Читать книгу: «Гигаблок:лед»

Глава 1 "Лёд"

Мальчик шёл по льду, который со всех сторон уходил в горизонт. Наверное, в тот момент он думал, что в мире не осталось ничего, кроме льда, и, возможно, он был прав. Юноша продолжал идти вперёд, укрывая лицо ладонью от метели. Из-за неё ничего не было видно. На ногах у него были мешки, обмотанные верёвками, а на теле — длинный кожаный сюртук. Новая волна ветра сбила его с ног: он упал на колени, и поверхность треснула под ним. Видимо, лёд потихоньку начал таять. Парнишке предстояло ускориться, либо пойти на тёмное бесконечное дно пролива.

– Ты ещё здесь? Земля? Приём! – сказал мой сосед и «коллега» по УПРАВСМЕНЕ Максим.

Голос товарища вернул меня в настоящее. Я стоял на корточках возле трубы, проходящей по всей стене. Мы были на техническом этаже и заканчивали 4-х часовую смену. Жители блока жаловались на неприятный запах из вентиляций. Всё проверив, я уже собрался уходить, как заметил протечку трубы. Капля за каплей назойливо летели на пол. На самом деле ничего странного: похоже, вновь отвертелся болт. Но удивило меня то, что на полу образовалась некая прозрачная корка белого цвета. Я приложил к ней палец и, подержав его какое-то время, начал чувствовать жжение. Но это было не похоже на чувство, когда ты берёшь горячий стакан чая в руку или помещаешь ложку ещё не остывшего супа в глотку. Жжение было холодным.

– Эй! Сейчас пну тебя. Нам уже пора: скоро в столовом автомате закончатся билеты, и поедим мы только вечером, – продолжал кряхтеть Макс.

– Это лёд, – я наконец удостоил приятеля ответом и повернулся к нему.

Тот подсел рядом и начал вдумчиво сверлить взглядом материю, которая постепенно зарождалась в месте, куда капала вода. Максим не рискнул коснуться её и выругался:

– Какой ещё, к чёрту, лёд?

– Он появлялся в природе на воде, когда весь мир настигали холода. Такое происходило каждый год и длилось месяцами.

– Опять заладил: природа-природа. Оставь свои россказни для деда Юры с третьего этажа: я в это не верю, – он поднялся и пошёл в сторону лифта. – Закрути болт и пошли отсюда. Я уже голоден.

Макс ругался, но его можно было понять: он не осознавал, насколько была уникальна наша находка. Значит, лёд правда существует? Можно ли тогда считать, что и всё остальное – правда? Огромные, невообразимые ни для одного человека пространства, лужи размером в миллионы километров, каменные холмы, удивительные леса, где росли некие деревья. Я бы хотел задержаться ещё немного и понаблюдать за льдом, но мой друг был прав: нам уже пора.

Я поднялся и пошёл вслед за ним: Макс уже стоял в лифте и ждал меня. Когда зашёл к нему, он отвёл взгляд и со стыдливым выражением лица сказал:

– Альберт, тут такое дело… Я забыл карту, – сказал Максим, под конец переходя на шёпот.

Я без лишних слов достал из верхнего кармана униформы карту и вставил её в специальный разъём на панели лифта под кнопками этажей.

– Когда-нибудь я тоже забуду карту, и мы с тобой тут будем неделю дожидаться обход блока председателя.

Он промолчал. Видно, ему было стыдно. Я вжал палец в кнопку со стёртой цифрой "1", и двери захлопнулись. На них был причудливый узор. В детстве дед рассказывал мне, что эти рисунки в виде разводов сделаны из дерева. Старые двери тоже. Лифт тронулся. Раздался знакомый и слегка напрягающий скрежет. Лампа, светившая жёлтым светом, замерцала. Макс насвистывал, пялясь в деревянную стену. Мои глаза бегали по знакомым линиям узора. Вдруг я наморщился: раздался раздражающе резкий звук назойливого громкоговорителя, пришитый над дверями лифта. Помехи в голосе пожирали его с каждым этажом. Мы с Максом обменялись слегка уставшим взглядом и поняли друг друга без слов. Опять началось. Качество громкоговорителя оставляло желать лучшего: голос то попадал, то обрывался, то из женской речи опускался до ужасающего хрипа. Но мы с Максимом смогли расслышать фразу, которую голос то повторял, то переключал и включал запись с самого начала, будто пытаясь вбить эту дрянь в наш мозг:

БЛОК ЕСТЬ ЕДИНСТВО, А ЕДИНСТВО ЕСТЬ СИЛА.

Мой мозг повторил эти слова, и они вгрызлись в моё сознание длинными клешнями. Мы молча слушали. Когда лифт остановился и двери открылись, громкоговоритель неживым голосом проговорил последние слова и резко отключился. Настала тишина. Макс поднял на меня карие глаза, будто пытаясь что-то сказать мне, но его прервал скрип открытых дверей. Нас встречал коридор первого этажа.

Возле лифта стояла баба Люся и мужчина, с которым я был не знаком. Они жили на третьем этаже. Сегодня мы обслуживали технический этаж из-за многочисленных писем старухи председателю. На третьем этаже стоял ужасный запах и несло мертвечиной. Непривыкшему мне было трудно находится там, даже зажав нос. Мы вышли, поздоровались кивком и пошли к столовой по коридору. Плитка на полу потрескалась, где-то виднелись трещины. Зелёная краска со стен обсыпалась, и внутренности грозились вылезти наружу. Большинство ламп мигали или вовсе не горели. Вид, окружавший нас, вызывал тоску.

Мы прошли мимо пустующего кабинета председателя. Председатель не жил в нашем блоке, а если и бывал здесь, то редко. Честно говоря, понять его можно: условия в верхних блоках значительно лучше, чем у нас. Дальше мы прошли актовый зал, на дверях которого висел ржавый замок. Его отпирали, когда выступали лица, представляющие партию. Но такое трудно припомнить. Часто здесь вещали ВСЕВЕДЫ и люди из Надзора. В нашем обществе не принято задавать вопросы, а большинство из них были под запретом. Но у местного контингента их особо не находилось: как-никак, мы – старый блок №17. Я слышал, что новые блоки до сих пор появляются. Что же находится там, где они ещё не построены? Существует ли природа? И всё же новые блоки появлялись. Их заселяли детьми, отобранными от родных матерей. С раннего детства им приходится служить на благо блока. Мы все проходили через это.

Мы уже подошли к столовой. Раньше над ней была надпись «СТОЛОВАЯ», но некоторые буквы стёрлись и остались только пять: С – Л – О – В – А.

Столовая была уложена белой грязной плиткой на стенах и серой на полу. Помещение было огромным: возле левой стены от входа стояли продолговатые столы, справа – маленькие и круглые, на несколько человек. Напротив входа у стены стояли автомат и стойки с подносами и приборами. Сегодня в столовой было много народу. Запах распространялся по этажам. Люди приходили сюда провести время с товарищами или поесть после рабочей смены. Я подошёл к автомату и вставил карту. Из динамика прозвучал строгий женский голос:

«Сегодня товарищу на обед положена тарелка куриного супа, миска салата и стакан услады».

Что же? Неплохо. Куриный суп съедобен, в отличие от другой пищи. Да и сегодня мне положена услада. Раньше я отказывался её пить из-за неких подозрений, связанных с тайной её состава. Взял поднос и пошёл к окну выдачи. Руки в резиновых жёлтых перчатках протянули мне мой обед. В этот момент острый крик пронзил мои уши. Обернувшись, я увидел взвывшего Макса.

– Ты! Забрал последний билет, скотина!

Он продолжал вводить номер карты раз за разом, но женский голос молчал. Я окинул друга взглядом и ничего не ответил. Мы сели за пустой стол. По дороге Макс не переставал бубнить, но когда поднос с моим куриным супом и салатом оказался возле него, тот сразу изменился в лице.

– Нет аппетита, поем вечером. Но на мою усладу даже не смотри, – сказал я Максу, после чего он начал благодарить и принялся жадно есть, скребя ложкой.

Мои глаза заметили, что председатель сидел прямо за Максом. Это меня удивило. Даже более того, он ел такой же куриный суп и тот же мерзкий салат. Подобное зрелище зарождало множество вопросов. Что он здесь забыл? Почему ест пищу рядового товарища? Я однажды видел обед председателя лет шесть назад. Там было много тарелок: жирный стейк, свежие фрукты и дорогое вино.

– Всё же, Альберт. За словами ты лучше следи, а то исчезнешь, как все твои родичи, – предупредил Макс, важно чавкая.

Взгляд председателя поднялся на меня. Неужели слышал? Он молча сверлил меня холодным взглядом. Его волчьи голубые глаза вгрызались в мозг. Чёрные, зализанные назад волосы и выбритые виски. Председатель был одет в чёрную рубашку, на которой красовался красный галстук, а под столом его ноги украшали до блеска отполированные туфли. Он продолжал смотреть на меня. А если всё понял? Я почувствовал сильное давление, напряжение в висках. Лишь его взгляд вызывал животный страх. Такие люди, подобные ему, становятся председателями.

Я заметил, как председатель поднял взгляд на белые часы, висевшие за моей спиной, и поднялся со своего места, направляясь к выходу. Я только хотел начать бранить Макса, но внезапно завизжала сирена. Люди начали вскакивать со своих мест. В воздухе повисла паника. Они прижимались друг к другу, толкаясь и сбивая женщин и даже крупных мужчин, проходясь ногами по их головам. Озаряясь по сторонам, я увидел растворяющегося в безликой толпе председателя. Мы с Максом поднялись и начали пробираться сквозь народ. Я шёл за товарищем, расталкивающим озверевшую толпу.

Мы вылетели из столовой в коридор. В моих лёгких не хватало кислорода. Мой рот жадно пожирал затхлый коридорный воздух. Макс протёр потный лоб и похлопал меня по плечу, тем самым заставляя мои ноги оторваться с места. Нужно возвращаться в квартиру, подумал я.

Людей, не вернувшихся в квартиру в течение 15 минут после оглушающего звука сирены, расстреливали. Кто старался соблюдать строгие правила партии – выживал. Не могу припомнить подобных случаев на нашем блоке. Похоже, среди нас есть ответственные люди.

Повезло, что на лифт очереди нет. Мы уже ехали в лифте на 24 этаж. Я не обращал внимание ни на скрип, ни на раздражающее мерцание ламп. Как только двери открылись. Мы быстрым шагом последовали по направлению к нашим квартирам.

Я зашёл, даже не прощаясь, и запер огромную металлическую дверь на все замки. Первым делом сел развязывать свои кожаные потёртые берцы. Моя квартира была не большая, но всё же была. Это радует. Тесная прихожая переходила в короткий коридор, в конце которого была ванная. Слева – спальня, а справа – комната ПРОЗРЕНИЯ. Свет горел. Его отключают в 21:00 и включают в 7:00. Это было удобно, и вскоре к этому привыкали. Не вижу причин для жалоб.