Читать книгу: «Блокадные дневники. Пьесы», страница 2

Н и н а. Кто ж его знает…

П е т р о в. И что говорил?

Н и н а. Уговаривал в эвакуацию с ним ехать.

П е т р о в. Поэтому ты против отъезда со своими?

Н и н а. Да я вообще не хочу никуда и ни с кем ехать!

П е т р о в. Наши желания сейчас никого не интересуют.

К отъезжающим подходит Иванов.

И в а н о в. Здравствуйте. И, по-моему, до свидания?

П е т р о в. Так точно, своих отправляю.

И в а н о в. Молодец! Оперативно и без лишних разговоров.

Н и н а. Семен Семенович, наша квартира почти полностью выехала. Осталась только тетя Маша. Она присмотрит за комнатой, за вещами. Но и вас прошу – приглядывайте.

И в а н о в. Обязанности свои знаем, не беспокойтесь.

Н и н а. Спасибо и… до скорой встречи.

И в а н о в. Надеюсь, Нина Сергеевна.

П е т р о в. Я не прощаюсь. Посажу их в эшелон и вернусь. Ключи отдам завтра.

И в а н о в. Меня не будет – отдадите Дарье Михайловне.

П е т р о в. Хорошо.

Иванов прощается и уходит. Женщины обнимаются. Нина

достает из сумочки носовой платок, выпадает квитанция.

Н и н а. Как же я забыла?! Вчера еще можно было получить скрипку. Даня, оставляю квитанцию тебе, получи сегодня же…

П е т р о в. Не берусь. Я должен пройти и в военкомат, и появиться на сборном, а какие там распоряжения получу – не знаю.

Н и н а. А, ладно… теперь уже все равно.

В и к т о р. Но как же? Я же должен учиться играть!

Н и н а. Где ты собираешься учиться? Мы даже не знаем, куда едем! Не до музыки будет, это уж точно…

В и к т о р. Дай мне квитанцию!

Н и н а. Зачем она тебе?

В и к т о р. Ну, пожалуйста! Это же моя скрипка! Квитанцию надо сохранить до нашего возвращения.

Н и н а. Да на, возьми… (отдает квитанцию Виктору, он прячет ее в карман).

П е т р о в. Разобрались? А теперь послушайте меня. Хорошо, если в вагоне окажется кто-нибудь толковый, кто руководить вами будет. Но главное – из-за каждой тревоги или остановки из вагона не выпрыгивать. Платформ нет, насыпи высокие, можно ноги поломать, да и со здоровыми обратно не всякий заберется. А поезд ждать не будет, гудков машинист не даст. Растеряете друг друга – не найдете, потому что первую сотню километров поезд будет идти ночью.

Н и н а. Как же он уйдет, если люди вышли?

П е т р о в. Уйдет, поэтому повторяю: из вагона не выходить. Если уж разобьют паровоз и состав не сможет дальше двигаться, тогда уходите в лес и добирайтесь до ближайшей деревни, села, Но идите подальше от дорог. Витя, вот тебе компас – будешь проводником для мамы и других.

Виктор крепит полученный компас на руке.

П е т р о в. Лучше, конечно, если он вам не понадобится и эшелон дойдет до места назначения. Деньги будете получать по аттестату, адрес только сообщите сразу, как осядете где-то, чтоб переслать его. Но деньги в деревне мало что стоят. Я сложил в этот тюк вещи и отрезы, которые можно будет обменять на продукты в случае чего. И не жалей тряпок, это все наживное. Главное – берегите друг друга. Вам бы сегодня Мгу проскочить. Если немцы ее возьмут, ни о каком отъезде речи не будет.

Н и н а. И что тогда?

П е т р о в. Вернетесь… а что будет дальше – не знаю.

Н и н а. Но немцы не возьмут город?

П е т р о в. Кто же это допустит?

Н и н а. Зачем тогда и уезжать?

П е т р о в. Не начинай. Во фронтовом городе мирному населению делать нечего, жертв не оберешься от обстрелов и бомбардировок.

Н и н а. Но многие же остаются! Целые заводы никуда не едут.

П е т р о в. Кто-то должен производить оружие, ремонтировать технику, поддерживать жизнь в городе.

Н и н а. Вот именно! Кормить людей надо? А через Вырицу какие стада гнали к городу! Такие красивые, породистые коровы были! Колхозники уговаривали нас идти с ними и доить коров. Они на Оредеже останавливались, и мы каждый день несли в дом ведра молока, не зная, куда его девать.

П е т р о в. И что с того?

Н и н а. Если все эти стада гнали на убой, наш завод мог бы работать не один месяц, а его закрыли.

П е т р о в. Представляю, что от этих коров оставалось после многодневных перегонов.

Н и н а. Городу разве продукты не требуются?

П е т р о в. Требуются. Но не в тех объемах, что прежде. Население покидает город!

Н и н а. А красноармейцев не надо кормить?

П е т р о в. Надо, надо. И нам надо… ехать, Лошадь уже измучилась, ожидая нас. Садитесь в тарантас и поехали.

Петровы уезжают. К дому подходит женщина-почтальон. Ее окружают жильцы дома.

М о х о в. Наконец-то… В сорок пятую нет письма?

П о ч т а л ь о н. Фамилию назывйте.

М о х о в. Мохов… Авдей Игнатьевич.

П о ч т а л ь о н. Держите. (отдает Мохову письмо).

М о х о в. (берет письмо). Ох… как тебя и благодарить!?

П о ч т а л ь о н. Прочитайте, потом благодарить будете. (Курашовой). А вам?

К у р а ш о в а. В пятидесятую, газету «Ленинградскую правду».

П о ч т а л ь о н. Держите газету. Где-то и письмо было. Курашовой – вам?

К у р а ш о в а. Мне, родная, мне… из Москвы, от сына.

П о ч т а л ь о н. Держите. (отдает Курашовой письмо и газету). А вы что молчите, Макар Васильевич? Вам открытка… возьмете?

Сидоров берет открытку, бегло просматривает ее, потом

подхватывает женщину и кружится с ней.

П о ч т а л ь о н. Да отпустите же! Так я всю корреспонденцию растеряю!

Сидоров ставит женщину на землю, отдает открытку жене,

помогает почтальону собрать рассыпанные письма.

П о ч т а л ь о н. Все мне перепутали… теперь снова раскладывать придется.

С и д о р о в. Да радость-то какую ты нам принесла, милая!

П о ч т а л ь о н. За весь день только вас одного и порадовала.

С и д о р о в. Мы же тебя с самого утра ждем!

П о ч т а л ь о н. Может быть… если у вас никого на фронте нет. А другие меня бояться стали, не открывают дверь, когда звоню. Но я и рада: сама боюсь смотреть людям в глаза. Хожу как вестник смерти. Один дом обойду и сижу где-нибудь, дух перевожу. Вот и сейчас… Макар Васильевич, положите это в почтовый ящик. (отдает извещение).

С и д о р о в. Это кому же? (читает похоронку). А она в полной уверенности ждет его, чтобы помог ей эвакуироваться.

П о ч т а л ь о н. Простите, что обязанности свои на вас перекладываю, но сегодня уже с двумя вдовами наплакалась, третьей встречи боюсь.

С и д о р о в. Сделаю, милая, сделаю… только как?

П о ч т а л ь о н. Прошу вас… Вроде писем становится меньше, а сумка все тяжелеет (уходит).

Е в г е н и я П. О чем ты с ней шептался там? Свидание назначал на радостях?

С и д о р о в. Какие радости? (показывает жене извещение).

Е в г е н и я П. Господи, что делается!

С и д о р о в. Был человек, и нет человека. А ведь он что-то хотел сделать в жизни. Но кто-то решил, что жизнь ему не нужна и послал на войну. где убийством друг другазанимаются мирные люди, ставшие в одночасье врагами. Ради чего?

Е в г е н и я П. Нам этого не понять…

С и д о р о в. Надо понять. А ты что медлишь, Евгения Павловна? Ждет ведь дочка!

Е в г е н и я П. Сонюшка, подежуришь за меня?

К у р а ш о в а. Да, я здесь посижу.

Е в г е н и я П. Я за пару часов обернусь.

С и д о р о в. Иди, иди. Ну что, Авдей? Получил письмо?

М о х о в. Это вызов в контору – завтра пойду…

Евгения Павловна уходит. Появляется Гулин.

С и д о р о в. Ефим Дмитриевич, ты что же не на работе сегодня?

Г у л и н. Местная командировка была, я пораньше и освободился.

С и д о р о в. Ну и помог бы мне песок на чердак поднять.

Г у л и н. Вам-то я помогу, поможет ли это городу?

С и д о р о в. Ты не один такой сознательный. А сообща мы и городу поможем пожаров избежать.

Г у л и н. Блажен, кто верует. А мне довелось сегодня в одну контору зайти. Там об обороне и думать забыли. Командировки себе в тыл оформляют. И многие с партбилетами…

С и д о р о в. Сам-то не собираешься уезжать?

Г у л и н. Еще не решил. Но я-то мелкая сошка.

С и д о р о в. В конторах тоже не вожди сидят. И как ни называйся, бегство есть бегство. Мне это тоже не нравится, но у людей семьи, о них позаботиться надо.

Г у л и н. Они должны пример нам показывать!

С и д о р о в. Ты не ребенок. Какой тебе пример нужен?

Г у л и н. Пример достойного поведения. Иначе на кого нам ориентироваться?

С и д о р о в. На собственное понимание долга и на совесть свою. Ну и на тех, кто ушел на фронт. Там с партбилетами их тысячи, если не десятки тысяч.

Г у л и н. Тех тысяч я не видел, а здесь они на глазах.

С и д о р о в. Каждый видит то, что ему хочется видеть.

Из подъезда жилконторы выходит Иванов.

И в а н о в (Курашовой). Вы замещаете Скворцову?

К у р а ш о в а. Дарья Михайловна попросила подежурить за нее. Она сказала, что вы ей разрешили поехать в госпиталь, к мужу. А Евгения Павловна тоже пошла к дочери.

И в а н о в. Если так, вы и расскажете мне, кто еще уехал… кроме Петровых?

К у р а ш о в а. Вот список. Но и в нем не все отмечены. Уехали Мельниковы из 56-й, а с ними – Васильевы из 29-й. На одной машине уехали, я сама видела. Из 35-й уехали, вчера, а сам Малыгин вчера же ушел на сборный пункт. Богданов из 17-й тоже ушел на призывной, а жену с дочкой отправил к эшелону.

И в а н о в. А Бровкины из 62-й?

К у р а ш о в а. Уехали.

И в а н о в. Мало! Надо снова собрать людей, разъяснить им необходимость эвакуации.

К у р а ш о в а. Собирали же…

И в а н о в. Будем собирать еще и еще! Надо написать объявление…

К у р а ш о в а. Семен Семенович, не обижайтесь, пожалуйста, но как вы могли повесить такое объявление?

Курашова указывает Иванову на объявление, висящее на двери подъезда.

И в а н о в. Что вам не нравится?

К у р а ш о в а. Ну что это такое? «Срочно заклеить оконные стекла марлей или бумагой хрес на хрес».

И в а н о в. Правильно. Есть такое указание. Вы заклеили?

К у р а ш о в а. Конечно.

И в а н о в. Смотрите, а то взыщу… по всей строгости военного времени. Впрочем, извините, Софья Николаевна, заговариваюсь…

К у р а ш о в а. Да я об ошибках говорю! Люди же смеются!

И в а н о в. Нашли время смеяться. А ошибки исправили – и ладно. Сейчас дело делать надо. Столько указаний, что не знаешь, с чего начать.

К у р а ш о в а. Но я могла бы писать объявления под вашу диктовку.

И в а н о в. Занимайтесь своим делом, а я своим. Если двое делают одно дело, кто-то их них лишний.

К у р а ш о в а. Я хотела как лучше, Семен Семенович…

И в а н о в. Вот и напишите, что сегодня в жилконторе в 19 часов состоится беседа о Постановлении Ленгорисполкома от 10 августа. Повесьте объявление и обойдите со Скворцовой все квартиры, из которых жильцы не выехали. Пригласите всех персонально.

К у р а ш о в а. Сейчас напишу…

И в а н о в. А с окопов вернулись люди?

К у р а ш о в а. Аня Орехова, из 53-й, вернулась, но ей новая повестка пришла.

И в а н о в. Какая повестка? Ей с ребенком и матерью больной выезжать из города надо!

К у р а ш о в а. Катя Морозова, из 37-й, тоже вернулась.

И в а н о в. Попросите их обязательно быть на собрании. Пусть расскажут, как им на окопах работается.

К у р а ш о в а. Передам.

И в а н о в. Слухами тут кормимся, настоящего положения дел не знаем. А ведь там наши люди. Их, знающих обстановку, и послушаем.

К Иванову подходит Сидоров. Оба отходят к порталу.

С и д о р о в. Семен Семенович, ты лицо должностное. Может быть, вручишь это Архиповой? (отдает Иванову извещение).

И в а н о в (прочитав похоронку). А что же почтальон?

С и д о р о в. Пожалел я ее. Она за день столько их разносит…

И в а н о в. Ее пожалел, а мы с какими глазами отдадим ей эту весточку? Ты хоть понимаешь, что это убьет ее?

С и д о р о в. Эвакуировать ее, не говоря об извещении?

И в а н о в. Неплохо бы. Но ей документы надо оформить на основании извещения.

С и д о р о в. Придется вручить?

И в а н о в. Придется. Знать бы, как… Песок-то сегодня поднимем?

С и д о р о в. Неплохо бы у соседей блок попросить.

И в а н о в. Ну и попроси.

С и д о р о в. Иван не даст. Ему приказ начальства нужен.

И в а н о в. Хорошо, я поговорю с его начальником.

С и д о р о в. Тогда поднимем, конечно.

Из подъезда выходит Архипова. Сидоров уходит.

И в а н о в. Антонина Никитична, здравствуйте…

А р х и п о в а. Какое официальное начало. Здравствуйте, Семен Семенович. Что-то хотите мне сообщить?

И в а н о в. Не хочу, но должен… Вечером собираем тех, кто еще не эвакуировался. Приходите, послушайте руководителей города, если мои уговоры на вас не действуют.

А р х и п о в а. А меня уговаривать не надо. Я с места не тронусь, пока не дождусь мужа.

И в а н о в. Такие вопросы не мужья решают. Как жена командира вы понимаете, что Постановление Исполкома – это приказ, подлежащий исполнению.

А р х и п ов а. Понимаю, но я уж дождусь своего командира.

И в а н о в. И все-таки приходите. Нам есть о чем поговорить.

Архипова, пожав плечами, уходит, К Иванову подходит Курашова.

К у р а ш о в а. Семен Семенович, объявление я повесила,

И в а н о в. Спасибо. А теперь – по квартирам.

К у р а ш о в а. Да я, сидя здесь, больше людей предупрежу… Многие же еще на работе.

И в а н о в. Как знаете, но чтоб все, кому уезжать, были. А я пройду в военкомат. К собранию вернусь. Кому понадоблюсь, пусть ждут.

К у р а ш о в а. Опять?

И в а н о в. Не сидеть же здесь, когда немцы лезут отовсюду, как саранча!

К у р а ш о в а. Не знаю, что вам и пожелать…

И в а н о в. Мало ходите по городу и не видите, как посерьезнел Ленинград. Вот и нам надо серьезно решить, что делать каждому.

К у р а ш о в а. В военкомате-то узнайте поподробней, где немцы. На карту хоть одним глазком взгляните. А то в газете называют Сольцы, Струги Красные, а где это?

И в а н о в. Я что-то карты там не видел, убрали, наверное, с глаз долой, чтоб себя и людей не пугать. А места, что вы называете, немцы уже прошли и по нашей области идут.

Из подъезда выходят Сидоров, Мохов, Гулин с ведрами.

Г у л и н. (Мохову). На собраниях-то вам что-то разъясняют?

М о х о в. Да собраний с начала войны не было!

Г у л и н. Понятно. На собраниях отвечать на вопросы надо. Почему, например, война идет так, а не иначе…

С и д о р о в. Ну и разъяснили бы. К чему людей в неведении держать? Какую-то информацию сверху должны давать…

М о х о в. Это мы, простые смертные, всегда что-то должны, но не руководство. По-моему, многие затаились в ожидании, чья возьмет.

С и д о р о в. Этого быть не может!

Г у л и н. Ну да… потому что не может быть никогда. Точно так же, как нам твердили, что Германия не нападет, потому что мы – союзники. Значит, кое-где гостей ждут.

М о х о в. Я говорю только, что прежней активности нет. Вроде бы самое время что-то возглавить, кого-то повести.

Г у л и н. Ну. во-первых, инициатива наказуема. Москва в любой момент может пресечь любой почин. Своих-то людей призвать к порядку у нас умеют – это не с немцами воевать. А во-вторых, пассивность послужит неплохим оправданием перед немцами.

И в а н о в. Идиоты! Этим «товарищам» предстоит перед нашими людьми держать ответ! Слава богу, таких «гостеприимных» у нас немного.

Г у л и н. Но их поведение заметней. И в присутственных местах не избавиться от впечатления, что все замерли в ожидании.

И в а н о в. Немцы не с пряниками к нам идут. Им земля наша нужна и мы – рабами.

М о х о в. Некоторые прямо говорят, что мы и большевиками закабалены по самое горло. И приход немцев позволит что-то улучшить в стране.

И в а н о в. В какой стране? Ее не будет! Где сейчас Чехословакия, Австрия, Польша? Плата за помощь может оказаться непосильной. В своей стране самим надо наводить порядок.

З а т е м н е н и е.

К А Р Т И Н А II

Там же, ближе к вечеру. Курашова сидит у подъезда, вяжет. Сидоров и Мохов поднимают песок на чердак с помощью блока.

С и д о р о в. Повезло нам: соседи быстро управились. Теперь и у нас дело пойдет. Небольшая механизация, а сколько времени и сил сберегает…

М о х о в. Да уж все лучше, чем ползать с ведрами вверх-вниз…

С и д о р о в. Извини, Игнатьич, объявляю перерыв. Покури пока.

Через сквер к дому идут мать и дочь Сидоровы. У Марии правая

забинтованная рука на перевязи. Сидоров идет навстречу.

Е в г е н и я П. Принимай, отец. Жива доченька наша!

С и д о р о в (обнимает дочь). Ну, здравствуй. Заставила ты нас понервничать. Что рука?

М а р и я. Почти поправилась. Осталось пару перевязок сделать.

С и д о р о в. Как же это ты не убереглась? Подставляться под пули – гиблое дело.

М а р и я. Да меня только чуть царапнуло.

С и д о р о в. Если бы не чуть, мы бы с тобой не разговаривали сейчас.

Е в г е н и я П. Какой там чуть! Сама говоришь – упала.

М а р и я. Споткнулась я…

Е в г е н и я П. И сознание потеряла от этого?

М а р и я. Мама, ну зачем ты ему рассказываешь?

Е в г е н и я П. Затем и говорю, что быть бы тебе в плену или на том свете, если бы не Данила Андреич: и к дороге ее вынес, и в машину поместил.

М а р и я. А сам он – ничего? Не ранен?

С и д о р о в. Здоров твой командир. Повез своих к поезду: в тыл их эвакуирует.

М а р и я. Мне надо с ним увидеться.

С и д о р о в. Вернется к вечеру и встретитесь. А сейчас иди отдыхай. Мне-то не до отдыха: песок надо поднять на чердак. Авдей, не убегай, нам блок до вечера дали, надо управиться. (Уходит)

Е в г е н и я П. Отца хлебом не корми, дай только поговорить о своих походах. Так что Данилу Андреича он непременно к нам приведет.

М а р и я. Мне нужно встретиться с ним без свидетелей.

Е в г е н и я П. Что задумала? Обидел он тебя? Так скандалом делу не поможешь. Да и не время сейчас…

М а р и я. Ты не поняла.

Е в г е н и я П. Вот и объясни матери непонятливой.

М а р и я. Я хочу сына от него иметь.

Е в г е н и я П. Ты думаешь, что говоришь?

М а р и я. Давно думаю. А теперь времени на раздумье не осталось.

Е в г е н и я П. Думы твои я знаю. Может быть, встретишь другого…

М а р и я. Ты говоришь, не зная того, что видела я. А мне снятся окопы, которые стали братскими могилами для женатых и женихов, и поля, усеянные их трупами. И когда мы возместим эти потери, и возместим ли, не знаю. Но я хоть рожу по любви.

Е в г е н и я П. Позор-то какой! Отец убьет тебя!

М а р и я. Убивать пусть идет на передовую, враги – там. А воевать с родными и близкими сейчас не время.

Е в г е н и я П. Ладно, еще не вечер. Идем домой, приляжешь хоть, отдохнешь.

Мария видит идущего к дому Петрова.

М а р и я. Я здесь немного посижу, воздухом нормальным подышу, не больничным.

Е в г е н и я П. Ну, переведи дух, пока я постель тебе приготовлю.

Евгения П. уходит. Мария садится на скамейку в сквере. Подходит Петров, оба не скрывают радости.

П е т р о в. Здравствуй, Машенька… Вот о ком меня расспрашива-ли родители…

М а р и я. Здравствуйте, Даниил Андреевич…

П е т р о в. Как ты себя чувствуешь?

М а р и я. Почти здорова. А как вы выбрались оттуда?

П е т р о в. Как и другие: на своих двоих.

М а р и я. Сколько вернулось, не знаете.

П е т р о в. Со мной вышло семь человек. Об остальных ничего не знаю.

М а р и я. Значит…

П е т р о в. Пока это ничего не значит. Но…

М а р и я. Печально.

П е т р о в. После выздоровления куда пойдешь?

М а р и я. Как врачи решат…

П е т р о в. Не в окопы же?

М а р и я. Не хотелось бы… Я там чувствую себя такой беззащитной, а немцы – безнаказанными.

П е т р о в. Ты же прекрасно стреляешь – подучись на снайпера.

М а р и я. Я подумаю. Не мое это дело – убивать. Мечта у меня совсем другая.

П е т р о в. Какая же, если не секрет?

М а р и я. Не секрет. Но вам-то я не скажу.

П е т р о в. Да я не любопытный…

М а р и я. А вы где намерены воевать?

П е т р о в. Судя по обстановке, далеко не отправят. Завтра получу пополнение и на передовую.

М а р и я. Так сразу? И задержаться никак нельзя?

П е т р о в. Задержки на войне дорого обходятся.

М а р и я. Я, пожалуй, открою вам свою мечту… если в гости пригласите…

П е т р о в. Приглашаю… хоть сейчас…

Мария обнимает и целует Петрова. Из подъезда выходит Сидоров.

С и д о р о в. Ты, Мария, кланяться должна Даниле Андреичу, а не на шею ему вешаться. И в церкви не одну молитву вознести за его здравие.

М а р и я. Папа, что ты говоришь?

С и д о р о в. Дело говорю, а ты слушай!

М а р и я. Я же комсомолка, а Даниил Андреевич – член партии!

С и д о р о в. И ты думаешь, билеты ваши вас спасли? Нет, на то Божья милость была. И теперь все зависит от воли его… Данила Андреич, ты теперь один. Зашел бы к нам, отужинали вместе. Крестницу свою порадуешь.

М а р и я. Ну я же и приглашала Даниила Андреевича…

С и д о р о в. Вот это правильно…

П е т р о в. Мне же с утра на сборном пункте надо быть…

С и д о р о в. Ну, ужин – не ахти какое застолье, полчаса-час, не более.

М а р и я. Приходите, пожалуйста!

П е т р о в. Спасибо, зайду.

С и д о р о в. Вот и договорились. (Марии) А ты иди домой, приляг. Мать зовет.

Петров, Мария, Сидоров расходятся по подъездам. Возле жилконторы остаются Мохов и Курашова.

М о х о в (Курашовой). Вы что же, так весь день и будете дежурить?

К у р а ш о в а. Да я Евгению Павловну подменяю. Она в госпиталь за дочерью ходила. Теперь вернулась и сменит меня.

М о х о в. Погода-то сказочная стоит… живи да радуйся. А люди убивают друг друга.

К у р а ш о в а. Война, ничего не поделаешь.

М о х о в. И город стал каким-то другим. В центре маскировочные сети натягивают, окна мешками с песком закладывают, в бойницы их превращают.

К у р а ш о в а. Неужели в городе воевать будут?

М о х о в. Похоже. На работу когда ходил, удивлялся: народу на улицах мало. Только на Смоленском кладбище – оживление. Престольный праздник, видно, отмечался.

К у р а ш о в а. Был такой на днях.

М о х о в. Так верующие пришли поминать своих с выпивкой, с закусками. А их не пустили, там теперь ополченцев обучают: лечь, встать, коли, шагом марш и прочее.

Так наши верующие и неверующие на лютеранском расположились, благо рядом. На чужих могилах своих почивших поминали.

К у р а ш о в а. Грустно это, да и кощунственно, по-моему.

М о х о в. Я тоже подумал, что нехорошо. А что мы понимаем в этом? Я вот своих отправил, а теперь извелся весь, не зная, что с ними? Поехал бы вслед, да меня к охране склада приписали, и никуда не денешься.

К у р а ш о в а. Да, в чужие края к чужим людям ехать – не приведи господь. Мы для себя решили: из Ленинграда – ни ногой! Пусть увозят матерей с детьми, это правильно. И хорошо, что вы своих отправили.

Из подъезда выходят Сидоров и Евгения Павловна.

С и д о р о в. Передохнул, Авдей Игнатьич? Продолжим?

М о х о в. Да надо сегодня закончить, не оставлять на завтра.

Мохов и Сидоров продолжают работать.

Е в г е н и я П. Спасибо тебе, Соня. Теперь уж я никуда. И дочь дома, и душа на месте. Отдыхай. (Садится рядом с Курашовой).

К у р а ш о в а. Маша-то как себя чувствует?

Е в г е н и я П. Не жалуется. Но вы же видели ее. Сейчас вот прилегла, отдыхает.

К у р а ш о в а. У меня тоже от сердца отлегло: мои в Новосибирск эвакуируются.

Е в г е н и я П. А что им в Москве-то не живется? Москву-то уж точно не сдадут.

К у р а ш о в а. Да неспокойно там. Люди уже устали от воздушных тревог. Ночи проводят на станциях метро да в бомбоубежищах. И как по расписанию: с 10 вечера до 4 утра. Тревоги эти да светозатемнения все нервы выматывают.

Подходит Архипова, садится рядом с женщинами.

Е в г е н и я П. У нас хоть этого нет. А как там с продуктами?

К у р а ш о в а. Александр Николаевич говорит, мясные продукты отпускают по нормам. Но можно все купить в коммерческих магазинах. Норм на хлеб нет.

Е в г е н и я П. А у нас уже и на хлеб нормы ввели.

А р х и п о в а. На эти нормы грех жаловаться. И в коммерческих можно всегда прикупить, если понадобится.

Е в г е н и я П. Я и не жалуюсь. Ленинград, говорят, запасся продуктами на двадцать лет. Где только такую прорву продуктов хранят?

К у р а ш о в а. Город большой, складов хватает. Николай Федорович говорит, мы уже не принимаем те составы с продуктами, что нам предлагают.

А р х и п о в а. Говорите, и Москва эвакуируется?

Е в г е н и я П. Софья говорит. Видать, там порядка больше. А у нас все со скрипом: не хотят люди уезжать. С каждым приходится спорить и чуть ли не ссориться.

А р х и п о в а. Вам-то зачем ссориться? Пусть облеченные властью доказывают свою правоту. И все-таки уезжают, хотя такой переезд равен пожару.

Е в г е н и я П. Выезжают, но в магазинах толчея не уменьшается.

А р х и п о в а. Так это беженцы из пригородов. Возле вокзалов их масса. И что с ними будет? Где и как они устроятся, не имея прописки, трудно даже представить.

К у р а ш о в а. Что и говорить… Из Москвы сколько дорог расходится, а у нас одна осталась, и та ненадежная. Сосед наш, Александр Николаевич, трое суток из Москвы в объезд добирался по какой-то Северной дороге. Но и на ней, говорит, все насыпи изрыты воронками от бомб, особенно он называл Мгу. И разбитых поездов много…

А р х и п о в а. Дороги бомбят и обстреливают в первую очередь.

К у р а ш о в а. И как выезжать людям? Это же опасно!

Е в г е н и я П. А если Ленинград бомбить будут, куда деваться?

К у р а ш о в а. До этого не дойдет, не позволят. Вон аэростатов сколько поднимают. И кем надо быть, чтобы красоту разрушать?

А р х и п о в а. Фашистов это не остановит. У них идеология вандалов. Я это прочувствовала, прячась по лесам.

Е в г е н и я П. Но в городе мирные жители!

А р х и п о в а. Для немецких летчиков мы не люди, а мишени. Они намеренно летают над дорогами и расстреливают всех движущихся по ним.

Е в г е н и я П. Но если будут бомбить, то лучше уехать. Я боюсь всякой пальбы, взрывов. Вон опять где-то громыхнуло…

К у р а ш о в а. Николай Федорович объяснял, что это пушки пристреливают.

Е в г е н и я П. И не могут подальше от города это делать?

А р х и п о в а. Я вроде стреляный воробей, а и сейчас страшно.

К у р а ш о в а. Я тоже боюсь. Особенно когда Николай Федорович на дежурстве. Даже бессонница напала.

Е в г е н и я П. Пока вы здесь разговариваете, пойду посмотрю, как раненая моя себя чувствует, не надо ли чего…

К у р а ш о в а. Идите, идите… Я потому здесь и сижу, что на людях неизвестность легче переносить.

Е в г е н и я П. Спасибо… (уходит).

К у р а ш о в а (Архиповой). Так вы уже прошли крещение огнем?

А р х и п о в а. Не приведи бог такое проходить. Вспоминать те дни без дрожи не могу.

К у р а ш о в а. И от мужа никаких известий?

А р х и п о в а. Пока никаких.

К у р а ш о в а. Но почта же работает. Не боитесь, что с ним что-то случилось?

А р х и п о в а. Стараюсь об этом не думать. Сам-то он уверен, что доживет до победы и увидит, как Гитлеру шею свернут.

К у р а ш о в а. Эвакуироваться не будете?

А р х и п о в а. Мы с дочкой еще от того выезда не оправились. Но идет такая усиленная агитация, принято столько постановлений, что трудно не поддаться. Жду мужа: c ним решать будем. Ожидание очень угнетает.

К у р а ш о в а. Все чего-то ждем. Я, по совету мужа, с Нового года дневник веду. И надо же – война! Такое событие.

А р х и по в а. И что записываете?

К у р а ш о в а. Каждый раз мучаюсь, не знаю, что писать. Никаких ярких событий в городе нет, да и о происходящем не все сообщают. Про аэростаты заграждения написала, это уже стало будничным делом. Вот сегодняшняя запись (достает тетрадь, читает): «Война продолжается. В садике на Шкиперке дворник Макар Васильевич подрезает кусты акаций и сирени. Это напоминает мирную жизнь. Привезли песок, и дети играют в нем, хотя песок этот не для игры, а тушения возможных пожаров от бомб. Но бомбежек. пока нет. Вчера удалось купить три килограмма свежей капусты. Хочу ее нашинковать и засолить. Ночь провела отвратительно. Муж был на дежурстве, а мне не спалось. Уснула только под утро и видела странный сон: громадный бор, с корнями вырванные летящие сосны и копающие землю люди. Наслушалась в жилконторе разговоров про окопы…»

Вот… Николай Федорович говорит, что фундаментальных сведений о происходящем мой дневник не содержит. Хочу переписать еще сводку Совинформбюро.

А р х и п о в а. Зачем же переписывать? Оставьте газету, если в ней есть что-то стоящее внимания.

К у р а ш о в а. Может быть, собирать газеты?

А р х и п о в а. Почему бы и нет? Вот только очереди за ними…

К у р а ш о в а. Это меня не смущает. Мы как раз подписались на три месяца.

А р х и п о в а. Ну и берегите их. Потом интересно будет сравнить, что писалось и что делалось. Правда, сообщения в них скупые и уклончивые… И в результате мы ничего не знаем о происходящем. Пользуемся слухами, что приносят нам беженцы и выходящие из окружения ополченцы…

К у р а ш о в а. Вот как раз интересная заметка: «Киев был и будет советским!» Это о митинге в Киеве. На нем единогласно постановили не сдавать город врагу.

А р х и п о в а. Интересней знать, что об этом думают военные.

К у р а ш о в а. Так и военные были на митинге! А у нас будет митинг? Немцы ведь и к нашему городу подбираются.

Мимо женщин проходит Гулин.

К у р а ш о в а. Ефим Дмитриевич, как вы думаете, сегодняшние газеты будут интересны в будущем?

Г у л и н. А где это будущее?

К у р а ш о в а. Думаю, впереди.

Г у л и н. Сомневаюсь…

А р х и п о в а. А как жить и не верить в будущее?

К у р а ш о в а. Разве не о будущем думают, когда детей вывозят на восток? Разве, воюя с немцами, красноармейцы не будущее отстаивают? Вы будто газет не читаете, радио не слушаете.

Г у л и н. И по газетам видно, что положение на фронтах аховое.

А р х и п о в а. Вы так ответственно говорите такие безответст-венные суждения.

К у р а ш о в а. Нам трудно вас переубедить, но вечером будет собрание. Приходите, там найдутся люди, которые сумеют возразить вам.

Г у л и н. Своим умом проживу.

К у р а ш о в а. С таким настроением жить нельзя. Вы посмотрите вокруг: люди добровольцами идут на фронт. В нашем доме вон сколько ушло: Терентьев из 15-й квартиры, Петров из 7-й, Маша Сидорова из 3-й, Богданов из 17-й, Малыгин из 35-й. Семен Семенович из военкомата не выходит – добивается отправки на фронт.

Г у л и н. Попробовали бы они не пойти! У всех комсомольские и партийные билеты. А Петров, по-моему, уже дома сидит.

К у р а ш о в а. Да он семью повез к эшелону, в тыл их отправляет.

Возвращается и подсаживается к женщинам Евгения Павловна.

Г у л и н. Будто они без него не могли эвакуироваться. Помогли бы другие.

Е в г е н и я П. Ты, Ефим, себя имеешь в виду?

Г у л и н. Может быть.

А р х и п о в а. Да это его долг – позаботиться о семье.

К у р а ш о в а. Он и с передовой только второй день как вернулся.

Г у л и н. И вторично на передовую не торопится. Все были добровольцами, пока пороху не понюхали.

А р х и п о в а. Зачем же вы людей всех подряд порочите?

К у р а ш о в а. Я считала вас более порядочным человеком.

Г у л и н. О какой порядочности можно говорить среди общего беспорядка? По-вашему, надо молчать, когда такое творится? Я правду хочу до вас донести, но вы слепы и глухи.

А р х и по в а. Да вы же ничего конкретного тоже не говорите. Какую правду вы несете? И почему думаете, что правда только вам известна?