1962. Хрущев. Кеннеди. Кастро. Как мир чуть не погиб

© Никонов В.А., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Введение

Нас могло не быть.

Никого.

Или подавляющего большинства из живших тогда и живущих сейчас – на территории СССР, Соединенных Штатов, Кубы, Европы…

В истории человечества были трагические страницы, когда молох войны сметал человеческие жизни многими миллионами. Первая мировая и особенно Вторая мировая война – в первую очередь. Но даже в те страшные годы речь не шла о полном уничтожении целых стран и всех проживавших в них людей.

В истории человечества дважды применялось ядерное оружие: американцами в Хиросиме и Нагасаки в августе 1945 года. Но тогда число жертв в чудовищном атомном вихре исчислялось сотнями тысяч.

В октябре 1962 года вполне могли погибнуть сотни миллионов людей, а многие страны оказались бы просто сметенными с лица земли. А убийственные последствия ядерной войны ощутили бы немногие выжившие в ее огне в самых отдаленных уголках Земли. У меня, дошкольника, у всех, живших тогда в Москве, в других городах и поселках Советского Союза, не было шанса уцелеть.

Карибский кризис был самым опасным моментом в человеческой истории.

Дин Раск, занимавший в дни кризиса должность государственного секретаря США, утверждал: «Администрация Кеннеди имела несчастье испытать самый опасный кризис, который мир только видел, Кубинский ракетный кризис. Сверхдержавы были готовы вцепиться в глотки друг другу, национальные интересы и национальная гордость были публично поставлены на кон, ни одна из сторон поначалу не показала какого-либо желания отступить»^[1].

Макджордж Банди, декан школы государственного управления в Гарварде, а тогда помощник Кеннеди по национальной безопасности, писал о «беспрецедентно суровом кризисе, когда риск ядерной войны, как признается почти всеми, был самым большим за все время до и после него»^[2].

По словам многоопытного британского премьер-министра Гарольда Макмиллана, ветерана еще Первой мировой, дни кризиса были самым «опасным моментом, который пережил мир с конца Второй мировой войны»^[3].

Ведущий американский исследователь Карибского кризиса, известный гарвардский политолог Грэм Аллисон авторитетно заявляет: «История не знает других периодов, аналогичных тринадцати дням октября 1962 года, когда Соединенные Штаты и Советский Союз остановились у кромки ядерной пропасти. Никогда прежде не существовала столь высокая степень вероятности того, что такое большое число жизней неожиданно оборвется. Если бы война разразилась, она означала бы гибель 100 миллионов американцев… а также миллионов европейцев. По сравнению с этим естественные катастрофы и массовые уничтожения людей более ранних периодов истории выглядели бы незначительными»^[4].

Про Карибский кризис написано вроде бы довольно много.

Оставили воспоминания многие ключевые участники событий тех дней – сам Первый секретарь ЦК КПСС, Председатель Совета министров СССР Никита Сергеевич Хрущев, член Президиума ЦК КПСС Анастас Иванович Микоян, министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко, посол СССР в Вашингтоне Анатолий Федорович Добрынин, помощник Хрущева Олег Александрович Трояновский. Много ярких воспоминаний от наших военных, которые непосредственно руководили военной операцией на Кубе и участвовали в ней; от легендарных разведчиков – Николая Сергеевича Леонова, Александра Семеновича Феклисова.

Президент Кеннеди, естественно, мемуаров не оставил: его убили через год после Карибского кризиса. Но успел написать книгу «Тринадцать дней», до того, как его тоже убили, брат президента и министр юстиции Роберт Кеннеди. Воспоминаниями поделились Дин Раск, министр обороны Роберт Макнамара, Макджордж Банди, спичрайтер президента Теодор Соренсен.

Уникальный случай – дословно известны почти все дискуссии, которые велись в Белом доме в дни кризиса на заседаниях Исполнительного комитета Совета национальной безопасности («Экскома», EXCOMM, от «Executive Committee»), обсуждавшего варианты действий. Сохранились их магнитофонные записи, что подарило историкам и читателям море информации. Записи были сделаны самим президентом Кеннеди. Магнитофон находился в подвальном этаже Белого дома, его техническое обеспечение осуществляли сотрудники Секретной службы – личной охраны президента. Он один (может, еще его брат Роберт) знал, что разговоры записываются и «работал на историю». Записи не полные. Когда президент не хотел, чтобы его или чьи-то слова фиксировались, он просто нажимал кнопку, и запись прекращалась. Да и потом записи и их расшифровки прошли через много рук и внимательных глаз многочисленных цензоров из государственных органов и спецслужб. Но и то, что обнародовано, – огромный объем информации, который приводится по изданию 1997 года, вышедшему под редакцией Эрнста Мэя и Филиппа Зеликова^[5].

У нас изданы довольно полные сборники документов Президиума ЦК КПСС, содержащих черновые протокольные записи его заседаний, стенограммы, постановления. Конечно, это не магнитофонные записи, полноты и точности (особенно в черновых набросках секретарей) нет, но источник для анализа процесса принятия решений в Москве исключительно важный.

Огромную работу провели историки. Сын Хрущева – Сергей Никитович – выступал и как автор мемуаров из первых рук и как исследователь, работавший, правда, в основном в Соединенных Штатах.

В схожем амплуа выступал и долгие годы возглавлявший Институт Латинской Америки РАН Серго Анастасович Микоян, собравший и систематизировавший большое количество архивных документов.

Из трудов чисто исторических следует выделить, в первую очередь работы академика Александра Александровича Фурсенко и труды, написанные им совместно с американо-канадским автором Тимоти Нафтали. Они тщательно проштудировали американские и советские архивы, переговорили с некоторыми тогда еще здравствовавшими участниками событий и подготовили богатую документальную базу.

Карибский кризис был предметом острых исторических споров, суть которых весьма неплохо передал Сергей Хрущев: «Решение переставить местами Скали и Фомина, вложить в уста последнего предложение о выводе советских ракет с Кубы в обмен на обещание не вторгаться на остров, в сочетании со столь популярной в США идеей, что после поражения десанта в Заливе Свиней и встречи в Вене отец посчитал Кеннеди слабаком, что и подтолкнуло его послать ракеты на Кубу, и с американской же концепцией, утверждающей, что постановка ракет на Кубе – заявка на изменение стратегического баланса, стало ключевым в американской мифологии Карибского кризиса: США победили, выигрывали противостояние, показали Хрущеву “кузькину мать”, заставили его отступить, забрать страшные ракеты домой, а обещание не нападать… Согласно тому же мифу, они и не собирались высаживать свои войска на Кубу.

Американские историки выстроили свою версию, она абсолютно патриотична: мы одержали верх! А вот почему российские историки и самые матерые, к примеру, автор книги “Адская игра” академик Александр Фурсенко, придерживаются американского мифа? Не понимаю. Если же поставить все с головы на ноги: ракеты завезли на Кубу, чтобы предотвратить американскую агрессию против Кубы, Белый дом пошел на попятный, отменил планы высадки своих вооруженных сил на остров (они, по последним американским данным, имели место быть), дали официальные гарантии ненападения на Кубу, а в ответ отец вывел ракеты с Кубы, как выполнившие свою миссию. Согласитесь, здесь победителем уже становится Советский Союз»^[6].

В последнее время споров немного, причем как у нас, так и в Соединенных Штатах. Там не сильно спорят, потому что уверены, что все о кризисе знают, и им все понятно.

В Америке тема Карибского кризиса весьма популярна, прежде всего потому, что она победная. Хотя были, как мы увидим, и критики Кеннеди, полагавшие, что, не прибегнув к военным средствам, он упустил блестящий шанс задушить на корню коммунистическую угрозу в Западном полушарии, а заодно и Советский Союз. И тема там популярна потому, что в США она вызывала куда большие эмоции, чем в СССР. Американцы были настолько напуганы собственной пропагандой в дни Карибского кризиса, что массово бежали из городов или из страны и рыли бомбоубежища. В американской исторической памяти это действительно важный и волнующий момент прошлого. Причем из ряда побед американского демократического добра над порочным тоталитарным злом.

В нашей стране не спорят, потому что и знают мало, и интересуются слабо. В СССР пропаганда была более аккуратной, и кризис прошел почти незамеченным, вызвав панику разве только у немногих посвященных в его детали. И как победу разрешение кризиса перестали трактовать уже с 1964 года, когда Хрущева сместили со всех его постов и отправили на пенсию. В числе его главных прегрешений называлась тогда и «военная авантюра» на Кубе. А затем фигура Хрущева надолго перестала быть привлекательной. Надо признаться, он не герой и моего романа. Хотя герой этой книги.

Для патриотов и коммунистов Хрущев остался разрушителем советской идеологии и государственности, а его поведение в дни Карибского кризиса – примером безответственности и трусости (на фоне мужества и профессионализма советских военных и самоотверженности кубинцев). Для либералов Хрущев – позитивная культовая фигура «оттепели», десталинизации и налаживания отношений с Западом. Но размещение ракет на Кубе либералы могут только осуждать как ничем не оправданную и чудовищную ошибку великого человека.

Так что для представителей всех идеологических течений Карибский кризис всегда казался чем-то чуждым и малоинтересным. Посему и относительно незначителен интерес к нему со стороны нашего исторического сообщества. Почти все известные исследователи Карибского кризиса уже ушли из жизни.

И еще одно обстоятельство, которое подвигло меня взяться за перо. Когда в 2022 году приближалось шестидесятилетие Карибского кризиса, я стал искать в лучших книжных магазинах Москвы книги об этом событии. Не нашел ни одной…

Сколько раз нам доводилось слышать про объективные силы исторического процесса, которые двигают поступками людей и историей. Прожив уже довольно долгую жизнь, большая часть из которой – в политике, признаюсь, что мне никогда не приходилось сталкиваться с действием объективных процессов. Известный британский историк войн Энтони Бивор сформулировал «неписаное, но важное историческое правило: неизбежности не существует»^[7]. И это действительно так.

Все, что происходило на моих глазах, будь то распад СССР или специальная военная операция на Украине, явилось следствием действий или бездействия очень небольшого количества людей, принимавших или не принимавших в конкретный момент времени те или иные решения, обязательные для исполнения государственными органами, прежде всего силовыми. «История в своей последней реальности творится немногими, она аристократична», – справедливо замечал наш выдающийся философ Николай Александрович Бердяев.

В случае с Карибским кризисом судьбы мира зависели от решений всего трех человек: Никиты Сергеевича Хрущева, президента Соединенных Штатов Америки Джона Фитцджеральда Кеннеди и Председателя Совета министров и Первого секретаря ЦК Коммунистической партии Кубы Фиделя Алехандро Кастро Руса.

Только от воли Хрущева зависело появление советских ракет с ядерными боеголовками на Кубе: никому другому в руководстве СССР, как мы увидим, такое и в голову не могло прийти. А даже если бы и пришло, что с того без решения Хрущева?

Только с согласия Кастро ракеты могли оказаться на Кубе. Откажись он, и никакой Хрущев не смог бы реализовать такой план, и никакого Карибского кризиса бы не было. Точнее, был бы другой кризис, который вовсе не гарантировал выживание Кубинской революции, коль скоро американцы уже готовы были обрушить на Остров Свободы свою военную мощь.

Только от выдержки Кеннеди зависел отказ от применения этой мощи против советских Вооруженных Сил и военных объектов на Кубе, что могло вызвать немедленную войну между СССР и Соединенными Штатами с более чем вероятной ядерной эскалацией.

А объективные факторы? Разве что «холодная война» и наличие у двух сверхдержав ядерного оружия. И то эти факторы были порождены субъективными решениями и творениями разумов отдельных личностей.

Поэтому и начнем с «холодной войны».

И с трех личностей, чьи решения и заварили всю эту кашу, и позволили нам выжить.

Хрущев. Кастро. Кеннеди.

Холодная война: краткий курс

Мир «холодной войны», пришедший на Землю после Второй мировой войны, был биполярным.

Страны, игравшие ведущую роль в определении судеб планеты до войны, были либо разгромлены, как Германия, Япония и Италия, либо заметно ослаблены, как Великобритания и Франция.

Два государства, впервые становившиеся сверхдержавами – Советский Союз и Соединенные Штаты – определяли формирование системы международных отношений, получившей название Ялтинско-Потсдамской.

И оба ставили перед собой амбициозные исторические и геополитические задачи.

СССР стал после Великой Отечественной военной сверхдержавой. Он смог создать мощнейшую производственную, научную и опытно-конструкторскую базу, которая легла в основу нашего военно-промышленного комплекса. Советский Союз обладал большим моральным авторитетом. В те годы все знали, кому человечество обязано в первую очередь своим избавлением от коричневой чумы. И Москва создавала пояс безопасности из дружественных государств на западе и востоке от своих границ.

В результате Второй мировой войны Соединенные Штаты – до этого экономический гигант со слабой армией, предпочитавший изоляционизм и невмешательство в дела остального, «порочного» мира – также превратились в сверхдержаву (по всем силовым параметрамы) – с интересами практически в любой точке земного шара и претензиями на мировое доминирование. Страна, где проживало 7 % населения мира, производила после войны 42 % промышленных товаров планеты, 43 % электричества, 57 % стали, 62 % нефти и 80 % автомобилей^[8]. Америке все были должны. США стали крупнейшим экспортером в мире, они владели уже половиной всех морских судов на планете.

США обрели способность демонстрировать силу в любом районе планеты, к которому можно было подступиться с моря, благодаря своим авианосным ударным соединениям и морской пехоте. Еще более впечатляющим было американское превосходство в воздухе – в стратегической авиации^[9]. И, конечно, ядерный арсенал.

Все это порождало уверенность во всемогуществе США, превращении ХХ века в американский.

Новые огромные возможности подводили Вашингтон к идее глобального лидерства как необходимого и посильного условия поддержания международной стабильности. Известные российские американисты Владимир Олегович Печатнов и Александр Серафимович Маныкин замечали: «Новое убеждение, вынесенное военно-политической элитой страны из суммарного опыта обеих мировых войн, состояло в том, что без лидерства и опеки США Старый Свет вновь станет жертвой своих периодических безумств, а спасать его от них опять придется Америке. Традиционное для заокеанской республики мессианство с его уверенностью в универсальности американских принципов и благости американской мощи теперь впервые опиралось на самый мощный в мире военно-экономический потенциал»^[10].

Но для оправдания такой глобальной стратегии, обеспечения ей государственной и общественной поддержки не хватало одного – врага. Не успело Знамя Победы взвиться над Рейхстагом, как эта роль в закрытых американских военно-политических оценках стала отдаваться Советскому Союзу, хотя бы потому, что только он располагал набором характеристик, приписываемых глобальному конкуренту: положением в центре Евразии, военной мощью, неприемлемыми для США идеологией и общественным строем.

Идеи американской исключительности приобрели однозначно явную антисоветскую окраску. Против врага применимо все. Планы ядерной войны против Советского Союза, которые чуть не уничтожили человечество в 1962 году, начали разрабатываться на семнадцать лет раньше.

Еще осенью 1945 года в американском Объединенном комитете начальников штабов (ОКНШ) была подготовлена «Стратегическая концепция разгрома России» и первый конкретный план войны, получивший название «Тоталити». Он предусматривал ядерные бомбардировки 20 крупнейших городов Советского Союза, включая Москву, Горький, Куйбышев, Свердловск, Новосибирск, Омск, Саратов^[11].

Концептуальным фундаментом новой глобальной политики США стала доктрина «сдерживания» коммунизма, контуры которой были заложены в феврале 1946 года в «длинной телеграмме» временного поверенного посольства США в Москве Джорджа Кеннана. Именно он создал тот демонический образ Советского Союза, который оказался столь востребованным в администрации США: от природы враждебная Западу сила, движимая идеями экспансии и нуждающаяся во внешних врагах для спасения своей тоталитарной системы. Руководство СССР воспринимает только логику силы, и поэтому сдерживать эту страну должна преобладающая сила Запада.

Сам термин «сдерживание» в переводе, сделанном для советского руководства, звучал как стратегия «удушения» Советского Союза^[12]. Ведущий американский журналист Уолтер Липпман выступил с серией статей, собранных в книгу под названием «Холодная война». Так появилось это понятие^[13].

Обострение ситуации вокруг Турции после советского предложения Анкаре о «совместной обороне» проливов, встретившего решительный отказ, стало поводом для разработки в Вашингтоне плана региональной войны «Гридл», предусматривавшего бомбардировки Советского Союза с турецкой территории с использованием ядерного оружия^[14]. В Турцию была направлена военно-морская армада, создавалось Средиземноморское командование американских ВМФ, закреплявшее постоянное американское военное присутствие на наших южных рубежах.

Соединенные Штаты наращивали также сеть аэродромов, с которых было удобно наносить удары по советской территории силами стратегической авиации, глобальную инфраструктуру военных баз. Шли интенсивные поиски союзников для сдерживания СССР по всему миру. В самой Америке заработала Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, занявшаяся очисткой госструктур от заподозренных в просоветских симпатиях.

18 марта 1947 года была озвучена доктрина Трумэна, в соответствии с которой выделялась финансовая и военная помощь Греции и Турции, над которыми якобы нависла советская военная угроза. Главной целью американской политики становилась «защита свободы и демократии», в том числе в странах Восточной Европы, «оккупированных» Советским Союзом.

Американцы начинали активно использовать то, чего не было не только у Советского Союза, но и у разоренных Европы или Азии. Деньги. 5 июня 1947 года госсекретарь Джордж Маршалл, выступая на выпускной церемонии в Гарварде, предложил кредитовать Европу. Появился «план Маршалла», пристегнувший разоренную Западную Европу к американской колеснице.

26 июля 1947 года Трумэн придал законченность набору американских инструментов «холодной войны», подписав Закон о национальной безопасности. Создавалось Министерство обороны, объединившее все виды вооруженных сил, Совет национальной безопасности (СНБ) как орган для принятия решений по внешней и оборонной политике и Центральное разведывательное управление (ЦРУ), приступившее к тайным операциям за границей. В законе, как напишет глава ЦРУ Аллен Даллес, «конечно, есть секретные приложения, и они позволяют Совету национальной безопасности, а в конечном счете и президенту ставить перед управлением и другие разведывательные задачи, кроме оговоренных в законе»^[15].

В условиях прекращения прямого диалога СССР и Запада в поисках симметричного ответа в Москве прежде всего занялись укреплением системы своих альянсов. С середины 1947 года СССР приступил к советизации государств Восточной Европы. В сентябре компартии Восточной Европы, Франции и Италии организовали Коминформ, «объединяющий орган, чтобы осуществлять постоянный обмен взглядами, и когда необходимо, координировать деятельность коммунистических партий».

А вскоре Берлинский кризис открыл серию прямых конфронтационных схваток Советского Союза и Запада. После того, как 7 июня Великобритания, США, Франция, Бельгия, Нидерланды и Люксембург заявили о намерении создать в нарушение ялтинских и потсдамских договоренностей в западных оккупационных зонах федеративное германское государство и ввести в нем и в Западном Берлине собственную валюту, Советский Союз объявил о закрытии железнодорожных, шоссейных, водных путей, связывавших Берлин с Западом. Запад воспринял это как агрессию. Блокада длилась 322 дня. Западные страны организовали сообщение с Берлином по воздушному мосту: самолеты взлетали и садились каждые две минуты. В берлинском кризисе Советский Союз на Западе был представлен стороной, провоцирующей напряженность, а жесткая линия Трумэна в глазах общественного мнения Запада получила дополнительное обоснование.

Вашингтон активизировал ядерное планирование. В плане «Сиззл» («Шипение»), разработанном к концу 1948 года, предусматривалось применение 133 ядерных бомб для ударов по 70 городам СССР (8 бомб предполагалось сбросить на Москву и 7 – на Ленинград). Почему планы ядерных бомбардировок так и не были претворены в жизнь?

Американцы располагали недостаточно большим ядерным арсеналом. На середину 1946 года США имели на руках 9 атомных бомб, годом позже – 13, а в 1948-м – 56^[16]. И отсутствовала уверенность, что атомная атака в принципе способна привести к «капитуляции, уничтожению корней коммунизма или критическому ослаблению способности советского руководства контролировать свой народ». Кроме того, существовало обоснованное опасение, что ответом на удар по Советскому Союзу может явиться победоносный марш Советской Армии из Центральной Европы к Ла-Маншу^[17]. Да и общественное мнение на Западе еще не созрело до того, что поддерживать идею уничтожения страны, только что принесшей свободу всему человечеству.

Символом военно-политического единства Запада и растущего долгосрочного вовлечения США в европейские дела стало образование в 1949 году Организации Североатлантического договора (НАТО). Военные блоки, направленные, так или иначе, против СССР, были созданы и в других регионах земного шара: пакт Рио-де-Жанейро, АНЗЮС. Расширялись сети двусторонних военных соглашений США с различными странами, финансово-экономической системы (МВФ, МБРР, ГАТТ, ОЭСР), в которой тоже доминировали Соединенные Штаты.

Создание НАТО ускорило закрепление «советского блока». В январе 1949 года в Москве представители СССР, Румынии, Венгрии, Болгарии, Польши и Чехословакии заявили о создании Совета экономической взаимопомощи (СЭВ).

В сентябре 1949 года парламентскими выборами завершилось формирование Федеративной Республики Германии. В ответ Москва приняла решение ввести в действие конституцию ГДР и создать в Берлине ее временное правительство. Разделение Германии стало реальностью.

Стратегические позиции Москвы стали более прочными после того, как в августе 1949 г. Советский Союз провел испытание собственного ядерного оружия. Президент США был неприятно удивлен и первое, что сделал, уволил директора ЦРУ Г. Хилленкойтера, который предсказывал советскую бомбу не раньше 1953 года.

Сразу же начался новый раунд военного планирования, не оставшийся незамеченным советской разведкой. К началу 1950 года ОКНШ подготовил план «Дропшот», предусматривавший уничтожение СССР в четыре этапа. Первый – шестимесячная бомбардировка 200 советских городов с использованием 300 атомных бомб и обычных средств с уничтожением 85 процентов экономического потенциала и основной части вооруженных сил. Второй – развертывание 160 дивизий США и их союзников для наступления в Восточную Европу и СССР. Третий – разгром советских сухопутных сил. Четвертый – ликвидация режима и оккупация Советского Союза. Правда, в середине 1950 года план был скорректирован (план «Шейкдаун») и предусматривал нанесение ударов «лишь» по 104 городам с применением 220 ядерных бомб^[18].

«Холодная война» быстро перекинулась и на Дальний Восток, где Москва создавала западным державам максимально возможный набор проблем в их колониях и зонах особых интересов – в Индонезии, Вьетнаме, Малайе, Бирме. Но, конечно, главный контрудар наносился в Китае.

Китайская революция с советской помощью в 1949 году одержала победу. Гоминьдановцы во главе с Чан Кайши эвакуировались на Тайвань. Появилось «два Китая». США сочли законным правительство Гоминьдана, которое и было представлено в ООН. Москва, напротив, признала Китайскую Народную Республику в первый же день ее существования и разорвала отношения с правительством Гоминьдана. После подписания в 1950 году советско-китайского договора США предстояло иметь дело с двумя огромными странами, связанными взаимными гарантиями безопасности^[19]. С Мао также была достигнута договоренность и о совместной помощи вьетнамской армии Хо Ши Мина, который в конце Второй мировой войны оказался во главе временного революционного правительства, боровшегося как с японцами, так и французами.

Первым серьезным испытанием советско-китайского партнерства стала война на Корейском полуострове. В Корее на север на завершающем этапе Второй мировой войны вошли советские войска, а на юг – американские, что привело к разделению страны на две части. Сталин был заинтересован в том, чтобы втянуть Вашингтон в войну на Дальнем Востоке.

Москва дала «добро» на наступление северокорейской армии на Сеул, что привело к американской интервенции и китайскому ответу. Всего Пекин выставит на поле боя за всё время войны более 3 миллионов солдат, США – больше миллиона. Наземные и морские операции китайской и корейской армий прикрывал специально сформированный 64-й истребительный авиакорпус советских ВВС, в военных действиях принимало участие до 15 авиадивизий. Советскими летчиками были сбиты 1097 самолетов противника при потере 319 собственных боевых машин^[20].

Война в Корее показала примерное равенство сил двух крупнейших сверхдержав – СССР и США. При этом Сталин сделал вывод о том, что «американцы не умеют воевать»^[21]. В Вашингтоне же война была использована для постановки задачи достижения «абсолютного военно-стратегического превосходства над СССР»^[22]. Подготовленный в 1950 году доклад CНБ-68 ставил целью создание стабильной международной системы, которая бы обеспечивала преобладающие позиции США и исключала подъем альтернативного центра силы в мире. Именно эта идея легла в основу всего доктринального мышления в Соединенных Штатах^[23].

В начале 1950-х годов в США началась антикоммунистическая истерия. Пошли шпионские скандалы.

23 сентября 1950 года был принят Закон о внутренней безопасности. Теперь граждане, занимавшиеся «подрывной деятельностью», подлежали тюремному заключению по политическим мотивам, коммунистические и сочувствующие им организации должны были регистрироваться в Совете по контролю за подрывной деятельностью, а университеты, колледжи и школы были очищены от сотен преподавателей, подозреваемых в левых взглядах^[24]. Всего через различные процедуры проверки лояльности предстояло пройти 10 миллионам человек. Из библиотек изъяли около 30 тысяч наименований «подозрительных» книг.

Большое значение придавалось экономическим и торговым санкциям для создания как можно более серьезных трудностей в экономике союзных СССР стран и ослабления их промышленного и оборонного потенциала. ЦРУ и Департамент информационных исследований британского МИДа, проявив большую изобретательность, создавали антикоммунистические и антисоветские профсоюзы, либеральные и левацкие организации в Западной Европе. В Мюнхене заработало радио «Свободная Европа», издавались классические антисоветские труды, растиражированные в сотнях СМИ. В 1950 году появилась Европейская конвенция прав человека, формулировавшая новый набор идей, получивший название «европейские ценности», якобы традиционно присущие Старому Свету – демократия, свобода слова и права человека^[25].

Турция и Греция были приняты в НАТО в апреле 1952 года. В Великобритании пост премьера вновь занял Уинстон Черчилль, реализовавший мечту английского руководства: Британия испытала собственную ядерную бомбу.

В начале 1953 года произошла смена эпох.

В январе на пост президента США впервые за двадцать лет вступил президент от республиканской партии – Дуайт Эйзенхауэр, генерал, командовавший объединенными англо-американскими силами во Второй мировой, а затем и вооруженными силами НАТО.

А 5 марта в Москве на ближней даче в Волынском скончался Сталин, определявший политику Советского Союза на протяжении трех десятилетий. На первый план в советском руководстве начал выдвигаться человек, от слов и поступков которого будет зависеть судьба планеты Земля в октябре 1962 года – Никита Сергеевич Хрущев.