Мгновения

– Знаешь, я никогда не верил, что когда-то наступит момент, когда мне будет трудно подняться на такой бугорок. Никогда не думал о такой глубокой старости и, поверь, я для своих восьмидесяти шести лет очень подвижный. Ты всего на год моложе меня, а наши знакомые почти все не ходячие, а многие уже кормят червей, – Степан осмотрелся по сторонам и вскрикнул, – Мы еще повоюем!

– Ой, не смеши, воитель.

Степан сгреб собранную листву в кучу, сверху добавил сухой травы.

– Чем тебе не сеновал? – сказал он и причмокнул.

– Старый дурень, – прошептала Нина и поцеловала Степана в щеку – ты почему не побрился?

– Как не побрился? Вчера вечером брился, – он с шуршанием провел ладонью по щеке, – теперь у меня только щетина быстро растет, седая, жесткая щетина. Больше ничего жесткого и упругого у меня для тебя нету.

Нина шлепнула его по плечу и они расхохотались. На западе уже начало багроветь и стало заметно прохладнее, поднялся легкий северный ветерок. Остатки листьев на старом дубе едва слышно запели шелестящие песни, вокруг застрекотали насекомые.

Степан и Нина удобно уселись на травяно-лиственном диване, облокотившись о ствол дуба. Перед ними розовел закат, раскрашивая небо и освобождая пространство для звезд.

– Не помню, говорил ли тебе, что о такой годовщине свадьбы я мечтал весь год? – хихикнул Степан.

– Говорил, год назад, – ответила Нина – и два года назад тоже говорил.

– Надо же, что-то с памятью твориться начало, – он слегка прищурился.

– Да ты каждый год так говоришь, однако, помнишь мой подарок на твой тридцать пятый день рождения.

– Хм… как я могу забыть запонку для любимой рубашки.

– Ну вот, а говоришь с памятью что-то не то, врешь все. Но почему ты никогда не спрашивал где я ее взяла? Меня это сначала поражало, но потом смирилась, а вот сейчас опять то странное чувство.

– Какое чувство? – он взял ее за руку.

– Как будто тебе не интересно где я ее раздобыла, тебе не кажется это странным?

– Где бы ты ее не достала, ты сделала это для меня, ты знала, как я любил ту рубашку и сделала мне невероятный подарок. Ты даже представить себе не могла насколько я был рад…

– Да нет, Степушка, могла представить, потому что каждый день ее стирали. Ты ж ее носил до тех пор, пока она не пришла в негодность. И даже потом ты носил ее дома.

– Жаль, что сейчас ее нет, я бы хотел, чтобы меня похоронили в той рубашке. Ведь ты мне подарила ее. – вздохнул Степан.

– Ну так и после я дарила тебе рубашки…

– Да. Но та почему-то запала в душу глубже других.

Они замолчали, крепко держась за руки и провожая последние лучи заходящего солнца. Нина достала из кармана спрей от комаров и распылила его на одежду Степана, затем на свою, и немного вокруг.

– Сейчас налетят кровососы, – произнесла она и слегка вздрогнула.

– Наша кровь старая, они не так ее любят. Когда мы были помоложе, то да, отбою от них не было.

– А я вот храню теплые носки, которые ты связал мне.

– Боже мой, это единственное что я связал и то, не знаю, как смог. Ты целый месяц меня учила, а я ничего не понимал, как эти спицы крутить одну за другую. Сейчас бы точно не справился.

– Они прекрасны, те носки, очень теплые, у тебя все получилось.

– А почему не носишь?

– Храню на особый случай. Вот когда помру, ты наденешь их на меня.

– Тьфу ты… – буркнул Степан, – а если ты летом помрешь? Все равно надевать?

Нина засмеялась.

– Хотя все равно протухнешь, – добавил Степан и улыбнулся, – надену, если раньше не помру.

Степан открыл бутылку с водой и сделал пару больших глотков. Нина протянула руку к бутылке. Уже стемнело. Ночная жизнь стала громче, но комаров не было рядом. Но по ноге Нины пробежал какой-то жучок и она аккуратно его смахнула.