Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой

Глава 3
Ход конем

На смену маю пришел июнь, и по Хваль-фьорду пошли слухи, что конвой PQ-17 выйдет в море через неделю. Или через месяц. Или не выйдет вообще. На «Трубадуре» Говард Каррауэй писал в дневнике: «…Насколько я понимаю, никто ни черта не знает. Не известно вообще ничего. Может, ждать придется с месяц, а если так, то я, наверное, еще протяну. Но о некоторых ребятах с судна этого не скажешь. Чувствуется страх. Откровенный, неприкрытый и неразбавленный. Один бедняга уругваец шагает по палубе час за часом, курит как паровоз, смотрит безумными глазами и отказывается работать. ‹…› Кажется, он может в любую минуту пуститься вплавь до берега или просто свихнется и даст волю кулакам. Такое здесь, на кораблях, уже случалось». Каррауэй слышал – хотя история эта, похоже, не имела под собой оснований, – что кок с другого судна обезумел и убил товарища по службе.

Самым явным знаком грядущей отправки конвоя PQ-17 был приход в Исландию кораблей сопровождения. Крейсеры и эсминцы стояли в отдалении от бухты, и их силуэты иногда проглядывали сквозь дымку. Но множество кораблей меньшего размера, включая британские корветы, тральщики и фрегаты, бросали якорь среди торговых судов. Американцы не проявляли к ним особого интереса. Никто на «Трубадуре» и «Айронклэде» и не взглянул бы лишний раз на британский противолодочный траулер «Айршир», а между тем ему предстояло сыграть важную роль в жизни моряков.

«Айршир» был одним из десятков рыболовных траулеров, которые британское правительство реквизировало у владельцев и переоборудовало в корабли ПЛО. Крепкий «Айршир» был построен всего четыре года назад для рыбной ловли в холодных арктических морях. Для новой военной роли его снабдили гидролокатором, глубинными бомбами, 4-дюймовым орудием на баке и небольшими орудиями по бортам. Кроме того, на «Айршире» установили сложное устройство, которое при подаче сжатого воздуха по трубе метало ручные гранаты в летящие самолеты. Команда старалась не использовать устройство, боясь, что однажды механизм выйдет из строя и взорвет корабль. В команду «Айршира» входили бывалые рыбаки, которые вызвались охотиться на подводные лодки вместо трески. Им не хватало боевого опыта, но они с лихвой компенсировали это закалкой и морской выучкой. 53-метровый «Айршир» был значительно меньше самого маленького из торговых судов и внешне не отличался от обычного рыболовного траулера. Он шел на фланге конвоя, не слишком-то вдохновляя моряков торгового флота и не особенно пугая немцев. Некоторые матросы из команды «Айршира» даже опасались, что если им придется сбросить глубинные бомбы, то траулер не сможет развить достаточную скорость, чтобы отойти на безопасное расстояние от взрыва. В глазах большинства моряков вооруженные траулеры занимали самую нижнюю ступень в иерархии кораблей сопровождения.

Но «Айршир» выделялся из общей массы благодаря своему командиру, лейтенанту Лео Гредуэллу из Добровольческого резерва Королевского ВМФ. Сын преуспевающего ливерпульского солиситора^[12], Гредуэлл вырос на берегах реки Мерси, где научился ходить под парусом. Мальчишкой он пересек Ирландское море и пришел в Ирландию на 7,5-метровой парусной лодке. В 17 лет Гредуэлл бросил школу-интернат и вступил в ряды Королевского флота. В Первую мировую он служил на эсминце, а после войны изучал юриспруденцию и классическую литературу в Оксфорде. В свободное от учебы время Гредуэлл ходил на яхте, принадлежавшей поэту Хилэру Беллоку, отцу его однокурсника. Поэт не позволял сыну выходить в море, если на борту не было Гредуэлла. Вскоре Гредуэлл начал ходить на гоночных яхтах и принимать участие в таких элитных регатах, как Фастнет и Ла-Рошель.

Окончив университет в числе лучших на курсе, Гредуэлл стал барристером. Он защищал клиентов в ливерпульских судах, представляя людей, которые пострадали от ошибок или должностных злоупотреблений государственных институтов и частных организаций. Гредуэлл скептически относился к бюрократическому аппарату. «Он воспитывался в интеллектуальной среде, где его учили думать своей головой, – вспоминала Мэри, дочь Гредуэлла. – У него были четкие нравственные ориентиры». Когда началась Вторая мировая война, Гредуэлл оставил юридическую практику и в возрасте 39 лет вступил в Добровольческий резерв Королевского ВМФ, не сомневаясь, что его снова отправят в море. С учетом скромной подтвержденной квалификации – у Гредуэлла было только свидетельство об умении управлять прогулочной яхтой – его назначили командовать модернизированным китобоем, а затем перевели на «Айршир». Гредуэлл не жаловался. Отец учил его всегда исполнять свой долг, пусть даже преследуя подводные лодки на рыболовном траулере.

Типичный англичанин, Гредуэлл был высок и строен, с темными, коротко стриженными волосами, прямой спиной, умным взглядом. Говорил он с произношением, характерным для британского высшего общества. В море, как и в суде, его отличали прямота и проницательность. С грубыми рыбаками из своей команды он общался точно так же, как с щеголеватыми однокурсниками в Оксфорде. Но Гредуэлл не терпел глупости – даже от офицеров Королевского флота. Когда офицер снабжения лишил матросов его команды одного положенного свежего яйца в неделю, Гредуэлл лично принес снабженцу неаппетитную массу, сделанную из яичного порошка, и предложил ему съесть ее. В другой раз, когда на «Айршир» вовремя не доставили провиант перед выходом в море, Гредуэлл приказал команде выстрелить из 4-дюймового орудия по холму чуть выше продовольственного склада. Провиант не заставил себя ждать.

Незадолго до отправки в Исландию «Айршир» сопровождал конвои в районе Западных подходов к Британским островам. Траулер пережил два сильных шторма и спас выживших с другого такого же судна, торпедированного подводной лодкой. Гредуэлл был в море, когда его жена Джин родила сына Кристофера. Он получил новость в зашифрованном сообщении: «Красно-белый буй сорвался с якоря». К тому времени, когда в июне 1942 года «Айршир» назначили в сопровождение конвоя PQ-17, Гредуэлл с командой успели повидать войну на море. Но даже для них путешествие по Арктике в Россию было прыжком в неизвестность.

Моряки в Хваль-фьорде с нетерпением ждали новостей о том, как справился со своим «прыжком» предыдущий арктический конвой, PQ-16. Они часто заглядывали в радиорубки своих судов и расспрашивали товарищей по команде, которые возвращались с берега. Кошмарная скука жизни на якорной стоянке лишь усиливала их любопытство. Единственный намек на судьбу конвоя PQ-16 не сулил ничего хорошего: один из ушедших с ним кораблей, американский транспорт «Карлтон», отбуксировали обратно в Хваль-фьорд, поскольку немецкие бомбардировщики вывели его из строя вскоре после начала плавания. Суеверные моряки в Хваль-фьорде – а моряки вообще весьма суеверны – решили, что «Карлтон», как библейский Иона, приносит несчастья. Впрочем, американское правительство в «синдром Ионы» не верило и поспешило починить «Карлтон», чтобы он снова отправился на Мурманский маршрут с конвоем PQ-17.

2 июня моряков в Хваль-фьорде встревожило радиосообщение из Бостона, в котором утверждалось, что 18 из 36 судов конвоя PQ-16 потоплены. Британское адмиралтейство незамедлительно опровергло эту информацию, заявив, что потеряно «всего» шесть кораблей. Подробностей не было, и Каррауэю оставалось только гадать, не погибли ли его друзья по Школе вооруженной охраны. В следующие несколько дней морякам удалось узнать немногим больше. Конвой на самом деле потерял семь судов и 50 000 тонн танков, самолетов, грузовиков, орудий, боеприпасов, продовольствия, медикаментов и других грузов. На борту одного из затонувших транспортов находился друг Каррауэя Роберт Гибсон. На борту второго – друг капитана Сальвесена. Неизвестно было, выжил ли хоть один из них. Бомбардировщики пять дней подряд атаковали конвой в Баренцевом море, пока пришедшие из Мурманска советские военные корабли и самолеты не прогнали немцев. Транспорт «Ричард Генри Ли» подвергся таким беспощадным атакам с воздуха, что у его артиллеристов закончились боеприпасы и команде пришлось израсходовать часть груза. Когда один артиллерист погиб от пулеметного огня с самолета, его товарищи едва успели накрыть тело одеялом, как тут же начался новый налет. Через несколько часов похороны прервала очередная воздушная атака, и скорбящие бросились к орудиям. В Хваль-фьорде новости о конвое PQ-16 никому не подняли настроение.

Но спустя несколько дней капитан Сальвесен, вернувшись с берега, принес гораздо более приятное известие, хоть оно и не имело непосредственного отношения к войне в Атлантическом океане. Тихоокеанский флот США потопил четыре японских авианосца в масштабном морском сражении у атолла Мидуэй, фактически изменив баланс морских сил в Тихом океане. Новость всех взбудоражила, ведь битва за Мидуэй принесла американцам первую крупную победу в войне. Весь следующий день Каррауэй провел в радиорубке «Трубадура», слушая подробности о битве вместе с артиллеристами Службы вооружений морского транспорта и радистом, который, как и он сам, вырос в Южной Каролине. «Мы все здесь улыбаемся, как Чеширские Коты, словно победили сами, – писал Каррауэй жене. – Но польза есть и от нас».

В самом деле, время конвоя PQ-17 наконец пришло.

* * *

Британское адмиралтейство и Управление военных поставок США выбрали 35 торговых судов для конвоя PQ-17 с учетом их готовности к Мурманскому маршруту и характера грузов. В совокупности стоимость последних составляла около ¾ млрд долларов (более 11,2 млрд долларов в пересчете на сегодняшние деньги). Лишь около 20 % груза приходилось на долю вооружения и боеприпасов. Остальное составляли сырье и химикаты для советских заводов, электронное оборудование, одежда, медикаменты и продовольствие, включая консервированное мясо, соленую рыбу, сушеные овощи и фрукты, яичный порошок^[13], макароны, сахар и кофе. Одно из судов везло 10 000 упаковок сухой фасоли.

Из 35 транспортов 20 были американскими – или 22, если учесть «Трубадур» и «Эль Капитан», которые тоже, по сути, принадлежали США. Под американским флагом шли как старые «Айронклэд», «Сильвер Сворд», «Хузиер», «Алькоа Рейнджер», «Беллингхэм», «Хоному», «Олопана», «Пан Крафт», «Пан Атлантик», «Питер Керр», «Вашингтон», «Уинстон-Сейлем» и невезучий «Карлтон»-Иона, так и новые «Бенджамин Харрисон», «Уильям Хупер», «Дэниел Морган», «Джон Уизерспун», «Сэмюэл Чейз» и «Кристофер Ньюпорт»^[14].

Во второй по численности британской группе значилось восемь судов. Одним из них был транспорт «Эмпайр Тайд», на носу которого стоял на катапульте британский истребитель. В экстренной ситуации он мог вступить в схватку с немецкими самолетами или начать охоту за подводными лодками. Однако, израсходовав топливо, летчик не смог бы сесть обратно на «Эмпайр Тайд», поскольку места для этого на палубе не было. Пилоту нужно было посадить самолет на воду и выбраться из кабины до того, как истребитель затонет, а потом надеяться, что его самого успеют спасти раньше, чем он погибнет от переохлаждения. «Эмпайр Тайд» был одним из десятков британских торговых судов, которые оснастили катапультами и самолетами, чтобы предоставить конвоям поддержку с воздуха, прежде чем союзники построили миниатюрные авианосцы, где было достаточно места, чтобы самолеты могли и взлетать в небо, и садиться на палубу.

В реестр торговых судов конвоя PQ-17 также входили голландский транспорт «Паулюс Поттер», который был в море, когда нацисты захватили Нидерланды, и два больших советских танкера – «Донбасс» и «Азербайджан». «Азербайджан» сыграет важную роль в плавании конвоя PQ-17, но он производил впечатление на западных моряков еще в Хваль-фьорде. В команде «Азербайджана» были женщины, в том числе боцман. Моряки по очереди рассматривали боцмана в бинокль, пытаясь привлечь ее внимание. «Она блондинка, но в ответ рукой не машет, – написал Годфри Уинн, знаменитый британский военный корреспондент, который отправится в плавание с конвоем PQ-17. – Видимо, дядюшка Джо отдал ей строгий приказ»^[15]. Каррауэй с товарищами по «Трубадуру» удивленно наблюдали за тем, как женская команда «Азербайджана» работает бок о бок с мужчинами, что невозможно было представить ни на одном из кораблей союзников. Резервуары «Азербайджана» были наполнены не топливом для танков и самолетов, а льняным маслом, которое во время войны применялось в числе прочего для обработки деревянных оружейных прикладов. Как выяснилось позднее, команде «Азербайджана» повезло, что танкер не перевозил более горючие вещества.

Так и не сумев убедить Рузвельта и Черчилля отменить PQ-17, Британское адмиралтейство неохотно собрало военные корабли для защиты конвоя – по сути, расширенный вариант эскорта, сопровождавшего предыдущие арктические конвои. Корабли в нем были разделены на три группы, перед каждой стояла своя задача.

Вместе с конвоем шла эскортная группа, которая должна была сопровождать его до СССР. В нее входили шесть британских эсминцев и 15 небольших кораблей, включая четыре корвета, два корабля ПВО, две подводные лодки, три спасательных судна и четыре вооруженных траулера, среди которых был и «Айршир». Эсминцы составляли ударную силу группы. Быстрые и хорошо вооруженные, они должны были идти по флангам конвоя, при необходимости перемещаясь для ударов по бомбардировщикам и подводным лодкам. Траулеры и другие небольшие корабли сопровождения, как предполагалось, должны были сформировать вокруг ордера конвоя защитный экран во время плавания в Арктике.

Во вторую группу входили четыре тяжелых крейсера, в том числе американские «Тускалуза» и «Уичита», и эсминцы, включая американские же «Уэйнрайт» и «Роуэн». На время похода американские корабли переходили под командование Британского адмиралтейства. Это соединение было мощнее, чем эскортная группа, но планировалось, что крейсеры не будут держаться рядом с конвоем PQ-17, а пойдут на расстоянии от 30 до 50 км от него, пока будет существовать угроза нападения вражеских тяжелых кораблей. Кроме того, крейсеры не должны были сопровождать конвой до прибытия в порт. Предполагалось, что они повернут назад, как только конвой минует остров Медвежий и окажется в зоне действия немецких бомбардировщиков, находящихся в Норвегии. Адмиралтейство не хотело подвергать риску свои крейсера.

Наконец, вдалеке от конвоя шло соединение дальнего прикрытия. Оно было самым мощным из всех, но имело мало шансов вступить в бой. В него входили британский авианосец «Викториес», британский линкор «Дюк оф Йорк», американский линкор «Вашингтон» и дюжина миноносцев. Эти корабли должны были идти в нескольких сотнях километров западнее конвоя PQ-17, далеко за пределами зоны досягаемости немецких бомбардировщиков, и могли подойти ближе только при нападении «Тирпица». Но даже в этом случае они, вероятно, не стали бы вступать в бой. Только если бы «Тирпиц» по неосторожности отошел слишком далеко от Норвегии, лишившись защиты немецкой авиации, силы дальнего прикрытия могли бы атаковать его. Адмирал Тови, командовавший соединением дальнего прикрытия, рвался вступить в бой с «Тирпицем», но только не в водах, контролируемых люфтваффе. Тови предложил отвести конвой PQ-17 от Исландии ровно настолько, чтобы «Тирпиц» вышел к нему, а затем вернуть суда в Хваль-фьорд. Но начальник Тови, адмирал Паунд, отверг идею использовать конвой PQ-17 в качестве приманки для «Тирпица».

Сложный британский план защиты PQ-17 становился гораздо проще, когда конвой проходил остров Медвежий и начинался самый опасный этап похода. Все тяжелые корабли союзников из групп крейсерского и дальнего прикрытия уходили, оставляя лишь эскортную группу – шесть эсминцев и малые корабли сопровождения – защищать торговые суда на последнем отрезке пути, при проходе по Баренцеву морю к СССР.

Адмирал Паунд не был уверен, что разработанный план с тремя группами прикрытия спасет PQ-17 от катастрофы. Он предполагал, что конвою придется несладко. «Наша главная цель – обеспечить проводку как можно большего количества судов конвоя, – писал Паунд командующим соединений, сопровождавших конвой, – и для этого нужно продолжать движение на восток, даже если мы будем нести потери». Он сказал им, что будет лично корректировать движение PQ-17 из Лондона, располагая свежими разведданными о передвижениях «Тирпица» и сводками погоды. Паунд обещал подробно информировать командующих соединениями – и зловеще добавил, что «могут возникнуть обстоятельства», при которых конвою придется рассеяться, в результате чего торговые суда пойдут в Советский Союз поодиночке.

Роспуск конвоя перед лицом превосходящих сил противника можно счесть стратегией отчаяния, дающей хоть какую-то возможность некоторым судам прийти по назначению. Однажды британцы уже распускали конвой в Северной Атлантике: тогда торговые суда спаслись, пока британский корабль эскорта сдерживал натиск немцев^[16]. Однако адмирал Тови, командующий силами дальнего прикрытия конвоя PQ-17, опасался, что Паунд предложит распустить конвой в Баренцевом море. В этом случае у торговых судов было бы мало пространства для маневра. С севера им грозили бы полярные льды, а с юга – немецкие ВВС и ВМС, базирующиеся в Норвегии. Полярный день не позволил бы им найти укрытие. Тови считал, что роспуск конвоя PQ-17 в Баренцевом море станет «настоящим кровавым убийством». Он надеялся, что немцы не заставят Паунда пойти на такой шаг.

Немцы тем временем разрабатывали масштабный план уничтожения конвоя PQ-17 и его эскорта. Штаб германского ВМФ присвоил операции кодовое наименование «Ход конем» – по названию агрессивной дебютной стратегии в шахматах. План был настолько сложным, что потребовал личного одобрения Гитлера. 15 июня 1942 года гросс-адмирал Эрих Редер, командующий немецким ВМФ, отправился по серпантину в Бергхоф, шикарное горное шале Гитлера в Баварских Альпах, чтобы изложить фюреру основные положения «Хода конем». Редер, 66-летний тактик, давал Гитлеру много хороших советов. Он первым предложил вторгнуться в Норвегию, а затем предостерегал Гитлера от вторжения в СССР. Однако Редер не был связан с Гитлером личными отношениями, и фюрер всегда обращался к нему по званию, в то время как остальных ближайших советников называл по именам. Редер также был не слишком силен в дворцовых интригах высших эшелонов власти Третьего рейха. Он постоянно проигрывал конкуренцию по части денег и ресурсов своим соперникам, включая командующего люфтваффе фельдмаршала Германа Геринга, которого Редер презирал. В результате в немецком ВМФ не было ни единого авианосца. К 1942 году «Тирпиц» и другие немецкие надводные боевые корабли оказались фактически прикованы к портам из-за недостатка топлива. Их позволялось выводить в море лишь в ответ на действия противника. Союзники не знали о том, насколько серьезен топливный кризис у их противника.

Операция «Ход конем» давала немецкому надводному флоту, который до той поры немногого достиг в войне, возможность проявить себя – а также, вероятно, улучшить свою репутацию в глазах Гитлера. Редер изложил план фюреру, показывая его развитие на картах: немцы должны были узнать, когда конвой покинет Исландию, либо из разведывательных источников, либо благодаря наблюдателям на подводных лодках и самолетах. Предполагалось, что подводные лодки и самолеты будут сопровождать конвой PQ-17, по возможности регулярно атакуя его, до самого острова Медвежий. Далее в дело вступят немецкие бомбардировщики, которые будут непрестанно наносить удары по судам, пользуясь преимуществами 24-часового дня.

Тем временем линкор «Тирпиц», тяжелые крейсера «Лютцов», «Адмирал Хиппер», броненосец «Адмирал Шеер» и несколько эсминцев скрытно покинут свои стоянки в Тронхейме и Нарвике. Они пойдут на северо-восток вдоль побережья Норвегии и будут скрывать свои передвижения, не выходя в открытое море и пробираясь по внутреннему фарватеру – узким проливам между материком и прибрежными островами. Планировалось, что немецкие боевые корабли встретятся в далеком Альтен-фьорде у Нордкапа. Затем «Тирпиц» с крейсерами и эсминцами должны были дождаться, когда конвой PQ-17 окажется в 500 км к северу от Нордкапа, а потом выйти из Альтен-фьорда и уничтожить торговые суда и корабли охранения. Если бы эскорт союзников оказался достаточно сильным, чтобы бросить вызов «Тирпицу», линкору полагалось нанести быстрый и мощный удар, а затем поспешно вернуться в Альтен-фьорд, позволив крейсерам, эсминцам, подводным лодкам и бомбардировщикам окончательно разбить конвой.

Возможно, Редер ожидал, что Гитлер подпрыгнет от радости, когда ему представят такой смелый план. В июне 1942 года нацистская Германия была на пике своего могущества. Немецкая армия захватила большую часть Западной Европы и возобновила наступление на Восточном фронте. Великобритания по-прежнему колебалась, а Америка еще не отправила свои войска никуда, кроме Тихоокеанского фронта, где японцы не оставили США выбора. Но Гитлер, который был сама храбрость во всем, что касалось военных действий на суше, не любил рисковать на море. Однажды он сказал Редеру: «На суше я герой, а на море – трус». К тому же фюрер особенно оберегал «Тирпиц» после потери «Бисмарка», которая обернулась катастрофой не только с военной, но и с пропагандистской точки зрения. «Бисмарк» был обречен после попадания авиаторпеды, которая повредила рулевое управление, в результате чего огромный немецкий линкор стал ходить кругами, что сделало его легкой добычей. Гитлер ни в коем случае не хотел потерять «Тирпиц» подобным образом. Он сказал Редеру, что одобряет «Ход конем» при двух условиях.

Во-первых, необходимо было обнаружить и вывести из строя все авианосцы союзников в районе следования конвоя. Во-вторых, даже если ни один союзный авианосец не будет представлять угрозы для «Тирпица», Гитлер хотел, чтобы с ним посоветовались еще раз прямо перед началом битвы. Он предпочитал оставить за собой возможность наложить вето на операцию. «Фюрер считает, что авианосцы представляют большую опасность для больших кораблей, – записал Редер после встречи с Гитлером. – Авианосцы необходимо обнаружить до атаки и обезвредить… пока атака не началась». Вероятно, Редер вышел из Бергхофа и глотнул горного воздуха, ворча себе под нос. Чтобы выполнить поставленные Гитлером условия, он должен был начать операцию, не зная, примет ли в ней участие ее ключевой элемент, линкор «Тирпиц». Обнаружить и обезвредить союзные авианосцы было крайне непросто. Однако Редер сделал все от него зависящее. Он вернулся в штаб и составил инструкцию по проведению операции «Ход конем» для своих подчиненных:

Основная задача: быстрое уничтожение торговых судов противника. Если потребуется, их следует лишь вывести из строя, после чего их потоплением займутся подводные лодки и авиация. Атаковать эскорт – только при крайней необходимости для выполнения основной задачи. В таком случае в бой с силами сопровождения должны вступить главным образом «Тирпиц» и «Хиппер», а «Лютцову» и «Шееру» в это время следует заняться уничтожением конвоя. Нужно избегать столкновения с превосходящими силами противника.

Редер подчеркнул, что атака на конвой должна быть достаточно быстрой, чтобы «Тирпиц» успел вернуться во фьорды, прежде чем его атакуют союзные самолеты. И добавил:

Погода в июне особенно благоприятна. Период весенних штормов окончен. Густые летние туманы не приходят до июля. Ледовая обстановка в июне также особенно благоприятна. Льды лишь незначительно отступили на север. По сути, оказавшись примерно в 150 морских милях к западу от острова Медвежий, неприятельский конвой вынужден будет идти на восток на расстоянии 200–250 морских миль от побережья Норвегии. Эта зона полностью контролируется нашей авиацией.

* * *

В то время как британцы и немцы строили планы в отношении конвоя PQ-17, Сталин отправил своего министра иностранных дел Вячеслава Молотова в Лондон и Вашингтон, чтобы обсудить детали взаимодействия Большой тройки. Сталин хотел, чтобы Великобритания и США взяли на себя твердое обязательство открыть второй фронт во Франции в 1942 году. Он также хотел получить от новых союзников формальное одобрение присоединения к СССР территорий Прибалтики и Восточной Польши.

Молотов был в СССР, пожалуй, второй по значимости фигурой после Сталина. Газета The New York Times описывала его как «чопорного человека, похожего на школьного директора», но его фамилия была псевдонимом, образованным от русского слова «молот», по аналогии с фамилией Сталина, образованной от слова «сталь». Искусный интриган, Молотов активно поддерживал сталинские чистки в период Большого террора. В 1939 году Сталин назначил его министром иностранных дел вместо Максима Литвинова, чтобы вести переговоры с Гитлером. Литвинов был евреем, а Гитлер евреев ненавидел. Когда же немцы вторглись в СССР, именно Молотову Сталин поручил сообщить об этом по радио советским гражданам. При этом Молотов объявил, что при нацистском вторжении погибло «более двухсот человек».

Черчилль питал отвращение к Молотову и «его улыбке, от которой веяло сибирской зимой». Он писал о советском министре: «Его круглая, как ядро, голова, черные усы, цепкий взгляд, непроницаемость его лица, изворотливость в разговоре и невозмутимая манера себя держать вполне соответствовали его качествам и роду занятий. ‹…› Я никогда не видел человека, который настолько бы воплощал собой современное представление о роботе».

Молотов, в свою очередь, относился к Черчиллю с огромным недоверием. Прибыв в Лондон 20 мая, он принял приглашение Черчилля остановиться в его загородной резиденции Чекерс, но потребовал, чтобы его телохранителям выдали ключи от всех спален, чтобы они смогли проверить, не скрываются ли там убийцы. Перед сном Молотов клал на прикроватную тумбочку револьвер и не расстилал постель, чтобы в случае нападения можно было быстро вскочить с нее.

Ход переговоров отражал атмосферу настороженности. По настоянию Рузвельта Черчилль заявил, что с обсуждением судьбы Польши и Прибалтики следует повременить до победы над нацистами. Черчилль согласился лишь на 20-летний договор с СССР без упоминания о послевоенных границах. В вопросе об открытии второго фронта согласия между Черчиллем и Рузвельтом не было. Рузвельт готов был начать вторжение во Францию в 1942 году, даже если это повлечет за собой большие жертвы. Черчилль считал, что такое вторжение обернется катастрофой, если только союзники не захватят сначала контроль над воздушным пространством приморской зоны Франции и не построят больше десантных кораблей для переброски войск через Ла-Манш.

В конце концов Рузвельт и Черчилль сообщили Молотову, что вторжение может начаться в августе или сентябре 1942 года. В обозримом будущем партнеры по Большой тройке готовы были помогать Сталину, лишь продолжая снаряжать арктические конвои.

17 июня 1942 года, через два дня после встречи Редера с Гитлером в Бергхофе, Черчилль прибыл в США на второе военное совещание с Рузвельтом. Он прилетел в федеральный округ Колумбия – при этом посоветовал пилоту не сбить случайно монумент Вашингтону – и сразу отправился в резиденцию президента в Гайд-парке. Одетый в летный комбинезон и окутанный клубами сигарного дыма– он ежедневно выкуривал по восемь гаванских сигар, – британский премьер выглядел довольно необычно.

Черчилль настаивал, чтобы Рузвельт отказался от мысли о высадке во Франции в ближайшие несколько месяцев. Рузвельт неохотно согласился отложить вторжение до 1943 года. Лидеры не стали сразу решать, как сообщить об этом Сталину. Им нужно было обсудить более важные вопросы. Они договорились объединить ресурсы своих государств для создания атомной бомбы. Для этого требовались огромные средства и лучшие умы, но отступиться от задачи лидеры не могли. Они знали, что Гитлер ведет разработку атомного оружия, и понимали, что нельзя позволить ему выиграть эту гонку. «Мы оба остро чувствовали, насколько опасно бездействие», – писал Черчилль. Они с Рузвельтом решили запустить проект в США, чтобы обезопасить его от противника.

Из Гайд-парка Черчилль с Рузвельтом поездом отправились в Вашингтон, куда прибыли поздно вечером 20 июня. Не успели они расположиться в президентском кабинете, как советник вручил Рузвельту телеграмму. Прочитав ее, Рузвельт молча передал листок Черчиллю. В телеграмме говорилось, что британская крепость Тобрук в Ливийской пустыне сдалась немцам. Черчилль был потрясен. Он никак не ожидал капитуляции и сожалел, что этот «горький момент» настал тогда, когда он сидел напротив Рузвельта. Президент не сказал ничего, кроме: «Чем мы можем помочь?» Черчилль задумался на мгновение, а потом попросил Рузвельта отправить все новые танки «Шерман», которыми тот мог поделиться, британским войскам в пустыне. Рузвельт немедленно распорядился, чтобы 300 танков погрузили на корабли и отправили с конвоем на Ближний Восток.

Прежде чем покинуть США, Черчилль с британским генералом Исмеем, который возглавлял генеральный штаб, согласились совершить экскурсию по тренировочному лагерю армии США в Южной Каролине. На них произвели впечатление строевая подготовка бойцов и новое устройство, называемое рацией. Однако Исмея разочаровали американские боевые стрельбы. «Отправить этих солдат сражаться с [немцами] – значит убить их», – сказал он Черчиллю. Тот дипломатично ответил, что американские солдаты «прекрасно обучаемы и очень быстро получат необходимые навыки». Он полагал, что для подготовки армии необходимо два года, и был рад, что Рузвельт согласился отложить вторжение во Францию до 1943 года. Когда Черчилль вернулся в Вашингтон, Рузвельт отправил двух молодых бригадных генералов – Марка Кларка и Дуайта Эйзенхауэра – обсудить с ним предварительные планы будущей операции. Генералы произвели прекрасное впечатление на Черчилля, который посчитал, что они сыграют ключевые роли при вторжении. Эйзенхауэр в итоге и возглавил его, но только не в 1943-м, а 6 июня 1944 года.

Пока Черчилль готовился в Балтиморе к посадке на самолет до Лондона, он, похоже, едва не стал жертвой убийцы. Одетый в гражданскую одежду офицер заметил в аэропорту мужчину, который сжимал в руке пистолет и бормотал, что «прикончит его». Мужчину арестовали и позже признали психически неуравновешенным. Черчилль благополучно сел в самолет. Он переживал не столько о стрелке, сколько о грядущем столкновении в британском парламенте, где политические противники назначили голосование по вопросу о вынесении Черчиллю вотума недоверия в знак протеста против его руководства военными действиями. Неудача в Тобруке стала одним из многих поражений в дальних уголках огромной Британской империи. Особенно унизительным было падение Сингапура, ведь десятки тысяч защитников города сдались японцам.