Читать книгу: «Выдыхая тьму», страница 4

Глава 4

Тьма была липкой и горячей, пахла горелым деревом и расплавленным пластиком. Гарольд стоял посреди своей гостиной, но это была не его гостиная. Это было пепелище. Сквозь клубы едкого дыма на него смотрели две пары глаз. Эмили. Лили.

– Зачем ты нас убил, Гарри? – голос его жены был нежным, как всегда, но слова впивались в него, словно раскаленные иглы.

– Папочка, почему ты не пришел? – вторила ей шестилетняя Лили, ее любимое плюшевое платье было покрыто сажей.

– Я вас не убивал, – выдохнул Гарольд. Слова застревали в горле, вязком от дыма, которого не было. Он знал, что это сон. Он знал это каждый раз. И каждый раз это не имело значения.

– Ты был на задании, – продолжала Эмили, делая шаг к нему. Огонь плясал по подолу ее платья. – Твои задания всегда были важнее нас. Ты оставил нас одних. Значит, ты нас убил.

– Я вас не убивал! – крикнул он, но звук потонул в реве пламени.

Он проснулся. Рывком. Тело среагировало раньше, чем мозг. Рука сама нырнула под подушку и сжала холодную, привычную рукоять «Глока». В один миг он сидел на кровати, ствол пистолета рыскал по спартанской обстановке его квартиры в Сиэтле, выискивая угрозу.

Холодный пот стекал по спине. Сердце колотилось о ребра, как пойманная птица. Дыхание было прерывистым. Угрозы не было. Никогда не было.

Он не опустил пистолет. Сжимая его в руке, Гарольд поднялся с кровати. Босые ноги ступали по холодному ламинату. Методично, на инстинктах, въевшихся в плоть за годы в «Дельте», он осмотрел крошечную кухню, заглянул за диван в гостиной. Пусто. Тихо. Только гул холодильника и далекий вой сирены где-то в ночном городе.

Он зашел в ванную, все еще сжимая оружие. Адское дежавю. Он включил холодную воду и, держа пистолет в левой руке, правой плеснул ледяной водой в лицо. Поднял голову, чтобы посмотреть на себя в зеркало.

И увидел их.

Они стояли прямо за его спиной. Прозрачные, сотканные из лунного света и его вины. Эмили и Лили.

– Зачем ты нас убил? – прошептал отраженный призрак его жены.

– Я вас не убивал, – выдохнул Гарольд, его голос был хриплым, сломленным.

– Ты позволил нам умереть, – сказала Лили, и ее детский голос в этой тишине был оглушающим. – Ты можешь это исправить. Ты можешь снова быть с нами.

Киган смотрел в зеркало, на свое осунувшееся лицо, на темные круги под глазами, на призраков за своей спиной. Пустота в груди, его вечная спутница, стала бездонной.

– Что вам нужно? – спросил он у отражений.

– Просто сделай это, – сказала Эмили, ее призрачная рука указала на пистолет в его руке. – Нажми на курок, и все закончится. Боль уйдет. Ты будешь с нами.

Он смотрел на свое отражение. На человека, которого он ненавидел больше всего на свете. И его правая рука, словно живя своей жизнью, медленно, почти нежно, поднесла ствол «Глока» к его виску. Палец лег на спусковой крючок. Вот оно. Решение. Тихое, прагматичное, окончательное.

Но вдруг, как помеха на старом телевизоре, образ в его голове дрогнул. Вместо призраков, вместо огня и дыма, он на долю секунды увидел другое лицо. Короткие каштановые волосы, большие круглые очки, и глаза… огромные, карие, по-детски добрые глаза, которые смотрели на него с такой искренней заботой, какой он не видел уже три года. Джоан. Ее мягкая улыбка, когда она предложила перейти на «ты».

– Давай, Гарри, – шипел голос Эмили ему в ухо. – Мы ждем тебя.

– Папочка, нажми, – вторила Лили.

Его палец напрягся. Но образ Джоан не уходил. Он вспыхивал снова и снова – ее лицо, когда она ставила перед ним сэндвич; ее уверенный взгляд, когда она останавливала его; ее тихий голос, объясняющий, почему погоня бессмысленна. Это был проблеск жизни в его мавзолее. Что-то, что не было связано со смертью и виной. Что-то новое.

– Она не спасет тебя, – прошипел призрак. – Никто не спасет. Только ты сам.

Он почти решился. Почти поддался. Еще одно усилие, и все…

БИИП-БИИП-БИИП-БИИП!

Резкий, пронзительный звук будильника на прикроватной тумбочке ворвался в тишину ванной, как взрыв.

Гарольд вздрогнул, как от удара током. Закричал – глухо, яростно. Мир вернулся. Призраки исчезли. В зеркале был только он – мужчина с пистолетом у виска и безумием в глазах.

Он не опустил пистолет. Он развернулся и, не целясь, швырнул в тумбочку стоявшую на раковине бутылку с водой. Бутылка ударилась в будильник, сбила его на пол. Пронзительный звук оборвался.

А потом сила оставила его. Пистолет выпал из ослабевшей руки и с глухим стуком упал на коврик. Гарольд Киган, бывший мастер-сержант элитного подразделения, специальный агент ФБР, сполз по холодной кафельной стене на пол. Он обхватил голову руками и затрясся в судорожных, беззвучных рыданиях, которые разрывали его изнутри. Впервые за три года он позволил себе плакать.

Черный седан Кигана занял свое обычное место на парковке для сотрудников ровно в 7:00. Гарольд не вышел из машины сразу. Он сидел, уставившись на бетонную стену перед собой, но не видел ее. Он видел только трещину на потолке своей ванной. Наконец, он выдохнул, и облачко пара растворилось в холодном утреннем воздухе. Дисциплина взяла верх. Есть работа.

В кухонной зоне на их этаже уже пахло крепким кофе. Джек, со своей вечно взъерошенной шевелюрой, возился у кофемашины, напевая что-то себе под нос.

– Утро, агент Киган, – бодро сказал он, заметив Гарольда. – Кофе свежий. Вам черный?

Джек уже потянулся за кружкой.

– Джек, – кивнул в ответ Гарольд. Он проигнорировал протянутую кружку, подошел к машине и, взяв стеклянный кофейник, налил себе полную кружку до краев. Не останавливаясь, он выпил половину обжигающей жидкости за несколько больших глотков. Затем налил снова.

– Ого. Похоже, ночь была веселой, – робко прокомментировал Джек, видя, как Киган опустошает вторую кружку.

– Что-то вроде того, – глухо ответил Гарольд, ставя пустой кофейник на место. Горечь кофе немного притупила дрожь в руках, но пустота внутри никуда не делась. Он направился в кабинет Джоан.

Дверь была приоткрыта. Она сидела за своим столом, что-то быстро печатая. Сегодня на ней были черные брюки и облегающая темно-серая водолазка, которая мягко подчеркивала ее хрупкую, но стройную фигуру. Подняв голову, она тепло ему улыбнулась.

– Доброе утро, Гарольд.

– Джоан, – он вошел и закрыл за собой дверь. – Мы можем поговорить?

– Да, конечно, – ответила она без малейшего промедления, откладывая работу.

Он не сел в кресло для посетителей. Он подошел к небольшому дивану и опустился на него, чувствуя, как свинец в его конечностях тянет его вниз. Джоан поднялась, взяла со своего кресла потрепанного плюшевого медведя, а с подоконника – тарелку с печеньем, и подсела рядом. Не слишком близко, но достаточно, чтобы создать ощущение доверия.

– Что случилось, Гарольд? – мягко спросила она, обнимая своего неизменного спутника по имени Барашкин.

Он смотрел на свои руки, сцепленные в замок.

– В последнее время мне очень трудно уснуть.

– Расскажи мне об этом, – ее голос был тихим и ровным. Она подвинула к нему тарелку. – Печенье? Сама испекла. Обожглась, правда, но сама!

Он мельком взглянул на печенье и отрицательно качнул головой.

– Это началось три года назад.

Он не уточнил. Но ему и не нужно было. Он видел в ее глазах, что она знает. Видимо она читала его досье.

– Когда ты ложишься спать, что ты чувствуешь? – ее вопрос был прямым, но лишенным всякого давления.

– Я не чувствую. Я просто… жду.

– Чего ты ждешь?

Он молчал с минуту.

– Рассвета.

Он все-таки протянул руку и взял одно печенье. Оно было овсяным, с кусочками шоколада. Откусив, он на мгновение замер. Оно было по-домашнему вкусным, настоящим.

– Вкусно.

– Спасибо, – ее улыбка стала чуть теплее.

– Третий вопрос, Гарольд. Когда ты не спишь, ты просто лежишь в тишине или… что-то делаешь?

– Думаю. Вспоминаю.

– О твоей службе в "Дельте"? – осторожно предположила она.

– Иногда.

– Почему ты пошел туда?

Это был неожиданный вопрос. Он заставил его поднять на нее взгляд.

– Мой отец был военным. Капитаном "зеленых беретов". Он погиб во Афганистане, когда мне было три года. Я хотел… быть как он. Лучше, чем он.

Джоан смотрела на него, и ее проницательный взгляд, казалось, видел дальше его слов. Она заметила тень, промелькнувшую в его глазах при упоминании отца.

– Была только эта причина, Гарольд? Или было что-то еще? Что-то, от чего ты хотел сбежать?

Ее мягкий голос стал тем самым ключом, что повернулся в заржавевшем замке. Перед его глазами встал не героический образ отца, а злая рука матери, замахивающаяся ремнем. А затем – оранжевое пламя, пожирающее его дом. Голоса Эмили и Лили.

Он резко встал. Фасад стоицизма треснул и осыпался.

– Это было ошибкой, – сказал он, его голос стал жестким, как сталь. – Я вывалил на тебя свои проблемы и повел себя непрофессионально. Прости, Джоан.

Он уже развернулся, чтобы уйти, чтобы сбежать обратно в свою выстроенную из дисциплины и цинизма крепость. Но тут теплая, мягкая ладонь осторожно легла на его запястье.

– Гарри, не уходи, пожалуйста.

Он застыл. Никто не называл его так со времен Эмили. От ее прикосновения по руке прошло тепло, такое чуждое и почти болезненное.

– То, что ты человек – это не непрофессионально, – тихо сказала Джоан, не отпуская его руки. – То, что ты чувствуешь боль – это не ошибка. Ты носишь в себе груз, который сломал бы десятерых. Но ты стоишь. Ты приходишь на работу. Ты пытаешься спасать других. Позволить кому-то помочь тебе нести этот груз хотя бы пять минут – это не слабость, Гарри. Это мужество.

Она заглянула ему в глаза.

– Что на самом деле случилось сегодня ночью?

Ее нежность, ее искреннее участие, ее отказ позволить ему снова захлопнуть дверь – все это пробило последнюю брешь в его обороне. Он смотрел в ее большие, добрые глаза за стеклами очков, и плотина рухнула.

– Я хотел застрелиться сегодня ночью, – выдохнул он, слова были почти беззвучными, но в тишине кабинета они прозвучали как выстрел. – Я хотел покончить с собой, Джо. И едва это не сделал.

Джоан не вздрогнула. Не ахнула. Она лишь крепче, но все так же мягко, сжала его руку. Ее взгляд наполнился не жалостью, а глубочайшим состраданием.

– Хорошо, – сказала она так спокойно, будто он сообщил ей прогноз погоды. – Спасибо, что ты сказал мне. Спасибо, что ты все еще здесь.

Она помолчала, давая ему вздохнуть.

– Ты сейчас не один, Гарри. Я здесь. Слышишь? Я здесь.

Он просто кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

Тогда Джоан встала, но его руку не отпустила. Она взяла своего медведя под другую руку и посмотрела на него.

– Пойдем со мной.

Она повела его к двери.

– Куда мы идем, Джо? – хрипло спросил он, позволяя вести себя, как ребенок.

Она обернулась, и в ее глазах мелькнула едва заметная, но придающая сил улыбка.

– В мое особое место.

Она провела его по коридору, мимо гудящих кабинетов и снующих агентов, к неприметной двери без таблички. Джоан открыла ее ключом и пропустила его вперед. Это была комната наблюдения за допросной, но не та, что использовалась постоянно. Здесь пахло пылью и старой бумагой. Через огромное одностороннее зеркало была видна пустая, стерильная комната с металлическим столом и двумя стульями. Свет был выключен, и комната тонула в полумраке, освещаемая лишь тусклым светом из коридора.

– Что мы здесь делаем? – спросил Гарольд, и его рука инстинктивно выскользнула из ее ладони. Он отошел к стеклу, его силуэт застыл на фоне пустой допросной.

Джоан не обиделась. Она присела на широкий подоконник, прижав к себе Барашкина.

– Иногда, когда я вижу… слишком много, я прихожу сюда, – сказала она своим тихим, ласковым голосом. – Смотрю на эту пустую комнату. Она помогает мне очистить голову. Здесь нет эмоций, нет лжи, нет боли. Только тишина. Я представляю, как вся грязь, которую я впитала за день, остается там, за стеклом, а я здесь, в безопасности.

– Прагматично, – только и смог ответить Гарольд, не отрывая взгляда от пустого стула.

– Гарольд, – ее голос был полон такой нежности, что, казалось, мог исцелять раны. – Расскажи мне, что ты чувствовал сегодня ночью. Когда ты стоял там, с пистолетом.

Он долго молчал.

– Ничего, – наконец произнес он. – В этом-то и дело. Я хотел почувствовать хоть что-то. Страх. Сожаление. Но была только… пустота. И голоса. Они обещали, что пустота исчезнет. Что я снова буду с ними.

– Когда ты держал пистолет у виска, на что ты надеялся в тот самый последний момент? Чего ты ждал после? – ее вопрос был похож на мягкое прикосновение к оголенному нерву.

– Тишины, – выдохнул он. – Окончательной тишины.

– Ты сказал, что почти сделал это. Но ты остановился. Что-то тебя удержало. Что это было, Гарри? – она назвала его так снова, и это имя прозвучало в тишине комнаты как забытая мелодия.

Он закрыл глаза. Образ ее лица – обеспокоенного, доброго, живого – вспыхнул за его веками.

– Я не знаю. Просто… помеха. Шум в системе.

– Эта помеха спасла тебе жизнь, – мягко сказала Джоан. – Иногда шум – это самое важное, что у нас есть. Скажи, эта пустота… она всегда была с тобой, или она появилась после… пожара?

Он обернулся и посмотрел на нее. На эту маленькую женщину с огромным сердцем и плюшевым медведем.

– Почему ты не сдашь меня Фоксу? По протоколу ты обязана доложить о сотруднике с суицидальными наклонностями. Меня отстранят, заберут значок и оружие.

– Потому что я вижу не протокол, а человека, – ответила она с непоколебимой мягкостью. – Человека, который впервые за три года попросил о помощи, пусть и таким отчаянным способом. Если я доложу, я предам твое доверие. А твое доверие сейчас важнее любого протокола. Мы найдем способ тебе помочь. Вместе.

– Мной должны заниматься психиатры, Джоан, а не профайлер-напарник, – горько усмехнулся он.

– Психиатры лечат разум, выписывают рецепты. И, возможно, тебе это понадобится, мы это обсудим. Но я здесь не как врач, – она посмотрела на него прямо, ее взгляд был полон любви и тепла. – Я здесь как друг. Психиатры не будут сидеть с тобой в пыльной комнате в семь утра, потому что тебе больно. А я буду.

Он смотрел на нее, пытаясь понять.

– Почему? Почему ты вообще этим занимаешься? Я читал твое дело. Нужно было знать, кого мне поручили охранять. Ты родилась в Саванне, в семье промышленника. Квартира на Квин-Энн. Ты могла бы делать что угодно. Зачем тебе все это? Эта грязь, эти сломленные люди вроде меня?

Джоан улыбнулась легкой, немного грустной улыбкой.

– От матери мне досталась доброта, а от отца – упрямство и воля идти до конца. Мне всегда нравилось наблюдать за людьми, пытаться понять их, решать их… головоломки. Я никогда не хотела быть частью того мира, где нужно быть жестокой и эгоцентричной, чтобы чего-то добиться. Мне хотелось, чтобы моя профессия служила людям. Помогать тем, кто потерялся во тьме, находить тех, кто эту тьму создает… Для меня работа профайлера в ФБР – это самое честное и правильное место.

– Ты идеалистка, – прокомментировал Гарольд, но в его голосе не было цинизма, только констатация факта.

– Может быть. Но мои идеалы уже помогли раскрыть два десятка дел за три года, – мягко парировала она. Джоан соскользнула с подоконника и подошла к нему. Она остановилась совсем близко, заставив его посмотреть на нее сверху вниз. – Отныне, я буду о тебе заботиться, Гарольд Киган. Ты больше никогда не будешь один. Я не позволю тебе умереть.

Она сделала паузу, и ее глаза за стеклами очков блеснули.

– В конце концов, мы же напарники, помнишь?

На его губах появилась тень улыбки, первая настоящая улыбка за это утро.

– Только напарники? По-моему, уже что-то большее».

Джоан чуть смутилась, но быстро нашлась:

– Ну, ты теперь знаешь про Барашкина и мои кулинарные неудачи. Это выводит наши партнерские отношения на новый уровень конфиденциальности.

И он улыбнулся. Устало, но искренне.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что поверила в меня.

– Верить в тебя – это самое простое, что я делала за весь день, Гарри, – ответила она так нежно, что у него перехватило дыхание.

– Для меня это важно, – тихо сказал он.

– Я знаю, – так же тихо ответила она.

Гарольд протянул руку и взял ее ладонь. Она была такой маленькой и теплой в его руке. Он посмотрел в ее глаза – огромные, детские, наивно-чистые карие глаза за круглыми очками, в которых сейчас отражалась вся доброта этого мира.

В этот момент в дверном проеме раздалось деликатное покашливание.

Они обернулись. В дверях стояла Меган. Ее рыжие волосы были собраны в небрежный пучок, а проницательные зеленые глаза с сарказмом оглядывали их сцепленные руки.

– Я, конечно, дико извиняюсь, что прерываю ваш сеанс взаимной эмоциональной поддержки, – протянула она своим фирменным язвительным тоном, – но в мой ледяной дворец доставили свежий товар. Последняя жертва. И я бы хотела услышать ваши гениальные догадки до того, как начну резать. Если вы, конечно, не слишком заняты спасением душ.

Джоан тут же отпустила руку Гарольда, слегка покраснев.

– Да, Меган, конечно. Мы идем.

– Разумеется, – добавил Гарольд, уже снова надевая маску невозмутимого агента.

– Вот и славненько, – хмыкнула Меган и развернулась, чтобы идти.

Они пошли за ней по коридору.

– Гляжу, ты везде с моим подарком ходишь, Светлячок, – бросила Меган через плечо, кивнув на Барашкина под мышкой у Джоан.

– Конечно. Он замечательный, как и ты, – искренне ответила Джоан.

– Не вгоняй меня в краску, Светлячок, – отмахнулась Меган. – Лучше прибереги комплименты для своего солдатика.

– Что? – не поняла Джоан.

– Что? – невинно переспросила Меган, не оборачиваясь.

Под эти разговоры они спускались в морг, возвращаясь к работе, к смерти. Но для Гарольда Кигана что-то неуловимо изменилось. В его личной, бесконечной ночи забрезжил крошечный, но упрямый рассвет.

Глава 5

Холодный, стерильный воздух морга ударил в лицо, смывая остатки утренней драмы. Меган Кроули, уже облаченная в синий халат, сноровисто натягивала перчатки, ее рыжие волосы были убраны под одноразовую шапочку. Она кивнула на тело Аарона Коула, лежавшее на стальном столе.

– Надеюсь, Барашкин у тебя не из пугливых, Светлячок, – бросила она, надевая защитную маску.

– Он видел вещи и похуже, Меган, – с мягким юмором ответила Джоан, прижимая медведя к себе. – Например, мои попытки испечь шарлотку.

Меган хмыкнула и взяла в руки скальпель.

– Итак, джентльмены, и леди, и медведь. Аарон Коул, шеф-повар, 42 года. Причина смерти – одиночное колото-резаное ранение в брюшную полость, повредившее аорту. Смерть наступила быстро. Но вот что интересно: рана нанесена тонким, обоюдоострым клинком, под точным углом снизу вверх. Никаких лишних движений, никакой борьбы в момент удара.

– Убийца имеет опыт обращения с холодным оружием. Возможно, военный или охотник. Удар нанесен для максимально быстрого и эффективного убийства, это не акт ярости, – ровным голосом произнес Гарольд, его взгляд был прикован к телу.

– Бинго, – кивнула Меган, продолжая осмотр. – Деталь вторая: гвозди в запястьях. Старые, ржавые, квадратные в сечении. Пробиты точно через щель Десто, между костями запястья. Чтобы так попасть, нужно либо иметь удачу дьявола, либо знать анатомию. На ладонях ни царапины.

– Он знал, что делал. Это не первая его инсталляция. Он изучал исторические или медицинские тексты о распятии. Он хотел аутентичности, – заключил Гарольд.

– В точку, солдатик. Деталь третья: под ногтями жертвы я нашла следы земли и частицы листьев самшита. Но в театре "Орфеум" нет ни земли, ни самшита.

– Убийство произошло в другом месте. Скорее всего, на улице, в саду или парке. Жертва пыталась защититься, хваталась за кусты. Тело было перевезено в театр уже после смерти.

– Три из трех. Приз в студию, – саркастично бросила Меган. – Четвертое: на одежде и теле нет следов волочения. Никаких потертостей. Наш парень весит добрых девяносто килограмм. Его не тащили по полу театра.

– Убийца либо очень силен физически и принес его на руках, либо использовал оборудование. Тележку, каталку. И у него был доступ в театр, он не взламывал дверь.

– И финальный аккорд, – Меган указала пинцетом на грудь жертвы. – Тело было вымыто. Тщательно. За исключением самой раны. Вокруг нее – засохшая кровь, нетронутая. Все остальное – чистое.

– Он отделяет акт убийства от своего послания. Смерть – это грязная необходимость. Посмертное действо – это чистое искусство, его проповедь. Он любуется своей работой, но презирает сам процесс лишения жизни, – закончил Гарольд.

Все это время Джоан молча, с напряженным любопытством, изучала тело. Гарольд заметил, как она обхватила своего медведя обеими руками, словно ища в нем опору. Когда Гарольд замолчал, она шагнула вперед.

– Он организованный, методичный и очень терпеливый, – начала она тихим, но уверенным голосом. – Нарциссическое расстройство личности с мессианским комплексом. Он считает себя не просто убийцей, а судьей, исполнителем высшей воли. Распятие – это наказание за грех, который, по его мнению, совершила жертва. Аарон Коул, владелец ресторана "Амброзия" – пища богов. Вероятно, наш убийца счел это кощунством, проявлением гордыни или чревоугодия. Он наказывает за то, что считает смертным грехом. Он хочет, чтобы его послание увидели, поэтому выбрал театр – сцену. Он умен, силен и, скорее всего, ведет двойную жизнь, производя впечатление абсолютно нормального человека.

– И как этот подробный психологический экскурс поможет его поймать, Джоан? – спросил Гарольд, его прагматизм взял верх.

– Мы должны искать не среди очевидных врагов, а среди "праведников". Людей с жесткими моральными или религиозными установками. Проверьте сотрудников и постоянных посетителей ресторана на предмет принадлежности к радикальным группам или сектам. Ищите человека, который мог знать Коула, но презирать его образ жизни. Его "сцены" требуют реквизита – старых гвоздей, возможно, доступа к заброшенным местам. Это говорит о том, что он хорошо знает город.

– Или работает в сфере строительства, или увлекается городской историей, – язвительно добавила Меган. – Куча вариантов.

– Именно. Но его нарциссизм заставит его допустить ошибку. Он захочет увидеть реакцию на свою "работу", – ответила Джоан.

– Ты думаешь, он вернется на место преступления? – уточнил Гарольд.

– Не обязательно физически. Он будет следить за новостями, читать статьи, может быть, даже комментировать их в сети под вымышленным именем, чтобы направить нас по ложному следу или насладиться паникой, – пояснила Джоан.

– Наш парень еще и интернет-тролль. Очаровательно, – пробормотала Меган.

В этот момент дверь в морг приоткрылась после короткого стука, и в проеме показалась голова Сары Дженкинс.

– Надеюсь, не прерываю ваш консилиум над мясцом, – бросила она со своей обычной прямолинейностью, – но у Джека есть кое-что по серому фургону, который ты, Киган, скинул ему вчера заполночь. И из Квантико прислали анализ по узлам.

– Мы сейчас подойдем, – сказала Джоан. – Спасибо, Сара.

Сара кивнула и исчезла. Джоан повернулась к Меган.

– Спасибо за анализ, Меган. Это очень помогло.

– Все для тебя, мое солнышко, – голос Меган неожиданно потеплел, и в ее глазах промелькнула неподдельная нежность.

Джоан улыбнулась и направилась к выходу. Меган окликнула Гарольда:

– Киган, задержись на секунду.

Он остановился, пока Джоан выходила из морга.

– В чем дело, Кроули?

Меган сняла маску и посмотрела на него в упор.

– Я слышала ваш разговор. Утром. В той комнате для наблюдений.

Гарольд застыл.

– Какую часть?

– Ту, где моя подруга спасает жизнь агенту ФБР, который решил, что его голова – отличная мишень. Я подошла, когда она уже вела тебя за руку. Вы были так увлечены, что не заметили.

– Понятно, – глухо ответил Гарольд, ожидая неизбежного.

– Я не сдам тебя Фоксу, – отрезала Меган. – Но. – Она сделала шаг к нему, и ее голос стал тихим и твердым, как сталь ее скальпеля. – Не смей ее обижать. Джоан – мой самый близкий и родной человек в этих стенах. Она мне как дочь и младшая сестра, Гарольд. Если ты причинишь ей боль, я лично найду способ сделать твою жизнь невыносимой. И поверь, я знаю много способов. Анатомически точных.

– Я не собираюсь ее обижать, – заверил он, глядя в ее пронзительные зеленые глаза. Он говорил абсолютно искренне.

– Смотри мне, – прошипела она, а затем ее лицо снова приняло привычное саркастичное выражение.

Гарольд помедлил.

– Меган… – он произнес это немного робко, что было для него совершенно не свойственно. – Что ей… нравится? Ну, цветы… подарки…

Меган вскинула бровь, и уголок ее губ дернулся в усмешке.

– Хочешь купить ей расположение? Думаешь, сработает? Может, подаришь ей подписанное первое издание "Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам"? – Она хмыкнула, видя его растерянность. – Ладно, слушай сюда, солдатик. Никаких роз. Она считает их банальными. Фрезии. Белые или сиреневые. Она не любит дорогие, кричащие подарки. Ей нужно что-то… продуманное. Книга, о которой она упоминала в разговоре. Или просто принеси ей тот самый чай с бергамотом, который она пьет, когда у нее закончится. Она ценит внимание, а не ценники.

– Спасибо, – искренне сказал Гарольд.

– Не за что, – отмахнулась Меган. – Просто помни: у нее достаточно своих демонов, не добавляй ей чужих. Особенно своих.

Она кивнула на дверь.

– А теперь постарайся вернуться живым с этого дела. Мне не хочется проводить твое вскрытие. Слишком много бумажной работы.

– Надеюсь, не скоро, – мрачно отшутился Гарольд.

– Я тоже. Не люблю работать сверхурочно, – парировала она. – Ладно, достаточно прохлаждаться. Иди, солдат, она ждет тебя.

Гарольд кивнул и, развернувшись, вышел из морга, направляясь к Джоан и новым зацепкам, которые, возможно, вели не только к убийце, но и к чему-то еще.

Когда Гарольд вошел в общую рабочую зону, гудящую от света мониторов и тихого стука клавиатур, он сразу увидел их. Джоан, Сара и Джек сгрудились у стола последнего, глядя на экран. Джоан все еще прижимала к боку плюшевого медведя, что выглядело до странного трогательно в этой обители федерального закона.

– О чем вы так долго говорили с Меган? – спросила Джоан, как только он подошел, ее голос был тихим и искренне любопытным.

Гарольд на мгновение запнулся, вспомнив неожиданно личный разговор в холодном морге.

– Э… о деле. Обсуждали детали вскрытия. Ничего особенного.

Джоан мягко улыбнулась, и в ее карих глазах за круглыми очками блеснул лукавый огонек.

– Просто ты выглядел так, будто она отчитывает тебя за плохое поведение. Я уж испугалась, что ты снова пытался пробить головой стену.

– Что-то вроде того, – буркнул он, чувствуя, как уши начинают гореть.

– Смотри, Киган, если Кроули взяла тебя в оборот, тебе крышка, – вставила Сара, не отрывая взгляда от экрана. – Она знает, где у людей находятся жизненно важные органы. Буквально. И не стесняется применять знания на практике.

– Учту, – ровно ответил Гарольд.

– Сара, не пугай его, – мягко прервала Джоан. – Давайте лучше к делу.

– Да, агент Киган, доктор Деви, – подал голос робкий Джек. – По узлам. Из Квантико прислали полный анализ. Они подтверждают, что узлы невероятно сложные, декоративные и завязаны с огромной силой и мастерством. Это полностью совпадает с вашей версией о ритуальном характере, доктор Деви. Но вот что странно… они не похожи ни на что из известных практик. Это не шибари, не кельтские ритуальные узлы, не макраме смерти, вообще ничего из их баз данных. Такое ощущение, что преступник изобрел свой собственный, уникальный вид узлов.

– Отлично. Наш маньяк еще и изобретатель. Может, патент подаст? – язвительно прокомментировала Сара.

– Это значит, что он этому не учился. Он разработал это сам, – сказал Киган, его взгляд стал жестче. – Это его личный почерк, еще более уникальный, чем подпись.

– Это усиливает идею личного ритуала, – подхватила Джоан. – Он не подражает, он создает. Он считает себя творцом. Джек, а что по фургону?

Аналитик переключил изображение на экране.

– Серый фургон с камер у "Орфеума" был найден час назад патрульными за чертой города. Сожжен дотла. Абсолютно никаких улик. Но по остаткам рамы я могу попытаться восстановить фрагменты VIN-номера и пробить его по базе угнанных машин, а затем по архивам продаж. Это займет время. Думаю, часов двенадцать, не меньше.

– Свой собственный стиль узлов… Это одержимость, – тихо проговорил Гарольд, будто обращаясь к себе.

– Или просто у него было много свободного времени и моток веревки, – бросила Сара.

– Как там Чен? – спросил Гарольд, переводя взгляд на нее.

– У него есть зацепка. У четвертой жертвы, брокера, был очень недовольный клиент, которого она практически разорила. Мужик оказался бывшим моряком-китобоем. Чен поехал его проверять, уж больно совпадение с первоначальной морской версией показалось ему жирным.

– Итак, – вмешалась Джоан, возвращая всеобщее внимание. – На данный момент у нас две основные рабочие версии. Моя – "Миссионер". Убийца, который считает себя жрецом, наказывающим жертв за некий известный лишь ему "грех". И версия Гарольда – "Дисциплинированный практик". Бывший военный или оперативник, который использует свои навыки для совершения идеальных убийств. Он тактичен и осторожен.

– А что, если это одно и то же? – спросила Сара. – Что если они оба правы? Бывший вояка, которого переклинило на почве религии, и теперь он вершит свой кровавый самосуд?

– Это более чем вероятно, Сара, – кивнула Джоан, и ее взгляд стал задумчивым. – Тяжелая психологическая травма, полученная на службе, могла стать триггером. ПТСР часто ищет выход в жестких, упорядоченных системах. Для кого-то это армейская дисциплина, для другого – радикальная вера. В нашем случае одно могло наложиться на другое, создав чудовищный симбиоз. Дисциплина солдата, хладнокровно исполняющего приказ, и фанатизм жреца, свято верящего в свою миссию. Это объясняет и методичность зачистки, и ритуальный символизм.

– И насколько сильно это поможет нам его найти, если мы поймем его "грех"? – прагматично спросил Гарольд.

– Это даст нам его мировоззрение, – ответила Джоан, глядя прямо на него. – Мы сможем понять его критерии отбора. А если мы поймем, кого он ищет, мы сможем его опередить.

Она обвела всех взглядом, снова становясь ведущим профайлером.

– Хорошо. Давайте сосредоточимся. Джек, продолжай копать по фургону. Каждая мелочь важна. Мы с Гарольдом снова пройдемся по биографиям всех пяти жертв. Нужно найти то, что их объединяет в глазах убийцы. Сара, поезжай на подмогу к Чену. Ему может понадобиться поддержка, если китобой окажется неразговорчивым.

Команда молча кивнула. План был ясен.

– Работаем, – тихо сказала Джоан, и все разошлись, унося с собой новые фрагменты жуткой головоломки.

Кабинет Джоан был тихой гаванью посреди гудящего улья ФБР. Стены, увешанные дипломами и репродукциями картин эпохи Возрождения, казалось, поглощали шум. Гарольд и Джоан сидели друг напротив друга за большим дубовым столом, заваленным папками с делами жертв. Свет от настольной лампы выхватывал из полумрака их лица и разбросанные фотографии: студентка, дальнобойщик, пенсионерка, брокер, шеф-повар. Пять оборванных жизней. Пять нерешенных загадок.