Читать книгу: «Призраки из прошлого», страница 2

А здесь на тебе подарок – родная душа. Моя родная Бика. Чистая, открытая, сильная, порядочная, моя поддержка и опора. Родненькая моя, как я тебе благодарна. Спасибо, что ты у меня есть. За двадцать три года дружбы были и ссоры, и разногласия. Видели друг друга и в радости, и в горе. Она бросала всё и мчалась ко мне, когда у меня земля уходила из-под ног. У неё хватало душевных сил слушать моё нытье, вытирать мои сопли. Только с ней я могла быть сама собой: без маски, которую надевала, общаясь с коллегами – предателями и карьеристами. Я была в чужом образе практически всегда. Это была реакция на ложь, лицемерие, царившие вокруг: какой-то вирус античеловечности сражал одного за другим из близкого и далёкого окружения. И только Бика, как хорошее вино, настаивалась и росла во всех направлениях, расцветала, мудрела, утончалась. Из любой ситуации выходила достойно, возрождаясь, как птица Феникс.

А познакомились мы с Бикой как соперницы, влюбившись в одного и того же парня: обе по уши втрескались в Сережку. Он ответил взаимностью Бике. Но счастье ли это, когда муж – наркоман? Настрадалась и Бика, и Сережины родители. А вот теперь его нет. Шесть лет как нет. А словно он с нами. Всей душой верим, что не мытарится он, успокоился, радуется тому, что родители живы-здоровы, сын подрос, Бика справляется. Сильная она. Это правда. Не сломали её жизненные обстоятельства: родители от неё отказались, узнав о выборе в мужья наркомана; до последнего не теряла веру, что Сергей образумится ради сына, ради семьи. Только кайф никого еще не отпустил. Теперь вот всю любовь сыну отдаёт. Пусть малыш вырастет волевым и разумным, с открытым сердцем, как его мама. Я об этом прошу Творца. Бика и её сынок – мои родные люди. И Серёжа у нас один на троих.

Как ревновала я его к многочисленным поклонницам, жизни без него не представляла. Сейчас и смешно, и грустно вспоминать. Я – городская девчонка, приезжавшая к бабушке в гости, как и все его поклонницы, по уши влюбилась. Лет семь забрасывала Сережу любовными письмами, посвящала стихи, звонила по межгороду. А в ответ – ухмылки и прыжки подальше от меня, поближе к Бике. Действительно, кто я была для него? Наивная девчушка с косичкой? У него были другие стандарты любви. Баловень судьбы, любимец родителей и дам. А мне досталась роль Татьяны Лариной. «Я вам пишу, чего же боле…». Я всегда верила в силу слова.

Вот и сейчас лечу в Париж с верой обрести новое слово, которое точно дойдёт, долетит, поправит нашу судьбу. Моя поездка – моё паломничество, о котором знает только Бика, потому что она всё про меня знает. Я и Бику попросила написать записку Творцу и Серёже с просьбой простить, поблагодарить за урок, за то, что учил терпению и принятию. Я оставлю наши послания в храме на Монмартре.

Да простит нас Творец, вовлёкший нас обеих в историю любви к Серёже. Да очистит наши души, просветлит разум.

Белоснежный собор Базилика Сакре-Кёр встречает меня на высочайшей точке горы Монмартр. Он виден из любой точки Парижа, как и Эйфелева башня.  И за мудрым словом наставника тянется вереница паломников со всех уголков мира в поисках защиты и благословения Святого Сердца, Сердца Христа. Христос встречает у входа.

Молча зажигаю свечу, думаю о том, с чем пришла. «Горит свеча, стекает воск…» Честно, осталась бы в храме. Так здесь спокойно: нет суеты городской, бизнес-вопросов, выяснения отношений. Это всё там, далеко-далеко. Иду на свет, и вот уже снова ступеньки. Теперь уже вниз. Так и в жизни: вверх-вниз… Оборачиваюсь, хочется запомнить состояние. Храм просто сияет, сверкает. Оказывается, он способен самоочищаться, соприкоснувшись с водой. Пытаюсь понять: «Почему же камень, минерал способен, а человек – высшее творение господа – проходит тернистый путь, отправляется на край света за помощью. И часто так и уходит с Земли, не найдя ответов на вопросы».

Но сейчас моё сердце переполнено особой радостью. И я вижу просветление на лицах тех, кто со мной рядом во время службы. Пение хора сливается со звуками старинного органа, проникающего в самые тайные уголки души. И я выхожу другая. Любуюсь изумительными видами Парижа. Благословенно смотрит на меня церковь Перта, стильно кокетничает Эйфелева башня, посылаю воздушный поцелуй небоскребу Монпарнас, одиноко возвышающемуся среди невысоких старых строений, широтой манит к себе площадь Тетр. Вспоминается Серёжина шутка: «Я улетаю в Париж». «А ты там уже был?» «Шутка. Я каждый день летаю». Се ля ви!

Да, моя жизнь – карусель. Всё по кругу да по кругу. А его жизнь – качели. Они уносили его до величайшей радости и роняли до предельного отчаяния. Каждый такой мах бывало растягивался на месяцы. Иногда хватало и секунды. Но всякий раз это было экстремальное состояние. Может быть, этот экстрим и привлекал нас к Серёже. Экстрим, экстаз, пограничные состояния, между небом и землёй, на лезвии бритвы. Да, это те состояния, когда что-то происходит: извержение, рождение, катарсис…

Я пыталась разобраться в Серёжиных качелях, бесконечно названивала ему по межгороду, но разговор не клеился и чаще всего происходил один и тот же диалог:

– Что ж ты такой сложный, Серёжа!

– Разве?

– Ну, зачем ты сам создаёшь трудности?

– В смысле?

– Я не могу тебя понять!

– Всё очень просто: просто, мне очень скучно, когда просто и с простыми… Жаль тратить жизнь попросту. Ты-то точно не понимаешь о чём я....

Спускаюсь по ступеням быстро: вниз – не вверх, опуститься легко. От этого осознания катятся слёзы. Эх, Серёжа, Серёжа. Ну зачем же ты выбрал качели? Знаю, что когда-нибудь встретимся, но не сейчас.

Сейчас надо перекусить. Иду в «Чёрный кот». Как раз по теме, это он Серёже дорогу перешёл. Ну что я всё о Серёже. Дошла я до «Чёрного кота», и пошёл мой любимый дождь. Сижу в кафе, по стеклу капли стекают. Вижу через стекло бело-розовый Монмартр, он ещё белее, ярче под дождём, сверкает как новогодняя игрушка, не храм, а мечта, грёзы девичьи. А вот и Мулен Руж. Настоящий. Была бы я парижанкой, танцевала бы здесь сейчас, и случались бы совсем другие истории.

Рука тянется к телефону. Набираю Бику: «Как ты? Зажги свечу. Прими свет Монмартра. Серёжа нас простил. Будем любить и помнить». Бика молчит. Принимает. А мне ещё одно осознание приходит: «Моя жизнь, как и у Серёжи, – качели. Нет, не сплошной кошмар. А вроде биполярного расстройства, когда настроение скачет от мании до депрессии с выходами в психоз. Мои качели бытия взлетают высоко в моменты сочинительства, выхода книг, когда вокруг всё излучает радость, пестрит новыми событиями, открытиями, а потом они неизбежно летят вниз, с головокружительной быстротой засасывая в воронку рутины, болезней и потери близких людей и собственных недомоганий. В последние годы мои качели все реже взлетают – их тянет к земле. Резвый маятник, умеющий раскачаться от малейшего дуновения радости, сломался во время болезни мамы. Амплитуда его все уменьшалась, и в конце концов он замер на мёртвой точке в момент обострения моей собственной болезни. Но сейчас я ощущаю блестящий рывок.

– Бика, ну что ты молчишь? Минута молчания прошла. Серёжа с нами всегда. Что тебе привезти из Парижа?

Бика плачет, и я не в силах сдержать слёзы. Душа очищается как Монмартр под дождём.

Я иду на бульвар Сен-Жермена. Здесь создаются акварельные шедевры: портреты, сюжеты, натюрморты на память о Париже. Смеркается, в сердце бабочки, предвкушаю особый разговор с художником, заглядывая через плечо каждому, запечатлевающего вечность. Вот зачем я здесь!!! Вечность, вечность, вечность, вечность… А вот и он в синем берете, в мышиного цвета костюмчике, с кистью в руках… Какой милый творец вечности. У него как у младенца Христа волосы золотыми колечками. Он притягивает взглядом, разглядывает мой наряд, приподнимает прядь моих волос и шепчет на ухо, что обожает таких красоток, как я, бургундское вино и готов угостить фисташковым мороженым.

– Нарисуй мне Монмартр и качели. То я взлетаю (хлопаю себя по груди, чтобы понятно было, что в этом сюжете я – главное лицо), то Бика. А Серёжу посади – по центру: он держит баланс и одновременно позволяет нам взлетать и помогает опускаться.

Открываю кулончик в форме сердечка. В одной половинке – фотография Серёжи, в другой – Бики… Рисую качели для наглядности, тычу пальчиком, куда рассадить героев. Златокудрый творец окунул кисть в акварель… Мазок, ещё мазок… Что за мазня? Ещё мазок… Шедевр. Мы снова вместе: Бика, я и Серёжа. Как я за вами соскучилась, дорогие мои. Монмартр смотрит мне в глаза с полотна: грешим и каемся, каемся и грешим.

Я обнимаю в благодарность творца, протягиваю ему десять евро и прошу:

– Черкни ещё в уголочке одно слово: ВЕЧНОСТЬ. И сама себе шепчу: «Истина в том, что мы притягиваем к себе то, о чём думаем и во что верим. Я верю в вечность». Се ля ви. Прощай, тоска. Париж – город влюблённых.

Летний поцелуй

Я частенько захожу в «Акку» выпить чашечку кофе. Сажусь за столик у окна, открываю ноутбук. Ловлю себя на очередной мысли и начинаю разматывать клубок, пишу рассказы, пишу о том, что наболело. У меня такое ощущение, что в моей голове поселился целый рой призраков из прошлого, с которыми хочется по-хорошему расстаться. Рада, что обнаружила метод, который мне помогает: стоит вспомнить о ком-либо из моих старых знакомых всё до мелочей, прописать воспоминания на бумаге, и они – вуаля – словно помахали мне рукой. И вот в моей голове на одно свободное местечко становится больше. Оно свободно для новых радостных впечатлений, счастливых моментов, любимых и дорогих сердцу людей.

Иногда подсаживается незнакомец, и, завязавшись в разговоре, я понимаю, что он помогает мне распутать мои непрожитые до конца истории. Вот и сегодня небесный посланник не задержался:

– Попьём чайку вместе. Угощаю.

И не дождавшись ответа, незнакомец подсаживается рядом, и на столик опускается словно с облака прозрачный чайник, источающий аромат «Летнего поцелуя», заваренного на малине, папайе, кусочках манго, клубнике, лепестках сафлора.

– Хотите поделиться счастьем?

– Очень хочу. Это моё любимое занятие. Мы рождены для счастья, и жизнь измеряется счастливыми мгновеньями. А я знаю рецепт: если хотите быть счастливы, регулярно пейте чай с теми, кто тебе симпатичен. А что для вас счастье?

– Для меня счастье – покой и безмятежность. И это, увы, пока нереально: так много неустроенных судеб вокруг. Сколько боли… А жизнь так коротка. А сколько лжи, предательства…

– Знаете, счастье – это здесь и сейчас. Это мгновенья, которыми мы наслаждаемся. Я счастлив видеть ваши глаза, слушать вас, слышать ваше дыхание и голос. А у вас есть идеал мужчины?

– Конечно.

Образ дяди Серика как будто жил во мне, потому что не просто нарисовался, а мгновенно реализовался. Я просто проглотила язык и взглядом проводила вошедшую в кофейню пару. Девушка красоты неописуемой, как с обложки журнала, впорхнула в зал в сопровождении седовласого элегантного мужчины на счастливой ноте.

Нутром чувствую что-то родное и близкое. Ну как такое бывает? Дядя Серик. Похоже, он – и сейчас мой идеал мужчины. Мужской шарм, харизма, мягкий зовущий взгляд, многообещающая улыбка. Всё, как и прежде, при нём. Вот только девушка другая.

В нашем доме впервые он появился с красоткой тётей Аллой. Её аромат просто впился в стены нашего дома, влюбил в себя, и я до сих пор просто купаюсь в нём и ощущаю, что кокетливость Аллы через него передаётся мне. Да, я – женщина для любви. Только где эта любовь? Сплошные иллюзии. Думаю, любовь – это что-то такое летучее, эфемерное, неуловимое. Вот она есть, а вот её сразу и нет. Налетела ураганом и улетучилась: попробуй отыщи. Но в памяти-то она живее всех живых.

Я направляюсь к дяде Серику с его таинственной незнакомкой. Обнимаемся, радуемся. Он интересуется мамой, её делами. Как давно не виделись. А ведь могли быть роднёй. Сам дядя Серик волочился за официанткой Аллой, а вот сына хотел пристроить в нашу семью. Бизнес не знает этических границ: я была подходящей кандидатурой для сынков многих деловых мужчин. Как говорится, по Ивашке и шапка: кошечки – к кошечкам, собачки – к собачкам. Вот потому, возможно, и разошлись дороги Серика и Аллы: разного рода племени. Да и женат он был. Только вот своему хобби любви к прекрасному полу не изменяет и до сих пор. Удивительное постоянство при его прижимистости. И как жадность с щедростью уживаются? Вот сейчас смотрю на Серика и думаю: «Действительно ли, он – мой идеал мужчины? Или это очередная иллюзия, персона для опыта». Попробуй-ка разберись. Пробую.

Дядя Серик – мамин знакомый по бизнесу. Многие погрузились в бизнес в лихие девяностые. Польша, другие европейские страны. Товар – рекой, доход – тоже.

В карточных играх ему тоже фортило: рука шулера приносила баснословные деньги. Колесо фортуны крутилось сказочно красиво. Став владельцем завода, умело управлял денежным потоком. Себе ни в чём не отказывал, для семьи было всё. Аллочке бизнес наладил, дочь, от Аллы рождённую, баловал от души. Похоже, в этой истории реально все счастливы. А, может быть, делают вид, что всё хорошо. Жена… Куда ей деваться с подводной лодки. Сколько лет их семейный корабль бороздит океан жизни: вот и закрывает глаза на похождения Серика – покой в семье бережёт, статус замужней женщины сохраняет, отца – детям, аташку – внукам. Мудро.

Алла… В детстве она была для меня идеалом красоты: улыбчивая, добрая, яркая, стильная. Ей действительно сказочно повезло: её просто в лобик поцеловал ангел-хранитель и до сих пор бережёт её от всякой лишней нагрузки. Это как в сказке о Золушке: из простой официантки стать бизнес-леди, родить дочь от мужчины, чей генетический потенциал просто множить-преумножать и хранить в международном генетическом банке нужно. У Аллочки процветающий бизнес, изобилие возможностей, дочь-умница-красавица. Никто ей в браке не изменяет. Она сама решает, как ей жить и не зависит от настроения мужа-пройдохи, волочащегося за ароматом молодости и красоты.

Мой собеседник потягивает «Летний поцелуй» и возвращает меня к себе:

– Девушка, а если я вам сделаю предложение?

– Как, вот так сразу, даже моего имени не узнав?

– А зачем всё знать. Я вас приглашаю в путешествие в страну Счастья. Проживая счастливые мгновения, будем знакомиться с миром любви, радости, плыть по реке жизни под алыми парусами и наслаждаться друг другом.

Действительно, и к чему все эти ярлыки, этикетки, нормы, правила, традиции, обычаи, рамки, хорошо-плохо, молодо-зелено, не пришло или уже прошло время? Мы допиваем ароматный чай. Я посылаю воздушный поцелуй в сторону дяди Серика с красоткой, губки бросают небрежно: «Аривидерче». И нас на крыльях счастья выносит из аккушечки. Два крыла за спиной. Такое ощущение, что я повзрослела на целую жизнь. Прощаясь, мой новый счастливый друг говорит: «Я жду, в твои обычные шесть в «Акку». И посылает мне летний поцелуй, полный веры, надежды, любви, страсти, единства. И я сразу же окунаюсь в завтра и уже наношу алую помаду, спеша на встречу. Ну как же такое может быть? Может, потому что суток не существует. Часы придумали простые люди. А у любви другое измерение. И это – счастливые мгновения.

Гранатовый сок

Мне всегда хотелось заглянуть в чужую душу, покопаться в мыслях. Не для того, чтобы использовать в корыстных целях, а, чтобы узнать, есть ли любящие сердца, счастливые, беспечные, безусловные. Я шагаю по жизни и тщательно всматриваюсь в лица, боясь не встретить того единственного, что предначертан мне самой судьбой.

Ищу любовь – взаимную, а натыкаюсь на равнодушие. Такое ощущение, что меня забыли благословить предки, и я обречена на одиночество и безответную любовь. А то еще круче: будто бы по сценарию моей персональной истории мои избранники изменяют мне с моими же подругами. В один из таких дней я оказалась на больничной койке. Поскольку с детства боюсь крови, травилась таблетками, мне было всё равно, что будет со мной. Но жизнь без него совсем не имеет смысла.

Везут медбратья по коридору каталку. Сама себе не верю: «Если везут, значит – жива…»

– Что же вы, барышня, так к себе относитесь? Жить надоело?

Вот и палата. Не царская. Но мне глубоко наплевать, что кровать железная, что, кроме прикроватной тумбочки и стула для посетителей, ничего нет вокруг. «А мне всё равно… Сколько там мне ещё дней отмеряно… Но за вопрос медбрата о жизни ухватилась. А вдруг и правда ещё поживу, да с любовью, да с радостью. Энергетическая волна пробежала по всему телу и искоркой надежды осела чуть выше солнечного сплетения, прямо на уровне сердца.

У меня строгий постельный режим. Лежу, на душе кошки скребут, в душе пустота, а в голове всё же мысль о жизни пульсирует: «Как же так? Ведь мне всего…»

Взором выползаю за окно… Как давно я не видела небо: всё бегом-бегом и носом в землю, а вокруг такие же манекены бегут. Луч солнца золотой шкодно так подмигнул. Рука потянулась к зеркальцу. Как давно я не запускала солнечных зайчиков?! С тех пор, как ребёнком сидела на подоконнике, перебирала морские камушки-ракушки в ожидании мамы-мамочки, посылая ей солнечного зайчика, чтобы он привет мой передал и рассказал, как одиноко мне, как страшно бывает от одиночества, как хочется погреться в маминых объятиях. Вот и снова посылаю зайчика маме, а второго – бабушке Вере: ну что так рано ты нас оставила? И такое послевкусие ванильной булочки, только что из духовки: «Пробуй, пробуй, деточка, ты сама это сердечко слепила…»

И мне так понравилось запускать этих зайчиков, что я совсем забыла про пейджер и отправила всем своим знакомым по зайчику, чтобы сообщить о своём пристанище.

Как взрослая я понимала, что положение у меня не очень. Но очень хотелось понять, что же меня держит на Земле? Ну есть здесь кто-нибудь, кому я нужна? Если есть, покажись. Первым показался Максат. Симпатичный милиционер пришёл по делу: чтобы узнать о причине несостоявшегося суицида.

Чем я думала в девятнадцать лет? Да ничем. Тогда казалось, что жизнь остановилась… А с появлением Максата – возродилась. Мне было жутко весело в его присутствии. Палатные посиделки сопровождались фееричными поедалками. Мы по-детски веселились, создавая юмор буквально из всего. Максат нежно кормил меня гранатами, отправляя мне в рот одно за другим гранатовые зёрнышки, а я надкусывала их, и фонтанчиком сока брызгала в Максата, изображая кровавое покушение. Максат хватал меня в объятия и объявлял арест. В один из таких арестов мы и слились в невинном поцелуе. «Не виноватая я, он сам пришёл», – взрывались мы смехом. А однажды даже хотели сбежать. Но на пути возник страж: медсестра остановила. Максат и здесь не растерялся, сказав серьёзно сестричке:

– Шутка. Побег – это часть процедуры-реабилитации пациента. И, обращаясь ко мне, вошёл в роль:

– Представь, что то, чего ты боишься больше всего, – случилось. Всё: ты осталась одна на всём белом свете. Что ты чувствуешь? Ты одна! И что? Теперь почувствуй, что несмотря на боль утраты, ты ещё ЖИВА. Еле-еле душа в теле. Почти конец. Но есть надежда выкарабкаться из конца. Что ты будешь делать? Что ты можешь сделать, понимая, что ты ещё ЖИВАЯ и что ты не в вакууме живёшь? Ты можешь поменять работу. Ты можешь начать свой бизнес. Ты можешь путешествовать. Ты можешь окружить себя новыми знакомыми. ⠀

– Понимаешь, я действительно живее всех живых. Понимаешь, на свете ещё миллионы мужчин. И из этих миллионов мне нужен лишь один. Что с тобой будет происходить? Кстати, один выстрел задачу не решает…⠀

И здесь наша игра прерывается, мы возвращаемся в здесь и сейчас, и я так серьёзно спрашиваю:

– Страшно? А вот тут и спроси себя: зачем этот страх, что делать, чтобы не складывались ситуации, в которых нет выхода. Ведь я чуть не сдохла, но ожила. Для того, чтобы встретить одного из миллиона.

Максату нравится, когда я вхожу в роль. Он тоже превращается в Отелло. И тут держись, миллион (уж очень задевала его по самолюбию моя коронная фраза «один из миллионов». ⠀

– Что я могу делать уже сейчас, чтобы избежать ситуаций, что вызывают у меня страх? Ведь я уже практически сдохла… – Ан, нет, снова ожила. Так, вот тебе и самое время спросить себя: чего мы боимся, когда всё в наших руках. Хочу – тебя люблю, хочу – другого. Не сошлись – разбежались, впереди – миллион. А можно и сразу в точку попасть, если слушать сердце своё, а не инстинкты.

И что во мне заговорило в этот момент, я не знаю. Только так захотелось любви прямо сейчас. Я приблизилась к Максату насколько это возможно, притянула к себе его голову и поцеловала смачно… Но без чувств.

Мы привязались друг к другу. Шалили, играли в отношения, но единственным Максат так и не стал. А кем? Другом, собеседником, советчиком, консультантом по взаимоотношениям с противоположным полом. Мне льстили его красивые попытки ухаживания, которые продолжались и после выписки из больницы. Но и долгие вечера общения по телефону не сделали нас ближе. Он был забавный, смешной, добрый. Но как мужчина не привлекал. Мы взрослели, на глазах друг у друга становились теми, кем стали. Все события из наших параллельных жизней были пересказаны, тайны вскрыты. Но моё сердце молчало. Пожалуй, оно хорошо усвоило мамин урок: несчастливое замужество и, как следствие, нежеланный ребёнок.

В романах не везло ни мне, ни Максату. Это тоже нас сблизило: вместе искали ответ на вопрос «за что»? А зимой он сделал мне предложение: пригласил в гости, познакомил с мамой, сестрёнкой. Я была не готова. Долго мучилась сомнениями, смогу ли я сделать его счастливым и имею ли я право выходить замуж, не любя? Но последующие события расставили все точки над «i».

Максат уходил в продолжительные запои и устраивал дома сцены. На одно из таких выступлений меня пригласила его сестрёнка. Да, это точно не мой герой. Я ушла, навсегда…

Отдалившись друг от друга, мы жили каждый по-своему, но в праздники обменивались тёплыми пожеланиями, желая искренне счастья, любви, надёжного спутника. Звонили друг другу не часто, и потому каждый звонок был долгожданный и приятный, родной. Время летит молниеносно. Мы знали, что рано или поздно наши пожелания сбудутся. Но когда, спустя три года после наших законченных отношений как громом среди ясного неба прозвучало приглашение на свадьбу, у меня земля ушла из-под ног, слёзы потекли по лицу, я не находила себе места: до последнего думала, что это очередной розыгрыш Максата.

Почему было так больно? Почему в груди дыханье спёрло? Ревность ли это или что-то другое? Как же сильно я привязалась к Максату. Да, он не стал моим мужем, вышел из роли поклонника, но он – мой родной человечек, который жил в моих клетках.

Стёрлись из памяти фрагменты свадебной попойки (мы пили так, словно прощались с миром, словно хотели провалиться в сон, а проснуться вместе: нам не жить друг без друга). А потом снова потекли будни. Но я ещё больше полюбила гранаты: наберу ягодок в рот, надкушу их и наслаждаюсь тем, как взрываются маленькие фонтанчики. Держу язык за зубами, наслаждаюсь послевкусием… И как сладко понимать, что неважно, что или кого ты любишь: гранаты или Максата, кошку Белку или собаку Шарика. Ведь любовь – это состояние твоей души в тот момент, когда ты находишься в гармонии с собой, живёшь по законам Вселенной. И неважно, наконец, на кого любовь направлена, потому что, если мы переполнены любовью отца нашего небесного, мы начинаем творить то, ради чего и пришли в этот мир: отдавать, делиться. И в тот момент, когда сосуд сердца переполняется, наше сердце расширяется до размеров Вселенной, и мы готовы весь мир обнять, возле нас появляются те, кто больше всего нуждается именно в нас. Мы становимся для них чистой любовью, которая зажигает звёзды. Чаще это происходит на уровне физики – тела, порой – на уровне – души, иногда – на уровне разума. Счастье, когда искра пробежала сразу по трём уровням. Вот такая монада, такая алхимия… В этот момент зажигаются звёзды, и мы уносимся в космос.

А хочешь я расскажу тебе по секрету другую историю про Максата? Местом встречи стал Санкт-Петербург. Белые ночи. Алые паруса. Главные герои – я, он и другие. Сюжет практически тот же: оказавшись на планете Земля, найти тех, кто с тобой в одной связке, кто играет в том же спектакле, кто думает о тебе и благодарен жизни за встречу. Мы нашли друг друга. И так же, как прежде, я желаю Максату счастья.

Сам себе режиссёр

И кому это в голову пришло живописное ущелье Широкой щелью назвать? Какое-то сексуально-половое название. Ну эти творческие люди во всём интим видят. И это так здорово: чем интимнее, тем более захватывающий сюжет. Мы идём по извилистой тропе, направляясь к своему дачному теремку, доставшемуся нас в наследство от дальней-дальней родственницы нежданно-негаданно. Хотя почему нежданно? Мы мечтали с Лёкой о своей мастерской творителей, где мы будем заниматься алхимией. И вот она материализовалась. Неважно, каким путём она появилась. Но она есть. Здесь мы лепим, творим, малюем… И пишем свою книгу жизни. Вернее, пишет Лёка, а я – главная героиня, по совместительству сказительница. И рассказываю всё как на духу, правду жизни. Ну, конечно, иногда меня заносит. И я начинаю воспроизводить события с заглядом вперёд. Ведь всё, что с нами происходит, мы создали сами. И мы никогда не знаем, когда нам повезёт. А повезёт непременно, если мы это запланируем.

– Мамочка, расскажи мне историю с режиссёром, – канючит Лёка.

И меня уносит на кухню к тёте Оле, маминой подруге, откуда берут начало love stories моих студенческих лет. Вот шаловливые ручки Малика тянутся к моей одногруппнице, а утончённые пальцы Вани – ко мне… Как ловко они нас обнимали и одновременно водили за нос, потом разводили руками и как-те нечаянно уплывали… За теми, кто умел ловко прибрать к рукам тех, в ком видели весь смысл своей жизни. А что же я? Любила? Кадрила? Флиртовала? Что делала я в этих историях?

– Мамочка, а ты любила Ивана как сестричка Алёнушка?

– Лёка, в настоящей жизни скоро сказка сказывается, да не всё в ней так ладно, как хотелось бы.

И я достаю со дна души свою невысказанную боль о том, как не пущала меня мама окунуться в омут любви с головой, как наматывала она мои косоньки на кулак, как прилюдно строжилась и отчитывала. А потому мне ещё больше хотелось вкусить плод любви, и я пускалась во все тяжкие: жил во мне какой-то бесёнок. Эх, оторвусь. И пусть потом, возможно, пожалею, но сейчас: и понеслась душа в рай. Жалею? Нисколечки. Это моя вкусная сочная жизнь. Слюнки и сейчас бегут…

– Представь, Лёка, иногда роман начинается на кухне. И если бы история случилась в Германии, всё шло бы по алгоритму «трёх K»: киндер, кюхе, кирхе (с нем. – «дети, кухня, церковь»), потому все европейские любовные истории на одно лицо, только имена героев меняются. А у нас? У каждой девушки своя история: путь к счастью лежит через массу препятствий, встреч, разборок… И эти сцены повторить невозможно: каждый сходит с ума по-своему. И до цели доходят только самые дерзкие, самые смелые, те, кто верит в свою звезду и не боится даже маминых «ох и задам же я тебе».

В студенческие годы на меня как на мёд слетались ухажёры. Исключением не стал и поход в гости к маминым друзьям. Здесь я и встретила харизматичного Малика, продюсера казахстанско-российской группы, познакомившего меня с Иваном, романтическая история с которым могла иметь happy end. Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Амур летал вокруг всей нашей компании и метал стрелы, которые болезненно задевали мою маму и заставляли хмурить лобик: как бы чего не вышло. Малик морочил голову фотомодели, с которой мы учились в одном и том же вузе. А пока мы с ним тусовались на кухне и мыли косточки хозяевам квартиры на Пушкина: дяде Валихану и тёте Оле, чья кухня и стала началом прекрасной лирической истории. Похоже, на этой кухне немало зародилось романов.

Да, в этом доме были свои скелеты, но оставим их в шкафу и насладимся атмосферой веселья, роскоши, широты души. Как же мне хотелось жить именно в такой атмосфере, распространяющей дух самого Пушкина. И мы непроизвольно цитировали поэта: «Я вам пишу, чего же боле», «Я думал, сердце позабыло способность лёгкую страдать, я говорил: тому, что было, уж не бывать, уж не бывать!».

Мамины друзья вызывали у меня умиление, казались идеальной парой, заботливыми родителями. Вот прямо осталась бы я на этой кухне, сбежала бы от критики и нравоучений мамы: «Кому нужны советы мам, которые и сами-то не знают, как жить, как счастье добыть, и от обиды и злости на самих себя всю свою несостоятельность щедро выливающих на сыновей-дочерей». Ох, у нас будет всё по-другому. Мы-то найдём дорогу к счастью. А пока хотелось, чтобы меня удочерили такие вот весёлые тёти Оли или, хотелось сбежать хоть на край света, подальше от маминого бича и плётки. Только никто туда дорогу не знал.

И потому вернёмся пока в уютный дом тёти Оли. В тот вечер нас всех развезла по домам подруга Малика фотомодель Ира, мы подружились. И как-то, пригласив новых друзей в гости, я попросила взять с собой друга для моей одногруппницы, жаждущей приключений. Ребята пришли с Ванечкой. Красивый, статный, воспитанный и необыкновенно обаятельный паренёк. Это был ажурный лёгкий вечер. Девушки щебетали, юноши ухаживали по нашему сценарию: хочу то, хочу это…, и потому в животе летали бабочки.

Но всё пошло не по сценарию. Достаточно было посмотреть друг на друга, чтобы зацепиться сердцами. Прощаясь, Ваня протянул визитную карточку. Так началась дружба с многообещающим режиссёром. Вечера с придыханием, звонки с добрым утром и сладких снов. И длился бы он, похоже, вечность, если бы не вмешалась моя фантазия, точнее домыслы. Ох и крепкий же у меня ум. Накручивает и накручивает.

Случилось всё не раньше и не позже. А прямо вдень моего рождения.

Я его пригласила на вечеринку по случаю моего юбилея, но он был на съёмках и не пришёл. Через пару дней я его встретила в парке в компании местной певицы Дильназ и подумала, что сладкий наш Амур улетел. Лишь спустя годы я узнала, что он просто снимал для звезды клип. Группа «Две звезды» пользовалась успехом в Алматы. Мы даже подружились с девушками. Только вот с Ваней разошлись окончательно. И опять потому, что кто-то наговорил, а кто-то домыслил. Это Малик Ване советовал не крутить амуры со мной: дескать ничего не получится, с дочерьми общих знакомых лучше не водить хороводы, не портить девушек. Ваня принял совет серьёзно и устранился. Ну кто просит советы давать: один вред от таких советчиков. И чего все в душу лезут. Все всё знают. Все такие кругом умные: мать решает, как мне жить, с кем дружить, с кем не дружить; Малик – прямо личная охрана, только не спросил у меня разрешения, когда полез в мою личную жизнь. А может у нас с Ваней всё сложилось бы? А вот результат «заботы» неутешительный: жених потерян и к рукам прибран. Женился, теперь он – москвич, многодетный любящий отец, известный режиссер, клипмейкер, медийная личность. Фильм «Всё о любви» напоминает мне о нём не только потому, что он – режиссёр одной из новелл… Ваня – моё тёплое воспоминание о студенческой романтической весне с прогулками под луной, душевными разговорами, сердечным трепетом… Это было недавно…