Читать книгу: «Мальчик с титановым клапаном»

Вместо предисловия

25 февраля 2005г., в шесть утра я очнулся. И первое, что увидел, был мутный белый свет. В моём воспалённом сознании мелькнуло предположение, будто я очутился на небе… Но туннель света, увиденный в первые мгновения, постепенно сужался, превращаясь в точку, и вскоре совсем растворился в полутьме. Когда перед глазами перестало плыть, и вырисовалась картина окружающего пространства, я, наконец, понял, что нахожусь отнюдь не на небесах, а в небольшом затемнённом помещении – палате интенсивной терапии.

Состояние было такое, словно упал с небоскрёба, выжил, но без последствий не обошлось. Каждая попытка пошевелиться вызывала боль. Особенно тяжкими были движения, затрагивающие грудные мышцы.

Спина, руки, ноги затекли до невыносимости, и беспрестанно докучало желание перевернуться на живот. Но сделать это мешала не только боль. Всё тело опутывали провода. Катетеры и дренажи пронзали меня в области ключиц, рёбер, запястий. А один тросик умудрился протиснуться в мочеполовой канал.

На лицо была надета кислородная маска, но даже с ней, глубоко вздохнуть мешала пресловутая боль в груди, и воздух удавалось тянуть короткими частыми порциями. Всё время хотелось пить, и потрескавшиеся слипающиеся губы и пересохшее горло свидетельствовали об этом.

Но вдруг от тягостных ощущений отвлёк мерный стук. Стучало где-то, вблизи, но что именно – я не мог определить. Подобное смущение возникает, когда в траве стрекочет кузнечик, и тебе никак не удаётся его разглядеть.

Казалось, будто на грудь положили лёгкий, невидимый будильник. Я подумал: «Будильник…, на груди…?» И тут словно осенило: ну конечно, Сердце!

Меня охватило ликование и трепет за своё сердце.

От счастливого переживания я позабыл о боли, и начал вспоминать, что со мной произошло до этого момента…

День любви

14 февраля утром, я, как прилежный студент, направился в университет. С десяти начиналась пара по теоретической механике, и я вышел из общежития за полчаса. У ближайшей остановки сел на восьмой троллейбус.

Беспечное настроение, которое таковым являлось поначалу, на полпути до университета вдруг ни с того ни с сего, переменилось. Словно увидев памятный узелок, я начал терзаться обязательством, только вот никак не мог вспомнить, в чём его суть. В этом подвешенном состоянии я добрался до учебного кабинета, на автомате поздоровавшись кое с кем из одногрпуппников, уселся за первой партой, и продолжил рыться в памяти. Наконец, со звонком на урок, пришла мысль, глянуть в записную книжку.

На удачу, в ней содержалась запись с телефонным номером: «67-##-##. Звонить 14.02 в 11:00. Попцова Оксана Михайловна – кардиолог областной клинической больницы».

Вот, оказывается, где крылась причина моей тревоги. Теперь уже придётся ждать перемены, чтобы поговорить по таксофону; своим сотовым я тогда ещё не успел обзавестись, и в целом мобильные телефоны в 2005-ом году только начинали проникать в обиход россиян.

У таксофона толпилась очередь. Выждав до последнего, когда прозвенел звонок на вторую часть пары, я подошёл к аппарату. Разговор получился короткий: мне объяснили, что завтра предстоит госпитализация, куда следует подойти, и какие при себе иметь вещи. Но я никак не был готов ложиться завтра, и планировал не раньше следующей недели. Однако ничего не мог поделать, поскольку таково было требование врача.

Вернулся на занятие, и, когда оно закончилось, пулей вылетел из университета. За один день предстояло выполнить запланированное на неделю вперёд.

Сейчас с удовольствием вспоминаю, насколько успешным сложился тот день. Помимо звонков, волнительных встреч с однокурсниками и товарищами по театральному клубу, я совершил, кое-что из ряда вон выходящее. В любой другой день я вряд ли бы на такое отважился.

14 февраля – праздник всех влюблённых. Поэтому я не мог упустить предоставленный шанс. Обуздав робость, с бесстрашием направился в комнату девушки, в которую был влюблён. Понимая, что время и возможности поджимают, и жизнь подходит к роковому моменту, за которым кто знает, что меня ждёт, то совладав с волнением, признался ей в чувствах… И тем вечером я был на высоте и вне себя от радости.

Стационар

15 февраля в девятом часу без помощи будильника проснулся с приятной лёгкостью во всём теле. В окно ярко светило вдохновляющее солнце на фоне лазурного неба. Даже в комнате ощущалась замечательная погода, воцарившаяся за окном.

После завтрака и утренних процедур, я принялся собирать сумку. Понимая, что в больнице предстоит провести не пару суток, а несколько больше, я как следует «утрамбовывал» туристическую сумку. К десяти часам она была уложена, и я не торопливо покинул свой второй дом.

Маршрут, самый простой, без пересадок на восьмом троллейбусе. Среди провожающих было только вечно преданное мне светило. Солнце, можно сказать, на протяжении всех дней стационара делило со мной переживания, болезнь; давало силы, напутствовало, и благословляло на трудный бой.

В тот момент, когда ехал в клинику, и приближался к неизвестности, очень нужной оказалась поддержка солнца. Я испытывал сомнение в успешности лечения, и при этом понимал важность своего нынешнего состояния, что малейшую нерешительность следует побороть именно сейчас, иначе потом будет поздно. Но посмотрев на солнце, ощутил, что оно не прощается, напротив, зовёт в будущее. Сердце также было спокойно, словно говорило: «Волноваться не зачем», и я ему верил.

Покинув транспорт, я направился в больницу – в кабинет кардиологии. Но у входа в кабинет толпился народ. «И что, все к кардиологу?», – подумал я: «бедные люди, должны быть здоровыми и счастливыми, но нет же! Сколько среди них сердечников…, сейчас в какой-то степени солидарны со мной. И ведь каждый год толпа больных растёт. Пора бить тревогу – человечество вымирает!»

На этом я решил прекратить патетические размышления, и занялся насущной проблемой. Требовалось, минуя очередь, добраться до двери, где ведёт приём Оксана Михайловна.

Благо из кабинета вышла пожилая женщина в белом халате. В прошлый раз, когда её видел, она сидела напротив Оксаны Михайловны, и выписывала направления. Я поздоровался с ней:

– Здравствуйте, меня зовут Портнов Владимир…

– Как, Портнов?

– Да

Кажется, она тоже узнала меня:

– А! Пройдите в кабинет, можете вне очереди…

Зайдя, я обнаружил, что у врача уже есть посетитель, и хотел было выйти, чтобы переждать за дверью, но Оксана Михайловна отвлеклась, и предложила мне сесть на стул в углу кабинета. У немолодой пациентки были серьёзные проблемы с сердцем. Врач рекомендовала ей оперативное вмешательство. В свою очередь пациентка спросила о риске – отнюдь не излишнее любопытство. Оксана Михайловна стала деликатно отвечать на вопрос. Но дальше вопросы, из-за переживаний пациентки, становились чересчур животрепещущими, как-то: «Сколько в среднем люди живут после операции?» и «Часты ли случаи летального исхода во время оперирования?». По возможности, соответствующие ответы от пациентов умалчиваются, чтобы не обременять во время лечения негативными эмоциями.

Проговорив ещё несколько минут, врач и пациентка распрощались, и теперь внимание Оксаны Михайловны было уделено мне. Однако я не стал грузить тяжеловесными вопросами, только узнал, как попасть в стационар. Оксана Михайловна разъяснила куда идти, и в напутствие сказала: «Ещё увидимся!».

Я шёл между корпусами областной клинической больницы. Через пару сотен метров располагался седьмой корпус. Там с тыла был вход в приёмный покой. Приняли меня без особых хлопот. Смущало только название «…покой», словно это была некая усыпальница.

Вскоре меня с группой из пяти человек повели к лифту. С каждым оставляемым позади этажом состав группы уменьшался, и до седьмого этажа добрались двое: я и сопровождающая медсестра. Меня подвели к первому посту, и оставили одного. В ожидании я сел на скамью напротив поста и стал его разглядывать. Постом называлась своеобразная вахта – небольшая отгороженная площадь прямо в коридоре. Верхняя половина перегородки была полностью остеклена. Внутри поста стоял стол, с двумя телефонами, как выяснилось позже, один из них был «внутренним», для переговоров между корпусами больницы, а другой – городским. На столе также лежала стопка историй болезней. Больные в шутку называли пост «аквариумом».