нее сигарету, чиркнул зажигалкой.

Я затянулась, глотая дым вперемежку со слезами. Что интересно, мыслей никаких не было, просто слезы лились сами собой, а спроси, отчего и не понять. Он бросил окурок, вынул из моих дрожащих пальцев сигарету (она тоже полетела вниз горящей искрой), и тут я уткнулась ему в грудь и долго плакала, орошая рубашку слезами. А он прижимал мою голову к себе и целовал макушку. И чем сильнее он ее прижимал, тем сильнее я плакала. Потом ненадолго впала в ярость и побила его в грудь кулаками, а потом опять плакала, вцепившись руками в его одежду, как будто боясь, что он сейчас испарится. А он обнимал меня так, что хотелось умереть в его объятиях, потому что лучше уже ничего не будет, а будет хуже и страшнее, и больнее. Мы так и не произнесли ни слова, а зачем?

Слезы, наконец, иссякли, я перестала всхлипывать, и он повел меня в комнату, включил свет, отвел мои руки от зареванного лица. Вот теперь я все же осмелилась поднять глаза и посмотреть на него. На миг я зажмурилась, настолько чужим он мне показался, ведь я почти забыла его черты. Он тоже долго вглядывался в меня, поворачивая мою голову и так и этак, потом наклонился и поцеловал. Совсем близко я увидела его глаза, желто-зеленые с янтарными искорками и, вздохнув с облегчением, потянулась навстречу.

– Ты узнала меня? – шепнул он.

– Ты снился мне десять лет. Как я могла забыть?

Он засмеялся. Его смех не изменился, как и он. Ну, почти. Волосы стали короче, а лицо жестче и появилась складка возле рта, которой не было раньше. Вроде…

– Ты изменилась, – улыбнулся он. – Сильно, но я все равно узнал бы тебя. Ты стала другой, но все равно самая красивая в мире женщина.

– Что с нами будет? – спросила я.

– Мы уедем, – ответил Эрик, – вместе. Не обещаю, что не покину тебя, – добавил он, предваряя мой вопрос, – но ты будешь в безопасности.

– А ты?

Он промолчал, потом усмехнулся:

– За все надо платить. Так, кажется? Не бойся. Со мной все будет в порядке.