Читать книгу: «Кровь и чернобыль», страница 4

Глава 8: Голос из-под земли

Они шли молча, ориентируясь не на тропы – их здесь не было, – а на тянущее ощущение в груди, на ледяной след пятен на их коже, который пульсировал все сильнее по мере их продвижения. Лес смыкался за их спинами, поглощая следы их возвращения в мир людей. Теперь пути назад не было.

Воздух становился гуще, запах гари и влажной земли начал перебивать знакомый медный душок. И тогда они вышли на нее.

Поляна.

Она была неестественно круглой, будто выжженной по трафарету. Ни травинки, ни былинки – лишь голая, черная, потрескавшаяся земля. По краям поляны стояли деревья, но их стволы были обуглены с одной стороны, а ветви, обращенные к центру, безжизненно свешивались, словно скорбящие свидетели.

Тишина здесь была абсолютной. Даже ветер не решался заходить сюда.

– Это то самое место, – прошептала Лилан, и ее голос прозвучал оглушительно громко в мертвой тишине. – Здесь ее сожгли.

Тайлер молча кивнул. Его лицо было напряжено, он сжимал и разжимал кулаки, пытаясь совладать с дрожью, которая исходила не от страха, а от чего-то более глубокого – от генетической памяти, кричавшей ему об ужасе, что произошел здесь.

Он сделал шаг на черную землю. И тут же отпрянул.

– Она… теплая, – сказал он, смотря на Лилан с недоумением и ужасом.

Лилан опустилась на колени и прикоснулась ладонью к почве. Он был прав. Земля была не холодной, как должно быть в лесу, а влажной и теплой, как живая плоть, только что исторгнутая из глубин. От нее исходил слабый пар в прохладном воздухе.

И тогда они услышали.

Сначала это был едва различимый шепот, похожий на шелест сухих листьев. Но он нарастал, исходя не из леса, а из-под земли, прямо у их ног. Он был многоголосым, переплетающимся – в нем слышались крики, молитвы, проклятия толпы, собравшейся здесь столетие назад.

А потом из этого хаоса выделился один голос. Тихий, ясный и пронзительный, полный невыразимой боли и бесконечной тоски. Женский голос.

«Лилан… Фэрроу…»

Лилан застыла, сердце замерло у нее в груди.

Голос повторил, обращаясь теперь к другому.

«Тайлер… Морган…»

Он произнес их имена не как обвинение, а как констатацию давно ожидаемого факта. Как будто он ждал их. Веками.

«Вы пришли… Дети палача и дитя обреченной… Кровь с кровью нашла дорогу…»

Тайлер сделал шаг назад, лицо его побелело.

– Это что, шутка? – его голос дрогнул. – Кто здесь?!

Ответом стал стон, вырвавшийся из-под земли. Он был таким глубоким и полным страдания, что земля под их ногами дрогнула. Из трещин в черной почве вырвался слабый красноватый свет и тот самый, тошнотворный запах меди стал невыносимым.

«Никто не шутит, сын судьи… Здесь шутки сгорели в огне… вместе с моей плотью…»

Лилан, преодолевая парализующий ужас, припала к земле.

– Мария? – прошептала она. – Это ты?

Голос на мгновение замолк, будто удивленный.

«Имя… Ты знаешь мое имя… Оно не было произнесено здесь с того дня… Они называли меня только «ведьмой»…»

Почва в центре поляны вздыбилась, и из нее, словно черная кровь, хлынула густая, алая жидкость. Она не растекалась, а собиралась в плотную, пульсирующую лужу.

«Они отняли у меня все… Любовь… Дочь… Жизнь… Они запечатали мою боль в камне… Мое сердце… Мое Каменное Сердце…»

Голос зазвучал прямо из этой лужи, становясь громче, материальнее.

«Вы носите мою печать… Вы связаны цепью, что они сковали… Вы пришли, чтобы разорвать ее… Или чтобы сгнить в ней, как ваши предки?»

Тайлер стоял, не в силах пошевелиться, глядя на пульсирующую багровую лужу. Все его рациональные доводы, все сомнения рухнули в одно мгновение. Это было реально. Боль, исходящая из-под земли, была настолько осязаемой, что он чувствовал ее своей.

– Что… что нам делать? – выдавил он, обращаясь не к Лилан, а к тому голосу.

«Найти его… Вернуть мне… Или проклятие… мой гнев… моя тоска… поглотят ваш род… как поглотили меня… Начинается с росы… а закончится… рекой крови…»

С этими словами красноватый свет погас, а пульсирующая лужа с шипением впиталась обратно в землю. Шепот стих. Давление в воздухе исчезло.

Они остались одни на выжженной, все еще теплой поляне, с огнем воспоминаний в умах и ледяным ужасом в сердцах. Голос из-под земли умолк, оставив им свой ультиматум. Теперь они знали имя своего мучителя и цель. Но путь к Каменному Сердцу был окутан мраком, а цена была выжжена на этой земле, как вечное предупреждение.

Тишина, наступившая после ухода голоса, была оглушительной. Давление спало, но воздух оставался тяжелым, насыщенным запахом гари и меди. Они стояли на краю проклятой поляны, не в силах сдвинуться с места, прикованные пережитым ужасом.

Первым очнулся Тайлер. Он медленно, будто против своей воли, протянул руку и коснулся теплой, черной земли. Его пальцы сжались в комок вязкой грязи.

– Она… настоящая, – прошептал он, и в его голосе не было прежнего сомнения, лишь пустота, оставшаяся после крушения всего мировоззрения. – Все это… настоящие.

Лилан молча смотрела на него. Она видела, как рушится стена, за которой он прятался – стена неверия, гнева и надменности. Перед ней был просто человек, столкнувшийся с непостижимым.

– Я знала, – тихо сказала она. – С самой первой росы на окне… я чувствовала это. Но слышать это… – она замолчала, содрогнувшись.

Тайлер поднял на нее взгляд. Его глаза были темными от переполнявших его эмоций.

– Она назвала нас. По именам. Она знала, кто мы.

– Она ждала нас, Тайлер. Все эти годы. Ждала, когда потомки тех, кто ее погубил, придут на это место.

Он резко встал, отряхивая руки от липкой земли. На его ладони, рядом с новым ржавым пятном, теперь был и черный след от сажи.

– И что? Мы теперь должны… что, искупить вину наших прадедов? Найти этот чертов Каменный Сердце и… и что? Вернуть ей? Выпустить это… это на волю?

– А есть выбор? – голос Лилан дрогнул. – Ты слышал ее. «Начинается с росы, а закончится рекой крови». Бен… Элиас… Они лишь начало. Дальше будет хуже. Для всех. Для города. Для… для нас.

Она непроизвольно коснулась своего запястья. Пятно горело ледяным огнем, словно откликаясь на близость того места, где все началось.

Тайлер снова посмотрел на выжженную поляну. Его взгляд задержался на том месте, где пульсировала алая лужа.

– Мой отец, – начал он с трудом. – Перед смертью он говорил о «тяжести наследия». О том, что у каждой семьи есть своя тьма. Я думал, он бредил. А он… он просто пытался меня предупредить.

В его словах была такая горечь, что Лилан почувствовала острую жалость. Они оба были пешками в игре, начатой задолго до их рождения.

– Мой дневник, – сказала она. – В нем есть подсказка. «Ищи под свидетелем». Я думала, это дерево… но… – ее взгляд скользнул по обугленным стволам по краям поляны.

– Свидетель… – Тайлер повторил за ней. – Тот, кто видел казнь. Их было много. Но она говорила… о «камне». – Он замолчал, и в его глазах мелькнула догадка. – Не просто о камне как о сердце. А о конкретном камне. Надгробии. Могиле.

Ледяная прозрение пронзило Лилан.

– Могиле ведьмы? Но ее же сожгли… Разве ей могли поставить памятник?

– В те времена – нет, – Тайлер покачал головой. – Но кто-то мог сделать это тайком. Из remorse. Или из страха.

Они переглянулись, и в этом взгляде было новое, пугающее понимание. Им нужно было идти на кладбище. Не на современное, ухоженное, а на самое старое, заброшенное, расположенное на другом конце города. Туда, где хоронили первых поселенцев. Туда, где мог быть похоронен… кто-то, связанный с этой историей.

Тайлер тяжело вздохнул.

– Ладно. – Это одно слово значило больше, чем любая речь. Оно означало капитуляцию. Принятие. Оно означало союз. – Мы не можем идти туда сейчас. Уже темнеет. А ночью… – он не договорил, но они оба понимали. Ночью лес и все, что в нем таилось, становилось хозяином положения.

Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться. На этот раз его жест был не неловким, а твердым. Решительным.

Они молча покинули поляну, не оглядываясь. Но они знали – что бы ни ждало их впереди, они будут встречать это вместе. Ненависть и предубеждения сгорели на той проклятой земле, оставив после себя лишь хрупкую, но прочную связь – связь двух людей, обреченных на то, чтобы либо разорвать оковы прошлого, либо навсегда остаться их пленниками.

Они шли обратно через лес, но теперь уже не бежали в панике, а двигались медленно, почти осторожно, словно боялись потревожить уснувшую боль, что таилась в этих деревьях. Молчание между ними было уже иным – не неловким, а тяжелым, наполненным грузом услышанного.

Когда до опушки оставалось несколько десятков метров, Тайлер внезапно остановился.

– Подожди.

Лилан посмотрела на него вопросительно. Он стоял, вглядываясь в заросли папоротника справа от едва заметной тропы. Его лицо было сосредоточено.

– Ты видишь? – он указал рукой.

Сначала она ничего не заметила. И тогда увидела. Почти полностью скрытое мхом и побегами ежевики, из земли торчало нечто темное и угловатое. Не камень, а дерево. Старый, почерневший от времени и, похоже, огня, деревянный столб. Его верхушка была заострена, а на середине ствола сохранились остатки ржавых железных скоб.

Столб позора. К нему приковывали приговоренных перед казнью.

Лилан почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки. Они не просто нашли место казни. Они нашли самое его сердце.

Тайлер подошел ближе, не прикасаясь, и обошел столб кругом. С обратной стороны, на обугленном дереве, кто-то когда-то вырезал ножом грубый символ. Не герб Фэрроу и не весы Морганов. Это было простое, стилизованное дерево с глубокими, переплетенными корнями.

– Это не ее знак, – тихо сказал он. – И не наших семей.

– Тогда чей? – прошептала Лилан.

«…той, что плакала по мне…»

Шепот донесся не из-под земли, а словно из самого дерева столба. Он был едва слышным, полным неизбывной грусти.

«…единственная… что не отвернулась… что дала мне имя на камне…»

Тайлер и Лилан замерли, переведя дух.

«Ищите не меня… Ищите ее… Под свидетелем… ее слеза… укажет путь…»

С этими словами тишина снова поглотила лес. Символ на столбе больше не казался просто отметиной. Теперь это была нить. Нить, ведущая к другой жертве этой истории. К той, что оплакивала ведьму, когда все остальные проклинали.

Тайлер медленно выпрямился.

– Кто-то еще. Кто-то, кого не упоминают в летописях. – Он посмотрел на Лилан, и в его глазах горел новый огонь – не ярости и не страха, а решимости сыщика, нашедшего первую зацепку. – Та, что «дала имя на камне». Надгробие. Это точно надгробие.

– Но чье? – Лилан смотрела на символ, пытаясь запомнить каждую черточку. – Если не ведьмы, то кого? Ее дочери?

«…моя девочка… моя Машенька…»

Этот шепот был таким тихим, таким разбитым, что его можно было принять за шум листвы. Но они оба его услышали. И оба поняли. История была еще ужаснее, чем они предполагали. Пытка дочери была не просто жестокостью. Она была частью ритуала, частью проклятия.

– Нам нужно идти, – сказал Тайлер, и в его голосе прозвучала металлическая нота. – Сейчас. Пока мы не передумали. На старое кладбище.

Он был прав. Откладывать было нельзя. Каждая секунда промедления давала проклятию силу. Роса на окнах, смерть Бена – это были лишь цветочки.

Они вышли из леса, но на этот раз их не покидало ощущение, что они оставляют за спиной не просто деревья, а живого, дышащего свидетеля. Свидетеля, который, наконец, начал говорить. И его слова вели их не к месту смерти, а к месту памяти. К могиле девочки по имени Машенька, чья слеза, быть может, была единственным ключом к спасению их всех.

Последний луч солнца умирал за горизонтом, когда они подошли к ржавым воротам старого кладбища. Они стояли распахнутыми, словно сама смерть ждала их внутри. Взявшись за руки – уже не для поддержки, а чтобы не потерять друг друга в надвигающейся тьме, – они переступили порог.

Глава 9: Союз поневоле

Старое кладбище было царством забвения. Покосившиеся каменные плиты утопали в зарослях крапивы и бурьяна, кресты почернели от времени и непогоды, а воздух был неподвижным и спертым. Они шли медленно, с фонариком Тайлера, луч которого выхватывал из мрака имена и даты, стертые до неузнаваемости.

– Мы ищем символ, – тихо сказала Лилан, вглядываясь в очертания на камнях. – Дерево с переплетенными корнями.

– И имя, – добавил Тайлер. – Машенька. Если это вообще ее настоящее имя.

Они двигались вглубь, к самой старой части погоста. Тень от высоких кипарисов ложилась на них черными полосами, и тишина была настолько гнетущей, что они невольно перешли на шепот. Шепот из леса, казалось, преследовал их и здесь, сливаясь с шелестом листьев под ногами.

И тогда Тайлер остановился, направив луч света на небольшую, скромную плиту из серого гранита, почти полностью скрытую у подножия старого вяза. В отличие от других, она была удивительно хорошо preserved. На ее поверхности был вырезан тот самый символ – дерево с глубокими корнями. А под ним – единственное слово, высеченное с какой-то пронзительной простотой:

МАША

Ни дат. Ни фамилии. Только имя. И символ скорби.

– Нашли, – выдохнула Лилан, опускаясь на колени перед плитой. Она провела пальцами по прохладному камню, по резным линиям корней. – Это она. Дочь.

Тайлер стоял сзади, освещая плиту. Его лицо было серьезным.

– Кто-то позаботился о том, чтобы у нее было место упокоения. И чтобы это держалось в секрете. Только так можно объяснить отсутствие фамилии.

Внезапно луч фонаря дрогнул. Не от его руки. Земля под их ногами слегка вздрогнула. Сначала они подумали, что это игра воображения, но потом это повторилось – глухой, мощный толчок, исходящий из-под земли.

– Что это? – испуганно прошептала Лилан, поднимаясь.

Ответ пришел незамедлительно. Из-под старого вяза, из-под крапивы, из-под самой могильной плиты Маши, с грохотом начали выползать толстые, узловатые корни. Они извивались, как пробуждающиеся змеи, покрытые землей и слизью. Воздух наполнился скрежетом камня о камень и тем самым, ненавистным шепотом, который теперь звучал яростно и обвиняюще.

«Не трогайте ее! Оставьте мою девочку в покое!»

Корни рванулись к ним. Один из них, толстый, как рука мужчины, обвился вокруг лодыжки Лилан и дернул. Она вскрикнула, потеряв равновесие, и упала на землю.

– Лилан!

Тайлер бросился вперед. Он схватил корень обеими руками, пытаясь разжать его мертвую хватку. Древесина была неестественно прочной и холодной. Другие корни уже тянулись к нему, пытаясь опутать его ноги.

– Держись! – крикнул он, изо всех сил тянув скользкую, извивающуюся ветвь.

Лилан, задыхаясь от ужаса и боли, уперлась свободной ногой в корень и изо всех сил потянула на себя. Казалось, это безнадежно. Сила, державшая ее, была нечеловеческой.

И тут ее взгляд упал на могильную плиту. В свете упавшего фонаря она увидела, как по граниту, из-под символа дерева, медленно скатывается одна-единственная, чистая, прозрачная капля. Как слеза.

– Ее слеза! – отчаянно крикнула Лилан. – Она здесь!

Тайлер, не отпуская корень, посмотрел на плиту. Он увидел ту же каплю. И в этот момент ярость, исходившая от корней, словно пошла на убыль. Хватка ослабла.

– Она не хочет нас убивать! – понял он. – Она защищает дочь!

Он перестал бороться с корнем и вместо этого резко ударил по нему ребром ладони в том месте, где он вылазил из земли. Раздался сухой хруст, и корень ослабел еще больше. Лилан рывком высвободила ногу.

– Бежим! – закричал Тайлер, подхватывая ее под руку.

Они бросились прочь от могилы, спотыкаясь и падая, оборачиваясь на то, как корни медленно, нехотя, вползают обратно в землю, унося с собой эхо материнского горя.

Они выбежали за ворота кладбища и рухнули на траву, тяжело дыша. Адреналин заставлял их сердца выпрыгивать из груди. Одежда была в грязи, руки в ссадинах.

Несколько минут они просто лежали, не в силах вымолвить ни слова. Первым заговорил Тайлер, все еще глядя в черное небо.

– Это… это не маньяк. Не сумасшедший с ножом.

– Нет, – тихо согласилась Лилан. – Это нечто… древнее. Живое. И оно ненавидит. Но и страдает.

Она повернулась к нему. В темноте его лицо было бледным пятном.

– Мы не справимся по отдельности, Тайлер. Ни я со своим дневником, ни ты со своими… сомнениями.

Он медленно поднялся и сел, обхватив колени.

– Я знаю. – Он глубоко вздохнул. – Мой отец… он, наверное, знал, во что мы ввязываемся. И твоя прапрабабка… они все это предвидели.

Он посмотрел на нее, и в его взгляде не осталось и следа от былой враждебности. Была лишь усталая решимость.

– Перемирие? – предложил он. Голос его был хриплым. – До тех пор, пока мы не разберемся с этим… пока не найдем это Каменное Сердце.

Лилан смотрела на его протянутую руку. Не для помощи, а для соглашения. Хрупкого, выстраданного, рожденного в пасти ужаса.

Она взяла его руку. Его ладонь была твердой, теплой и надежной.

– Перемирие, – кивнула она.

Они сидели так еще некоторое время, держась за руки, как два потерпевших кораблекрушение, нашедших друг друга в бушующем океане тьмы. Враги по крови. Союзники поневоле. И единственная надежда друг друга на спасение.

Они сидели в машине Тайлера, припаркованной в глухом переулке вдали от посторонних глаз. Двигатель был заглушен, но напряжение в салоне витало гуще выхлопных газов. Фонарь, лежащий на торпедо, выхватывал из мрака их испачканные землей руки, все еще сцепленные в немом соглашении.

Тайлер первым разжал пальцы. Рука Лилан дрогнула и опустилась на колено. Между ними снова возникла физическая дистанция, но что-то незримое, новая хрупкая связь, осталась.

«Значит, так», – прохрипел Тайлер, глядя в лобовое стекло на темные очертания спящего города. – «Мы в одной лодке».

«Похоже на то», – тихо ответила Лилан. Она чувствовала себя истощенной до глубины души. Борьба с ожившими корнями, леденящий душу шепот, осознание масштабов проклятия – все это навалилось на нее неподъемной тяжестью. Но теперь эта тяжесть делилась на двоих.

«Этот символ… дерево», – сказал Тайлер, ломая молчание. Его аналитический ум, отбросивший неверие, начал работать. – «Он был на столбе и на могиле девочки. Это не герб семьи. Это что-то другое. Личный знак? Знак того, кто их хоронил?»

«Той, что плакала по ним», – вспомнила Лилан слова голоса. – «Возможно… возможно, это был кто-то третий. Кто-то, кто сочувствовал им. Или боялся их гнева так сильно, что тайком воздвиг памятник».

Тайлер кивнул, его пальцы нервно барабанили по рулю.

«Значит, нам нужно искать не только Каменное Сердце. Нам нужно выяснить, кто эта третья сторона. Возможно, это ключ. Если мы найдем этого человека… или его потомков…»

«…мы сможем понять, где спрятано Сердце», – закончила мысль Лилан. – «Потому что тот, кто похоронил дочь, наверняка знал и о главной реликвии».

Они переглянулись. План, зыбкий и призрачный, как утренний туман, начал вырисовываться. Это была уже не просто попытка выжить, а расследование. Расследование столетней давности.

«Завтра», – твердо сказал Тайлер. – «Я поройдусь в городском архиве. Отец был там частым гостем. Возможно, он искал то же самое. Я поищу упоминания о символе, о тайных захоронениях, о чем-то, что не вписывается в официальную историю».

«А я», – сказала Лилан, – «снова перечитаю дневник Элинор. Возможно, я что-то упустила. Какое-нибудь косвенное упоминание, намек».

Он снова посмотрел на нее, и в его взгляде было что-то новое – не доверие, еще нет, но уважение. Уважение к ее решимости и к ее знаниям.

«Договорились. Но… – он запнулся. – Мы не можем встречаться у тебя или у меня. Слишком много глаз.»

«Лес», – предложила она после паузы. – «На опушке. Там, где ты нашел меня. В полдень.»

Короткий кивок. Место и время были назначены. Протокол конспирации был соблюден.

Он завел машину. Рев мотора нарушил ночную тишину.

«Я отвезу тебя домой. До твоего переулка.»

Она кивнула. Когда он подвез ее к дому, она уже собиралась выйти, но его голос остановил ее.

«Лилан.»

Она обернулась.

«Будь осторожна», – сказал он, глядя прямо перед собой. – «Если… если это правда, и проклятие реагирует на нас… то твой дом…»

«…может быть не самым безопасным местом», – договорила она. – «Я знаю.»

Она вышла из машины и, не оглядываясь, пошла к своему темному дому. Она знала, что он ждал, пока она скроется в дверях, прежде чем уехать. Эта простая, почти инстинктивная забота тронула ее сильнее, чем все его прежние слова.

Войдя в прихожую, она прислонилась к закрытой двери. Тишина дома была теперь иной. Она все еще была наполнена страхом, но в ней появилась и крошечная искра чего-то нового. Надежды. Или, может быть, просто обреченной решимости идти до конца.

Они заключили перемирие. Хрупкое, вынужденное, рожденное в аду оживших корней и голоса из-под земли. Но это был старт. Первый шаг в их общем путешествии в самое сердце тьмы, чтобы найти камень, в котором было заточено проклятое сердце, и человека, который оплакивал тех, кого все забыли.