Читать книгу: «Тупик», страница 2

Глава 3

Ледяной ветер бил прямо в лицо. От него невозможно было ни спрятаться, ни скрыться. Ни зонт, ни дождевик, ни что бы то ни было не спасли бы в такую погоду. Единственным правильным решением было остаться дома, отложив все дела на потом. Улицы города были пусты. Лишь светофоры, невзирая ни на что, исправно выполняли свою работу, регулируя движение, которого не было.

Привычный маршрут, еще вчера казавшийся коротким, сейчас выглядел как гонка на выносливость: два перекрестка, три остановки, небольшой сквер и узкая дорожка при дворовой территории. Финиш находился на пятом этаже в старом офисном здании, которое уже два года как было признано аварийным и стояло в очереди на снос. Протекающая крыша, выцветшие обои, торчащая из стен проводка, вздутый ламинат и шатающиеся стулья – вот что ожидало каждого, кто намеренно или по незнанию решит посетить центр групповой психотерапии «Мы живы!».

Это был не единственный центр в городе. Почему же тогда Сергей выбрал столь непримечательное место? Самый важный критерий крылся в том, что в центре «Мы живы!» его никто не знал. Ни один его знакомый врач, даже отец с его безграничными связями не смог бы его найти в этом месте. Тут он был невидимкой, таким же, как и любой случайно зашедший обыватель.

Терапией руководил Ростислав Михайлович. Весьма занимательная личность, как сумел убедиться Сергей. Может быть, последний настоящий альтруист на земле. Не имея ничего, кроме диплома психолога, он сумел организовать центр помощи, существовавший исключительно за счет добровольных пожертвований и средств, что удавалось выискивать доктору лично. Проводил занятия он всегда с полной самоотдачей. Излишне углубляясь в проблемы своих подопечных, он совершенно забывал о своей жизни, поэтому к сорока годам не имел ни семьи, ни детей. Он мог часами задерживаться после собрания, выслушивая тех, кто хотел пообщаться с глазу на глаз. В любое время суток его телефон был доступен всем и каждому. Тысячи номеров были в его телефонной книге. Он пропустил через себя боль стольких людей, и лишь единицы удосужились спросить:

«Как вы сами-то, доктор, себя чувствуете?»

С каждым шагом находилось все больше и больше причин, чтобы не идти сегодня на собрание. Прощальное письмо, как и блокнот, было разорвано в клочья и покоилось на дне мусорного ведра.

«Какой смысл идти? Что я ему покажу?»

У Ростислава Михайловича был бланк с посещениями, в котором необходимо было ставить отметки. Когда подопечный участвовал в занятиях, делился своими переживаниями и выполнял «домашние задания», он получал «плюс». Всего десять таких «плюсов» – и можно было отнести бланк в отдел кадров, тем самым подтвердив, что курс психотерапии успешно пройден и можно спокойно возвращаться к работе.

На бумаге все было предельно просто, но на деле все оказалось куда сложнее. Сегодня уже было десятое занятие Сергея, а в бланке все еще стоял только один «плюс», и тот давался за первое посещение.

«Еще этот чертов ливень! Сколько сегодня будет народу? Два, три человека? Опять будет меня пытать все два часа!»

Посещение действительно было пыткой. Как ни старался, он никак не мог заставить себя открыться не то что коллегам по терапии, но и даже доктору. Со стороны могло показаться, что ему просто нравилось ходить и слушать истории скорбящих людей.

Перед входом в здание Сергей укрылся от дождя под козырьком подъезда в надежде успеть выкурить сигарету перед началом занятия. Вынув руку из кармана, он достал мокрый комок из бумаги и табака. Остатки последнего, что могло хоть как-то придать сил, скрылись в урне. Озлобленный на весь мир, он стал подниматься на пятый этаж.

На входе в кабинет его руку крепко сжал Ростислав Михайлович. Доктор был озабочен тем, что Сергей насквозь мокрый, и заверил его, что впредь для таких случаев будет держать под рукой пару полотенец. Расспросив о самочувствии, как физическом, так и духовном, Ростислав заботливо налил горячий кофе в одноразовый стакан, при этом сто раз извинившись за отсутствие сахара, и отправил его занимать свободное место.

В центре комнаты находилось десять стульев. За редким исключением их всегда хватало. Сегодня было всего пять человек, двое из которых уже ранее посещали занятия.

По правую руку от места, что обычно занимал доктор, сидел завсегдатай группы, коренастый мужичок Степан Ильич. Так сложилось, что он стал заместителем Ростислава Михайловича. В сложную минуту, когда доктор сам не выдерживал и заливался слезами вместе с рассказчиком, Степан Ильич перехватывал инициативу и начинал говорить о том, что «смерть неизбежна… все мы там будем рано или поздно… наша группа – это семья, где все поддерживают друг друга…» и все в таком роде. Легким кивком головы он поприветствовал новоприбывшего, а затем снова склонился над стаканом с горячим чаем, который сжимал двумя руками, стараясь скорее согреться.

Вторым знакомым лицом была женщина средних лет. Имя ее Сергей даже не старался запомнить. На прошлом занятии она рассказала, что недавно похоронила мужа и сейчас боится оставаться дома одна. У нее не осталось никого, к кому можно было бы обратиться за помощью, поэтому она была вынуждена прийти сюда. Надо сказать, что после предыдущей встречи она выглядела заметно лучше. Волосы на ее голове были мокрые, под глазами – следы потекшей туши, но сама она приветливо улыбалась.

Третья посетительница была куда интереснее. Прямо напротив места, которое обычно занимает Ростислав Михайлович, едва касаясь пола носочками туфель, сидела женщина невысокого роста. Привлекла она внимание тем, что с ног до головы была одета во все сплошь черное. Кожаные перчатки, рубашка, пиджак и брюки, даже маленькая дамская сумка – все было подобрано в один цвет. Ее голова была скрыта под непроглядной черной вуалью, сквозь которую с трудом просматривались глаза. Постараться определить ее возраст даже приблизительно было невозможно. На ее одежде не было ни единого намека на то, что она добиралась сюда в такую же непогоду, как и все.

Сев на свое привычное место и попивая горячий кофе, Сергей пытался унять дрожь в промокшем теле, изредка бросая взгляд на женщину в черном, которая сидела настолько неподвижно, что казалось, будто она сделана из воска.

Выждав чуть дольше обычного, Ростислав Михайлович смирился с тем, что уже больше никто не придет. Налив себе изрядную порцию крепкого кофе, он занял свое почетное место и, как всегда, начал занятие с приветственной речи.

– Я рад приветствовать всех и лично каждого! Спасибо вам, что даже в такой ливень вы все пришли. Честно сказать, я думал, что сегодня буду совсем один. То, что мы все сейчас вместе, придает мне силы. Я понимаю, что все не зря и каждый из нас служит опорой для другого. От всего сердца спасибо вам! – На его глазах выступили слезы. – Иногда малое количество людей даже хорошо. Это позволяет лучше проработать некоторые щепетильные моменты. Может быть, кому-то сегодня будет проще? Кто-то сможет лучше раскрыться? Как считаете? – В этот момент его взгляд остановился на Сергее, который в ответ едва заметно отрицательно покачал головой.

Доктор издал глубокий вздох, полный негодования. Он еще никогда не встречал никого, кто был настолько зажат. Каждое занятие он старался аккуратно вовлечь Сергея в разговор, при этом не перегибая палку, боясь совсем оттолкнуть его от себя. Спустя вот уже десять занятий подход так и не был найден. Однако Ростислав Михайлович никогда так просто не сдавался. Он дал себе обещание обязательно найти заветный ключ.

– Хорошо… На прошлом занятии мы услышали историю Ольги Алексеевны. Как вы сегодня себя чувствуете? Произошли какие-то изменения?

И Ольга Алексеевна начала рассказывать, как легко ей стало после прошлой встречи.

«Словно камень упал с души».

На протяжении десяти минут она не переставала благодарить всех за то, что выслушали ее и поддержали. Уверяла, что смогла побороть в себе страх и теперь сама готова служить опорой и утешением для тех, кому это необходимо.

– Спасибо! Спасибо вам большое, Ольга Алексеевна. Вы большая молодец. Так как сегодня нас мало, то давайте познакомимся с нашими новыми участниками. Думаю, сегодня им будет попроще, чем обычно. Кто готов начать?

Плавным движением рука в черной кожаной перчатке потянулась вверх, как у школьника, готового дать верный ответ.

– Отлично! – Глаза нашли нужное имя в списке участников. – Тамара Иосифовна? Верно?

– Да, все верно. – Хриплый пожилой голос звучал словно нараспев, намеренно удлиняя окончания слов.

Пробежавшая по телу дрожь не была вызвана холодом. Это было словно предостережение. Что-то было в этом голосе такое, что Сергей сам не мог себе объяснить. Парадоксально, но возникло чувство, будто он уже слышал ее голос, но не в прошлом. Это было эхо из будущего. Мозг стал подавать странные сигналы:

«Ты должен уйти! Скорее! Уходи!»

Захотелось прижать руки ушами, чтобы хоть как-то унять внутренний голос.

– Что ж, вы можете начинать, Тамара Иосифовна. Мы все вас внимательно слушаем.

Женщина почему-то встала, продолжая держать прямо перед собой сумочку.

– Я благодарна вам за то, что вы решили меня выслушать. Вы не представляете, как давно я жду момента, чтобы высказать всю ту боль, что ношу в себе…

Ее слова оборвал сильнейший приступ кашля. Из ее горла вырывались страшные хрипы, больше похожие на бульканье воды. Тело так сильно сотрясалось, что, казалось, она вот-вот упадет.

Ростислав Михайлович быстро принес женщине стакан воды. Уняв кашель, она отодвинула протянутый стакан и прошептала:

– Воды уже достаточно.

– Вы можете продолжать? – обеспокоенно спросил доктор.

– У меня нет выбора. – Белый платок едва коснулся рта. – Простите, со мной такое бывает. Прошу, не беспокойтесь. Единственное, чем вы можете мне помочь, так это выслушать.

Поняв, что уговоры бесполезны, доктор занял свое привычное место.

– Может, вас это удивит, а может, даже шокирует, но история, что я хочу вам поведать, произошла тридцать восемь лет назад. Она произошла со мной. Многие годы я не находила в себе силы рассказать о ней, но сегодня пришел срок.

Раньше я работала в школе, преподавала русский и литературу в старших классах. Знаете, все, и ученики, и учителя, всегда с нетерпением ждут начала каникул. Никогда этого не понимала. Я всегда любила рабочую рутину. Дни складывались в недели, недели – в месяцы, все протекало незаметно. Никогда не любила спонтанность. Наверное, просто не знала, чем себя занять в свободное время, ведь, кроме работы, у меня ничего не было.

Пока не появилась она. Я родила ее поздно, даже по сегодняшним меркам. Мне было уже тридцать два. О ее отце и говорить не хочу. Он не был ни порядочным, ни работящим. Никаким. Я до сих пор уверена: лучшее, что он сделал в жизни, – это наша дочь. Да, впрочем, я и сама ничего лучше так и не сделала.

Растила ее я одна. Не скажу, что было легко, да и время было непростое. Но с ней стало на удивление легче. Казалось бы, ребенок – это плюс тысяча забот и проблем. А мне, наоборот, стало проще. Нашлось для чего жить. Я люблю ее так, словно и не было у меня никакой жизни до нее. И не стало после.

Приступ кашля вновь перебил женщину, но она быстро взяла над ним верх.

– Это случилось двадцать первого мая. В то утро у нее не было первых двух уроков. Она не захотела поспать лишний часок, а встала со мной и приготовила завтрак. Яичница с бутербродами и чай. За завтраком мы рассматривали брошюру, что мне дали в школе. В тот год мне можно было взять путевку. Все утро спорили, куда лучше поехать. Мне всегда хотелось посмотреть какие-нибудь достопримечательности, побродить по выщербленным улочкам, восхищаясь архитектурой старых домов. А ее больше тянуло валяться на пляже и купаться в море. В конце концов мы все же сошлись во мнении и выбрали Крым. Когда я уже выходила, она без конца повторяла, что в ближайшие выходные мы обязательно пойдем в универмаг и купим самые модные купальники.

Было слышно, как голос дрожит от подступающих слез. Понадобилась пауза, чтобы их унять.

– Вот такой и я запомнила мою Аню. С растрепанными волосами. В белой ночнушке, пританцовывающей от радости, что наконец-то поедем на море.

Говорят, что сердце матери способно чувствовать, когда с ребенком что-то не так. Знаете, я ничего не почувствовала.

У меня было несколько уроков подряд плюс факультатив после обеда. В пятнадцать тридцать шесть ко мне в кабинет зашла моя подруга… Простите, уже не помню, как ее… Рассказала мне какой-то смешной случай, произошедший с трудовиком, и мимоходом обмолвилась: «А что, Аня приболела?» Я ответила, что нет. С чего она взяла? «Так ее не было сегодня на уроках». Я быстро расспросила еще пару учителей. Никто ее сегодня не видел.

Побежала домой. Помню, как стояла перед дверью, боясь повернуть ключ. Но вошла. Бросила сумки и сразу позвала ее по имени. Никто не ответил. Я быстро направилась в ее комнату, представляя, как увижу ее спящую, потреплю по плечу и спрошу, что случилось. Неважно, что бы она ответила. Болит голова, не хотела сегодня идти или еще что-то. Все бы простила.

И я увидела ее в комнате. Только не спящей. Она висела, подвешенная на люстре. Вокруг шеи была обмотана простыня. В той же ночнушке, с такими же растрепанными волосами. Я бросилась к ней, схватила за ноги и потянула вверх. Но она была уже ледяной. Я стала кричать. Кричала и кричала. Соседям пришлось с силой оттаскивать меня от ее тела.

Следующее, что я помню, – это участкового, который старается взять показания, пока тело мой дочери уносят санитары. Потом скажут, что смерть от асфиксии наступила примерно в начале восьмого. В то время, когда я еще только шла в школу. Ни записки, ни хоть какого-то объяснения. Опрашивали всех ее одноклассников и друзей. Никто ничего не знает.

В тот день моя жизнь закончилась. Я просто существую. Без цели. Просто жду конца…

Молчание длилось дольше пяти минут. Даже Ростислав Михайлович, обычно знавший, что сказать, молчал. Сергей же больше не боролся с дрожью в теле. Закрыв глаза руками, он старался думать о чем угодно, лишь бы не о ней.

– Тамара Иосифовна, мне так жаль… – начал было доктор.

– А я не прошу, чтобы меня жалели, – со злостью проговорила женщина. – Я знаю, вы сейчас скажете, что каждый сидящий в этой комнате пережил то же самое. А вот и нет! Люди умирают – это верно. Вот только их смерть можно объяснить. Остановка сердца – виновато здоровье. Сбила машина – виноват пьяный водитель. Смерть от рака – сигареты или экология. А как вы можете объяснить самоубийство молодой, жизнерадостной пятнадцатилетней девушки? Вот в чем разница между просто смертью и самоубийством. Вам есть кого винить! А мне осталось одно: до конца жизни искать ответ, но так и не найти его. Каждый день по миллиону раз возвращаться в тот день и пытаться найти какие-то подсказки, которые могли бы дать ответы. Я проклинаю себя каждый божий день! Так что повторюсь: мне не нужны твои жалость и поддержка. Я просто хочу, чтобы вы поняли, с чем мне приходится жить!

Убрав ладони с лица, Сергей обнаружил, что глаза женщины устремлены прямо на него. Ему даже показалось, что через вуаль видно, как на ее лице появилась легкая улыбка.

В этот раз приступ кашля заставил ее сесть. Ростислав Михайлович сразу оказался рядом с женщиной и теперь держал ее за руку. Сквозь приступ она просила прощения за то, что наговорила лишнего.

– Ничего, ничего. Попейте воды. – Но она все так же отказывалась.

После произошедшего терапия закончилась. Каждый сидел с неприятным чувством внутри, желая поскорее уйти. Доктор старался спасти занятие своей речью, но она была бессвязна и обрывочна, больше напоминала бред душевнобольного.

Сергей был первым, кто встал после окончания занятия. Взяв стул, он по обыкновению понес его в дальний конец комнаты. Бросив взгляд в окно, он заметил знакомый силуэт автомобиля.

«Ждет».

Обернувшись, он увидел, что рядом с ним стоит женщина в черном.

– Ты так похож на меня.

– Почему?

– Я тоже не могла смириться, что ее больше нет. Жила, словно больше ничего не имеет смысла. Каждый день, засыпая, мечтала, что утром не проснусь. Без нее я просто лишняя деталь. Шестеренка без зубьев. Ну как? Знакомые ощущения?

– Вы не знаете меня.

– А мне и знать не надо! У тебя все на лице написано. Скажи, ты уже думал закончить так же?

– Нет.

– Врешь. Просто знаешь, что духу не хватит.

– К чему все это?

Тонкие пальцы в кожаных перчатках нырнули в сумочку и достали фотографию. На ней была семья: муж, жена и маленькая девочка около двух лет.

– Вот моя Аня! А это – моя внучка Кристина.

– Это ваша дочь? Вы же сказали, что она умерла.

– Да, она! Моя Аня… Сейчас она живет в Германии. Старая фотокарточка. Внучке уже почти десять лет. Дочь про меня совсем забыла. Вычеркнула из своей жизни.

– Я не понимаю, что вы хотите…

Женщина схватила его за руки и подошла настолько близко, насколько это было возможно.

– Думаешь, я сбрендила? Ну-ну… А ты-то точно здоров?

– Женщина, я…

– Вернула я ее! С того света! Ты же тоже этого хочешь?!

– Чего хочу?

– Вернуть ее. Нину, жену свою. – Ее холодные пальцы с силой сжали его ладонь, от чего появилась жгучая боль. – Ты же знаешь, гореть ей в аду теперь за то, что сделала. Не видать ей покоя. Но ты, если хочешь, можешь ей помочь. Можешь вернуть ее, как я вернула свою Аню…

– Как? – прошептал Сергей.

– Надо лишь попросить… Но помни! Она даст, что ты попросишь. Но цена… Цена слишком высока. Она все знает. Все! Как облупленного тебя знает! Будет играть с тобой! Играть… Но что обещает, сделает!

– Кто сделает?

– Она… Нет нам, окаянным, покоя, а она этим и пользуется. Прости меня, Сережа… Прости.

Женщина оттолкнула его и побежала прочь. Он посмотрел на свою руку. Внутри кулака была жгучая боль. Хотелось разжать пальцы, но было слишком страшно. Схватив пальто, он кинулся на лестничную клетку, пытаясь догнать женщину. Этаж за этажом он отчетливо слышал, как где-то впереди по ступенькам цокают ее туфли. Наконец, выбежав из здания, он посмотрел в обе стороны, но никого не увидел. Ледяной дождь лил стеной. Руку что-то жгло. Он еще раз посмотрел на свой кулак. С парковки машина мигнула фарами. Засунув руку в карман пальто, он тихо пошел в сторону машины, то и дело оглядываясь по сторонам.

Глава 4

«Не везет так не везет!»

На парте лежал билет номер двенадцать. Тот самый, который Нина больше всего боялась вытянуть. Вопросы были не то чтобы сложные, но почему-то именно их было невозможно запомнить. Быть может, девушка смогла бы как-то наскрести на более-менее вразумительный ответ, если бы все время не отвлекалась на подменного преподавателя.

Когда она прибежала, перед аудиторией уже собралась почти вся группа, но, к счастью, преподавателя еще не было. Стоя плотным кольцом, одногруппники о чем-то громко спорили.

– Так Петр Семенович задерживается или его вообще не будет?

– Да кто бы знал!

Одна из девушек посмотрела на платье Нины и сделала надменное лицо, словно говоря:

«Боже мой! Что только не напялят на себя некоторые ради хорошей оценки!»

– А я слышал, что его сегодня вообще не будет.

– Тогда бы и нам экзамен перенесли, умник!

– Может, кто-то его заменит?

– Вы угадали! – Вся группа синхронно обернулась на голос, что раздался у них за спинами.

Увидев своего водителя, Нина инстинктивно стала продвигаться внутрь группы, стараясь спрятаться, сама не понимая почему. Все студенты с интересом смотрели на голубоглазого молодого человека, одетого в коричневые туфли, темные, слегка укороченные брюки и легкую бежевую рубашку. Модно и в то же время официально. Удивление было настолько сильным, что все студенты разом замолчали, поскольку стоящий перед ними больше напоминал старшекурсника, но никак не замену преподавателю.

– Понимаю ваше удивление. Я – не то, что вы ожидали увидеть. – Веселая улыбка сгладила неловкое молчание. – Меня зовут Сергей Александрович. Я практикующий терапевт. Петр Семенович сегодня отсутствует. По каким причинам, я, к сожалению, не знаю. Так что не стоит меня расспрашивать. Если он сочтет нужным, то сам вам расскажет, когда вернется. Хорошо?

Студенты стали переглядываться между собой. Потихоньку до каждого стало доходить, что один из сложнейших экзаменов на третьем курсе им придется сдавать не самому строгому преподавателю на кафедре, а стоящему прямо перед ними молодому человеку.

– Так, мне нужен список всех студентов вашей группы. Староста поможет мне в этом?

– Да, да. Вот, возьмите.

– Отлично. – Глаза быстро пробежали по списку. – Поступим следующим образом. Заходить будете группами по четыре человека. Тянете билет и рассаживаетесь с первой парты и до последней. И так ряд за рядом. После того как сядете, у вас будет ровно час на ответ. Если вдруг кто-то решит отвечать заранее, может поднять руку, и мы это как-нибудь решим. Всем понятно?

– Да, да!

– Еще один момент. Прежде чем тянуть билет, вы должны будете оставить свой мобильный телефон на столе…

– Ну вот! Как так! – Возмущение потянулось со всех сторон.

– Послушайте, еще совсем недавно я сам был студентом, поэтому все это проходил…

– Так если вы недавно были студентом, вы должны нас понять! Дайте нам шанс!

– Послушайте, не хочу делать громких заявлений, но я и сам своего рода «шанс». – Студенты весело заулыбались. – Не мне вам говорить, что Петр Семенович – один из самых строгих преподавателей в академии. В моей группе всего процентов десять сдавали ему с первого раза. Так что давайте пойдем друг другу навстречу. Никаких телефонов. Если вдруг кого-то замечу за списыванием, сразу без разговоров удаляю. Если же вам все-таки удастся списать, то, пожалуйста, будьте готовы хотя бы внятно ответить. Оценки я выставлю на вот этом списке, что дал мне ваш староста. Потом передам Петру Семеновичу. Если у него возникнут сомнения, то отдуваться придется уже вам. Всем все понятно?

– Да, Сергей Александрович!

– Вот и отлично. Всем желаю удачи! Через пять минут первая группа может заходить.

Нина оказалась в третьей группе. Тянула билет как всегда: сначала перекрестилась, потом, закрыв глаза, выбрала наугад.

– Какой номер?

– Номер двенадцать. – Выдох разочарования так и вырвался из груди.

– Хорошо. Можете занимать место и приступать к ответу. У вас ровно час.

И вот спустя пятьдесят пять минут на листе была лишь половина ответа, которая в лучшем случае тянула на «удовлетворительно», а в худшем – на пересдачу.

«Была не была!»

Стук каблуков эхом разносился по аудитории. Нина никогда не любила привлекать внимание, считая себя не то чтобы некрасивой, а скорее той, которая вряд ли может понравиться. Легкое платье, которое так идеально на ней сидело, было сшито уже давно и все пылилось на вешалке. Это мама настояла на том, чтобы дочь надела его именно сегодня.

«Оно обязательно принесет тебе удачу!»

И если бы в тот момент, когда Нина шла отвечать, вся ее голова не была забита терминами, то она с интересом обнаружила бы, что все одногруппники отвлеклись от написания ответов и с удивлением смотрят на нее. Юноши не понимали, как ей раньше удавалось скрывать такую красоту. Девушки же почувствовали ревность, поскольку никогда не видели в ней соперницу.

– Ну что, готовы отвечать?

– Да, Сергей Александрович.

– Отлично! – Он взял ее листы для ознакомления с ответами. – Что ж, с которого вопроса хотели бы начать, Нина Викторовна?

– С первого.

– Что ж, прошу. Я весь внимание.

Девушка глубоко вздохнула и начала говорить спокойным и уверенным тоном, глядя преподавателю прямо в глаза. Первый ответ она знала хорошо, поэтому рассказала все довольно быстро.

– Блестяще! Даже нечего добавить.

– Спасибо!

– Второй вопрос?

– Я постараюсь, но не совсем… полностью его помню.

– Вы начните, а там посмотрим.

Опять глубокий вздох. Начало было уже не такое уверенное. Она рассказала все, что знала, но этого точно было недостаточно.

– Вот это все…

– Все? – Сергей удивленно пожал плечами.

– Да.

– Подождите, я что-то не пойму. Взгляните. – Он протянул ей обратно листки с ответом. – Здесь у вас все так прекрасно написано. Вы, наверное, немного перенервничали?

Девушка взяла листки в руки. В них совершенно незнакомым ей почерком были расписаны ответы на второй и третий вопросы. Причем не книжным, сухим и малопонятным языком, которым так любил разъясняться Петр Семенович, а простым, разговорным, можно сказать, даже житейским. Стоило пробежать один раз текст глазами, как ответ полностью отпечатался у нее в голове.

Не скрывая удивления, она посмотрела на экзаменатора.

– Так что, готовы дополнить свой ответ?

Она лишь кивнула. Ответы на второй и третий вопросы были даны безукоризненно. На два дополнительных вопроса она, к сожалению, не ответила.

– Ну что ж, вы молодец! Из вас выйдет прекрасный врач. Вы, кстати, уже выбрали дальнейшую специальность?

– Да, невролог.

– Прекрасно. Хороший выбор. Так, подытожим. Вы хорошо отвечали, немного переволновались, но со мной такое тоже бывало. На дополнительные вопросы вы не ответили. Так что, думаю, оценка «хорошо» будет объективной и заслуженной. Согласны?

Это как раз то, чего она и хотела. Но особой радости не испытала. В глубине души она почувствовала нарастающие угрызения совести, считая, что не заслуживает эту оценку. Хотелось даже возразить, но про стипендию тогда можно точно забыть.

– Согласна! – На чаше весов чувство справедливости проиграло любви к матери.

– Отлично. Не смею вас больше задерживать, Нина Викторовна. Успехов в учебе!

Сергей протянул свою правую руку. Девушка крепко ее пожала, а когда отпустила, то почувствовала, что в ладони что-то лежит.

– До свидания… – едва слышно проронила она.

Выйдя из аудитории, она быстро отделалась от назойливых одногруппников, которые обсыпали ее тонной вопросов, и поспешила на выход из здания. Сев на скамейку возле академии, она несколько раз обернулась, боясь, что ее могут увидеть. Аккуратно разжав ладонь, она обнаружила в ней деньги, которые утром оставила в бардачке машины.