Читать книгу: «Период распада», страница 2

Андрей платил карточкой, привязанной к счёту отца, Дмитрия Костина. Тот был достаточно известным в Смоленске судьёй, а точнее он был заместителем председателя Арбитражного суда. У Андрея всегда были деньги: и на каждодневные походы в рестораны, и на регулярные налёты на магазины с играми и фильмами, и на покупки в «Центруме». Отец Андрея едва ли замечал эти траты, а если и замечал случайно, то воспринимал их спокойно, с понимающей хитрой улыбкой – денег на девушек сына он явно не жалел, а про то, что была всего одна и довольно давно, он, наверное, и не знал.

Целую вечность они простояли в отделе готовой еды, выбирая ужин, и в итоге в тележке оказались две рыбы под крабовым соусом, два мяса «Фокус» под помидорами и сыром, пигоди и корнетики.

– Ореховый рулет взял? – уточнила Юля, когда уже подходили к кассе. У «Центрума» была собственная кондитерская и пекарня, и десерты там были самые вкусные в городе.

Андрей кивнул и вдруг вспомнил, что у них почти закончилась интимная смазка. При Юле покупать он её не хотел, некрасиво как-то, решил: тормознёт возле аптеки.

Приехав домой, они принялись раскладывать еду на кухне. Юля потянулась поставить пакет с сахарными ушками на верхнюю полку и увидела синюю тарелочку, а на ней – два сырника, присыпанных пудрой.

– Мама оставила, – пояснил буднично Андрей. – Каждый день их мне перед работой готовит. Не могу уже есть. Может, ты хочешь?

Юля помотала головой, мол, не хочу. Эта ажурная тарелочка и непригоревшие сырники Юлю взбесили. Её мама вообще мало готовила. С утра онамогла разве что грозно молчать или, бегая между кухней и зеркалом в коридоре, где ей удобно краситься перед работой, причитать, что опаздывает.

Андрей выкинул свои красивые сырники в мусорку.

Потом он перенёс табуретки с кухни, и они расставили на них еду в спальне родителей (матрас там приятно пружинит). Включили «Дом-2». Но почти сразу сделали телевизор тише и выключили свет. Из того вечера мало что запомнилось, только его прерывистое дыхание, и что было больно, и что он шептал что-то про лошадку. Хотелось, чтобы поскорее закончилось, хотя в целом было не так уж плохо, скорее, непонятно.

А потом Андрей ушёл в другую комнату. На рекламе, выйдя в туалет, Юля взглянула на тёмную волнистую макушку под яркой настольной лампой. Склонившись над столом, Андрей сосредоточенно водил линейкой и карандашом по белому ватману. Сел за домашку по черчению? И это в пятницу вечером? Он не оглянулся, не заметил её.

Андрей изучал астрофизику, историю боевых искусств, увлекался железными дорогами и поездами, учился играть на гитаре, временами даже спал на полу, тренируя волю, пытался порвать стальную цепь, которую купил специально в товарах для дачи и сада, и хранил её в шкафу. Он был слишком полон собой, и Юле это в нём даже нравилось бы, если бы не приходилось смотреть в одиночестве телевизор.

Она вернулась в кровать его родителей. Длинный ворс покрывала обнял тело. Всю неделю она скучала по этой плюшевой мягкости, по этой комнате в тёплых оранжевых цветах и по виду из окна на тенистую дорогу с каштанами.

Всё, кажется, было уже сделано, и Юля загрустила. Их с Андреем времяпрепровождение напомнило ей жизнь семейной пары за тридцать: он занят очень важными делами, она скролит соцсети под мирный трёп телевизора. Перерыв на ужин, секс, душ и снова каждый в своё. А что если так навсегда? Тогда Юле думалось, что именно навсегда. Потому что – ну а кто лучше Андрея?

Она вдруг вспомнила, как он встречал её после посиделок с подружками, да ещё всех потом развозил. А как поджёг туалетную бумагу на снегу у неё под окном, и загорелись большие буквы «ЮЛИЯ». Она и теперь видела, как он стоит там внизу, раскинув руки и улыбаясь шальной улыбкой.

Он был волшебником. Только он, казалось, мог прибежать ночью накануне её отъезда с родителями на отдых, чтобы она с утра нашла в почтовом ящике письмо с признаниями в любви.

А ведь ещё было время, когда он дарил по розе каждый день. Она тогда думала, что это никогда не кончится, но нет, всё заканчивается. И привет – он корпит над чертежом в растянутых штанах, и видна часть задницы. На ногах – носки, на пятке – дырка. Дырка на пятке – дырка в отношениях.

Всё. Он уже привык к ней, как и она к нему. И ничего с этим не сделать.

Экран телефона засветился. Опять Ревенко.

«Думаю о тебе, ничего не могу делать. Юль, давай хотя бы сходим на свидание?»

Уютная оранжевая комната стала ярче, всё вокруг словно оживилось, а отсутствие рядом Андрея теперь не так обижало, точнее, совсем не обижало. «Дом 2» всё ещё шумел на фоне, создавая алиби, а она, улыбаясь экрану, с головой ушла в переписку.

4

Домой Юля вернулась около часа ночи. Ночевать у Андрея ей не разрешали, но иногда она всё равно оставалась у него. В те дни, когда и его, и её родители были на даче, и мама не могла проверить наличие Юли дома.

В субботу она проснулась в одиннадцать, и поняла, что чуть не проспала свидание с Мишей. Собираться пришлось бегом, а голову и не мыть вовсе. Просто присыпала корни мукой, чтобы убрать жирный блеск и добавить объёма. Так ещё мама делала.

Миша уже ждал внизу, у подъезда, и с усмешкой наблюдал, как, прикрыв глаза, по стене у входной двери, свесив синеватую руку в задранном рукаве, катается какой-то белобрысый паренёк. Из-за голубоватой кожи он напоминал вампира.

В какой-то момент доходяга открыл глаза и произнёс:

– Приветствую, мужчина!

Миша кивнул и отвернулся. Неадекватное поведение этого парня не пугало. Там, где Миша рос, дворовые наркоманы были делом привычным и даже забавным, что-то вроде блаженных юродивых.

Ветер не был весенним, он налетал и резал щёки маленькими лезвиями. Чтобы согреться, Миша переминался с ноги на ногу, поджимал плечи к ушам, а уши активно тёр. Дозвониться до Юли не получалось уже полчаса. И даже к домофону никто не подходил. Тонкая стёганая куртка греть перестала, да и она была дырявой. Холод пробирался сквозь мелкие протёртости в правой подмышке. Миша старался не задирать руку высоко. Незаношенными у Миши были разве что джинсы, подарок мамы на Новый год.

Миша приподнял туфлю подошвой кверху, и та на глазах разошлась как слоеный язычок. Ничего, скоро он купит себе новую одежду, а пока… Деньги, которые в первых числах апреля прислали родители, те восемь тысяч, он запланировал сегодня частично потратить на Юлю. Потом будет зарплата, а потом, может, и потеплеет уже.

Несмотря на холод, белобрысый парень у подъезда чувствовал себя вполне комфортно даже в тонкой трикотажной кофте. Вдруг дверь распахнулась, наркоман отвалился к смежной стене, а из подъезда выскочила Юля.

Руки затряслись прямо как вчера, когда он предложил ей встретиться. Он тогда отдыхал после пар в общаге, разглядывал Юлины фотографии в «ВКонтакте». Не верилось, что она с ним общается. Её фотографии были как с разворота глянцевого журнала, почти все от профессионального фотографа. Старенький «Эйч-ти-си» становился липким в его руках: его бросало в пот от этих ракурсов.

Сосед по комнате Ванька Дельфиненко сгорбился над столом, из углов которого, точно мясо из вспоротого тела, торчали щепки ДСП. Студент второго курса кафедры энергообеспечения, Ванька просиживал всё время, когда не учился и не дрых, на странных форумах, и там без конца поносил чиновников и ситуацию в стране. Вот и сейчас он что-то яростно печатал, бормоча то, что следом пишет, себе под нос. Миша увидел, как отскочили капли слюны из Ванькиного рта на клавиатуру и нахмурился, а потом снова погрузился в профиль Юли, как в лучший из миров.

Как поленца в камине, потрескивали клавиши на Ванькиной клавиатуре. По комнате струился политически-заговорщический шепоток, для Миши – очень сонный. Он прикрыл глаза и вдруг так ясно увидел белые ягодицы. Они покачивались, полные, но упругие. Полукруглый контур. Сахарно-белые ноги. Вдруг эти ноги задвигались, зашагали. Прекрасное женское тело пришло в движение, и Миша сам приподнялся на кровати, подтянулся к стене.

– Завтра уезжаешь? – спросил он соседа.

– Ага, а чё тебе? Приведёшь кого-то?

– Ну типа того.

– Ту, грудастую?

– Не.

– Уже другую?

Миша угукнул. Не отрывая взгляда от клавиатуры, Ванька ухмыльнулся. А Миша подумал, что такого изгиба бедёр, как у Юли, он, пожалуй, не видел ещё, и деньги, которые дали ему родители на гардероб, точно стоят того, чтобы к этим ягодицам приблизиться.

***

– О, Юлька! – радостно простонал наркоман. Юля, не оборачиваясь, прошла мимо.

– Хороший мужик у тебя. ХО-РО-ШИЙ! – последнее слово белобрысый отчеканил особенно громко.

Юля встретилась с Мишей глазами. Ей явно было неловко.

– Пойдём? – сказала она.

И они зашагали вдоль дома, а наркоман крикнул им вслед:

– Одобряю! А меня да, забудь меня, не вспоминай. Да в жопу меня!

Юля заметно нервничала, и Миша, заметив это, усмехнулся: сейчас она не пыталась быть крутой, она растерялась и очень этого стеснялась. Его это удивило и тронуло, хотелось защитить её от всех.

– Ай, всё, захлопнись уже! – крикнул, обернувшись, и тот белобрысый, словно только и ждал приказа, прислонил палец к губам и вернулся к первоначальному состоянию, продолжил кататься по стене.

Юля сначала просто улыбалась, а потом начала хохотать, сотрясаясь всем телом и прикрывая рот рукой.

– Бывший твой? – решил ещё сильнее рассмешить её Миша.

– Мой, да.

От смеха у Юли выскочили слёзы, она ловила их пальцем у внешних уголков глаз, чтобы не потекли тушь и подводка.

– Это Була, наркоман с седьмого этажа. В девятом классе свататься ко мне приходил со своей группой поддержки. Он ещё тогда нормальный был. Ну… кхм-кхм … относительно, конечно.

Пока она говорила, Миша разглядывал её лицо, всматривался в мимику и удивлялся, какая она бывает смешная, когда не ворчит и не капризничает.

В серых сапогах на небольшом каблуке, в джинсах и кожаной куртке с меховым воротником непонятно какого зверя, она аж подпрыгивала от смеха и даже вся раскраснелась. Если бы у него потом спросили, когда он понял, что влюбился. Он точно назвал бы тот случай. Что-то в ней тогда сильно его зацепило. Может, то, как она искренне стеснялась и пыталась скрыть своё стеснение, или её шутки и смех, неясно…

– Вот у меня даже ручной наркоман есть. И знаешь, на этой улице так даже спокойнее. Он среди своих, так сказать, словечко за меня замолвит. А ты теперь у него будешь на карандаше.

Вскоре они оказались возле оживлённой трассы, и разговор начал тонуть в грохоте машин.

– Куда пойдем? – прокричала Юля.

– На два я столик забронировал в «Чао Италии». Ты вроде туда хотела.

– Пойдем не через дворы, а так? – она повела пальцем в воздухе. – Хочу через институт пройти. Нравится улица, которая к нему ведёт. Как её? Переулок Юннатов вроде.

Миша кивнул, и они пошли. Из-за дождевых туч, набежавших с утра, пробилось немного солнца. Воздух был жарким, водянистым, и её каре потихоньку превращалось в облако. Юля расстегнула куртку. Миша иногда мельком, так, чтобы она не заметила, разглядывал её.

– А чего ты академию свою бросил? Наш СТИ, что ли, лучше?

– Не, не лучше. Просто понял, что быть военным – не моё.

– А родители как отнеслись к таким переменам?

– Да нормально, я от них давно живу отдельно и сам всё решаю.

Незачем ей знать все подробности, это лишнее, это может спугнуть.

У родителей был свой новый ребёнок, Мишина младшая сестра, дел хватало. Они переезжали из одной военной части в другую, не успевая обустроиться. А ещё это их вечное безденежье… Но Миша не доставлял хлопот, у него всё хорошо, он справляется и даже на работу устроился охранником в ресторан, зарплата, конечно, небольшая, но на еду хватает. А остальное – нет, зачем им знать, тревожить ещё, и Юле тоже незачем.

Они уже дошли до переулка Юннатов, а Юля всё продолжала его допрашивать.

– Получается, ты жил в настоящей казарме? – в её взгляде он прочитал жалость, и ему стало стыдно.

– Нет, здесь я почти сразу женился. И жил у жены.

– Женился? Ты женат? Или когда это было?

Юля остановилась. Миша так волновался в эту минуту, что начал смотреть в сторону, не зная, что сказать.

– Блин, – наконец, сказал. – Я хотел как-то получше время выбрать, чтобы сказать… Но вот, – Миша развёл руками.

– Что сказать? Что ты был женат?

– Ну да. И что… что ещё женат.

Они стояли посреди тротуара, и их обтекали ручьи прохожих. С интересом разглядывали, прислушивались к их разговору, видимо, со стороны, казалось, что они выясняют отношения, и это было любопытно. Юля ответила не сразу. Они уже снова пошли, а она всё молчала.

– …мы готовимся к разводу, – заговорил Миша. – Мы вместе не живём уже, ты знаешь. Я от неё съехал пару недель назад в общагу.

– Я вляпалась.

Они шли через рощу. У Юли над головой колыхались ветки деревьев с редкой листвой. Лужи на тротуаре подёрнулись рябью, и заморосил дождь.

– У тебя, случайно, зонта нет? – кивнула Юля на Мишин рюкзак.

– Нет, но общага рядом. Там сейчас никого, сосед уехал. Хотя бы дождь пересидим.

В институтском общежитии Юля была лишь раз за всё время учёбы: на дне рождения одногруппницы. В тот раз именинница оставила на общей кухне вариться картошку, но кто-то украл кастрюлю прямо с плиты, а на следующий день, как потом рассказала та же одногруппница, ей под дверь подкинули пустую кастрюлю (и даже помыли её!). Общага казалась Юле местом смешным, но дурно пахнущим. Местом, после посещения которого не мешало бы помыться.

Они вбежали в общежитие, уже промокшие (дождь не пытался разгоняться, а сразу полил со всей силы). Вахтёрша неохотно отвлеклась от телевизора и зыркнула на Юлю.

– Давай-давай, – Миша показал на лестницу. Бесцветно-розовые стены фойе навеяли мысли о больнице.

– С ночёвкой нельзя! – крикнула им вслед вахтёрша.

Они поднялись на четвёртый этаж, повернули налево и дошли до конца коридора. Там во всю стену растянулось окно в белой облупившейся раме. Юля видела чёрные кресты веток каштанов, берёз, клёнов. Они вырастали не то из земли, не то из тёмно-коричневой плиты; такой промёрзло-неживой казалась земля.

Миша открыл дверь комнаты, снял в маленьком тёмном коридоре куртку и разулся. Юля же застыла в общем коридоре у окна, разглядывала обстановку. Было тихо, дождь барабанил по металлическому подоконнику, будто кто-то за стенкой дёргал гитарные струны. Перестукивались ветки за окном.

Миша проследил за её взглядом.

– Все разъехались, – сказал. – Никого не будет.

На последнем слове у него как-то сбилось дыхание:

– Ты проходи. Но не разувайся только, тут не сильно чисто.

Свободных крючков на стене не было, на каждом уже висели какие-то куртки, и этот ком из верхней одежды занимал всё пространство в маленьком коридорчике, отгороженном от комнаты шкафом. Миша повесил её куртку на дверь. Слева от входа стоял холодильник, на нём были разбросаны разноцветные блескучие флакончики, очевидно, то была женская косметика.

– С вами девушка живёт?

– Только к соседу приходит.

Света и места в коридорчике было так мало, что Юля пару раз наступила на чью-то обувь. А чтобы она смогла пройти между шкафом и стеной, Миша прилёг на сугроб из курток. Обходя его, она случайно коснулась его живота. Он дышал быстро, сильно волновался. Пройдя дальше, в комнату, Юля больно стукнулась низом живота об угол стола.

– А это, кстати, мой стол, – весело сказал Миша. – Ты жива? Садись ко мне на кровать, вон туда.

Миша указал на кровать с блестящими перилами, стоящую в углу, и схватился за веник, стал подметать. Юля оглядела комнату: между столом и кроватью тряпочкой лежал рюкзак, на стене – деревянная полка с парочкой книг в ветхих переплётах, видимо, учебников, там же лежал обруч чёрных наушников.

Металлическая сетка кровати разложилась под ней как гармонь почти до пола, коленки поравнялись с животом. Справа стояла такая же кровать, ещё один стол и стул. На стуле лежала куча темноватой одежды.

– Пойду чай нам сделаю, – сказал Миша, через минуту отставив веник.

Пальцами ноги он вытащил из угла резиновые тапки, надел их. Перед тем, как пойти на общую кухню, он подошёл к кровати и опустился на корточки. Коснулся Юлиных ног, извинился и со скрежетом вытащил огромный пластиковый контейнер, достал из него зелёный велюровый плед.

– У нас отопление отключили… Это чтобы ты не замёрзла тут у меня.

Потом подошёл к ноутбуку на столе, и по комнате закружилась музыка. Дзынькая пустым чайником, он вскоре вышел. Юля осталась одна, разглядывала книги на полке, слушала его плейлист.

Играла песня «How You Remind Me», группы «Nickelback». И сердце сжалось, потому что она часто играла у Андрея в машине. Через тебя, через наши отношения я лучше узнаю себя, и да, это может быть больно.

Ветер проносился у окна со свистом. В комнате было серо и правда холодно. Юля запряталась в плед поглубже, подняла ноги с пола. Руки начали дрожать, и она теперь поняла, что голодна. Если бы не голод, плюнула бы на бронь в ресторане и осталась здесь.

Дверь распахнулась. Миша вошёл. Весело, как добычу, он показал ей заварник и кружки.

– Кажется, зарядил до вечера, – сказал. – Притом так, что стеной.

– Давай останемся. Только, может, что-нибудь закажем?

– А я уже сделал горячие бутерброды. Они бомбические, но если тебе такие не понравятся…

Он передвинул деревянный стул от рабочего стола к кровати, выставил туда чайник, кружки и тарелки с бутербродами: батон, сливочный и плавленый сыр, колбаса, помидоры. Юля попробовала, сказала: «Делай мне эти свои бутерброды всегда», и запнулась: она ещё не решила, что будет дальше, что делать с Андреем. Но Миша, кажется, всё понял и просиял.

– Я тебе не сказала, – проговорила она, жуя. – У меня тоже кое-кто есть.

– Тоже замужем? – пошутил Миша.

– Нет, но почти. Я шесть лет в отношениях, школьная любовь, – ответила Юля и почувствовала, что после того, как она произнесла «школьная любовь», по спине побежали мурашки.

Кажется, Мишу это не смутило. Он продолжил разливать чай (рука не дрогнула), потом протянул горячую кружку Юле и сказал:

– Только не говори, что у меня нет шансов.

Юля задумалась: и вправду, а есть ли шансы?

Эта встреча, втайне от Андрея, соприкосновение телами, которое ей понравилось (понравилось!), кажется, всё изменила. Не сделав и глотка, Юля прижала кружку к животу и опустила туда же взгляд. Миша поставил свою кружку на табурет и потом сделал то же самое с Юлиной. Его рука, горячая от чая, опустилась на Юлину ногу.

Закрыв глаза, она ощутила, как непривычно колит на губах. Его двухдневная щетина. У Андрея над губами вырастала только пара волосков и всё, такая генетика. А тут… Колкая, неудобная, болезненная. Настоящая щетина взрослого мужчины, под которой хотелось прогнуться, впустить эти иголки в себя. А ещё приятно схватывало от волнения живот, такого с ней не было давно. В этой сереющей комнатке, на продавленной тахте, до чёртиков скрипучей, Юля словно скатилась с горки в сладостный морок и там пропала.

Туча накрыла общежитие, и комната совсем погрузилась в темноту. Из ноутбука пел Эрос Рамазотти. Музыка нитями, лентами расползалась по комнате, закручивались в спираль. Юля хорошо запомнила тот момент. Тогда и случился их первый поцелуй.

Опершись на левое предплечье, Миша крутил и сжимал Юлино правое бедро. Его рука то и дело сползала на ягодицу и под кофту, поднималась вдоль спины. Юля как будто перезаряжалась, её тело подрагивало. Щёки горели.

Сколько прошло времени?

Юля упёрлась рукой в Мишину грудь, посмотрела на него серьёзно и сказала: не сейчас. Миша незаметно выдохнул, словно с облегчением.

Перед тем, как спуститься к такси, Юля подошла к зеркалу, которое висело у входа, возле холодильника. Без расчёски, руками она пригладила всклокоченные волосы. Припудрила пятнистую кожу у рта. Вспухшие, точно у клоуна, её губы растянулись в улыбке, когда она попыталась напустить на себя нормальный вид.

Миша вышел проводить её к такси. И, когда села туда, Юля заметила, что он протянул в окно таксисту сто рублей. Машина отъезжала, а Юля и Миша не могли перестать смотреть друг на друга. И в тот момент она уже понимала, что всё решила.

Дома Юля растеклась по кухонному дивану, настиг отходняк после пережитого волнения. Она хрустела огурцом, смотря «Давай поженимся». Трое женихов боролись за сердце невесты – та щеголяла накладным хвостом и синими тенями до бровей. Подошло время творческого подарка, и на сцену вышел мужчина в обмякшем коричневом пиджаке, с перьями жёлто-русых сухих волос, перья очевидно прикрывали лысину.

– Ну это вообще нечто, – закатила глаза мама Юли, Ольга Метельская. Она специально отошла от плиты, чтобы посмотреть сольный номер жениха.

На плите шкварчали драники. Ольга готовила ужин в боевом рабочем макияже: глаза жирно-прежирно подведены чёрным, маска из тональника на лице и немного, отдельными мазками, на шее. Волосы светлые, ниже плеч, зачёсаны назад и для верности залиты лаком, да так, что ни одной волосинки не выпадало по бокам, словно прическа была подколота невидимками.

Ольга повернулась к телевизору, уперлась рукой в бок, и выкатился её мягкий живот.

– Ты только погляди. Ему сколько? Мне кажется, под семьдесят.

Разочарованно покачав головой, она поддела лопаткой жирный драник, перевернула и прибавила:

– А вообще хорошо, даже правильно, современно даже. Вот, может, и я в свои сорок два ещё замуж выйду.

Юля не слушала маму, она прокручивала возможные сценарии: что будет, если она порвёт с Мишей и если расстанется с Андреем.

Нет, она без него не сможет.

Стоило только подумать про Мишу, как по-новому, приятно кололо в животе и перехватывало дыхание.

Но как помягче разойтись с Андреем? Юля тут же вспомнила, как лет в одиннадцать нашла в энциклопедии для девочек какой-то заговор на любовь, там требовалось вписать имя возлюбленного и повторять заклинание двадцать раз, каждый день в течение недели. Она повторяла и повторяла, и всё сработало. Через четыре года, правда, но сработало же: Андрей Костин написал ей. Шифровался сначала под инициалами, но она его раскусила за пару смсок.

Весь восьмой класс и начало девятого Юля наблюдала за интрижками Андрея, в том числе и с её одноклассницами. Королевы класса и их фрейлины на уроках шептали его имя, а теперь она хотела его бросить. И хотела ли на самом деле? Или это было просто эффектом новизны?

Пустым взглядом Юля смотрела на маму, согнувшуюся над плитой. Ей вспомнилось и четырнадцатое февраля, когда Андрей прошёл мимо них с подружкой. Он нёс розу для своей очередной пассии. Даже не взглянул на них, точно они были привидениями. Но Юля всё повторяла и повторяла после школы эти дурацкие заклинания…

– Хорошо сходили? – спросила её мама, смахнув тыльной стороной руки слёзы (чистила лук).

– Ага.

– Получается, с Андреем всё?

Юля поёжилась, почувствовала, что мама своим вопросом её буквально раздела, и вот она теперь перед ней, как есть: сексуально-озабоченная лгунья. Другая бы не стала изменять своей первой любви, рушить крепкие отношения, которым завидуют подруги и не только.

К счастью, снова запестрила заставка «Давай поженимся». В комнате жениха – Олег Батраков и пара его дружков – ожидают вердикта невесты. Лицо Олега крупным планом, морщинистое, с бородавкой на лбу.

Юля только взглянула на деда-жениха, как сразу мысленно провалилась в урок русского.

Андрей пришёл к ним в класс на перемене, пришёл для вида к одному парню, приятелю, а на самом деле – к ней. Пять месяцев они переписывались, гуляли по городу, сидели в обнимку в подъезде возле её квартиры, ходили в кафе, а в школе решили делать вид, что их ничего не связывает.

Юля улыбалась в лицо Олегу Батракову, вспоминая.

Конечно, со временем в школе все узнали. Потом уже, когда он заглядывал к ним в класс, девчонки завистливо косились на Юлю, смотрели на её реакцию.

– Чего молчишь? – мама повернулась к ней. – Вы ж нормально сходили?

Мама и сама видела, что сходили нормально, спрашивала, только чтобы разговорить её. Вот румянец на щеках, взгляд в одну точку, улыбается непонятно чему – всё ясно же.

– А кто родители мальчика?

– Какого? Миши?

Ольга покачала головой с наигранной укоризной.

– Задумалась я просто! Не знаю я ничего пока.

– Это как так?

– Ну, мам! Ну, из Омска он, приехал учиться, военную академию бросил, у него папа военный, перевёлся потом, живёт в общаге, – перечислила Юля с раздражением. – Тебе вряд ли такое понравится.

Нарочно ведь сказала про общагу, чтобы услышать от мамы, что вся эта затея с новым парнем – полный бред и пора бы ей одуматься, но мама повела себя иначе.

– Почему не понравится? Ты меня плохо знаешь, дочь. Я по твоим словам поняла, что парень он самостоятельный, много повидал.

Мамин ответ только раздраконил её. Чтобы шокировать маму, решила достать из рукава козырь:

– Повидал, да, тут ты права. Был даже женат, и до сих пор – зло усмехнулась. Ей почему-то хотелось теперь доказать маме, что парень никакой и научит её плохому.

Ольга с удивлённой улыбкой уставилась на Юлю.

– Даже так? Сколько ж ему лет?

– Я ж говорила: на год старше.

– Интересно. Женился он здесь, в Смоленске?

– Ну да. На какой-то женщине.

Умолчала, что «женщина» была старше Миши всего на пять лет.

План не удался: мама не стала её отговаривать. Смотрела на все эти молодёжные перипетии с иронией, мол, всё это молодость, а в молодости и не такое бывает.

– Я считаю, что достаток мальчика – это хорошо, но никак в жизни не поможет. Подстраховка у тебя будет, квартира эта, мы для того и задумали тебе её оставить, она будет твоим золотым ларчиком. Но а дальше что? Будешь работать и зарабатывать, ты девочка умная и…

Ольга не успела договорить, на «Первом» закончилась реклама, снова зазвучал голос Ларисы Гузеевой.

– Я в следующую рекламу тебе расскажу, как одну мою знакомую муж бросил, а она нигде не работала. Вот наука, – Ольга подняла кверху жирную лопатку и погрузилась в передачу.

Загорелся экран телефона. Юля почему-то решила, это Миша, но когда всё-таки взяла телефон, оказалось, что ей написал Андрей:

«Я заеду? Поцелую тебя и убегу, сегодня дела дома. Ок?»

Только не это. Только не он. И не сейчас.

Но дрожащими пальцами напечатала:

«Приезжай, конечно. Попьем чаю».

Андрей приехал через пятнадцать минут: его спорткомплекс был на соседней улице. Он влетел, как ураган, быстро разулся в коридоре, провел по Юлиной спине рукой и быстро чмокнул в губы.

– С тренировки к нам? – спросила Ольга, взглянув на его мокрые волосы, и пошла ставить чайник. – Покушаешь? Я драники приготовила.

Кухня залита тёплым светом, словно в воздухе растворили густое деревенское масло. Зелёные обои с цветами, овальный стол из светлого дерева. Синие прямоугольники вечерней улицы перечёркнуты крест накрест белой пластиковой рамой. Ажурные зелёные занавески. Тёмно-зелёный гарнитур и сменяющиеся картинки по телевизору (мама выключила звук). Шипит на плите чайник.

Андрей сел на табурет у окна, что-то рассказывал, что-то про нового тренера, при этом слишком рьяно жестикулировал. Юля смотрела на него и почему-то, сама не понимала, почему, улыбалась.

– Что это с тобой? – Андрей заулыбался ей в ответ, а потом перевёл непонимающий взгляд на Ольгу.

Когда он отвернулся, Ольга округлила глаза, мол, не подставляйся, как будто строго, но вся эта деликатность ситуации на самом деле её забавляла.

– Юль, ну как дурочка, – Ольга покачала головой и принялась засыпать заварку в чайник.

Не переставая улыбаться, Юля рваным движением протянула к Андрею руки, тот их погладил, хоть и продолжал недоумевать. Ольга поставила возле них тяжёлый заварник и теперь со звоном доставала чашки из кухонного шкафчика. Андрей продолжил рассказывать про свою секцию.

– Так это ты на айкидо ходишь? – спросила Юлина мама. – Или как там? Дзюдо, айкидо? Я не разбираюсь. Чаю?

– Вольная борьба. Это почти то же самое, что вы сказали, но по-другому, – Андрей отправил в рот конфету.

Он хотел рассказать что-то ещё, но Ольга вдруг поднялась и загремела посудой в раковине, зато заговорила Юля:

– А что мы дальше делать будем?

– В смысле что делать будем? Завтра? – Андрей улыбнулся, вероятно, решил, что это какой-то стёб.

– Нет, вообще. После института, например.

– А, ну работать, – Андрей посмотрел на неё с недоумением. – Или ты про что?

– Я про совместную жизнь.

– А, ну, – он коротко посмеялся, взглянул на Юлину маму, но та, видимо, нарочно не поворачивалась, усердно мыла посуду. – Мы?.. Ну, поженимся когда-нибудь…

– Когда когда-нибудь?

Юля смотрела на него твёрдым, даже злым взглядом.

И тут Ольга резко повернулась:

– Юля, что ты пристала? Не срывай своё плохое настроение на других!

Андрей кивнул Юлиной маме, мол, в порядке всё, привычно.

Выходя с кухни, мама покачала головой. Когда они остались вдвоём, Андрей сказал:

– Мы поженимся, Юль. Мы же обсуждали планы. С чего вдруг такие вопросы?

– Да-да, я помню, но… Ты как-то сказал, что до тридцати тебе лучше встать на ноги…

– Да? Ну может сказал… Я не помню… Я не думал про это ещё.

Юля кивнула. Она получила, что хотела. Андрей пересел к ней на диван, обнял, и она прилегла к нему на грудь. Они посидели так ещё немного, Андрей рассказывал Юле, как они поедут в Питер, как сделают крутые карьеры и будут жить в квартире с окнами до пола и из этих окон будут они смотреть на Финский залив, или на Неву, или на какой-нибудь канал. Тут уж как ты, зайка, хочешь.

Юля улыбалась, иногда упиралась носом в его шею, вдыхая его запах, и понимала, что эта жирная кухонная плита у них перед глазами, эта плитка с масляными брызгами – это последнее, на что они посмотрят вместе.

Андрей засобирался. В коридоре, пока он завязывал шнурки, Юля смотрела ему в спину. Она хотела ещё что-то спросить или сказать, сама не знала, что, так и проводила его – молча.