Читать книгу: «Кот по кличке Мяу. Том II», страница 3

Волшебная палочка Сергея Чермашанцева

Эмир инструктирует своего евнуха перед предстоящей ночью:

– Первой, Хасан, подашь ко мне в опочивальню Лейлу.

Проходит некоторое время:

– Хасан, заводи Гульсару!

– Хасан! Теперь 18-й номер и сразу же за ней 7-ой!

– Эй, Хасан! Ну где ты там? – сестер Зухру и Гюльчатай – вместе… И так всю ночь….

К утру, весь взмокший, еле стоящий на ногах и не выспавшийся Хасан с удивлением заявляет своему хозяину:

О, Великий и Славный! Я весь переполнен восхищения и удивления. Я, твой раб, уже еле держусь на ногах, занимаясь только тем, что лишь сопровождаю твоих жен, а ты все также бодр и неутомим. О Мудрейший из Мудрых! Скажи. В чем же секрет этой твоей божественной силы?

– Разница в том, Хасан, – скромно отвечал Эмир, – что ты выполняешь нудную и подневольную работу, а я занимаюсь своим любимым делом…

Человек Сережа был уникальный. Других таких я в своей жизни больше не встречал. Вы, наверное, уже догадались, что Сережа был бабником. Но бабником не в банальном, примитивном понимании этого слова. Нет! Он был супербабником, Бабником с большой буквы, бабником-профессионалом, плейбоем, жиголо, альфонсом, Дон Жуаном, человеком сексуально неудовлетворенным, эротоманом – наверное, этому есть еще какие-то эпитеты, тогда и их можно, без всякого сомнения, приплюсовать к уже имеющимся.

Вся его жизнь была феминизирована насквозь. Собственно, весь мир людей, вернее, его женская половина и был одновременно и содержанием, и смыслом всей его жизни, предметом непрестанного, причем в основном экспериментального изучения и глубокого психологического анализа. Это было его страстью, его хобби, его радостями и заботами, его повседневным занятием, которому он отдавал всего себя без остатка, работая в этом направлении иногда и днем, и ночью, и в несколько смен без перерыва. Если жизнь Кощея Бессмертного заключалась на кончике иглы в его яйце, то вся жизнь Сережи Чермашанцев располагалась чуть выше – прямо на кончике самой его Волшебной палочки.

Безусловно, у него был к этому талант, я бы даже сказал природный дар. Если бы за великие достижения в развитии именно этой, наиважнейшей области человеческих взаимоотношений присуждали бы Нобелевскую премию, то Сережа без всяких сомнений был бы одним из первых ее лауреатов. Так уж ему по жизни повезло, что именно такая приятная деятельность оказалось для него любимым делом. Как и у того Эмира из эпиграфа. Что делать. Такая уж вышла мужику счастливая планида…

Как вы уже поняли, наши пути пересеклись с ним, именно в тот момент, когда он находился в самом расцвете этого непростого и можно сказать почти бескорыстного служения. Именно служения. Ведь для жизни ему ничего более и не требовалось. В быту он был неприхотлив, а простые насущные проблемы решались у него как-то сами собой, в соответствии с родом его основной деятельности. Кстати прекрасный пример того, как любимое занятие не только радует, но само же и обеспечивает человека всем необходимым для полной, насыщенной и беззаботной жизни. Причем не примитивной эгоистической жизни только ради самого себя, но жизни для людей – для всего человечества, вернее всей окружающей его женской половины!

Может быть, это и есть настоящее счастье? Кто знает…

Это многолетнее Сережино хобби, вернее увлечение, вернее страсть, привели к тому, что большая часть женского населения его района, простиравшегося от Дмитровки и до Сокола, побывало в этой, описанной выше комнате-софе. И сам этот факт автоматически разрешал все его насущные проблемы. Его здоровьем занимались женщины-венерологи, зубами – женщины-зубные техники, питанием – женщины-повара, одеждой – женщины-портные, материальным снабжением – женщины-продавщицы и всевозможные женщины-снабженцы и женщины-завскладами.

Если ему нужно было постирать или привести в порядок белье, то совершенно не обязательно это было делать самому или тащиться в прачечную. Один звонок, и в его квартире тут же появлялась соответствующая дама, которая с удовольствием, заметьте – именно с удовольствием, и совершенно бескорыстно, сама решала за него эту досадную бытовую проблему. Причем занималась этим с полной отдачей, можно даже сказать – с любовью, без всякого напряга, совмещая при этом приятное с полезным. Нужно было весной, например, помыть окна – тут же, действительно, как по мановению его Волшебной палочки, из фирмы «Заря» прибывала специалистка и по этому бытовому вопросу. Причем не какая ни будь – первая попавшаяся, а специальная, любовно им самим отобранная из многих, с ногами, растущими прямо от подбородка и всем прочим соответствующим. Быт его в этом смысле был беспроблемным. Тем более что сам быт заботил его только в крайних случаях. Ну, когда все уже было в дерьме по самые уши. Так что общественными нагрузками он свой гарем особенно не утомлял. Сам жил легко и других не напрягал.

Идеальная, надо сказать, жизненная позиция:

СЕРЕЖА и ВОЛШЕБНАЯ ПАЛОЧКА

Но, кроме тела, ведь и душа есть. И у Сережи она тоже была, причем, как это не покажется странным – утонченная и очень ранимая творческая душа настоящего художника.

Поэтому его эстетическую, духовную сферу прикрывали женщины-художницы, музыкантши, жрицы всех оригинальных жанров, от кукловодов до балерин, от поэтесс до экстрасенсов. Как-то сам собою рос и его общеобразовательный уровень. В силу непрерывного общения с этой массой народа, Сережа всегда был в курсе всех основных новостей культуры, спорта, науки и искусства.

Вся же оставшаяся масса девушек, женщин и прочих дам не задействованных им в быту, предназначалась им исключительно для удовольствия. Эту группу составляла в основном учащаяся молодежь.

– Биофак, физфак, или журфак – обычно говорил Сережа, любовно перелистывая засаленные страницы своей «Книги жизни», о которой я расскажу чуть ниже, – это нам без разницы. Здесь главное, чтобы на конце стояло слово «фак». Фак, фак и еще раз фак: одних только этих курсисток мне на всю мою оставшуюся жизнь хватит…

Но, как вы понимаете, ничего в этой жизни не дается нам просто так. За все нужно платить. Причем платить честно, по-настоящему, так сказать, по Гамбургскому счету. Сережа это прекрасно понимал и безропотно расплачивался и своим временем, а часто и здоровьем.

Во-первых, нужно было непрестанно поддерживать этот огромный и разношерстный гарем в работоспособном состоянии, что Сережа регулярно и проделывал, совершая по очереди десятки, а может быть и сотни телефонных звонков в неделю, практически ежедневно перетряхивая, а, если нужно, то и перетрахивая эту свою огромную базу данных.

Компьютеров тогда еще не существовало, и вся эта бесценная информация хранилась в его, известной всем его друзьям и знакомым, знаменитой коричневой записной книжке, получившей название – «Книга жизни». Это была толстая, разбухшая, засаленная и полностью развалившаяся тетрадка в четверть листа, стянутая резинкой, которую Сережа берег как зеницу ока и никому никогда не показывал, хотя сам пользовался ею постоянно.

– «Женщины существа романтические – поучал он меня, – им нужно особое внимание и забота – они хиреют без этого, поэтому и держать их нужно в постоянном напряжении, причем круглосуточно. Вахтовая боевая готовность и непрерывное ожидание встречи с любимым человеком – вот перманентное состояние настоящей женщины!»

Если к нему приезжали знакомые мужского пола, которых естественно тянуло в эту его блядскую квартиру, как козлов в огород, то на определенном этапе дружеского застолья всегда наступал критический момент, когда публика начинала требовать срочного разбавления грубого мужского общества присутствием нежных и прекрасных дам.

Вот тогда Сережа и извлекал откуда-то эту свою легендарную книжку, начинал с удовольствием ее просматривать и в этот момент по его лицу последовательно пробегала такая гамма разнообразных переживаний и чувств, вызванных с одному ему известными воспоминаниями, что все остальное мужское братство лишь пускало слюни, страшно завидуя этому, внешне вроде бы невзрачному мужичку. Везет же людям, как будто было написано на их лицах! Иметь (причем постоянно и в прямом смысле этого слова!) такой огромный, такой разнообразный и такой вожделенный для любого мужика внутренний мир…

Наконец, он, блудливо улыбаясь, останавливался на какой-то одному ему известной кандидатуре, с которой и начинал свой обзвон. При этих телефонных переговорах остальной части этого временного мужского коллектива, затихшего в благоговейном ожидании, была доступна лишь половина диалога, – лишь Сережин монолог:

– Людочку можно попросить?…

– Что значит какую? Ну, такую черненькую, с длинными ногами и ямочками на щеках…

– Как это нет! А где ж она? Не захворала ли?

– Ах, с мужем теперь живет! Вот умничка! А я уж испугался, что захворала. А с мужем – это ладно. Это не страшно. А новый ее телефончик, где она с мужем живет, у вас есть, это ее кузен вас беспокоит?

– Не велела никому давать? Даже кузенам! Это почему же так?…

– Ну и что, что муж ревнивый. Если муж ревнивый, то уж сразу никому больше и не давать. Что за садизм такой…

– Да я совсем не в том смысле. Просто вы так о ней говорите, как о покойнице. А вас, кстати, как зовут?…

– Очень приятно, а меня – Сергей. Ну, а вы то хоть, пока даете?

– Что значит – «смотря кому»? Экая вы кокетка. Я пока не в том смысле, я имею в виду – телефончик свой не дадите?

– Ага, записываю. У вас такой приятный голосок, Зинуля, что я вот прямо при свидетелях, а их тут у меня целых пять штук, «Люду» вычеркиваю, а записываю «Зиночка».

– Что лучше? – ах, лучше домашний записать? Давайте и домашний запишем. А мы что же по служебному сейчас с Вами болтаем?

– Надо же, как забавно. И над чем же Вы, Зиночка, там работаете?

– Пошивочный цех? Большой цех-то?

– Скоко, скоко? – Сережа радостно округлял глаза и, прикрыв трубку рукой, шептал затихшей в напряжении мужской публике: Ёксель-моксель, мужики, – во попал, – прямо в точку! Представляете? Шестьдесят баб! Пошивочный цех там у них, – и продолжал дальше своим медовым, блядским голоском, – И все у вас там, Зиночка, небось, такие же молодые, красивые и ядреные, как и вы? Какие, кстати, у нас планы на вечер?

– Что значит у кого? У нашего пошивочного цеха.

– Как это не потяну? Еще как потянем! Я же не один. Тут вот напротив меня пять таких бугаев сидят – кровь с молоком. Кого хошь натянут! Прямо копытами бьют, и пар из ушей…

Ну и так далее…

Такими переговорами Сережа занимался регулярно и это требовало колоссального труда, выдержки и огромных психических и временных затрат, но одновременно, как вы понимаете, пополняло его легендарную картотеку. Его «Книга жизни» разбухала день ото дня.

Однажды, совершенно случайно, мне удалось на минуту буквально одним глазком заглянуть в эту его книжечку. Попалась буква «В». Фамилий не было, были только телефоны и имена, некоторые почему-то с номерами – Вера №1, Варвара №2 и т. д. Против некоторых имен стояли пояснения, например: «Вероника – ноги!!!» или «Валюха – 6-й!», чего шестой? Непонятно. То ли номер бюста, то ли трамвая. Были записи и более понятные – «Варя, Ступино, купание голышом» или «Верок – в библиотеке №8 прямо за стеллажом».

Большая же часть записей была совершенно непонятна и носила следы многолетней скрупулезной работы – телефонные номера были многократно перечеркнуты, какие-то непонятные добавления и исправления, сделанные в разное время и разными цветами покрывали всю страницу. Короче, никто кроме него воспользоваться этими письменами все равно бы не смог. Почему он так скрывал это ото всех, даже самых близких ему людей, было совершенно непонятно. Видимо, именно это, – эти его записи, и были самым потаенным и интимным в его жизни, потому что во всем остальном он застенчивостью, скрытностью и, тем более, скромностью ну, совсем не отличался.

Но это была, можно сказать, самая приятная часть этой его обязательной и повседневной деятельности. Часто происходили и другие вещи – похуже. Жизнь Дон Жуана, которую он вел, рискованна по определению. Как у сапера – никогда не знаешь, где и что вдруг замкнет и взорвется. Да еще в любой момент может появиться и сам Командор со своей железной дланью. Ведь почти каждая женщина окружена целым ореолом этих Командоров, всех этих неровно дышащих и деспотичных собственников – это и ухажеры, и женихи, и мужья, и братья, и отцы, и даже деды, и у каждого из них своя правда, поэтому Сережу довольно часто били. Изредка в честном бою – один на один, чаще группой, а иногда даже очень круто – до больницы.

После таких ударов судьбы, особенно по лицу, он обычно надолго впадал в меланхолию, уходил в подполье и не отвечал на телефонные звонки. Часто именно в эти периоды «зализывания ран», как он это называл, а также в процессе лечения всяких пикантных болезней, которые при всем его опыте, тем не менее, были неизбежны, у него возникали попытки бесповоротно порвать с позорным прошлым и начать новую добропорядочную жизнь, как у всех – жена, дети, работа. Ужин в кругу семьи под абажуром под телевизор.

В такие моменты внезапно выяснялось, что он был не лишен и определенных талантов в других сферах человеческой деятельности. Как я узнал позже, автором, например, того грустного полотна, о котором я вам рассказывал, был сам Сережа. Тогда же мне стал понятен и потаенный, трагический смысл этого произведения. Типа: конец всей жизни, полный мол, писец! Кстати, футбольное поле оказалось на полотне тоже не случайно. Через много лет довольно близкого знакомства с ним неожиданно выяснилось, что он, оказывается, был сравнительно недавно высококлассным футболистом и играл в какой-то достаточно известной футбольной команде. И если бы случайно я не стал свидетелем его футбольного таланта, то никогда бы об этом и не узнал.

Однажды утром после очередного праздничного вечера, мы с ним решили немного прогуляться и слегка опохмелиться на свежем воздухе. Погода этому способствовала, и мы поехали на «Динамо». Сережа смело направился к главному входу стадиона, и, шепнув что-то женщине стоявшей на вахте, беспрепятственно провел меня прямо на пустующие трибуны. Отлучившись куда-то буквально на минуту, он вернулся с трехлитровой запотевшей банкой свежего пива. Мы развалились с ним на солнышке прямо на деревянных скамейках для зрителей, и попивая пивко, меланхолично наблюдали за тренирующимися внизу на поле футболистами-юниорами. Вдруг, ни с того ни с сего, Сережа сказал что-то вроде:

– Спорнём, сейчас сделаю пять из пяти!

Он быстро запрыгал по скамейкам вниз и, легко преодолев ограждающий поле барьер, выбежал на поле. Потом каким-то хитрым финтом отобрал у играющих мяч, обвел пару человек и засадил красивейший гол – прямо в девятку. Молодой вратарь не успел даже дернуться. Даже тренер, бросившийся на защиту своих подопечных, остолбенело остановился и, как завороженный, стал наблюдать за тем, как Сережа с одиннадцатиметровой отметки так же филигранно уложил прямо под планку еще четыре мяча. Потом этот же тренер вместе с ним поднялся ко мне на трибуну, и мы уже пили пиво втроем. Оказалось, что этот мужик, тоже бывший футболист, прекрасно знает Сережу.

А в один из следующих меланхолических периодов Сережа написал вдруг пьесу или даже сценарий фильма. Самого текста я не видел, но сюжет он мне подробно пересказал. Это было что-то такое слегка сюрреалистическое в духе Бертольда Брехта или Жака Ануя. Все действие происходит на каком-то маленьком, захолустном вокзале, а все действующие лица – это несколько пассажиров, томящихся там, в ожидании поезда. В процессе этого ожидания и происходят все драматические перипетии очень тогда понравившегося мне сюжета. Сейчас я всего, конечно, не помню, но концовка сценария была совершенно потрясающая. В самый драматический момент, когда главная героиня должна была срочно уезжать куда-то со своим любовником, и вот-вот должен был наступить хеппи-энд, камера начинает подниматься куда-то в пространство и зрители видят, что здание вокзала стоит в глухой и бескрайней степи и что это вовсе и не вокзал, а так – какая-то бутафория, и уехать отсюда никак нельзя, потому что даже железнодорожных путей к этому вокзалу нет. И становится ясно, что никакой долгожданный поезд никогда уже не придет, и счастливого конца не будет… Очень, скажу я вам, неплохой был сценарий.

Это я все к тому, что – во-первых, не хотелось, чтобы Сережа выглядел в ваших глазах, как совсем уж эдакий безголовый придаток к своей Волшебной палочке. А во-вторых – как раз в тот прекрасный период, когда я бился за это свое маленькое, но собственное жилье не на жизнь, а на смерть, он в очередной раз находился именно в таком тяжелом промежуточном состоянии.

Как раз случилась с ним какая-то гнусная история с какой-то девицей, которая толи чуть не насмерть травилась из-за него, толи ее жених травился, толи еще что-то, но Сережу после этого изловили и, наверное, забили бы насмерть, если бы ему не удалось чудом вырваться и убежать. Причем он знал, что этим дело не кончится, потому что толи муж, толи отец этой девицы, оказался крутым и сумасшедшим кавказцем, и поэтому Сережа был вынужден скрываться у разных своих друзей и знакомых, в частности, и у меня. Тем самым он еще и деятельно участвовал во всех этих моих квартирных делах. Вот к ним давайте опять и вернемся.

А по сексодрому…

Они были совершенно разными людьми:

Он был мужчиной, а она была – женщиной.

Жизненный факт

Как я уже рассказывал, в тот период, когда так удачно осуществился мой гениальный ход со съемом квартиры у младшей Селевестровны, для того чтобы остаться единственным на нее претендентом (на квартиру, конечно, а не на бедную старушку), первым посетившим это изумительное место был как раз Сережа с подругой и с подругой подруги. Ему же, если вы помните, и принадлежит идея создания главной достопримечательности моего будущего жилья – сексодрома. Даже само это название было тогда придумано именно им. В технические тонкости этого чуда конструкторской мысли он не вдавался, но сама идея трансформера, превращающего обеденный стол в просторную койку, принадлежала ему и, как это часто бывает, тогда же безумно ему же самому и понравилась. Его, как профессионала, безусловно, можно было понять, поскольку, как вы сейчас уже знаете, спальное место было одним из основных инструментов его профессиональной деятельности, как скажем для шахматиста шахматный столик, а для хирурга – операционный.

Очень хорошо помню, как он в очередной раз убеждал меня, что такое устройство установленное в доме холостяка, пребывающего в расцвете сил, является не только необходимым, но и основным – решающим почти все его жизненные проблемы, коих, по мнению Сережи у мужика бывает всего две. Первая и главная – это бабы, без коих, как известно, «жить нельзя на свете – нет!» и вторая, тоже немаловажная – это деньги, без которых тоже – «жизнь плохая, и не годится никуда…». Обе эти категории оказывается тесно взаимосвязаны. Профессионалы вроде Сережи, как вы убедились из предыдущей главы, вторую проблему решают посредством первой, а лохи вроде меня, наоборот, – первую и главную для настоящего мужчины, пытаются решить только через посредство второй, да и то, если она имеется в достаточном наличии, вернее наличности. Потому что, они лохи просто не понимают женской психологии. А она – эта психология, на самом деле до смешного проста и незамысловата, как собственно, и сами такие приятные на ощупь и такие желанные телесные оболочки, ее, эту психологию прикрывающие.

– Тут же главное что, – убеждал он меня, – тут главное, чтобы была интрига, тайна какая ни будь, заморочка! Чтобы у дамы сердца первичный интерес к тебе открылся. Тем более что ты, уж извини меня, такой у нас зашуганный и закомплексованный в смысле взаимодействия полов, что тебе такой ее интерес просто необходим, как воздух. Ведь женщина, причем заметь любая женщина – в первую очередь зверек, ну ты же биолог – сам знаешь, причем зверек очень хищный, коварный, но к счастью для нас ужасно любопытный. На эту слабость в первую очередь и надо ее брать.

Вот ты приходишь куда-то в гости – что тебя в первую очередь интересует? Ну, конечно – ты смотришь перво-наперво на стол и думаешь, – вот черт! Водки опять мало! Потом на закуску – закуска, к примеру, фуфло стандартное – сырок плавленый, колбаса вареная за два двадцать зверски нарезанная, консервные банки рты зубастые пораскрывали – кильки там, в томате или вообще – «Завтрак туриста», ну и все такое…

Ну, ладно, – думаешь, – это еще хрен с ним – сойдет. Не баре небось. И выпьем, и закусим тем, что есть. Потом ты, естественно, обращаешь внимание и на дамский контингент, ради которого, собственно, и пришел. На трезвый взгляд они тоже, как правило, – не очень. Что говориться – «ни сисёнки, ни жопенки – мухоморы, да опенки». Ну, думаешь, ладно – выпью, может разойдусь…

Вот и все твои убогие, пошлые, приземленные мужицкие мысли. Что там вокруг, какая обстановка – белоснежная ли скатерть на столе или газетка расстелена, мягкая мебель там стоит или продавленная раскладушка, шторы на окнах и тюль или так – голые стекла полгода немытые – тебе это все до фени, потому что ты мужик! Душевная конструкция у тебя другая. И цель у тебя другая – водярой глаза залить, ухватить неважно кого за задницу, причем неважно где и неважно на чем, а после этого побыстрее смыться, причем по-английски, чтобы никаких концов о себе не оставить…

Так начал тогда Сережа свою лекцию, на эту, извечно животрепещущую тему – взаимоотношение полов. Как сейчас помню – он расхаживает по моей этой, еще совсем пустой, маленькой комнатенке из угла в угол. А я сижу в единственном кресле, слушаю, открыв рот, как зеленый юниор слушает своего тренера – бывшего чемпиона и олимпийца.

Слушаю, потому что, интересно же, да и правильно, в общем. Грубовато, но изложено, близко к суровой правде жизни. А тот дальше объясняет – переходит к самому интересному:

– А теперь женщина… Женщина, брат, это, хе-хе, совсем другая, брат, психология, – он даже языком прищелкнул, обозначив всю тонкость и щекотливость этого второго предмета взаимодействия:

– Для нее – сколько там водки на столе – неважно. Для нее детали важны. Она сразу под любым предлогом все осмотрит, везде свой любопытный нос засунет, в каждую дырочку заглянет и все это так, как бы между прочим – «а где можно ручки помыть? А куда сумочку поставить? А нельзя ли водички попить…», и обязательно и в ванную прошмыгнет, и прихожую обнюхает, и на кухне побывает – ты даже никакого подвоха и не заметишь. А она замечает все, все мельчайшие детали – Шерлок Холмс против нее – сопливый стажер-сыскарь.

Ты еще и не разглядел то ее толком, а она про тебя уже все знает – холостой ты, женатый, или недавно разведенный. Есть у тебя дети или нет. Алкаш ты или так, любитель – только по праздникам и по выходным. Кто и какого пола в твоем доме бывает, как часто – брюнетки это или блондинки…

Все уже про тебя поняла. Хозяйственный ты или полный раздолбай. Грязнуля или все-таки привержен хоть к какому-то порядку. Жадный или наоборот, душа нараспашку – типа: все, моё – твое! О! Это для них, поверь мне, первейший, самый главный тест, основной, можно сказать – тест на жадность! В смысле, насколько ты годишься для раскрутки и подходишь ли в качестве будущего ухажера. Вот что ее интересует!

А то, что ты до ее прихода целый день убирался и ведрами мусор выносил, и грязные носки под ванну затолкал, и посуду стиральным порошком отдирал – для нее это тьфу! Элементарно! Комбинация из трех пальцев! Глянула, нюхнула, пальчиком провела, и ты раскрыт полностью, как будто лежишь перед ней на операционном столе – голый, посиневший и беззащитный, как цыпленок общипанный, в пупырышках от холода и рентгеном насквозь просвеченный!

Ты думаешь, зачем она к тебе пришла? Потому что ты ей соврал, что у тебя сегодня день рождения, а ты, как назло, именно сейчас так несчастен, и так одинок, что никого кроме нее видеть не хочешь? Так она тебе и поверила! Нашел дуру! На разведку она к тебе пришла – вот зачем! И как настоящая разведчица наперед все просчитала и досконально знает все, что дальше будет. Причем, на много ходов вперед. Весь твой нехитрый расклад для нее как на ладони. А ты, как баран, уверен, что это ты своими жалкими ухищрениями, да пошлыми шутками ее к себе заманил и теперь в койку уложишь, потому что тебе этого очень хочется? Наивняк. Она лучше тебя знает, что ты ее только для этого сюда и пригласил. Но она то пришла не за этим. Вернее, не только за этим. Ей же нужно совсем другое узнать. Для нее главное – перспектива. Для выяснения этой перспективы она на разведку к тебе и пришла.

И только по результатам этой ее первичной разведывательной деятельности, ею же самой и будет прямо тут же, на месте принято решение – окажешься ты с ней в этой твоей койке или ты там один вечером останешься с больной головой, набитым желудком и натянутым носом. Так что – не ты ее, дорогой мой, а она – тебя. Причем только, если это ей самой покажется перспективным. Вот так то вот – учись! Такова уж суровая правда жизни, она же, как говаривал классик – голая, посконная и домотканая.

А теперь третье – теперь слушай, как можно легко этот ее первоначальный план сходу разломать и дезавуировать.

Вот представь, – Сережа даже засмеялся своим мыслям, – зашла она, эта Мата Хари хренова, все обнюхала и никак не поймет – что-то здесь все-таки не так. Вроде бы все понятно, все как обычно, но чего-то не хватает. Ну, стол накрыт – цветы в вазочке, причем розы, а не какие-то зажеванные гвоздички за рубль. Не пожидился на цветы – это хорошо. Сальдо в твою пользу и плюсик. В ванной пованивает, но отмыта недавно – значит старался. Еще тебе плюсик. Но, чувствует она, что как-то неправильно в квартире, нехорошо как-то…

При этом Сережа прямо залился противным злорадным смехом, – и тут вдруг, до нее доходит, представляешь!

– Ё-моё, – думает она – мама моя родная – КОЙКИ ТО В КВАРТИРЕ НЕТ! Никакой нет!! Даже раскладушки, даже матраса голого на полу. Ну, нет!!!

С этого момента считай она уже твоя. Повержена напрочь. Первый шок, конечно, быстро пройдет, но любопытство бабье…

Это же их самое слабое место. А сообразить то про раскладной сексодром она не может. Ума то нету, логики – никакой. Интуиция одна. Поэтому весь вечер она только об этом и будет думать. Как же так без кровати то? На полу что ли? Или как? Ванна то сидячая. Или прямо на столе – ой, мамочки, как интересно!

Все. Считай, крючок заглотнула. Теперь надо ее вываживать, чтобы не сорвалась и подсекать. Тут надо все время начеку быть, потому что любопытство ее изнутри гложет так, что мочи нет. И начнет она аккуратно у тебя этот момент выпытывать. А ты не сдавайся – молчи как партизан, отшучивайся: «Я, мол, йог – на потолке спать люблю, немного неудобно, конечно, – одеяло спадает, но я его придерживаю». Ври чего хочешь, – неважно что. Главное держи ее в постоянном напряжении до последнего. Теперь она уже не уйдет ни при каких обстоятельствах, пока этот секрет твой окончательно для себя не разрешит. Тем более, что завтра все это ей надо своей подруге закадычной во всех деталях и с мельчайшими подробностями пересказать. Только ради одного этого – ни в жисть не уйдет, что бы ты с ней ни делал. Даже если ты еще трех бугаев пригласишь – не уйдет. Скорее от страха описается, но не уйдет!

Пойдем теперь дальше. Тут теперь надо грамотно второе действие разыграть. Причем здесь тоже все время начеку надо быть.

Значит, выпили вы, закусили, поболтали, посмеялись, выпили по второй – закусили, покурили, еще выпили, еще закусили, потом музыка пошла – танцы-шманцы-обжиманцы и все такое, но рано или поздно она попросится в туалет. Это обязательно. Этот момент и надо четко отследить. Это твое время «Ч». Как только она туда, ты быстро со стола все убираешь и переводишь сексодром в рабочий режим, ну, в спальное положение. Причем простыни пока стелить не надо. Она их потом сама расстелит, уже после, когда ты ей рундучки в диванчиках будешь показывать и работу сексодрома объяснять. Но то, что будет после, – это уже не важно – дело то сделано. А пока ты кладешь только подушки и обязательно шампанского или винца припрячь к этому кульминационному моменту и бокальчики…

И вот – второе действие Марлезонского балета. Ничего не подозревающая эта наша Мата Хари радостная и облегченная выходит из туалета, причем все для нее кроме основного вопроса уже понятно, все она, что ей нужно из тебя уже выпытала, первое удивление давно прошло, голова от выпитого соображает у нее уже не очень…

Заходит она в комнату и на тебе! Обалдеть можно! Чудо какое-то! Где стол был яств – кровать стоит! Да какая огромная! И ты уже на ней возлежишь, нога за ногу, да еще с бокалом и дым в потолок пускаешь и свет – интим и музычка соответствующая, с придыханиями…

Ну, а дальше все пойдет само собой. Уж поверь мне. Она – в полном шоке. Будет вскрикивать и причитать, – да, как же это так? Откуда? Ой, какая огромная… А где же стол? Ой, как интересно! Ой, я совсем ничего не понимаю. Ой, а мягко то как!…

Тебе и остается только так, по хозяйски, пригласить ее, – Иди, мол, сюда, радость моя, шампанское уже налито, сейчас выпьем и я тебе все объясню…

Увидишь, прыгнет к тебе сама, в такую койку нельзя не прыгнуть. Тут удержаться никто из них не сможет. Ну, а дальше уж не зевай! Тут особо рассусоливать нельзя, – надо брать быка за рога, вернее – за это самое, пока она в полной растерянности, в восхищении и недоумении и оттого абсолютно расслабленна и беззащитна…

– Да, – мечтательно закончил Сережа этот свой глубокомысленный экскурс в психологию женской души, – если бы тебе удалось бы эту мою идею с сексодромом в жизнь воплотить, то это было бы изобретение века! Высочайший класс! Вот бы мне бы иметь такой! Жаль только поставить его у меня негде…