Читать книгу: «Я построю замок из дождя, из твоих желаний и претензий», страница 3

«Кружась, смеясь и ненавидя…»

 
Кружась, смеясь и ненавидя,
В забвениях, забывших дня,
Глумясь над сущностью природы,
Преследую в мечтах себя.
И отдыхая в сожаленьях,
В сомненьях за утраты дня,
Где день непрожитых глумлений
Сверкает в искрах бытия.
Я буду снова возвращаться,
В мечту отжившей чистоты,
Где грусть, тоска и сожаленья
В отжившей осени листвы.
Я наслаждаюсь днём мгновений,
Бегу от нитей скуки дня,
И возвращаюсь в умиленье,
Ещё не прожитых себя.
 

2024 г.

«Не кляни укором мести…»

 
Не кляни укором мести
Скуку жизни бытия.
Преждевременного счастья,
И несчастья без тебя.
Крик души сомненья гложет,
Разметая в прах мечту,
И изжитые сомненья,
Жизни страха глухоту.
 

2024 г.

«Ты извини бездарность встречи…»

 
Ты извини бездарность встречи,
От обещаний пустоты,
Неискренности сон, беспечность,
Моей несбывшейся мечты.
Понять, сломать, возненавидеть,
Как мести глупой ремесло…
Себя в тебе терпеньем видеть,
Меняя пошлости лицо.
И уходить, не сожалея,
Презренью встречи отнеся,
Где под покровами сомнений,
В страданьях чуткая душа.
 

2024 г.

«Прощенья час, мгновенья звуки…»

 
Прощенья час, мгновенья звуки,
Слеза на треснувшем стекле.
Вчерашний день-сомнений муки,
На потерявшемся лице.
Как возрождение успеха,
Без сожалений звуки дня.
Моя законченная пьеса,
Без содержанья и конца.
 

2024 г.

«Продажность мелкая монета…»

 
Продажность мелкая монета,
Размене дня не подлежит.
Она предательства победа,
На ней порока тень лежит.
И наслаждения паденья,
Всего лишь миг в издержках дня,
Где за разменную монету
В грязь опустила ты себя.
От тех грошей, что заплатили,
За осквернение души,
Ты не найдешь утехам счастья
В просторах жизни нищеты.
Ты можешь жизнью наслаждаться,
Пороки пошлости щадя,
Но во Вселенной благородства,
Тебе не увидать себя.
И те разменные монеты,
В паденье тела чистоты,
Низводят к низостям природы,
Постыдства мрака нищеты.
 

13.09.2024 г.

«Тебя любви не научить…»

 
Тебя любви не научить,
Тебя природа обделила,
Сравненьем таинства души,
Где в жизни всё тебе не мило.
Ты имитируешь себя
В признаньях ложных искушений,
В продажности любого дня,
И в вожделеньях искуплений.
Тебя любви не научить,
Ты жизнь проматываешь страстью,
Где нет ни неги, ни любви,
И только сумраки к ненастью.
 

2024 г.

«Природе таинство присуще…»

Перминову Владу

 
Природе таинство присуще,
Когда под блеск соития
Она выводит звуки жизни
В созвучьях песен бытия.
От наслаждений и блаженства,
Раскрыв все звуки для тебя,
Она любовью дарит тело
Для продолжения себя.
И чувственность в себе сжигает,
В улыбках сладостного дня,
Для пробужденья в постоянстве
Весь мир любовью даря.
 

2024 г.

«Ты найди мне чашу Грааля…»

 
Ты найди мне чашу Грааля,
Посвяти меня в тайну Христа,
Возврати мне прощенье сознанья,
Чтобы мир осветить для лица.
Чтобы веру в себе возродили,
Те, кто духом и низок, и слаб,
Ради тех, кто с тобою простился
 
 
На поверженных этих крестах.
 

2024 г.

«Как вы прекрасны в вашей неге…»

 
Как вы прекрасны в вашей неге,
Мне глаз от вас не оторвать.
На нежной коже сладость тела,
Желанья вами обладать.
И каждый день к вам возвращаясь,
Я не могу себе простить
Те вожделения свободы,
Которые нельзя любить.
 

2024 г.

«Запомни, что природы гений…»

 
Запомни, что природы гений,
Не спит в забвениях мечты,
В желаньях жизни возрождений
От пошлости и суеты.
Я наслаждаюсь негой страсти
Её нетленной чистоты,
Все поглощением свободы,
 
 
И первозданной наготы.
 

2024 г.

«Мы все из грёз и убеждений…»

 
Мы все из грёз и убеждений,
Пороки в жизни нам нужны,
Они рожденье сожалений
От пробуждений суеты.
И просыпаясь, с наслажденьем,
Как миг желаний в ранний час,
Бокал любимого напитка,
Из рук любимого для вас.
И упиваясь ароматом
Кофейной утренности дня,
Вы возрождаетесь в желаньях
Любви любившего тебя.
 

2024 г.

«Будоражит шум свиданий…»

 
Будоражит шум свиданий,
Предвкушение зимы,
Блеск от осени усталой
Умиранье тишины.
Возвращаясь в краски лета
В день вчерашнего огня,
Мир агоний в искупленье
Позабытых счастий дня.
– Умирая не прощаюсь,
На мгновенья ухожу,
И метелей страсти будней
Я в себе мечтой несу.
 

2024 г.

«Расскажи-ка мне Наташка…»

К.Н.

 
Расскажи-ка мне Наташка,
Когда будут обнимашки,
Когда снова я увижу
Блеск твоих волшебных глаз.
Когда снова удивленьем
Поразит меня мгновенье
Миг, который любит нас.
Ты пойми меня Наташка,
В жизни только обнимашки
Завлекают в свои сети
Глубиной прекрасных глаз.
Эх, Наташка, эх, Наташка,
В голове моей туман…
Ты пойми меня Наташка,
Ты пойми меня Наташка,
Только сладость обнимашек,
Не дарует мне обман.
Обнимашки, обнимашки,
Сладкий сон в надежде дня,
Как прекрасны ваши губы
Моей прелести мечта.
 

2024 г.

«Я помню жизни звуки…»

 
Я помню жизни звуки,
Сиянье странных звёзд,
Улыбок и насмешек
Прекрасных звуков дождь.
И каждый день прощаясь,
Я возвращался вновь
В тот миг любви гонений,
Желанья страстных грёз.
Я не был жертвой счастья,
Изгоем смысла дня,
В желанья и сомненьях,
В себе весь мир любя.
 

24.09.2024 г.

«Глаз прекрасных сновиденья…»

 
Глаз прекрасных сновиденья —
Ненасытной страсти плод.
Чувств, поверженных паденье,
Неприятье не зовёт.
Удивляясь краскам страсти,
Изживающим себя,
Каждый раз с тобой прощаюсь,
Ненавидя в них тебя.
 

2024 г.

«От судьбы не спрячешься…»

 
От судьбы не спрячешься,
Полем не уйдешь.
По веленью Божьему
Себя не найдешь.
Если много глупостей
В голове твоей,
Значит одиночество
Станет скукой дней.
Птицей однодневкой
Долго не летать.
Пустотою жизненной
Можно крылья обломать.
 

2024 г.

«Не мучайся моралью страсти…»

 
Не мучайся моралью страсти,
Она не ведома тебе.
В гордыне счастье умерщвляя,
Себя преследуешь в беде.
И каждый день из сожалений,
Из неудавшейся себя,
Ты прозябаешь в красках мрака,
Всех ненавидя, не любя.
 

2024 г.

«Маски сброшены, встречи похерены…»

 
Маски сброшены, встречи похерены,
Сети любовные нам не нужны.
И вспоминания сцен обезличены —
Место пустое для жести любви.
Каждый в своё отлагается месиво,
Красок вчерашнего мутного дня,
И сожаленья без крови, без имени,
Больше не жгут, в сожаленьях терпя.
Жизнь не кончается страстью
испитою,
Грустью отложенной, страхи тая,
Это лишь миг прожигания прошлого,
Миг, где не будет больше тебя.
 

2024 г.

«Я кожей чувствую боль…»

 
Я кожей чувствую боль,
Что в теле твоём отдаётся,
И ненависть каждую ночь,
Что в холод кровати забьётся.
И прежде, чем гаснет свет,
Я знаю ты тоже одна,
И слёзы твои беспричинны,
В желаньях ушедшего дня.
Потеря желаний веры,
Преследуют часто меня,
Где в снах я тебя прощаю,
Забыв оскорблений себя.
 

2024 г.

«Я не хуже, я не лучше…»

С.А.

 
Я не хуже, я не лучше,
Я такой как был всегда.
Только блядство поведенья,
Не преследуют меня.
Не вдаваясь в мрак предательств,
Я прощаюсь навсегда,
С тем, кто предал, не заметив,
Не заметив в нём себя.
Слепой наследует несчастье,
Глухой наследует беду,
И проживая дни предательств
Стоит у бездны на краю.
 

2024 г.

«Я буду жизнью наслаждаться…»

 
Я буду жизнью наслаждаться,
Я буду пить в исходах дня
Мгновенья жизненного счастья,
Которые кляну, простя.
Без сожалений, без оглядок
Сожгу вчерашнюю мечту.
В презреньях утолённой страсти,
Погасшую мою звезду.
 

2024 г.

«Наши встречи очень редки…»

 
Наши встречи очень редки,
В них опасность страсти губ,
Ожиданий ласк свиданий,
Снов, которые зовут.
Глаз зелёных блеск тревожит,
Не даёт спокойствий сна,
И в безволие низводит,
В ожиданьях чувств себя.
 

2024 г.

«Нам серость дней – порок несчастья…»

К.Н.

 
Нам серость дней – порок несчастья,
Мы видим бледность суеты,
И разворованное счастье,
В желаньях прожитой мечты.
И оглянясь вокруг, не внове,
Мы видим: – Счастье не для нас.
Не потому, что не достойны,
А то, что не открыли глаз.
Мы не заметили те страсти,
Что нас влекли к себе маня,
Не требуя издержек ласки,
А лишь в желанья миг зовя.
 

2024 г.

«Лист осенний утро манит…»

 
Лист осенний утро манит,
В хмарь порочности дождя.
Ожиданья умиранья,
В предвкушеньях страсти дня.
Искупив природы счастье
Засыпают в тишине,
Дни, прошедшего рожденья,
Испытав не на себе.
 

2024 г.

«От одиночества спасаясь…»

 
От одиночества спасаясь,
Себя преследуешь в вине,
И с каждой рюмкой забываясь
Не видишь затхлый мир в себе.
От гордости былых сомнений,
Бежишь неведомо куда.
И разложение презренья
Тебя преследуют всегда.
Случайных связей отношенья
Всю жизнь преследуют тебя
Где кроме слёз и сожаленья,
Нет смысла в нотах бытия.
Ты как белка, сидя в клетке
Крутишь жизни колесо.
Безнадёжности нелепость,
Мир в испорченном кино.
Живя, раскинув сети ловли,
Ты растеряла в жизни всё,
Нет ни жилья, ни счастья жизни,
Лишь угол – съёмное жильё.
Любви не ведая мгновений,
Ни материнства естества,
Вы проживаете день счастья
В животной страсти бытия.
А впереди маячит старость,
Она приходит не спрося,
И окончательно хоронит
Твой мир испорченной тебя.
Ты мир разрушила презреньем
Себя над всеми вознеся,
Но кроме слёз ожесточенья,
Ни в чём себя ты не нашла.
И пресмыкаясь, сожалея,
Ты дней остатки проведёшь,
Себя надеждой счастья грея,
В той жизни, что насмешек ложь.
Семья похерена тобою,
Себя ты в детях не нашла.
И лишь разврата сожаленья
Тебя преследуют всегда.
Мир раскололся словно чаша,
Пренебреженья хороня,
И результатом отношений,
Стал мир, где больше нет тебя.
Воспоминанья тоже редки,
В них нет ни счастья, ни тщеты,
И только зависти презренье,
И жизнь в потёмках нищеты.
Себя ни в чём ты не находишь,
В молитве? Но о чём просить?
О том, что в серой своей жизни
Ты презирала Божий быт.
Вчерашний день, и день сегодня,
Потухшая в ночи свеча,
Где быть в сомненьях ожиданья
Всю жизнь преследуют тебя.
 

2024 г.

«Прощанья миг, прощанья час…»

 
Прощанья миг, прощанья час,
Не отменяют встречи счастья,
Непониманье сердце рвёт,
И часто просто рвёт на части.
 

2024 г.

«У каждого своя Голгофа…»

 
У каждого своя Голгофа,
У каждого свой путь во тьме,
Но каждый по прощенью рока
Наследует судьбу в себе.
Я возрождаюсь из забвенья,
Испитой истиной Христа,
Испив себя в страданьях веры,
Открыв дорогу для себя.
Мы ищем путь свободы, веры,
Во лжи преследуя себя.
Не видя терпкий путь Голгофы,
И возрождения Христа.
Пускай распят, пускай изломан,
До низа срама низведён,
Но каждой клеткой своей плоти,
Он был свободою пленён.
Я не прошу прощений веры,
Я не упорствую в потьямах,
Но та любовь, что я позволю
Пускай прощеньем будет в нас.
Для возрождения свободы,
И мук падения Христа,
Я слепотою омерзенья,
Порой преследую себя.
Не чувствуя страданий веры,
Предательства её в себе,
В молитве ноги преклоняю,
Прося прощенья не себе.
И каждый день – подарок Бога,
Моей потерянной судьбе,
Где нет ни слёз, ни возжеланий,
Ни сожаления к себе.
 

2024 г.

«Ты из предателей особой касты…»

Ситниковой С.

 
Ты из предателей особой касты,
В тебе ни веры, ни Христа,
Лишь упоение той ложью,
Которой ты живёшь любя.
Улыбки фальшь, порок мгновенья,
К любви тебя не приведут.
И так же лживою улыбкой,
В одно мгновенье предадут.
 

2024 г.

«От ожиданий отношений…»

 
От ожиданий отношений,
Мы очень сильно устаём.
И бледен мир, в котором двое,
Не могут в счастье быть вдвоём.
И принося чувств сожаленья,
Губя себя в издержках дня,
Не видят радости в мгновеньях,
В мгновеньях прожитого дня.
 

2024 г.

«Мой дом тюрьма – свобода воли…»

 
Мой дом тюрьма – свобода воли,
Ненужности исхода дня,
Любви предательства и веры,
Без сожалений красок дня.
И проживая сил мгновенья,
Себя я в них переживу,
И возвращаясь ежедневно
Я новым в старый мир иду.
 

2024 г.

«Тебя любить – боль испытанья…»

 
Тебя любить – боль испытанья,
Себя сжигать в изменах сна,
И отвергать, и ненавидеть,
В миг обретения себя.
Как жизнь взаймы,
Как страсть – утеха,
В смятеньях красок жизнь дразня,
Где не ни слёз, ни возжеланья,
В ладонях ласки для тебя.
Преследуя себя в желаньях,
Ты отметаешь праздник дня,
И в сожаленьях утопаешь,
Мечтой не радуя себя.
 

2024 г.

«Ты можешь часто упиваться…»

 
Ты можешь часто упиваться,
Свободой рабства естества,
На мимолётное везенье,
Не видя в радостях себя.
И наслаждаясь мигом счастья,
Не видя скудность бытия,
Ты начинаешь день в ненастье,
Всё проклиная, всех кляня.
 

2024 г.

«Софиты дня не умоляют…»

 
Софиты дня не умоляют,
Гася фонарный ночи звук,
И в безмятежье возвращают,
Не вынося смиренья мук.
Проносятся безумства тени,
В волненьях рабства тишины,
Как лик, упавший на колени,
Восторга пляшущей весны.
 

2024 г.

«Пусть зависть страха жжёт презренье…»

 
Пусть зависть страха жжёт презренье,
Пусть глаз слепая пустота,
Тебя преследует в мгновенья
Из сожалений мысли зла.
Не наслаждаясь в красках будней,
В себе не видя искр огня,
Ты каждый день надежды губишь,
В беде преследуя себя.
Из вспоминаний наслаждений,
Как миг избыточности дня
В пороках страсти утопаешь,
Ни в ком не находя себя.
 

2024 г.

«Природа очень гармонична…»

 
Природа очень гармонична,
В ней много мудрости, добра,
Любви и уваженья к людям,
Которые с тобой всегда.
И только мудростью природы,
Тогда ты будешь награждён,
Когда для дружбы повседневной
Ты будешь миром наделён.
И каждый день в любви общенья,
Ты будешь дружбу постигать,
В природе, истинного счастья,
Себя в той дружбе узнавать.
 

2024 г.

«У каждого своя судьба…»

 
У каждого своя судьба,
У каждого свои пороки.
Свой путь неведомо куда,
Для жизни истеченья сроки.
Прозрачен путь теченья жизни,
Ведёт тебя к исходу дня,
Когда Вселенная прощаясь,
Тебя покинет навсегда.
 

2024 г.

«Прощаясь больше не проси…»

 
Прощаясь больше не проси,
Сомнений, брошенных свиданья.
Среди пороков власти лжи,
Нет больше страха ожиданья.
 
 
Ты, уходя закрыла дверь,
Убив испитой муки страхи,
В сомненьях прожитых потерь,
И глупой, мимолётной страсти.
 

2024 г.

«Я каждый день жду нашей встречи…»

 
Я каждый день жду нашей встречи,
Я каждый день ищу тебя.
Смеюсь, стыдюсь и удивляюсь,
Наверно я люблю тебя.
Легко взаимность чувств лелеять,
Легко не слышать склоки дня.
Сложней гораздо Вас не видеть,
Смеясь преследовать себя.
Та чувственность, что мной владеет
Приносит грусти красок дня
,И сожаленья встреч не частых,
И одиночеств скук себя.
Ты извини мою нескромность,
Но чувств своих я не стыжусь,
Они надежды нашей встречи,
Весны цветенья, плена грусть.
 

2024 г.

«Не утонуть в твоих глазах…»

 
Не утонуть в твоих глазах,
Не испытать миг счастья.
Вселенной музыки души,
Желанных чувств всевластье.
Смешное слово печаль —
Ни завершения, ни изыска,
Отстраненности пустота
В отношениях чувств без риска.
Ни риска, ни страха потерь,
Издевки прокисшего быта,
Сожаленья издержек чувств,
Ненависть, что не забыта.
Приходящие чувства дня —
Лишь пустота ожиданий.
Неприятие мыслей себя
В сумерках глупых признаний.
 

2024 г.

«Слёзы, слёзы – искушенье…»

 
Слёзы, слёзы – искушенье,
Утонуть в подушке сна.
Не решённые проблемы,
Горечи прощений дня.
Среди радости гордыни,
Ты приходишь в никуда,
Где отчаяньем слезою,
Ты насилуешь себя.
И прозрения минуты
Не приходят в красках дня.
В униженьях своей воли
Губишь каждый день себя.
Жизнь проходит в ожиданьях,
В позабытых снах мечты.
И маячит часто старость
Там, где быть не хочешь ты.
 

2024 г.

«Какое чудное явленье…»

 
Какое чудное явленье
Господь в природе сотворил —
И хрупкостью душой и тела
Он женщин мило наградил.
Идут столетья, не старея,
Они, как образ божества,
Несут любовь, порой сомненья,
В желанья веры, смуту дня.
И ограждая дар природы,
Как символ хрупкий бытия,
Они растлением свободы
Порой преследуют себя.
 

2024 г.

«Мы не из породы дворняжек…»

 
Мы не из породы дворняжек,
Лающих на тень луны.
Живущих в преклоненьях
В подобострастьях сомнений тьмы.
Лицо потерять не заслуга
Спину гнуть так легко,
И только достоинство мига
Сохраняет в чести твоё лицо.
Мы не из породы дворняжек
И кланяться – не для нас.
Мы жизнь проживаем с достоинством
Не виня в отвращении вас.
Мы не из породы дворняжек
Мы из касты, из породы другой,
Где честь, достоинство, слово —
Ни блеф, что идет за тобой.
 

2024 г.

«Я растворяюсь в красках глаз…»

 
Я растворяюсь в красках глаз
Твоей любви, моих объятий,
Как долгожданна ты была
Из сна видений неприятий.
Я смят, я жив мечтой тебя
Твоим глазам себя вверяю,
И убеждений правоты
Себя мечтой не убиваю.
Ты из ведений неги дня
Мечты тобой недостижимый,
Где искренности бледный лик
Желаний страх неутомимый.
Ты наважденье в лике сна
Беды, метущейся сомненья,
Неуважения себя,
Без слёз и страха сожаленья.
 

2024 г.

Рассказы

Nota bene!

Однажды дядя моего приятеля сказал: «Когда я впервые закурил, мне было 45, и я жалею, что столько лет я потратил зря, и не получил столько удовольствия. Я не могу простить себе этого». Он умирал в 65 от алкоголя. На столе стоял стакан с водкой, а в руке он держал погасшую трубку. Трубка была «Петерсон» и заправлена она была флеком от Гэвиса. Последние годы он не изменял ни себе, ни трубке, ни самым крутым Гэвисам. Он к ним сильно привык и пристрастился. На лице у него не было ни тени страха, ни сожаления. Было просто огорчение, что жизнь заканчивается, а в его столе ещё несколько пачек дурманящего, сводящего с ума табака и трубка. На душе становилось тяжело от одной мысли, что это не будет больше принадлежать ему. Силы его покинули. Он умер, держа в руке погасшую трубку. На столе стоял не допитый стакан с водкой. Он умер, но остался я, который об этом помнил.

ДЕТСТВО

Детство… Какое замечательное, завораживающее слово. Оно приходит, не спрашивая нас, и уходит, забыв спросить. Тепло родительских рук, Новый год, Дед мороз, так похожий на воспитательницу из соседней группы. Снегурочка, почти копия Таниной мамы. Громадная, под потолок расцвеченная гирляндами и огнями ёлка. Непреодолимое таинство манящего пакета с подарком и незабываемый, просто умопомрачительный запах апельсина. Оранжевый, в пупырышках, с такой очаровательной пипкой, и благоухающей красноватой, сладко пряной мякотью внутри. Это не забыть. Это детство…

В нашем дворе оно проходило у всех по-разному. У кого-то оно было счастливым. Те в садик не ходили. И такое как у меня. Я в садике помню себя с девяти месяцев. Яркий, послеобеденный сон, громадная белая комната, с большими белыми окнами, белые стены, белые железные кроватки. Солнечные зайчики, бегающие по стенам, и я, завернутый в одеяло. Все спали, а я не спал. Мне не нравился ни садик, ни послеобеденный сон.

Дети рождаются обычно как альтернатива продолжения рода, как будущая в жизни опора, как счастье. Для чего родили меня, осталось загадкой, которую я не могу разгадать до сегодня. Наверно меня родили, как и тысячи других для того, чтоб детские садики не были пустыми. Хотя с местами в детских садах, в то время, были проблемы.

Круглосуточные группы – это как крайняя форма отчаянного детства. Меня приводили в полседьмого утра в понедельник, забирали на ночь к концу дня в среду. Утром в четверг я был снова в садике и до конца дня субботы, когда забирали на один выходной домой. Были дети, которых забирали домой каждый вечер. Но я к ним не относился. Мне везло меньше всех. Моя мама подолгу и тяжело болела, я рос без отца, и по полгода, и больше жил в садике. Когда всех забирали домой, и садик погружался во тьму, оставались двое – я и сторожиха тётя Поля. Одинокая тусклая лампочка в зале. Я сидел часами на лавке, или стульях, редко разговаривая с тётей Полей, еще реже слушая сказки, которые она мне читала из книжек. И ещё реже, когда я ложился спать, то зарывался лицом в подушку и подолгу беззвучно ревел. Сейчас я взрослый и никогда не реву. А вот тогда изредка ревел, скрашивая своё безнадёжное одиночество. Одиночество, завёрнутое в завывание ветра за окнами, и стучащееся охапками мечущегося ветра. Шум зимы, тишина одиночества и безнадеги.

Круглосуточная группа в садике была одна. Та, в которую ходил я. И еще человек восемь или десять. К вечеру, когда весь садик затихал, мы сбивались за столиками и рисовали, или лепили зверюшек из пластилина. Но больше всего нравилось делать посуду из папье-маше. Изредка нам читали книжки. Чаще кто-нибудь из нас рассказывал по памяти сказки, или очень страшные истории. Я сказок знал мало, поэтому никогда и никому их не рассказывал. Вели мы себя чаще хорошо. Кто вел себя плохо, тому давали в руки тряпку, неподъемное ведро с водой и заставляли мыть коридор. Если мыл плохо, то заставляли перемывать. Коридор был огромный, тряпка тяжелая, а ведро неподъемное. Случалось, что все уже спали, а кто-то домывал коридор.

Часто, между нами, парнями возникали потасовки. Они шли постоянно и заканчивались синяками или разбитыми носами. А иногда и тем и другим вместе. Когда нас во время драки ловили или няни или воспитатели, то нас наказывали. Нас ставили на несколько часов в угол. В нашей группе я не помню ни одного угла, в котором бы я не стоял. В драках воспитывалась воля, и выявлялся лидер. Поэтому и наказания, и синяки приходилось терпеть молча. Иногда наказания носили изощренный характер. Вместо угла или шлепков по заднему месту, были экзекуции. Как в тот памятный вечер. Не могу вспомнить, чем мы разгневали нашу воспитательницу Татьяну Николаевну, но помню, что девочек, раньше времени уложили спать, а нас, кому было всего по четыре года; пять или шесть человек раздели до трусов, загнали босиком в туалет на холодный кафельный пол, открыли настежь форточки, на улице было под минус тридцать, и заставили стоять несколько часов с поднятыми вверх руками. Руки затекли, ноги онемели, из глаз текли слёзы. Кончилось всё неожиданно. Сергей, мой сосед по двору и основной конкурент по дракам, упал и потерял сознание. Кто-то закричал. На крик вбежала испуганная воспитательница. Нас всех загнали в постели, а Сергея долго приводили в чувства. Скорую помощь никто не вызывал. Родителям никто не пожаловался. И я не жаловался тоже. Мне жаловаться было некому. Но с тех пор экзекуции прекратились.

Татьяна Николаевна была нашей с Сергеем соседкой по двору. Иногда мне казалось, что она к нам всем относится хорошо. А иногда казалось, что очень даже плохо. У неё не всё хорошо было с личной жизнью, и это сильно отражалось на нас, её воспитанниках. Жила она в коммунальной квартире, в одной комнате со старой, вечно ворчащей матерью. Ей было под тридцать, или около этого. В свободное время она вела во дворце культуры кружок танцев. Сложена она была божественно. Хотя лицо не дотягивало до шикарной фигуры. Детей своих у неё не было. Да и замужем она не была. Изредка мы видели, каких-то мужиков, приходивших к ней в гости в садик в её смену. Тогда нас срочно, раньше времени укладывали спать. Ложилась ли спать она, и чем они там занимались, я не знал. Не знали и другие дети. Замуж она так и не вышла. И детей у неё так своих и не появилось. Мать у неё умерла, когда она сама уже вышла на пенсию. Выйдя на пенсию, она в детском садике больше не работала. Жила одиноко. Иногда выходила на улицу и подолгу сидела на лавочке. Несколько раз лечилась в психушке. Но всё это было позже. В садик я тогда уже не ходил, окончил школу, и уехал навсегда из дома.

Всё когда-нибудь кончается. Закончился и мой детский садик. Тем летом меня в садик не водили, а в сентябре я пошел в школу. Все лето я провел во дворе, на речке и в лесу. Несколько раз приходил в садик в гости и общался с менее счастливыми друзьями. Им пришлось ходить в садик до последнего дня, т. е. до конца августа. А в сентябре началась школа. В садике меня встречали тепло. Кормили котлетой с картофельным пюре, подливкой и стаканом компота. Так детский садик ушел из моей жизни, а вот любовь к картофельному пюре с котлетой остались на всю жизнь. И компоту, налитому в гранёный стеклянный стакан. Других стаканов тогда просто не было.

ШКОЛА

Учёба в школе началась для меня немного скучно. Меня вместе с соперником и другом по садику Сергеем записали в самый лучший 1-«А» класс. Серая школьная форма, брюки, подпоясанные ремнем, коричневый кожаный портфель, пенал, полный карандашей и перьевых ручек, пёрышки, резинка, чернильница-непроливашка, пахнущие типографской краской учебники и тетрадки в косую линейку. Всё это создавало приподнято воинственный настрой. Все мои дворовые друзья перешли во второй или более старшие классы. А я пошел только в первый. Все умели читать и писать. Я знал только буквы. С таким багажом я и пришел в первый класс. Первые три четыре дня прошли успешно, а потом что-то не заладилось, и я решил, что школа мне не нужна, и ходить в нее я не буду. Вместо уроков я бродил по городу и кинотеатрам. Так думал я, и оказалось, что думал неправильно. Мать вызвали в школу и объявили, что уже неделю я не посещаю занятий. Расправа была жесткой и короткой. Как говорили во дворе – был бит и обучен разуму. На следующий день я снова был в школе. Но оказалось, что из лучшего в школе класса, с лучшей в школе учительницей я был переведен в худший в школе класс, где за все четыре года не появилось даже постоянной учительницы. В старших классах повезло больше. Класс был очень дружный, и была отличная классная учительница.

Школа в те времена представляла довольно колоритное явление. Часто ставили двойки, оставляли на второй год, да и по окончании седьмого класса можно было идти в профтехучилище. Звались они просто – хобзайки. В школе учились и отличники, и двоечники. Но были и особо отличившиеся. После окончания седьмого класса их всей школой с «почетом» провожали в армию. В институт практически никто не поступал. Да его и не было в нашем городе. Лишь позже открыли филиал политеха. Был лишь металлургический техникум. Туда из нашей школы то же поступали редко. И я туда тоже не поступил. Все лето я проболел, к экзаменам не подготовился и завалил мою любимую геометрию. Поступил в ПТУ, но меня там хватило на два дня занятий. Второго сентября встретил на улице классную учительницу, и она сказала, чтоб дурака не валял, а шел в девятый класс. Дома меня понять не захотели. Были долгие разборки, но на своем я настоял. Так я пошел в девятый класс. Отношения к учебе в те времена были довольно прохладные. Не могу забыть эпизод с моим соседом. Он был старше меня лет на пять или шесть. Учился в школе плохо и с принуждением. И вот однажды он пришел домой без портфеля. Он был старшим из трёх братьев. Жили они в однокомнатной квартире. И очень бедно. Богато тогда никто не жил. Потеря портфеля была большой потерей и трагедией для семьи. Ругань, слезы. Ну все, как и полагается. Денег на новый портфель не была, и в школу он ходил без книг и с тетрадками под мышкой. Через несколько дней все разрешилось. Портфель принесла домой местная почтальонка. А произошло следующее. Была зима, и на улице холодно. Зимние дни короткие и темные. В школу он ходить перестал, а уходил в соседний двор, где находилась почта, там в углу, в тепле и спал. А днем приходил домой. Однажды уходя домой, портфель забыл на почте. Поэтому его и принесла через несколько дней почтальонка. Со школой сосед закончил очень неожиданно. Ему было семнадцать лет, а он все еще учился в седьмом классе. В тот год в нашу школу приехали на практику несколько девчонок, будущих выпускниц педагогического училища. Вели они начальные классы, а жить их поселили в общежитие в центре города. Возрастом они были, может быть, всего на два три дня старше моего соседа. С одной из этих практиканток у него завязался не просто роман, а целый романище. Однажды за его пассией утром перед школой, в общежитие зашла немолодая, старых нравов, завуч. От всего увиденного она долго не могла прийти в себя. По комнате в ночной рубашке расхаживала её подопечная юная практикантка, а в постели её мирно спал вечный двоечник и прогульщик мой сосед. В обед в школе собрали педсовет – моего соседа с позором изгнали из школы, а юной практикантке пришлось досрочно закончить практику и уйти с училища. Так в семнадцать лет, не закончив седьмой класс, он пошел работать. А в восемнадцать, вместо армии, попал в тюрягу за хулиганку. Я в школе учился хорошо, и даже иногда отлично. В пример меня никому не ставили, но иногда хвалили. Закончил десять классов я с примерными и отличными оценками. Ответ на экзамене по литературе был признан лучшим за десять лет. Чему я сильно был удивлен. Были рекомендации в университет на литфак. Но я туда не поехал. А поехал поступать в технический вуз в столицу, где провалил последний экзамен. Так в институт я не поступил. Два года работал санитаром, грузчиком, и ещё черт знает кем, пока через два года не поступил в медицинский государственный институт. Частных медицинских институтов тогда не было. Да их нет и сейчас.

ДЕТСКИЕ ШАЛОСТИ

Дворовые развлечения не всегда были добрыми, и нас после них часто наказывали. Мы не могли понять, почему взрослые такие злые и не добрые. Когда я сам стал взрослым, то же стал наказывать детей за дворовые проделки. Правда я старался делать это по-доброму, помня, что меня наказывали больно и по-злому. Видно, возраст портит людей. Меня испортил не совсем. Этот случай не был чем-то «из рук вон выходящим». Не хуже и не лучше других. Обычная юношеская шалость. Правда, помнили нам его очень долго.

Наш двор в четыре кирпичных двухэтажных домов фасадами выходил на проезжие дороги, а дверями во двор. Весь двор был застроен деревянными сараями, в которых соседи держали скотину. Но пришли времена Хрущева и скотину всю вырезали. Живность вырезали, а сараи остались. За домами располагался небольшой, неухоженный, усаженный тополями парк. В центре парка ранее располагался постамент с какой-то фигурой. Но потом фигуру сняли и куда-то увезли. Фигуру увезли, а постамент остался. На небольших аллейках стояли деревянные лавочки, а на задах теннисный стол. Сборы, разборки, теннис, игра на гитаре и многое другое это, всё было в этом парке. Летом, когда весь двор засыпал, парк служил местом любовных утех неприкаянных любовников. Главной неприятностью парка были бездомные дворовые собаки. От них были одни проблемы. Если днем они отсыпались по щелям в сараях или под кустами в парке, то к вечеру они всегда крутились возле нас, не давая прохода. Когда наступала ночь, и все расходились по домам, наступало их время. Соревнуясь в безумстве, они всю ночь напролет выли и лаяли, под окнами, не давая никому спать. Эти ночные собачьи «перепевки» к утру доводили до исступления. Утром, честно выполнив свой долг, они разбредались отсыпаться по своим щелям, а ты, не выспавшийся и злой, шел в школу или на работу. И так шло до того момента, пока не настал тот вечер, а потом и утро.

В тот вечер мы с другом сидели в парке. Теплый летний ветер, зелень клумбы в центре парка, дурманящий запах душистого табака и вечер, плавно перетекающий в ночь. Несколько дворняг терлись возле нас и периодически грызлись между собой. Кто-то проходил мимо парка и собаки с оглушительным лаем бросились на прохожего. Раздался громкий мат, пинок по одной из собак, собачий визг и всё разом стихло. Все это нас давно порядком достало, и мы решили над собаками подшутить. Подшутили. Но лучше б мы этого не делали. К торцу одного из домов, примыкавшего к парку, прямо к окнам подходили два канализационных колодца. И вода из туалетов и кухонь стекала прямо в них. Закрыты были они тяжелыми канализационными люками. У одного из колодцев мы открыли крышку. Внизу в узкую трубу периодически стекала вода, и между трубами, в центре колодца был разрыв. Собаки были пойманы и сброшены в колодец. Крышка легла на своё место. Дело сделано, пора и спать. Всё началось ранним утром, когда соседка Маша, с первого этажа, не продрав после сна глаза, пошла в туалет. Всё остальное мы узнали позже из её рассказа. Зайдя в туалет и, не успев сесть на унитаз, она вскочила с него как ошпаренная. Прямо из унитаза на неё неслось дикое собачье подвывание. Волосы на голове встали дыбом, и она с криком бросилась в комнату. Муж её Толик ещё спал. Она едва его растолкала, заикаясь, пытаясь объяснить весь ужас происходящего. Спросонок он ничего не понял, и дал ей затрещину. Но она была настойчива, и уступать не хотела. Тогда ему пришлось встать, и почёсывая своё хозяйство в трусах, пойти за ней в туалет. Когда он вошел в туалет и услышал собачий вой из унитаза, то силы его покинули, он медленно осел вдоль стены на пол, волосы на голове встали дыбом и пришли в какое-то хаотическое движение. Он не был мужественным мужчиной. И ему был свойственен страх неизвестности. Понемногу придя в себя, он, не одевая штанов, в одних трусах и майке пошел на улицу выяснять причину. На поиски времени много не ушло. Люк был вскрыт. Собаки весело визжали на дне колодца, и лишь одна головой была затянута в трубу, наводя ужас своим воем. На шум сбежались соседи. Что делать с собаками решили сразу. Толик спешил на работу, поэтому эта почётная миссия досталась соседу Николаю из соседнего подъезда. Небольшого роста, но с большим животом, он насилу влез в колодец. Первой он вытянул за лапы из трубы и передал наверх, наводившую на Машу ужас, дворнягу. Со второй собакой то же проблем не было. А вот с третьей, что-то сразу не заладилось. Она была крупнее двух прежних и никак не хотела покидать колодец. Она нервно лаяла, скулила и постоянно пыталась укусить своего избавителя. Наконец он взял её за передние лапы, прижал к своему огромному животу и стал подниматься по крючьям кверху. Голова и плечи у него из люка вышли без проблем, а вот с животом и собакой на нем вышла проблема. Живот с собакой застряли в узком люке и не давали никуда двигаться. Тогда соседи стали пытаться вытянуть Николая из колодца за плечи, и вроде почти вытянули. Но тут произошло непредвиденное. Собака вдруг резка завизжала от боли, соседи одновременно отпустили плечи Николая, и он плавно начал соскальзывать назад в люк. Хватаясь за поручни колодца, он выпустил собаку из рук, и та, падая вниз, успела зубами ухватиться за то интимное место, которым делают детей. Как орал Николай слышали во всех соседних домах, но вот как он выскочил из колодца, не видел никто, и сам он этого не помнил. Да разве можно такое запомнить?