Дочь седых белогорий

Цена девичьих кос

Седьмой день движется на юг аргиш. Караван из двадцати четырех оленей растянулся длинной, связанной уздечками цепью. Издали, с некоторого расстояния, он похож на большую серую змею, огибающую препятствия и преграды, встающие на ее пути. Вот голова змеи нырнула в кедровую колку, запетляла между лохматых стволов деревьев, не останавливаясь, выползла на заснеженную поляну, растянувшись длинным телом, упала в неглубокий овраг, медленно поползла в гору. Всё ближе к срезу гребня её необыкновенное, комковатое тело. Всё громче нарастающее шипение.

С каждым метром становятся различимы очертания серых звеньев цепи. И вот уже более отчётливо видно вытянутую, мохнатую гадюку, которая вдруг превращается в сороконожку. Шумное шипение скользящего тела разбивается в частую поступь оленьих ног. Резкое, отрывистое дыхание, редкое, монотонное понукание каюра… Мохнатые волосы сороконожки превращаются в небольшие, короткие рога. Три черные точки на серой массе – в людей. Звенья цепи – в двадцать четыре оленьих тела. Чем дальше движется караван, тем яснее приметы наступающей весны. С каждым днём светлее, теплее, чище воздух. Всё короче отрезки времени между вечерней и утренней зарёй.

По ночам слышится робкая незамерзающая капель. Где-то под толщей снега журчит весёлый ручеёк. На солнцепёках вырезались первые пятаки проталин. На них, как будто по чьему-то негласному приказу, вылезла молодая зелень травы. Уверенный подснежник, едва проклюнувшись из земли, протянул навстречу солнцу белые и фиолетовые лепестки.

В прозрачном, бесконечном небе с громкими, призывными криками навстречу людям полетели косяки уток, гусей и белоснежных, царственных лебедей. Чувствуя призывные вздохи матери-природы, уважительно уступая дорогу каравану, на север торопливо бегут пугливые сокжои. Заблаговременно скрываясь в чаще, за ними крадутся величественные сохатые. Перерезая тайгу в самых непредвиденных местах, «как по шнуру», в разных направлениях переходят «босоногие» медведи.

Свежей сыростью вздохнула освобождённая из-под снега земля. От скалистых белков потянуло холодом взбудораженных ледников. Пьянящий воздух наполнился трепетом набухших почек берёз. К нему добавился клейкий аромат оттаявшей ольхи. В весенний букет терпким дурманом вкрался привкус разлохматившегося кедра. Как-то неожиданно, за одну ночь позеленели чёрные лиственницы. Далеко внизу, на реке, глухо треснул лёд. Под тёплыми лучами ласкового солнца ухнул просевший снег. Ранним утром, задолго до восхода солнца, в призывной истоме любви затоковал краснобровый глухарь.

На правах проводника Загбой едет во главе каравана. Под ним крепкий, молодой, сильный учаг. Своего верхового оленя он привязал сзади, в повод, навьючил на него потки со спальниками и шкурами для чума. Груз лёгок и не так утомляет животное в дороге. Расчёт охотника прост, как меняющийся день. Его олень идёт легко и свободно, не напрягаясь, без потери лишних сил. Завтра он поедет на нем, а молодого учага, наоборот, поставит в повод. Таким образом, ежедневно меняя оленей, Загбой бережёт силы животных. И это оправданно. Отдохнувший олень идёт быстрее и проходит за день большее расстояние. Таким же образом поступают Дмитрий и Ченка.

Учитывая погодные условия и время года, опытный проводник ведёт аргиш по вершинам белогорий. Там, наверху, весна ещё только предъявляет свои права. В отличие от долин, где снег в дневное время расплывается кашей, в горах он плотный, спрессованный, как цемент. Это даёт преимущество в передвижении: олени идут легко, свободно, не проваливаясь в снег. Высота белогорий, чистые поляны, низкие хребты, в отличие от захламлённых речных займищ, крутых прилавков, вскрывшихся болот, зыбунов и топей, позволяют каравану двигаться быстрее.

У Загбоя отличное настроение! Он счастлив, что ведёт большой аргиш из двадцати четырёх оленей, которые по окончании перехода будут его. Семь учагов везут на своих спинах его продукты, оружие и провиант. Он благодарит судьбу за встречу с русским купцом, который подарил ему так много дорогих подарков и обеспечил беззаботное существование на долгое время.

Об этом он поёт в своей длинной монотонной песне. За плечами охотника новое переламывающееся ружьё, которое можно заряжать быстро, металлическими патронами. Новое оружие не знает промаха! Два дня назад он добыл с ним молодого, любопытного сокжоя. А за весь путь, что они прошли караваном от берегов Светлой речки, не слезая со спины учага, он подстрелил пять зайцев, десять куропаток и двух глухарей.

У Ченки теперь тоже есть ружьё. Новая, шомполная, малокалиберная винтовка, из которой она ещё не сделала ни одного выстрела. Но это не беда. Ченка отлично стреляет из лука, с двадцати шагов попадает в маленькую, рамером с ноготь, метку. А это значит, что свинцовой пулей дочь поразит добычу на гораздо большем расстоянии. Теперь Ченка будет промышлять белку одна, без отца, и добудет много пышнохвостых красавиц.

На поясе Загбоя в кожаных ножнах болтается острый охотничий нож. Его сталь прочна и крепка, как гранит. Изящная форма лезвия напоминает маховое перо лебедя. Костяная рукоять выточена из бивня мамонта. На правой стороне ручки вырезана сценка охоты человека на медведя. На левой – аскыр, скрадывающий токующего глухаря. Когда Дмитрий подарил Загбою этот нож, он обрадовался. Рассматривая настоящее произведение искусства, спросил о том, что за мастер делал этот нож. Дмитрий ответил, что человек живёт очень далеко, где-то в городе, и встреча с ним невозможна, потому что он умер.

Любуясь подарком, Загбой периодически откидывает полу своей дошки, долго смотрит на холодное оружие и, налюбовавшись, всякий раз поворачивается назад, даруя своему благодетелю очередную благодарную улыбку.

Дмитрий едет за каюром на третьем олене. Загбой долго выбирал для него самого крупного и сильного учага. Шутка ли, вес его тела в полтора раза больше его, да и ростом Бог не обидел. Длинные ноги Дмитрия свисают с оленьих боков сучковатыми корягами, едва не достают земли и постоянно цепляются за кочки, колодины и низкорослый стланик. На голове – аккуратная вязаная шапочка. На теле поверх белья – суконная куртка. На ногах – длинные меховые ноговицы. За плечами короткий винчестер.

Необычное ружьё вызывает у Загбоя постоянный нескрываемый интерес. На каждом привале он с восхищением рассматривает оружие, ласково трогает руками вертикальные стволы, прикидывает к плечу и громко цокает языком. Охотник знает, что в потках русского помимо ещё нескольких ружей есть ещё одно, точно такое же. Однако оно очень дорогое. Дмитрий заломил за него такую цену, что расплатиться за него он сможет пушниной только лишь после трёх лет удачной охоты. Тогда зачем ему этот винчестер? Загбою надо кормить семью, себя, выдавать Ченку замуж. И у него уже есть одно, а большего ему и не надо.

В глазах Дмитрия отражаются противоречивые чувства. Он постоянно оглядывается назад, на оленей, на которых увязан груз с его пушниной. Раздувшиеся потки радуют. От мысли, что в них сокрыты тридцать четыре тысячи соболей и семь тысяч белок, у него замирает сердце, кровь холодит затылок, а большие голубые глаза превращаются в угловатые глазки крадущейся росомахи.

Но вдруг тайное ликование сменяется сомнением. Дмитрий недоволен, что Загбой ведёт аргиш слишком медленно, не так обходит препятствия и вообще едет не так и не там, где бы хотел ехать он. Но сомнения скоро проходят. Он видит, что каюр ведёт караван исправно, а отклонения от заданного маршрута – просто не что иное, как заблаговременный обход преград. Это даёт повод для молчаливого восхищения опытным проводником.

Дмитрий понимает, что следопыт знает местность отлично, ведёт караван так, как этого хочет, а его волнения совершенно напрасны. Тогда его строгие, слегка надменные черты лица покрывает тонкая, хитроватая улыбка. Повернувшись назад, он смотрит на Ченку, что-то шепчет про себя и медленно качает головой.

Ченка едет в хвосте каравана. В ее обязанности входит постоянный досмотр за завьюченными оленями. Глаза полны печали и неумело скрываемого горя. Она молча смотрит на проплывающую мимо неё тайгу, рубцеватые, скалистые горы и не видит их. Мысли девушки где-то далеко, там, в далёком чуме, где слышится песня матери, где всемогущий Огонь дарит тепло и уют её телу, где разумная речь отца учит жизни её братьев. Она вспоминает ласковый ветер, что приносил с рождения знакомые запахи родной тайги. Она там, в далеком, счастливом, безмятежном детстве, где все просто, ясно и понятно.

Ченка! Трепетный цветок на заре мироздания! Свежий поток весеннего воздуха на заре! Прозрачная росинка в лучах восходящего солнца! Простая, доверчивая, наивная, детская душа! Знала ли она, что человек способен на хитрость в достижении своей цели? Видела ли в лице мнимого друга хищный оскал волка? Нет.

Дитя тайги. Верная дочь своего народа. Того народа, в чьём сознании нет места обману, лести и лжи, кто всегда, в любой момент готов прийти на помощь человеку, попавшему в беду, готов делиться последними крохами еды, кто не ведает чувства жажды наживы за счёт чужого горя. Как она могла увидеть и разглядеть в обыкновенном лице человека маску насильника, если в тот злосчастный день она видела русского человека первый раз в своей жизни?

Она плохо помнит, что с ней происходило. Туман алкоголя затмил трезвый разум, притупил чувство самозащиты. В тот вечер она пила огненную воду первый раз. Кто мог ей подсказать, что ей категорически противопоказан холодный пожар алкоголя? Отец был пьян и только радовался поведению дочери, задохнувшейся от обжигающего чувства горькой воды. А он, Дмитрий, специально подливал в её кружку небольшие, но частые дозы спиртного.

А потом всё было как в нереальном мире. Окружавший её лес плавал, опрокидывался, переворачивался. Ченке казалось, что она несётся с высокого белка на лыжах. Или плывёт на лодке по порожистой речке. Ей было весело как никогда. Она смеялась, плакала, пела песни, танцевала и требовала продолжения праздника. Вместе с ней смеялся Дмитрий и, уступая её настойчивым просьбам, подливал и подливал ей обжигающую жидкость. Девушка с трудом контролировала своё состояние. Да и зачем ей это было надо? В реальности был сумбур восторженных чувств.

Вот она учит русского купца своим народным танцам. Вот Дмитрий учит танцевать её. Нежно приобняв за талию, медленно водит по кругу, прижимает к своей груди. Затем вдруг горячо целует в губы. Она, не понимая этого, отвечает ему тем же. Зачем? Может быть, так надо, и это необходимо в отношениях русских людей? Потом был очередной провал в памяти. Она плохо понимала и чувствовала, что кто-то несёт её на руках. Ченке плохо, её тошнит.

Она с трудом поворачивается набок и видит, как через оголённое плечо пересыпается распущенная коса. Когда она успела расплести свои косы? И почему лежит голая? Вот кто-то склонился над ней, осторожно гладит её угловатые плечики. Она замирает, чувствуя, как на налившуюся грудь впервые ложится загрубевшая рука мужчины.

Кто это? Дмитрий склонился над ней и настойчиво наползает на неё сверху. Зачем? И вдруг всё поняла! Попыталась вырваться, забилась пойманной рыбкой в лодке рыбака, да где там! Дмитрий силён, как медведь! Сжал трепещущее тело крепкими руками до хруста девичьих косточек. Какое-то время ещё пытался найти губами её губы, но потом, поддавшись влечению инстинкта, приподнялся, стал смотреть остекленевшими глазами куда-то вниз.

Вздрогнула Ченка, взвизгнула, застонала. Судорожная боль заполонила прогнувшееся в дугу тело. Тонкие руки взметнулись к его волосам, но он прижал их к телу, припал грудью к её пухлым бугоркам. Скреплённая в крепкие мужские объятия, девушка замерла с перекошенным лицом. А потом, почувствовав себя подвластной чужой, разрывающей плоти, медленно закрыла глаза и тихо, по-детски заплакала.

Та страшная, сумбурная ночь принесла Ченке боль, стыд, обиду и страшное разочарование. В своих юных, детских мечтах она видела светлую любовь, которая придёт к ней неожиданно и утопит в своих ласковых объятиях. Чудесные сны – представления, снившиеся ей много раз, заставляли биться сердце порхнувшей куропаткой, заполоняли разум восторженным томлением.

Ченка ещё никогда никого не любила, но уже видела и представляла свою будущую любовь так, как говорили ей сны, как подсказывало сердце. И вот теперь все ожидания разрушены за одну ночь, проведённую в аду. Она стала избегать Дмитрия, как избегает нежелательных встреч с аскыром пышнохвостая белка. За все время семидневного перехода ни разу не подошла к нему, держалась как можно дальше, в стороне, а ночью пряталась за спину отца. И постоянно, заглушая боль плоти и души, тихо, скрывая слезы, плакала.

Ченка не рассказала Загбою о том, что с ней сделал Дмитрий. Не могла, потому что не знала, как ему поведать об этом. Она не знала слов, объясняющих произошедшее. Нет, она не боялась его. Просто её поруганную душу съедали черви стыда. Была бы мать, всё было бы проще. Женщина всегда поймёт женщину. Но мужчина в редких случаях может найти общий язык с дочерью. Тем более что этот случай был позорным и унизительным. Так думала Ченка. А Загбой ни о чём не подозревал.

А Дмитрий, как будто ничего не произошло, продолжал оказывать девушке знаки внимания. Тайно от Загбоя. Настойчиво, многозначительно улыбался, подмигивал, ухаживал на привалах и даже дарил ей первые весенние цветы. Но Ченка отвергала все попытки к восстановлению дружбы. А потом, тайно от всех, подсунула ему в карман те злосчастные бусы, которые, как она думала, стали причиной её необдуманной благосклонности к насильнику. Теперь она знала, кто такой Дмитрий. Но всё-таки, как ни пыталась отклонить и отвергнуть единение с русским, это случилось.

И произошло это на седьмой день пути каравана. Ближе к вечеру аргиш подошёл к высокой, скалистой гряде, неприступной стеной вставшей на пути людей и оленей. Слева – глубокое, непроходимое ущелье. Справа – высокий, остроконечный голец. Осмотревшись, Загбой приказал Ченке ставить чум, разводить костёр и готовить ужин. Дмитрий стал развьючивать оленей и укладывать груз. Следопыт повернул своего учага в гору, поехал искать проход в скалах.

Если бы Загбой видел, какими глазами дочь смотрела на уезжающего отца! Знать бы ему, что в то время творилось в девичьей душе! Видеть бы, как рвалось вслед за ним раненое сердце Ченки, остающейся наедине со своим насильником…

Для Ченки это были самые тяжёлые минуты за всё время после встречи с Дмитрием. Она понимала, что он, конечно же, не упустит момента, и без отца случится то, чего она боялась. Не испытывая судьбу, надеясь только на свои силы, Ченка тайно вытащила из своей потки небольшой охотничий нож и спрятала у себя на груди под хольмэ.

Нет, она не хотела убивать Дмитрия. Мысли девушки были простыми и безобидными, как порождение молодых листочков на дереве. Ченка хотела просто напугать его, защитить себя в случае нападения. Однако в первые минуты Дмитрий как будто и не думал о своих корыстных целях. Не обращая никакого внимания на девушку, он разгрузил оленей, привязал к их ногам чанхай^[18] и пустил животных на волю. Затем собрал турсуки с продуктами, потки с пушниной, сложил их в кучу под лиственницу и накрыл оленьими шкурами.

Ченка развела костёр и поставила над огнём большой казан с водой. Теперь надо нарубить шесты для остова чума. Это мужская работа. Дмитрий взял из её рук топор, стал рубить подходящие деревья. Ченка растерялась, недоуменно посмотрела на него, но потом, как будто спохватившись, стала обрубать пальмой сучки и подносить шесты к месту будущего жилища.

Казалось, что все опасения девушки напрасны. Он молча махал топором и не смотрел в её сторону. Довольная его поведением, Ченка успокоилась и в какой-то момент посмотрела ему в лицо. Он улыбнулся ей в ответ, не отрываясь от работы, сказал какое-то ласковое слово. Но, как оказалось, это была всего лишь игра. Когда под ударом острого топора на снег упала последняя пихта, а увлечённая работой девушка стала обрубать мохнатый лапник, сзади на её хрупкие плечи легли крепкие мужские ладони.

Она замерла от неожиданности и страха. Сердце замедлило свой ритм. Разум взорвался вулканом. Затрепетавшая душа провалилась в бездну бушующего водопада. Мышцы сковала судорога, руки и ноги отказывались подчиняться. Как в небытие, девушка чувствовала, как он быстро повернул её к себе и прижал к своей груди. Видела его надменное, холодное лицо, хитрые, горящие глаза и растянутые в усмешке губы. Он привлёк её, настойчиво поцеловал в губы.

Она запомнила этот поцелуй надолго. Это был поцелуй страсти и нахальной вседозволенности. Как и в ту ночь, от Дмитрия веяло холодом и плохо скрываемой похотью. Единственное, что ему было необходимо, это её нежное, молодое тело.

Он подхватил Ченку на руки, всё так же криво усмехаясь, понёс в глубину тайги. Она попыталась вырваться, но все старания были бесполезны. Дмитрий прижал к себе ещё крепче и глубоко, неприятно засмеялся. Тогда она вспомнила, что в её правой руке сжата пальма.

Коротко взглянув на свое грозное оружие, она замахнулась рукой, хотела нанести Дмитрию отрезвляющий удар торцом секиры. Он заметил, своевременно предупредил её намерение. В последний момент отклонил голову в сторону. Но это всё равно не помогло избежать наказания: прочная, деревянная ручка сорвала ему за ухом кожу. И хотя удар был слабым, это заставило Дмитрия разжать руки и выпустить свою жертву. Ченка упала ему под ноги на снег, глядя снизу вверх молящими глазами. Будто куропатка в когтях филина, она ждала своей участи.

На какое-то мгновение Дмитрий растерялся. В удивлении, округлившимися глазами – что в некоторой степени предавало ему сходство с филином – он смотрел на девушку, осмысливая произошедшее. Приложил руку за ухо – кровь. Усмехнулся, скривил губы, в гневе прищурил глаза и вновь потянул к девушке свои руки.

Ченка попятилась назад, замахнулась пальмой для повторного удара. Но на этот раз к отражению нападения Дмитрий был готов. Едва секира описала половину своего направленного пути, он резко пнул ногой по руке девушки. Пальма вылетела из ладони Ченки и, изменив траекторию, отлетела далеко в сторону. Дмитрий торжествующе захохотал.

Девушка, не дожидаясь его последующих действий, с перепуганными, наполненными слезами глазами попятилась назад, вскочила на ноги и побежала в спасительную тайгу. Он как будто этого и ждал. В несколько прыжков догнал и едва не поймал её за косы. Увернувшись, девушка проворно скрылась за стволом лиственницы, и только этим спасла себя от рук насильника. Она поняла, что её спасение за стволами деревьев.

Но Дмитрий оказался более быстрым и ловким. Эти два качества очень быстро доказали его неоспоримое преимущество по сравнению с девушкой. Ченка поняла, что за одним деревом ей не спастись от цепких рук, стала перебегать от одного ствола к другому. Это ненадолго продлило ей свободу.

Быстрые перебежки двух людей со стороны могли показаться увлекательной игрой в кошки-мышки. Но, приглядевшись к лицам играющих, можно было увидеть боль и безнадежность в глазах девушки и азартную жажду, желание в глазах мужчины. И догадаться, что это далеко не догонялки, а нечто сравнимое с танцем смерти, в котором роль колонка исполнял Дмитрий, а роль мышки – Ченка.

Неизвестно, сколько времени могла продолжаться подобная игра, если бы за спиной девушки не осталось деревьев. Та самая скалистая гряда, что сегодня предстала перед караваном, теперь заслонила холодом камней путь к бегству растерявшейся Ченки. Все еще на что-то надеясь, пытаясь увернуться от рук русского за последним стволом разлапистого кедра, она со слезами на глазах смотрела на возвышающуюся стену.

Ухмыляющееся лицо Дмитрия выражало полное удовлетворение. В предчувствии скорого наслаждения возбуждённо загорелись глаза насильника. Движения стали медленными, уверенными. Он уже торжествовал победу.

Но поистине верна мысль, что стремление любой жертвы к спасению почти всегда побеждает. Мышь ищет самую узкую норку. Рябчик сливается с окружающим миром и затаивается в густых зарослях. Заяц делает смётку или даже прыгает в воду. Сохатый уходит в самое глубокое болото. Марал надеется на ноги. Кабарга затаивается на неприступном скалистом отстое. В сравнении с животными, человек не исключение. Благодаря своему в совершенстве развитому сознанию он более предприимчив, чем животное, и практически всегда находит порой невероятный выход из создавшегося положения.

И Ченка нашла этот путь. В самый последний момент, когда протянутая рука Дмитрия едва не поймала её взметнувшуюся косу, она круто развернулась, напрягая последние силы, бросилась к скале. С проворством, цепляясь за едва видимые трещины, полезла вверх.

Взорвавшийся Дмитрий бросился следом. Погоня возобновилась с новой силой. Только теперь мышка стала проворной, резвой кабаргой, а рыжий колонок превратился в хитрого, настойчивого лиса.

Метр за метром Ченка взбиралась вверх по скале. Быстроте её передвижения способствовали лёгкость, гибкость тела. Более грузный, неповоротливый Дмитрий заметно отстал. Однако желание добиться своего подгоняло его, он не допускал мысли о прекращении преследования. Трепещущее сознание жертвы лелеяло мысль о спасении. Кипящий разум насильника как никогда требовал наслаждения.

Ченка не знала, что будет наверху. Никогда здесь не была, взбиралась на скалу первый раз в жизни. Но верила в своё спасение, жила мыслью о том, что обретёт свободу. Каким горьким было её разочарование! Какой болью сжалось сердце девушки. Подобно белоснежному лебедю, у которого в небесах отрубили крылья, замерла мгновенно опустошённая душа. Все надежды были уничтожены в одно мгновение, когда она наконец-то достигла вершины скалы.

Двадцатиметровая высота природного изваяния ограничивалась крутыми, отвесными стенами. Между соседними скалами страшной пропастью зияла пустота, не дававшая никаких шансов на спасительный прыжок. Ченка оказалась на небольшой площадке. Единственный путь отступления, по которому она взобралась сюда, был отрезан Дмитрием.

Слёзы безысходности наполнили глаза девушки, попавшейся в непредвиденную ловушку. Сжавшись в комочек, она присела на краю обрыва и с очернённым сознанием стала ждать своей участи. В какой-то момент подумала о спасительном, смертельном прыжке вниз, на каменистый курум, но страх перед гибелью оказался сильнее её воли. Ченка вспомнила слова отца, который всегда говорил, что «смерть сильна, но жизнь сильнее!». Она была ещё молода, чтобы так неразумно расстаться с этим миром. В её сердце жила робкая надежда на то, что всё ещё может кончиться хорошо, что насильник откажется от своих намерений.

А Дмитрий уже близко. Всё громче слышалось шумное дыхание, отчётливее звук пальцев, царапающих каменные уступы, и тяжёлая поступь ног. Ещё мгновение – и на противоположной стороне площадки показалась взъерошенная голова, злые глаза, раскрасневшееся лицо.

Он вылез на площадку, увидел Ченку, край пропасти… Оценивая ситуацию, удовлетворённо посмотрел на безграничную ширь тайги, на обречённую жертву, небрежно, самодовольно рассмеялся и присел на корточки. С минуту, наклонив голову, смотрел на неё с хитрой улыбкой. Празднуя победу, хитрый лис наслаждался муками кабарги. Затем, восстановив дыхание, приподнял правую руку и медленно поманил к себе девушку пальцем. Ченка сжалась ещё сильнее, заплакала громче, но осталась сидеть на месте. Тогда он встал сам. На ходу снимая с себя курку, неторопливо подвинулся к ней. Его самоуверенная походка была осторожной, как у счастливого охотника, осматривающего пойманную в капкан добычу перед последним, решающим ударом таяком.

Но и сейчас Ченка не считала себя добычей. Это только казалось, что она была подавленной и обречённой, потому что в этот момент у неё вновь возник очередной робкий план спасения. Её глаза были полны слёз, но за этими слезами горела искорка решения, которое она хотела привести в исполнение. Каждый мускул тела девушки был напряжён до предела и только ждал момента, когда наступит миг для решающего прыжка.

Как только он оказался на расстоянии одного короткого шага, а протянутая рука едва не коснулась её головы, маленькая кабарожка сделала резкий выпад вперёд, делая вид, что хочет проскользнуть у лисовина под правым плечом. По всей вероятности, Дмитрий не ожидал подобных действий, потому что с некоторым опозданием попытался навалиться и придавить Ченку всем телом.

Этого было достаточно для того, чтобы стремительная кабарожка, точно предусмотрев свои и его действия, мгновенно отпрянула назад и пружиной сработавшего капкана сделала повторный, но теперь уже настоящий прыжок под левой рукой врага. Этот трюк удался ей даже более чем совершенно. За краткий миг она уже была на противоположной стороне площадки перед спасительным спуском вниз.

Ещё не понимая, что ей удалось вырваться на свободу, приостановилась, чтобы точно рассчитать трещины и уступы для бегства, как вдруг услышала за своей спиной резкий крик. Ченка замерла, круто развернулась на месте: Дмитрия на площадке не было.

Сразу поняла, что произошло. Сверкнувшей молнией в её голове метнулось воспоминание о том, что когда делала свой последний, решающий прыжок, её рука непроизвольно, но достаточно сильно толкнула русского. И если учесть то, что склонившийся Дмитрий потерял равновесие, то там, внизу, уже случилось самое плохое и непоправимое.

Ченка бросилась назад, к краю пропасти, увидела его. Невероятно как зацепившись за едва видимый выступ, он висел на вертикальной, отвесной стене, в нескольких метрах от края площадки. Правая нога в согнутом положении кончиком ступни поддерживала напрягшееся тело. Вторая, левая, выискивая опору, судорожно сжимаясь, болталась в воздухе. А там, далеко внизу, чёрные, холодные камни растёкшегося курумника в безмолвном молчании невидимым магнитом притягивали к себе обречённую жертву.

В округлившихся глазах Дмитрия застыл смертельный страх. Белоснежное, без единой кровиночки лицо отпечатывало оттиск ужаса последних мгновений его жизни. Из приоткрытого рта, с посиневших губ слетал едва слышный стон. Он смотрел в девичьи глаза с немой безысходностью, не в состоянии вымолвить хоть какого-то слова. Чувствуя смерть, он не просил прощения, не взывал мольбой о помощи и не грозил возмездием. Он просто обречённо молчал.

Какие-то мгновения они смотрели друг другу в глаза. Два человека. Мужчина и женщина. Девушка и насильник. Хищник и жертва. Два врага, чьи роли изменились за один миг. Теперь Дмитрий оказался в положении Ченки. Загнанная кабарожка превратилась в вольную, свободную птицу. Хитрый лис – в волка в капкане. Теперь он походил на существо, получившее то, что заслужил.

Но это был человек – человек, попавший в беду. А свободолюбивое, незлопамятное сердце девушки всегда приказывало помогать людям, с кем случилось несчастье. И пусть это был враг, минуту назад жаждущий её бесчестия, но это был тот, кто дышал с ней одним воздухом, был молод и хотел жить. Так твердил голос предков. Так говорило девичье сердце.

Беспрекословно повинуясь этому чувству, Ченка упала на край пропасти, протянула ему свою тонкую, хрупкую руку. В глазах Дмитрия вспыхнула надежда на спасение. Губы задрожали нервным трепетом, щёки покрылись легким румянцем брусничника, пальцы ладони в страждущем порыве медленно потянулись навстречу протянутой ладони.

Но слишком велико было расстояние, отделявшее жизнь от смерти. Как бы ни старалась Ченка дотянуться рукой до руки Дмитрия, оно все равно оставалось недосягаемым. Между пальцами оставалось не меньше полутора метров пустоты. Изо всех сил она пыталась как можно дальше вытянуться вниз, через край площадки, но это не привело к успеху.

Ченка вскочила на ноги, заметалась по площадке в поисках вспомогательного предмета, но на поверхности скалы, на камнях не росло ни единого деревца, не было ни одной палки или даже корявого сучка. Где-то там, внизу на стане, была верёвка, топор, росли деревья. Но, чтобы спуститься вниз, а потом вновь подняться наверх, требовалось время, драгоценное время, а его не было. Девушка видела, что судорожно сжимающиеся пальцы Дмитрия слабеют с каждой минутой, выдержат вес тела совсем недолго. А потом…

Она вновь упала на край площадки, опять протянула руку, но и эта попытка, увы, как и первая, конечно же, ничего не дала. Но… К невероятной радости, она вдруг увидела свои косы! Как две чёрные змеи, два связующих звена, две прочные веревки они выпали из-за её плеч навстречу руке Дмитрия.

Радостное восклицание сорвалось с её губ. Он тоже увидел косы, всё понял, подался вперед, вверх. В его угасающих глазах вновь засветились горящие искорки.

Но и это не помогло. Несмотря на все старания Ченки продвинуться как можно ниже, косы едва перекрывали её руки. А до руки Дмитрия оставалось ещё значительное расстояние.

Сознание девушки мгновенно озарила мысль. Она вскочила на ноги, выхватила из-под хольмэ нож и, не раздумывая, под корень отрезала правую косу. В её руке оказалась воронёная змея, которая могла спасти жизнь человеку.

Ченка бросила ему конец косы, но, к обоюдному разочарованию, ее не хватало для исполнения задуманного. Дмитрий едва касался кончиками пальцев за её конец. Тогда девушка ещё одним ловким движением отхватила вторую косу, быстро, прочно связала их в одну веревку, а с концов, для прочности захвата, накинула две небольшие петли под руки. В одну петлю просунула свою ладонь. Вторую бросила вниз, ему.

Теперь длины связанных кос хватало даже на то, чтобы для надёжности опоры Ченка могла отползти от края пропасти на некоторое расстояние. Но это не избавляло ее от смертельной опасности. Ладонь Ченки, так же как и рука Дмитрия, находилась в петле, они были связаны воедино. Одно неверное движение русского – и она полетит на курумник вслед за ним.

Напрягая последние силы, Ченка потянула тяжёлое тело вверх. Казалось, что эта помощь будет безуспешной, но по тому, как медленно – очень медленно – переползает переплетёная трёхжильная коса через край, понимала, что он выбирается наверх. Ченка не смотрела на него, не видела, что он делает, как, за какие уступы цепляется и на что опирается ногами. Но по тому, как и с каким напряжением звенит натянутая «верёвка», было понятно, что её помощь играет важную, главную роль в его спасении.

В какой-то момент коса резко дёрнулась и едва не увлекла Ченку за край уступа. Девушка села на площадку, упёрлась ногами в трещину в скале. Это помогло избежать трагедии. По всей вероятности, нога Дмитрия сорвалась с уступа и только своевременная поддержка спасительницы помогла ему сгруппироваться и вновь схватиться за трещину в камнях. Больше не испытывая судьбу, Ченка уже не вставала на ноги, тянула за косу сидя, уперевшись ногами в трещину.