Читать книгу: «Солдаты Солнца. Книга 1»

Посвящается Команде!

– Всегда беспроигрышный вариант:

команда, тайна и скандал… три составляющих,

если хочешь, тысячапроцентного успеха!

проф. Джон Румаркер

Глава первая

– 2027 год! – конец… Всё чересчур сложно и на удивление просто, – полковник неотрывно смотрела на монитор своего компьютера.

– Эй!! Да проснитесь же – замороженные хот-доги… Просыпайтесь же, чёртовы ледяные куклы!!

Миша развернулась на своём мягком высоком стуле-кресле и, откинув полу форменного серо-оливкового френча, упёрлась рукой в бок.

– Малеча, прекрати! Ты мне мешаешь работать, япона-мать… Оставь несчастного полковника в покое! Ты уже битых полчаса нещадно хлещешь его по щекам. Так ты всё равно ничего не добьёшься – разве что окончательно доконаешь его! И на этот раз точно: окончательно. Лучше как следует следи за индивидуальными показаниями мониторов – физитопы постоянно показывают перераспределение внутренней энергии с одного жизненного органа на другой: система скачет, точно сошла с ума! Отойти нельзя на минутку… И вообще, такое дурение системы может привести к общему сбою реабилитационной программы поддержки организмов твоих подопечных – и тогда они попросту передохнут один за другим как мухи в долбаной Пустыне! Ты меня слышишь, Лео?! Я с тобой на русском или на каком разговариваю?! – Миша покачала головой на упёрто отмалчивающуюся пэпээсницу и перешла на американский. – Чем измываться над тем, кто тебе ничем не может ответить, лучше побрей полковника. Смотри, зарос трёхдневной щетиной, а ухаживать за отморозками всецело твоя работа. Ты меня слышишь?

Лео стояла над седым, крепко сбитым и безжизненно лежащим на лабораторном столе ФЗ-кабинета красивым пятидесятивосьмилетним сильным мужчиной с крылатой татуировкой на правом плече, по грудь укрытым тонким тёплым биоодеялом, и почти что с нескрываемой ненавистью смотрела на эти «древние криоостанки»… Рядом с распростёртым на столе совершенно безвольным телом живая и выносливая, как корабельная пеньковая верёвка, но очень уж хрупкая на вид девчонка с серьёзным и обиженным выражением лица казалась абсолютным подростком, взбешённым комком сухожилий, который готов от досадливой злости содрать кожу с этих полуживых мумий, уже целых два месяца валяющихся без памяти и пробуждения в одной из лабораторий её деда – профессора Румаркера.

– Пусть лучше с меня живьём сдерут скальп в Казематах Форта, чем я ещё хоть пальцем пошевелю ради этой кучи трупного перегноя… Какого хрена?! – сержант постоянно перескакивала с американского на русский – особенно в ругательных выражениях, впрочем, как и все, кто здесь находился.

– Того самого! – Миша сердилась, все последние дни сержант Румаркер своим неистовым безумством просто доводила полковника до нервного срыва. – И в Казематы Форта ещё успеется – за этим не заржавеет! Это твоё постоянное кредо: попадать! То на «кресло разборки» лично к генералу, то в его тюремные палаты… Так или иначе, это была ваша с профессором в абсолюте сумасшедшая идея разморозить «древних»! Хотя до сих пор не понимаю, почему профессор называет свой сугубо экспериментальный материал: «древние»? К примеру, этот биоматериал подопытных кроликов был запакован в криокамеры всего каких-то сорок лет назад… И, кстати, я была против их безусловно бессмысленной разморозки, и Танго была против! И если бы Чукки тебя не поддержала, вряд ли бы мы вообще взялись за это идиотское по своей феноменальной бессмысленности предприятие! Тоже мне, «сахарные мальчики»… Вот! Теперь имеешь на руках четырёх сопливых зомби-отморозков.

– Зомби и без «отморозков» – отморозки! – Лео злобно зыркала на Мишу из-под своего «песчаника».

– Без разницы, – полковник отвернулась и снова уставилась в монитор.

– Да!! – пэпээсница сердито стукнула кулаком по стене лаборатории. – Это я упросила своего деда помочь нам с командой! И он предложил именно этот вариант.

– Предложил?! Ухватился!! Ещё бы, ведь ты только и делала, что всё время скулила по своему Гэ́бриэлу Ха́ррису – легенде всех вьетнамских ветеранов, Робин Гуде шестидесятых-восьмидесятых, защитнике всех несправедливо униженных и обиженных и тэ-дэ, и тэ-пэ… А что Джон тебе ещё мог предложить? Какого-нибудь дряхлого столетнего миллионера с мозгами высохшей криомумии.

– Я не скулила.

– Без разницы!

Выставив нижнюю губу вперёд, Лео надрывно засопела над своим вытребованным Робин Гудом:

– Иногда мне кажется, я такой же фанатичный маразматик, как и мой дед.

– Тебе только кажется, а другие за это расплачиваются… Черти тебя дери, Лео! Прекрати скулить, ядрёна воша! И твой дед не маразматик! Не смей так говорить о великом человеке! Джон – гений, просто обычный гений и всё. Такой же фанатик своего дара небесного, как и ты – необузданный фанатик всевозможных неприятностей, каких и придумать порой нельзя, если так вообще можно классифицировать твои бесконтрольные действия фатальной некросоцилии, – Миша раздражённо развела руками. – Иногда я совсем тебя не понимаю, Лео!

Пэпээсница стояла у физистола всё с тем же расстроенным и хмурым выражением лица, не сводя напряжённого потемневшего взгляда с неподвижного лица своего молчаливого подопечного.

– Я конченая, конечно. Но как ты, Миша, могла позволить себя уговорить?!

Полковник немного смягчила тон своего властного голоса:

– Лео, детка, расслабься… Это всего лишь неудавшийся эксперимент и ничего более. Что уж тут теперь поделаешь? Что сделано, то сделано! Мы всё равно в полкоманды имеем только половину шансов на успех нашего общего дела. И потому мы все знаем: нам нужна помощь настоящих парней – таких же полудиких и необузданных, как и ты сама… Они нам нужны, а не осозовцы или генокеры. А Команда «Альфа» – это не просто легенда: это по-настоящему проверенное, реальное везение и чистые человеческие мозги, не зараженные ни «серой слизью», ни ужасным наследием Последней Войны. Пусть даже они из прошлого – что поделать, если в настоящем не сыщешь больше стоящих парней, на которых можно было бы положиться в нашем непростом деле.

– О, да!.. куда более стоящие, чем эта рухлядь… Чёрта с два!!

Лео размахнулась и как следует врезала кулаком полковнику по небритой челюсти… Сила приложения удара оказалась куда сильнее, чем полагалось для удержания равномерного распределения почти что двухсотфунтового тела по рабочей поверхности физистола: мужчина перевернулся набок и свалился на пол – вместе с одеялом. Все щитки, приборы и кнопки постоянного компьютерного слежения за пациентом разом зашумели, недовольно защёлкали и замигали на панели монитора опустевшего лабораторного стола.

– А-ааа… Чёрт!! Чёрт!! – Лео нервно запрыгала возле тела и пару раз даже пнула его по ногам.

– Сила есть – ума не надо: старая неизжитая истина, – в лабораторию вошла Танго с небольшим подносом, на котором стояли четыре чашки парящего кофе и дюжина разносортных пирожных. – Хорошо всё-таки, что кухня рядом с ФЗ-кабинетом… Бисквит был только с черносливом!

– Ненавижу чернослив!! Всё мне назло!!

– Зато его обожает крыса Чукки, – Танго была сама невозмутимость.

– Лео, – Миша нахмурилась, – ты отключила полковника от необходимого жизнеобеспечения, физитоп нервничает.

– Чёрт с ним!! Надоело… Все мы покойники! Лишь с той несущественной разницей, что мы всё ещё дёргаемся, как куклы на ниточках в японском театре… Ненавижу чернослив!! Ненавижу всех и вся!! Ненавижу!! Ненавижу!! Ненавижу!!

Усмехнувшись уголками тонких губ, Танго поставила поднос на стол:

– Что? Сахарные леденцы никак не хотят размораживаться?

– Да уже сто лет как разморозились, из анабиоза не выходят ни в какую, япона-мать! Ох, чувствую я, проснутся эти «сладенькие», будут у нас проблемы почище имеющихся, – Миша взяла поданный ей лейтенантом чёрный кофе. – Чукки там скоро выйдет от профессора? Что-то Джон её сегодня долго тестирует.

– Да за мной идёт, задержалась на кухне – опять что-то доказывает старой духовке.

– А что говорит Джон?

– Как будто ты не знаешь, что обычно в таких случаях говорит наш дока! Что если бы мы все были, как она, мир стал бы раем: нормальнее Чукки может быть только Мэлвин… Смешно!

– Да уж, для двух дураков всегда капля ума найдётся.

– Подожди, командир, вот проснётся Мистер Псих Номер Один – будет нам всем уже тройная головная боль.

– Эй?! Кто-нибудь собирается помочь мне закинуть эту кучу перегноя на место?!

Танго – красивая как сто чертей! – с чёрными, как крыло ворона с синим отливом, прямыми шёлковыми волосами до плеч, с большими небесно-голубыми глазами с длинными от природы и чёрными как уголь ресницами, с тонкими бледно-алого, почти перламутрового оттенка губами, неимоверно аристократичная в каждом своём движении, выточенная точно из белого мрамора девушка спокойно протянула чашку с кофе сидящей на корточках возле «кучи перегноя» пэпээснице.

– Расслабься, Лео… Последние дни ты совсем не в форме – расклеилась как лапша на курином экстракте. Ты знаешь, тебе нужно больше тягать тренажёры по библиотеке.

Сержант подняла голову и недружелюбно скосилась на красивое скуластое лицо Танго:

– Р-рр!

– Лео, посмотри мне в глаза…

Но разве можно было сконцентрироваться на этих завораживающих с первого же взгляда глазах, в которые просто невозможно было смотреть: их яркий насыщенный блеск бездонно-голубого неба был настолько сильным, что просто заставлял любого, кто пытался заглянуть в них, невольно отводить свой взгляд в сторону.

Лео совсем уже недружелюбно оттолкнула протянутую руку с кофе:

– К чёрту! Всех к чёрту… Отвяжитесь – все!!

Танго вздохнула, но дальше настаивать на своём не стала.

Пэпээсница всё же перевернула мужчину на спину:

– О, нет!.. только не это…

– Что там у тебя, Лео?

– Кровь пошла из носа!.. вот хренотень…

– Неудивительно! Похоже, ты таки решила прибить его – окончательно и уже бесповоротно. Танго, тебе не кажется, что у Лео с полковником за эти два месяца сложились особо близкие отношения?

– Ты думаешь?

– Она явно к нему неровно дышит.

Лейтенант вытащила из «впаянных» прямо за голенище сапога ножен свой боевой «оборотень» и в момент всадила его в деревянный круг мишени на противоположной стене от компьютерного стола Миши – прямо в десяточку.

– Да… похоже, у этих двоих точно роман, Миша.

– Подъябываете? – Лео злобно сщурилась на обеих обидчиц.

Обе створки дверей бесшумно распахнулись и сразу же захлопнулись за спиной как-то уж очень экстравагантно вошедшей в лабораторию стройной растрёпанной девчонки со странным выражением лица и вытянутыми вперёд тонкими руками.

– Сегодня Брама Перехода открылась, чтобы затащить четыре покинутые светлые души обратно в межпространственное измерение адового плана планеты Земля. Но микроволновые импульсы старого и верного защитника и охранника Пограничной Брамы Бешеного Пса помешают планам злого гения Царства Мёртвых – Ненасытного Эмпуса…

– Чукки! Только не сегодня… Нам хватит на наши истерзанные души доведённой до белого каления Лео.

– Полковник, она опять вела душещипательные беседы со своим личным ангелом-хранителем: Бешеным Псом-охранником! И сегодня он снова поселился в своей любимой тёплой будке – в старой кухонной микроволновке, – Танго вынула нож из мишени и, засунув его обратно за высокое голенище, с отрешённо-недовольным видом уселась на компьютерный стол, скрестив руки на груди.

Миша опёрлась широкой ладонью на плечо своего верного лейтенанта:

– Подожди, Танго… Возможно, Чукки видит что-то существенное для нас всех – нам стоит всё же послушать её повнимательнее.

– И зачем только Чукки выклянчила у профессора этот дурацкий наночип, открывающий «третий глаз»? Ну ты только посмотри на неё: сплошное дурко! И так была не при себе столько лет, а за последние годы у неё окончательно съехала крыша… Бывает, правда, терпимо даже, а бывает – одна нелепица да сплошной набор запутанных словооборотов.

– Танго, будь немного милосерднее к тем, кто блаженнее тебя.

– Они как большие младенцы: всё надо делать за них, всё надо делать для них, – Лео совершенно не обращала внимания на Чукки, она всё также продолжала заниматься своим делом, бережно промокая салфеткой кровь из носа ударившегося об пол полковника. – Они такие, другие… эти настоящие мужчины из восьмидесятых…

– Из шестидесятых: они – солдаты Вьетнама, Лео.

– Нет! Ну надо же! Только что готова была выпустить ему кишки. И вот, пожалуйста, – при всём своём наружном аристократизме, внутренне Танго никогда не отличалась такой сугубо человеческой добродетелью, как анахроничная сентиментальность. Её всегда интересовало только по-настоящему весомое и стоящее достойного противника – и этот «подержанный генотип из шестидесятых прошлого тысячелетия» был для неё всего лишь подержанным генотипом из шестидесятых прошлого тысячелетия.

Чукки протянула всё ещё вытянутые руки в сторону лежащего на полу тела, её затуманенный взгляд стал более осмысленным:

– Принцу следует поцеловать свою спящую принцессу – иначе сколько её ни тормоши, она всё равно не проснётся… никогда!

– Совсем свихнулась! Лучше бы тебя прозрело на наше дело.

– Нет, подожди, Танго, – вытянув ноги и сцепив на груди руки, Миша села на самый край своего барского кресла. – Разве ты не чувствуешь, в словах Чукки есть что-то такое – цепляющее, что-то, чего мы попросту не хотим замечать из-за того, что мы – не она… Чукки, ну-ка, скажи мне, что надо сделать, чтобы наконец-таки растолкать это сонное царство замороженных тюленей?

Чукки сладко прижмурила свои миндально-медовые глаза – она всегда так делала, когда чувствовала живой интерес к себе и железную защиту со стороны полковника Васильевой. Она склонила голову набок:

– Принц должен поцеловать свою принцессу – она будет жить… но он должен сам к этому прийти: подключиться к неординарному мышлению, к высшим сферам бытия – к самым высшим…

– Если она не заткнётся сию же минуту, я вырву ей язык! И пусть тогда вещует тебе телепатически, – из-за лабораторного стола поднималась рычащая голова Лео.

Танго, как кошка, тут же отскочила за компьютерный стол, а Чукки испуганно попятилась назад к дверям.

Миша остановила Чукки и, подойдя к пэпээснице, положила руку ей на спину – вместе с ней присела на корточки рядом с распластанным на полу телом.

– Вот что, сержант, ответь-ка мне по-чести-совести: если мы отсюда слиняем, скажем, через недельку-другую, насовсем… на что ты готова пойти ради этого?

– На всё!!

– Тогда поцелуй своего полковника и, возможно, все наши проблемы решатся одним махом.

Лео подскочила как укушенная в одно место:

– Ты что?! Совсем спятила?!

Полковник медленно выпрямилась:

– А как ты сама думаешь, Космос?

– Я что, похожа на идиотку?!

– К тому же – конченую, – насмешливо отозвалась из-за компьютерного стола Танго.

Миша успокаивающе похлопала пэпээсницу по спине:

– Разок, Лео! Тебе это ровным счётом ничего не будет стоить – все твои пришитые члены останутся там же, где и должно им быть.

– К чёрту!! К дьяволу!! Ко всем чертям!!

– Сержант Румаркер…

Лео подняла гневные глаза на Мишу:

– Один раз, полковник… но если ничего не выйдет из этой дурацкой затеи Чукки… я лично придушу её – обещаю!

– Давай, Лео, давай – дерзай, детка! Как говорит Танго: «Кто не рискует, тот не пьёт шампанского!» Лично она считает, что никогда ничем не рискует, – поэтому шампанского не пьёт.

– Не пью, потому что его нет, – ревниво отозвалась из-за стола Танго.

– Сержант, это приказ!!

– А пускай тогда они… отвернутся! Я так не могу, когда они пялят на меня свои нахальные зеньки!

Полковник только глянула на Танго – та поморщилась, но, разок хмыкнув для проформы, всё же отвернулась к стене.

Чукки повторять дважды никогда не нужно было, она сама сразу же повернулась спиной к лабораторным столам:

– Не расстраивайся, если вдруг не получится с первого раза: всё ж таки это – настоящие мужчины, а не их негармоничное геноподобие.

– Убью, оракул хренов!!

Миша – самая высокая из всех четверых, сильная даже на вид, с высокой округлой грудью и сильными мышцами по всему спартанскому телу, по-славянски обворожительная как настоящая богиня-воительница, с очень длинными шоколадно-кофейными волосами и смоляными ресницами над золотисто-малахитовой радужкой чуть вытянутых к наружным углам проницательных миндалевидных глаз – одна осталась стоять рядом с Лео. Её давно уже мало что могло по-настоящему тронуть за душу или удивить в этой жизни… Но Лео так не могла: рядом стояла уже почти что биомашина – настолько душа и тело Миши давно закостенели, обратившись в жёсткое и толстокожее чудовище без всяких излишних эмоций.

– Миша… ну прошу тебя… ну полковник.

Полковник пожала плечами, но всё же вернулась за стол и опять переключилась на свой компьютерный телебук.

Лео сердилась, но выбора не было: Мишу приходилось слушаться – ведь она дала слово своему деду… Сидя на коленях перед бесчувственным телом, Лео пыталась сначала как-то примериться к наиболее чистому месту на заросшем лице полковника, но такое место было разве что только на высоком, с двумя глубокими бороздами-морщинами, мужском лбу. Лео отёрла сухие губы тыльной стороной левой ладони и, прикрыв глаза правой, быстро чмокнула полковника в лоб – тут же отскочив от него на два ярда назад!

Миша даже не повернула головы в её сторону.

– О, нет… Нет!! Я же говорила, всё это маразматические выдумки вконец свихнувшейся Чукки… Чёрт! Чёрт! Я никогда отсюда не выберусь – никогда!!

Танго упала локтями на компьютерный стол Миши и, уткнувшись головой в руки, залилась беззвучным нервным смешком.

– Нет-нет-нет!! Нельзя так бессмысленно отчаиваться, – Чукки пыталась успокоить Лео, бьющуюся головой о лабораторную кровать полковника. – Конечно же с первого раза могло и не получиться, легендам известно таких историй немало.

– Какого лешего?! – пэпээсница схватила за грудки никак не сопротивляющуюся Чукки, подняла и прижала её к стене. – Как это – могло не получиться?! Ты меня что, за полного недоумка держишь, сволочь чумная?! Лучше сразу заткнись, Чукки, по-хорошему, меня на эту ерундень не купишь… Я пошла на такие жертвы, я поцеловала это почти что дохлое тело в лоб! А ты мне здесь рассказываешь сказки, что первого раза будет мало… Знаешь, что я сейчас сделаю? Я вытрушу из тебя кишки – вот что я сейчас сделаю. И в первую очередь вырву твой болтливый скорпионий язык и заставлю тебя его прожевать вместо твоего сушёного крысиного чернослива! А потом! Потом я разрежу твою разлюбимую дерьмовую куртку на самые мелкие клочочки и буду смотреть, как ты давишься каждым свиным шматком по отдельности…

Танго аж трясло на компьютерном столе в психическом припадке истерического смеха.

– Ну разговорилась в кои-то века… Хватит, Лео! Успокойся, чертеняка хвостатая, я тебе сказала!! И оставь Чукки в покое!! – полковник оторвала впившуюся в лацканы старой потрёпанной кожано-джинсовой ковбойской куртки не на шутку разъярившуюся пэпээсницу и подвела запуганную Чукки к распластанному на полу телу. – Подумай ещё раз, может, ты что-то выпустила из виду, а? Что-нибудь этакое, главное…

– А что тут думать? Этакое главное – это поцелуй!.. как во всём главном – в губы…

– В губы?! – у Лео глаза налились дурной кровью.

– Отставить, сержант! – Миша подняла руку, что означало одно: всем молчать и слушать. – Смотреть на меня! Отвечать на вопросы! Куда ты поцеловала полковника?

– В лоб!! В лоб!! В лоб!!

Миша положила свою тяжёлую ладонь на шею пэпээсницы.

– Тебе придётся это сделать снова, Лео: назад дороги нет – ты же сама понимаешь. К тому же он… – Миша кивнула в сторону тела на полу, – никогда об этом не узнает. Ведь так, лейтенант?

– Какие проблемы между нами – джентльменами! – выдавила сквозь слёзы Танго.

– О Чукки вообще разговора нет, кто её будет слушать? Так что, сержант Румаркер, это – приказ!

– И обязательно, чтобы в самые губы! – подняла указательный палец вверх Чукки. – Живой горячий поцелуй – долгий, с чувством и настоящий… поцелуй любви!

– Я тебе сейчас устрою: поцелуй любви! – Лео дёрнулась вперёд, но Миша её уже не подпустила к Чукки.

– Очень надеюсь, что из вашей затеи ничего не выйдет!

Полковник развернулась к Танго:

– Что за разговоры, лейтенант?! Почему ты себе позволяешь так говорить?!

– Позволяю? Опомнитесь! А если вдруг всё получится? Получится всё-таки поднять их на ноги и даже вернуть к нормальной функциональной жизни. Ведь ты до сих пор нам так и не сказала, что станет с этой четвёркой потом – после того, как мы их используем. Ты подумала над этим, Миша?

– Подумала… И даже знаю, какого именно решения ты от меня ждёшь: если их не убьёт раньше сам же Город или Пустыня – мы сами их уберём! Не так ли, лейтенант Танго Танго?

– Ничего нет слаще смерти.

– Ах, это сладкое слово: смерть! Как я тебя понимаю, лейтенант.

Магические глаза Танго загорелись адским огнём – она резко разрубила воздух тонкой кистью:

– По-любому, им нет места в этом мире! Они чужаки – и ему, и нам!

Полковник обречённо устало улыбнулась одними краешками губ:

– А мы? Мы, Танго, кто в этом мире? И где нам здесь место? А как насчёт такого плана: убьём их, а потом убьём и себя – чтоб им на том свете на этот раз было уже не так скучно, как в одиночных криокамерах последние сорок лет.

– Не-ет!.. с тебя станется, полковник… Я на такой план не согласна! И мне всё это совсем уже перестаёт нравиться.

– Что, Танго? Это слишком даже для чёрного рейнджера, – почти что чёрные губы полковника Васильевой сжались в жёсткую и безжалостную складку на хмуром бледно-сером лице: Миша никогда никого особо не жаловала – особенно если дело касалось уже составленного ею плана. – Ты слышала, что сказала Чукки, Лео?!

Пэпээсница молча кивнула головой, и девчонки снова разошлись по своим углам.

Лео дышала, как паровоз! Её всю трясло от бешенства, но, кажется, придётся это сделать ещё раз. Она снова села перед бесчувственным мужским телом, перекрестилась по-православному, по-христиански, как это делал её дед: крестным знамением справа налево. Бескровные губы полковника были недвижны и, скорее всего, холодны как лёд… Господи! Если ты действительно вдруг есть где-то там, за этим грязно-чернильным небом, помоги мне и спаси нас всех. Чёрт! Ну как же трудно себя заставить по-настоящему поцеловать в губы человека, которого ты никогда не знал даже как собрата по оружию, не бился с ним бок о бок на грязной улице со всякими недоносками, не пробирался вместе через минное поле… Да и вообще, что такое мужчина в теперешнем мире?! По большей степени – кусок полного дерьма: безвольный, слабый, ничтожный и трусливый, выродившийся под корень человекозавр. К тому же за всю её послевоенную взрослую жизнь ей так и не довелось иметь близкого контакта ни с одним мужчиной: слишком уж все они – земные гуманоиды – какие-то… омерзительные во всём – в словах и поступках… и особенно в мыслях – грязных, скудных и таких ничтожных… да ещё добрая половина из них генокеры и мутанты. Всех её друзей из прошлого давно поглотила чума и прах Последней Войны, все её настоящие братья по оружию остались там – на выжженных дотла полях Третьей Мировой. Этот мир – другой, а того, прежнего мира, что остался за чертой Последней Войны, его больше нет! И никто его уже не вернёт… И как только Миша успела во время этой короткой молниеносной войны глобального самоуничтожения влюбиться в какого-то там полинезийца?! До этого ли тогда было нам всем. Двадцать долгих лет после войны, а полковник сама! И никто ей больше не нужен – ни в мыслях, ни в жизни… А Танго! Всю жизнь как перст – сама по себе и никого к себе больше чем на один вечер никогда не подпускает. И, кажется, её эти короткие «постельные» знакомства вполне устраивают. И ведь находит же себе жертву на вечер, как с красочных картинок рекламы мужских свитеров, – вряд ли даже пятая часть из них наполовину настоящие люди, но разве её это колышет? Впрочем, Танго всегда оправдывала свой полевой позывной: «Доктор Смерть»! Кто из тех несчастных, самодовольных и тупоголовых самцов, думающих, что отхватил на вечер всего лишь красотку напрокат, остался при своём же мнении после более контактного знакомства с Доктором Смерть?.. А Индиго! Порой на неё вообще невозможно смотреть без содрогания. После войны она превратилась в ходячий манекен для медицинских экспериментов. Дед вытащил её пять лет назад из так называемого госпиталя для военных ветеранов: из дурдома – одним словом! Там уже давно никого не держат дольше, чем свежачка хватит на экспериментальные образцы для испытаний новых препаратов «серой слизи». Впрочем, в этом замкнутом пространстве подземного криобункера Чукки, похоже, уже совсем дошла до нужной кондиции чокнутого оракула… Господи! Ну как же решиться? Одно дело, скажем, иметь одноразовую работёнку с солдатами-генокерами, мрущими как мухи за стенами города, – до них ни души, ни дела нет! Другое дело – настоящий живой мужик! – легенда из прошлого… мужчина, которого она никогда живьём не знала, «древний» – которого она боготворила всю свою жизнь, наверное, с самого своего рождения: по восхищённым рассказам её деда, по старым газетным публикациям, по созданному ею же образу, в который она вложила всё, что не имела в этой жизни. За мутной крышкой криокамеры этот мужчина всегда был для неё всем и даже большим! А теперь? А теперь это просто земной бог, который может воскреснуть из мёртвых и которого она теперь боится больше жизни… Нет! Она не сможет – не сможет и всё!! Но как же решиться перешагнуть через эти свои непонятные ей самой страхи? Ведь она никогда ничего не боялась раньше, не испытывала ни малейшего сомнения ни перед чем… и даже каким-то непостижимым для неё самой образом до сих пор умудрялась как-то и жить, и выживать… Как же решиться? И откуда он только приходит этот непонятный внутренний страх? Мало убить Чукки – мало! Ну я до тебя, крысиный оракул, ещё доберусь… Надо представить себе лицо своего деда. Ведь она его так часто целовала в губы – особенно когда была ещё совсем маленькой: лет тридцать назад. И должна ещё помнить, как это было, и как она всегда радовалась своему деду и так любила целовать его лицо – в сухие губы, в нос картошкой, в каждый глаз отдельно, в щетинистые щёки… О-ооо! Как же это трудно!

Лео собралась с духом и, затаив дыхание, медленно приблизила своё бледное как полотно лицо к лицу полковника… А он симпатичный этот полковник Гэбриэл Харрис: черты лица спокойные и по-настоящему мужественные – так и должно быть у каждого мужчины рода человеческого. Полковник Джордж «Гэбриэл» Харрис – бедолага, замороженный вместе со своими верными боевыми напарниками сорок лет назад её дедом. Вот она: судьба! Во всей своей красе… До сих пор невозможно поверить, что дед уговорил её убедить Мишу обратиться за помощью к самым натуральным покойникам – натуральнее не бывает! Да, лицо у полковника действительно из тех, которые вызывают искреннюю симпатию, даже несмотря на то, что он полуживой труп… и эти губы – тонкие, ровные, идеальные… и, наверное, холодные – как у мертвеца…

Лео не уловила момента, когда её плотно сжатые губы неожиданно коснулись бледно-розоватой полоски закрытых мужских губ… Её всю будто насквозь пронзило током, и всё тело словно окунулось в котёл с кипящей смолой! Она хотела тотчас отбежать подальше от этого ужасного тела, но что-то случилось неподвластное её разуму. Она не могла заставить себя сдвинуться с места, её губы точно приросли к горячим, живым, сладким губам чужого ей человека! А голова пошла кругом от недостатка кислорода – так как она просто забыла, что надо дышать… Но тут! Губы мужчины чуть вздрогнули… или, может, ей это только показалось…

Лео пулей отлетела от тела и остановилась только возле дверей лаборатории, вдавившись спиной в стену и закрыв пылающее огнём лицо непослушными трясущимися руками.

Миша встала из-за своего стола, но дальше пока что не пошла, – её остановившийся взгляд был направлен на голые ступни мужских ног, торчащие из-под одеяла из-за лабораторного стола. Чукки и Танго подошли к Мише и встали рядом с ней, направив свои взгляды в том же направлении… В ФЗ-кабинете стояла, что называется, абсолютная глухая тишина – казалось даже, что Лео у дверей дышит, как взмыленный бык на испанской корриде. И только тихо тревожно пощёлкивал физирефактор над пустым столом полковника.

Наконец Лео не выдержала гнетущей тишины и подняла голову. Застывшими изваяниями все так и стояли на том же месте возле своего командира, полковника Васильевой, и, кажется, чего-то напряжённо ждали.

Миша медленно достала из кармана своего строгого военного френча серебристо-расписную круглую плоскую баночку «монпансье». Привычным отработанным жестом пошуршав у правого уха жестяным «коробком», она, не глядя, нажала большим пальцем на защёлку – вверх из коробочки вылетела маленькая тёмно-фиолетовая капсула. Запрокинув голову, Миша ловко поймала «конфетку» открытым ртом и сразу же проглотила её. Однако на какое-либо иное действие всё ещё так и не решилась.

Лео успокоила своё неровное дыхание и нетвёрдым шагом двинулась к лабораторному столу… За пару шагов до койки она всё же остановилась, остальные стояли как вкопанные и по-прежнему смотрели в одну точку – на голые мужские ступни. Лео протянула руку, схватилась за угол лабораторного стола и, вытянув шею вперёд, заставила себя заглянуть за него – оттуда на неё смотрели совершенно осознанным ясным взглядом серо-синие светлые мальчишеские глаза абсолютно живого мужчины! И в этих ясных глазах явно угадывалось некоторое удивление, смешанное с азартным вопрошающим восторгом ненароком застуканного в совершенно незнакомом месте мальчишки-бродяги. От неожиданности Лео на какое-то мгновение замерла на месте, будто прикованная этими ясными смешливыми глазами к улыбающемуся лицу мужчины… Но вдруг резко попятилась назад, как бычок навалившись всем телом на тройку вставшей позади команды, и, не останавливаясь, прорвалась прямо через них и, наконец, опять застыла возле дверей лаборатории, во второй раз вдавившись всем телом в «металлическую» стену и выкатив глаза из орбит от изумления и какого-то непонятного и неизвестного ей доселе страха.

Миша и остальные, следом за Лео, тоже сразу же оказались у дверей ФЗ-кабинета… Из-за лабораторной койки, с усилием цепляясь пальцами за край затянутого металлической простынёй стола, вполне самостоятельно поднималась на свои собственные босые ноги «отмороженная» живая особь.

Кутаясь в серо-зелёное тонкое, но тёплое протогенетическое биоодеяло, полковник Гэбриэл Харрис внимательно и вполне осмысленно смотрел прямо на экстравагантную, как на его вкус, четвёрку застывших у дверей молодых перепуганных женщин – с первого взгляда куда больше походивших на подростков-тинэйджеров или кадетов. И только одна, из-за спины которой с испуганным восхищением выглядывали остальные «курсистки», действительно могла претендовать на вполне взрослую молодую женщину лет двадцати семи-тридцати.