Читать книгу: «Сад секретов. Сборник рассказов», страница 3

Градусник показывал аж двадцать градусов, посему Ник даже закатал рукава на своей рубашке, выходя из дома. Солнце на улице грело уже так сильно, что эти закатанные рукава от жары не спасали, за них с ней справлялся редкий, но приятно прохладный ветерок, который, кажется, в тот день единственный служил напоминанием, что на улице ещё весна, а не лето. Проходя мимо окон своей квартиры, Ник обратил внимание на сирень. Он не помнил, чтобы когда-то ещё она цвела настолько красиво: гроздья её цветов выглядели такими тяжёлыми, что становилось страшно за тоненькие ветки, что их держали. И в воздухе витал аромат. Неописуемо прекрасный, такой, что, чувствуя его, невольно хотелось закрыть глаза и представить что-то иное, отличное от того, что можно было бы увидеть, открыв их вновь. Хотя в тот день Ник об этом не подумал. Ему нравилось то, что он видел, и он, как никогда прежде, это ценил. Думал, что ценил.

Проходя мимо парка, Ник услышал, как на его телефон пришло сообщение. Он остановился, достал его из кармана, включил.

 
Так что заглядывай
 

Написан этот текст был Антоном. Ник не понял, что это таинственное интригующее предложение значит, пока не открыл переписку. Там красовалось ещё одно, то, что стояло перед этим:

 
Привет, Ник, слушай, тут Алиса нарисовалась, я сказал ей, что ты дома, она теперь хочет заехать вечерком к нам. Я куплю там немного еды тогда
 

Алиса. Это имя резко заставило Ника немного понервничать. В голове сразу возник её образ, образ весёлой брюнетки из класса, той самой, что была единственной девочкой из класса, с которой можно было спокойно пообщаться, совершенно не думая, как произвести на неё в разговоре какое-то впечатление, особо не следя за каждым сказанным своим словом, а просто спокойно пообщаться и пошутить. И это, важно заметить, отнюдь не потому, что она была недостаточно примечательной, чтобы желать перед ней всегда представать в лучшем свете, нет, она была довольно симпатичной, и, наверное, честной, что и привлекало в ней Ника, хотя, думаю «привлекало» – это не лучшее слово. Ник иногда мог вообще не замечать её: в тот момент, когда она заходила в класс, он, чаще всего, даже не видел этого, но в другое время она всегда была для него чуть ли не лучшим собеседником.

И вот, прошло почти два года с тех пор, как они видели друг друга в последний раз. Она, должно быть, совсем никак не изменилась, в этом можно было не сомневаться, а вот Ник… Ему срочно нужно было побриться.

От Антона пришло ещё одно сообщение:

 
Сам-то что думаешь?
 

Он оставался в сети, видно, ждал ответа, хотя Ник был уверен, что, если напишет ему прямо сейчас, на сообщении две галочки появятся не сразу. Тем не менее он написал ответ:

 
Ого! Это здорово, что она приезжает. Я пока не могу сказать, смогу ли прийти, мне, правда, нужно много успеть. Но я очень надеюсь, что получится навестить вас хотя бы на часок.
 

Он правда не знал, стоит ли ему идти. Хотя, наверное, стоит, и это сомнение – ничто иное, как самообман с целью показаться в их и в своих глазах поответственее, посерьёзнее, ведь он не лгал, когда говорил про то, что ему ещё много нужно сделать.

Увидеть Алису он хотел. Господи, прошло почти два года, целых два года, она будет так рада его видеть. И он тоже, что уж тут. Он тоже.

Что, к слову, ещё привлекало Ника в Алисе, так это её искреннее уважение к его творчеству. Она читала несколько его рассказов и обязательно высказывала ему потом своё мнение по каждому из них, подробное мнение, которое, скорее, правильнее было бы назвать впечатлением. Они всегда ей нравились. А Нику нравилось, как она потом задавала ему вопросы о них, по типу «Сколько ты его писал?» или «А как ты относишься к главному герою?». И в тот момент, когда он стоял с телефоном руке напротив парка, только что отправив Антону сообщение, он даже подумал, что действительно не может упустить шанс её встретить, ведь не послушать её новые расспросы было бы просто неуважением к себе. Только потом, через пару минут он понял, что скорее всего никаких вопросов не будет, ведь он уж как почти четыре года ничего не писал. Будет только один: «А как у тебя сейчас с творчеством?».

И отвечать на него будет стыдно.

***

Достаточно важную роль в формировании внутреннего мира Ника, который в его раннем подростковом возрасте был, как мы знаем, невероятно оживлён, сыграли, пожалуй что, те конструкции, которые он в детстве сооружал из всего, что попадалось под руку и оборудовал, как маленькие домики. Иногда он делал их из подушек, иногда из столов и стульев, ящиков, пледов и всего вместе. Он невероятно любил это занятие, но ещё больше любил проводить в них время, создавая там максимально комфортные и уютные условия для нахождения. Ник вдохновлялся этими домиками, представляя себе жилища своих героев.

Некоторые из них вспоминались Нику ещё очень долго, они казались ему настолько невероятными, что он часто винил в этом своё воображение, которое за эти годы их просто дорисовало, создав такими. Но знать он теперь уже не мог.

После возвращения домой с прогулки, он вдруг задумался над тем, что можно было бы попробовать создать нечто подобное прямо сейчас. Эта мысль не вызвала у него какого-либо рода диссонанса с его возрастном и тем, чем он в этом возрасте по чьим-то идеям должен заниматься. Точно, эта идея ему действительно очень понравилась, более того, он уже примерно представлял, каким этот домик сделает.

Он уверенным шагом зашёл в свою комнату и посмотрел на кровать. Её бортики сверху и снизу были достаточно высокими, они приблизительно совпадали по высоте со стульями, которых в квартире было около пяти. Ник притащил два и поставил их в метре от бортика спинками к кровати. Пустые пространства у стульев он заделал подушками, а потолком послужила большая картонка, что с неопределённой целью стояла в коридоре уже много лет, среди прочего подобного хлама. Вроде бы, всё уже прикрыто, не осталось щелей, кроме входа, однако внешне он был слишком неаккуратен. Решением проблемы стал синий плед, лежавший на кровати, которым Ник аккуратно прикрыл всю конструкцию.

Всё. Домик, вроде готов, но чего-то не хватает. Ник бросился в гостиную, стал открывать и закрывать шкафы, и вскоре, наконец, нашёл небольшой оранжевый светильник, который поставил внутрь, и, проведя наружу провод, заботливо поправляя плед, включил.

Тёплый свет внутри домика был виден сквозь плед. Ник, не торопясь подошёл ко входу. Опустил голову. Светильник сиял также, как сиял много лет над, когда Ник был совсем маленьким. Он сиял оранжевым, таким уютным-уютным светом освещая стены домика, которые были позабытому чуть небрежны, неровны, но оттого, наверное, и невероятно добры. Аккуратно, стараясь ничего не задеть, не передвинуть и не сломать, Ник вошёл внутрь. Он сел, облокотившись на стенку кровати. Посмотрел ещё раз на стены и подумал, как этому домику хорошо, что Ник о нём вспомнил. Он так рад, он так по-доброму улыбается, глядя на предательски повзрослевшего мальчика, который так его любил когда-то давно. Он, кажется, сейчас обнимает его такими тёплыми объятиями, которые можно почувствовать только сердцем, обнимает его, возможно, хочет что-то сказать, но молчит.

«Ник, вылезай, пошли есть.» – услышал он вдруг мамин голос.

Или бабушкин звон колокольчика, который она обычно использовала, когда звала на обед. Она купила его ещё в молодости, когда ездила в Париж и теперь он стоял на кухне и звенел перед обедом. Звенел, когда она ещё была жива, то есть до того момента, как Ник перешёл в девятый класс. С тех пор он просто стоит на кухне, должно быть, скучает по её тёплой руке, но ничего сделать не может, чтобы снова почувствовать её прикосновение. Просто стоит, ждёт, и, наверное, очень грустит, ведь даже не в силах пролить ни одной слезы.

И Ник грустит, впервые за много лет он чувствует, как из его глаза течёт слеза, такое забытое и, на самом деле, в какой-то степени даже приятное ощущение. И, знал бы он, что мама больше никогда не позовёт его на обед, вероятно, вёл бы себя в тот момент по-другому.

***

Антон написал о том, что Алиса приехала примерно через час после того, как Ник построил домик. Прочитав сообщение, он решил, что приходить сразу не стоит, лучше, пока он ещё находится под впечатлением от своих мыслей, попробовать перенести их на бумагу. Попробовать, наконец, начать писать рассказ, и только потом, если не пойдёт, пойти к ребятам.

Что ж, на этот раз у него получилось написать целую страницу. Немного, конечно, по сравнению с тем, сколько за раз он писал пять лет назад, но неплохо, с учётом долгого перерыва. Больше написать он, как казалось, не мог – слишком много места в голове стала занимать мысль, что Алиса и Антон уже ждут его буквально в пятистах метрах и уже успели, должно быть, многое обсудить.

Ник решил, что придёт к ним ненадолго, максимум на час или даже меньше, оправдавшись тем, что ему срочно нужно написать много текста за сравнительно короткое время. Бриться он не стал, решил, немного неаккуратная борода создаст ощущение его погружённости в творческие дела и, к тому же, если он всё-таки от неё сейчас вдруг избавится, он точно спровоцирует Антона не несколько ненужных мыслей.

Он вышел из дома и быстрым шагом направился к дому Антона. Солнце к тому моменту же успело зайти за горизонт, теперь всё небо было преимущественно синим и лишь только на севере чуть сиял ряд других цветов. Подходя к цели, он услышал знакомые голоса и через мгновение осознал: ребята стояли на улице.

– О! – заметил Ника Антон.

Алиса стояла спиной и после этого возгласа обернулась. Ник подошёл к ним через пару секунд.

– Привет! – сказал он.

– Привет! – радостно поздоровалась с ним Алиса.

Он был не прав, полагая, что она не изменилась. Она изменилась. Только эти изменения не подходят для словесного описания, если бы вы в тот момент протянули Нику ручку и блокнот, попросив по пунктам описать, какие именно в Алисе перемены можно было заметить, он бы протянул вам и то, и другое обратно. Он лишь точно знал, что она стала красивее. Гораздо красивее, она будто стала ещё живее, чем была два года назад.

– Ой, как я рада тебя видеть, – сказала она.

– А я-то как!

– Как у тебя дела? Антон говорит, что ты учишься на архитектора, а я ему не верю.

В её нежном голосе звучала улыбка и, возможно, лёгкая обида, оттого что она всё же верила.

– Да, к сожалею, он прав.

– Ну ну… А как же творчество, ты же такие рассказы хорошие писал.

– Я и пишу.

Ник посмотрел на Антона, тот никак не переменился в лице: смотрел на него с обычной улыбкой.

– То есть, был перерыв, но сейчас опять начал.

– И как?

– Неплохо.

Он не врал, ведь помнил про написанную полчаса ранее страницу, в которой он был уверен. Пока ещё был уверен.

– Ну хорошо. Ты не переставай, не переставай, у тебя прям очень здорово получалось.

– Да, спасибо. Тоже не хочу останавливаться.

– А как учёба, не мешает?

– Да нет… Ну то есть как…

Алиса увлечённо смотрела на Ника, с интересом ожидая ответа. С её лица никуда не сходила лёгкая приятная улыбка.

– Она, конечно, мешает, но на неё иногда можно и подзабить, верно?

Все усмехнулись.

Подул лёгкий ветерок, покачнувший пышные ветви тополей, потревоживший зелёные листья на фоне серого дома.

– Ну ты всё равно, осторожней, – посоветовала ему Алиса. – А то мало ли что.

Ник сам немного удивился своим словам. Неделю назад он бы их не произнёс. Неделю назад такая мысль вообще не пришла бы ему в голову.

– Это конечно. Не, в этом плане я стараюсь всё контролировать.

– Правильно.

На пару секунд все замолчали. Нику это не понравилось.

– А что это мы на улице? – спросил он.

Алиса расхохоталась. Антон цокнул.

– Вот она ржёт, пусть она и расскажет.

– Он сжёг попкорн, – с трудом выговорила Алиса сквозь смех.

– Что?

Антон наигранно робко развёл руками.

– Он сжёг целую пачку попкорна. Я ему говорила, что он сгорит и пора вынимать, а он: «Нет, нет!».

– Ужас какой.

– Да, а потом, когда достал пачку из микроволновки и открыл её… Оттуда пошёл дым и теперь в квартире невозможно дышать. Вот, проветриваем.

– Мда, – посмотрел Ник на Антона. – Хорошо мы вчера с тобой попкорн не купили, а то пришлось бы кино на улице смотреть.

– А что вы смотрели?

– Переводчика.

– И как?

Они разговаривали ещё минут двадцать, за которые Ник успел расспросить Алису о том, как она учится и какие у неё планы на грядущее будущее. Он не столько слушал, сколько смотрел на неё. Старался слушать, но не получалось, её так сияющие в тёмный вечер глаза, как он думал уже тогда, будут представляться ему ещё очень долго, и они могут послужить прекрасным вдохновением для нового рассказа.

Потом он ушёл, сказав, что нужно доделать некое дело. Показалось, что она даже немного расстроилась, когда он ушёл, но он всё равно ушёл, почему-то даже не обнявшись с ней на прощание, хотя очень этого хотел.

Снова оказавшись один, войдя в дом, он сразу пошёл к столу. Да, сейчас, как казалось ему, точнее, в чём он был почти на все сто процентов уверен, и есть самое время для того, чтобы написать самые лучшие абзацы или, если всё пойдёт хорошо, страницы. Именно сейчас, после тех грустных мыслей в домике, после встречи с Алисой, её красивыми глазами, после пышной сирени, что чуть покачивалась на ветерке. Именно сейчас. Перед этим разве что стоило перечитать всё то, что было написано им ранее, то есть ту страницу, что уже коварно поджидала его на столе.

Он перечитал. Текст был отвратителен, скучен и бледен. Нику хотелось плакать, когда он был только на второй четверти, и он расплакался, когда дочитал. Разорвал этот лист на много маленьких кусочков, злобно раскидал их по сторонам. Это будто писал не он. Нет, это был не тот парень, что писал те рассказы, которые так нравились Алисе, Антону и ещё нескольким друзьям. Перед ним был ужасный серый текст, такой нелепый и неуклюжий, что ему в порыве злости хотелось разбить лицо тому, кто его написал. Бить кулаком, пока не сломается рука. Хотелось взять этот текст за шиворот и бить его лицом об асфальт, окунать в грязь и опять бить об асфальт, растирая лицо о холодную твёрдую поверхность, бить и бить, разбрызгивая в стороны его следы. Ник заплакал ещё громче. Это был он, он написал этот текст. И да, он — правда не тот парень, что писал те рассказы, которые так нравились Алисе, Антону и ещё нескольким друзьям. Он на такое не способен. И никогда не будет. Он слышит голос, который это говорит, и изо всех сил отказывается в это верить. Он не верит, что теперь совсем другой человек. Даже внешне – носит такую неаккуратную бороду, любит рубашки. Тот парень никогда не любил рубашки. Он носил только футболки и только чёрные.

Ник встал из-за стола, быстрым шагом подошёл к комоду. Открыл, немного покопавшись, отыскал там одну из тех футболок, что носил раньше. Он надел её с большим трудом.

«Сейчас я готов, – думал он. – Сейчас я и есть, тот парень.»

Ник вновь сел за стол и начал писать с чистого листа, так, как делал это раньше.

Он написал один абзац, хотел было перечитать, но не стал и сразу в агрессивно быстром темпе принялся за второй. Написал его, перешёл к третьему. Написал страницу, хотел начать писать другую, но мысль всё никак не клеилась, и он всё-таки решил перечитать первую.

Слёзы вновь подступили к глазам. Он посмотрел на футболку, изношенную старую футболку и его воображение нарисовало перед его глазами картину, как он снимает эту футболку с давно мёртвого тела уже похороненного ребёнка, снимает, стряхивая червей и жуков и надевает на себя. Она принадлежит кому-то ещё. Эта футболка не его. И писать это тоже не его.

Он закричал и случайно в порыве гнева ударил своей перьевой ручкой по столу. Послышался треск. Он посмотрел на неё и увидел, как из сломанного пера вытекают чернила. Аккуратно положил на бумагу. Спрятал лицо в локоть, положил на стол и тихо заплакал. Последнее, что он представил в тот день, это то, как его бабушка стоит рядом и смотрит на его ручку. И вместо того, чтобы начать ругаться, просто кладёт свою руку на его плечо.

Вскоре, незаметно для себя, Ник заснул.

 
5
 

Недалеко от территории гаражей с довольно давних времён находился один, весьма мрачный закоулок, не особо людный, вероятно, по причине нахождения рядом рюмочной, из которой в любое время суток могла вывалиться всякая пьянь. Этот закоулок был, однако, хорошо известен всем подросткам, живущим в окрестностях, известен, благодаря иногда блуждающим там личностям. Придя туда, практически всегда можно было увидеть какого-нибудь наркомана или бомжа, но самое интересное, то, что, в общем-то, многих туда и манило, это то, что некоторые из них могли за реально дешёвые деньги толкнуть что-нибудь, порой даже довольно серьёзно влияющее на организм и в особенности, на человеческое сознание. Всего таблеточку, как говорили некоторые знакомые Ника. Всего таблеточку и через полчаса ты уже в другом мире, в таком, в котором хочется находиться вечно.

Ник пошёл в это место практически сразу, как только проснулся. Ему был не интересен в то утро ни завтрак, ни душ, он просто хотел сесть на следующее утро в поезд с осознанием, что провёл здесь время не зря. Достаточно было принять всего немного, и тогда в тот мир, до которого он всё никак не мог достучаться уже несколько дней ворота снова будут открыты. Он там был, и он уж точно умеет это контролировать. Он знает, что после того, как эффект пройдёт, он никуда оттуда не уйдёт. Останется там, где был раньше, но всё никак не может оказаться сейчас. Ведь нет на самом деле никакого другого «я», нет того парня, что умел писать, в отличие от Ника. Это всё он, и не стоит пытаться себя обмануть. Это всё он, и он может всё, чего только по-настоящему захочет. Просто иногда надо принимать серьёзные решения, иногда надо быть готовым пойти на риск, чтобы получить то, что ищешь. И Ник решил пойти.

В переулке никого не было. Ни бомжа, ни того, кто мог бы что-нибудь продать. Совсем никого. Если бы Ник часто, или хотя бы чуть больше, чем на самом деле думал о Боге, то точно воспринял бы это, как знак, что он в чём-то ошибается, что он не должен сейчас быть здесь и ему надо пойти обратно. Но он не думал, потому продолжил стоять. Прождал минут тридцать и как только начал шаг, сзади раздался голос:

– Эй, парень.

Ник обернулся. Он никого не видел.

– Что?

– Ты тут кого-то ждёшь? – спросил голос.

Нет, Нику точно это не мерещилось, он слышал голос, притом довольно близко. Через секунд десять он, наконец, увидел его, того, кто с ним разговаривает. На куче листвы, за небольшим кустом лежал бездомный.

– Так ты кого-то ждёшь?

– Да нет, я… Я просто гуляю. Извините, что потревожил.

Ник начал было идти обратно, как вдруг голос его снова окликнул:

– Может быть, тебе чего-нибудь нужно?

Ник медленно обернулся.

– А что вы можете предложить?

– Я могу предложить только одно, и я знаю, что ты пришёл сюда именно за этим.

Раздался шелест листвы. Человек, лежавший на ней встал и вышел к Нику. Это был мужчина, с виду лет шестидесяти, с довольно длинными седыми волосами, худющий, как покойник. Он подошёл ближе.

– Так ты хочешь?

Ник медленно кивнул.

– Сколько?

– Две тысячи.

Ник, стараясь не отводить взгляд от незнакомца, что стоял в трёх метрах от него, потянулся в карман за деньгами, осторожно достал, проверил и протянул в руке. Тот взял их и жадно стал рассматривать, на всякий случай пересчитывая. На его лбу сияло несколько бородавок, а на нижней губе алело раздражение. Он почему-то недоверчиво взглянул на Ника, спрятал деньги, достал маленький пакетик из внутреннего карман грязной куртки. В нём лежала таблетка. Отдал Нику этот пакетик, только немного подождав, как бы наблюдая за его реакцией. Тот медленно взял и бережно положил к себе в брюки.

– Удачи. – сказал человек, развернулся и пошёл обратно к своим кустам.

Ник тоже ушёл с переулка. Быстрым шагом он направился в сторону дома, стараясь совершенно ни о чём не думать, отгоняя любые мысли, что лезли в тот момент к нему в голову, наверное, потому, то все они были плохими. Надо было просто выпить таблетку и всё будет хорошо, не стоит бояться, ведь страх отравляет разум.

Проходя мимо цветущей в его дворе сирени, он почувствовал её пленяющий аромат, что сразу напомнил ему про вчерашний взгляд Алисы. Этот аромат вдруг на секунду его остановил.

Алисе бы понравилось то, что ты задумал, а? Как бы изменился этот её взгляд, когда она бы увидела, как ты глотаешь эту таблетку?

Нет, нет, нет, к чертям эти мысли. Они не должны мешать. Ник положил таблетку в рот и запил водой из фильтра.

Первые полчаса никаких изменений не наблюдалось, эффект начался только через сорок минут. Ник даже подумал было о страшном: с учётом того, как много его знакомых рассказывали ему слухи про эти таблетки, он совершенно не помнил, чтобы кто-то делился своим опытом потребления и потом он даже начал пугаться, думая, что его вполне могли обмануть, но вдруг почувствовал, как мир вокруг него начал плыть, немного наклоняться и возвращаться в исходное положение, наклоняться и снова возвращаться. В голове стало теплее, его мозг будто окутали пуховым одеялом, из-под которого он только что встал. Ник почему-то стал уверен, что в этот самый момент, когда он только начал чувствовать эффект, те ворота, про которые он думал с утра, открылись. Будто даже послышался их скрип. Он уверенным шагом направился к себе в комнату и успел сесть за стол до того, как большая часть изображения, улавливаемая его глазами, стала всё стремительнее превращаться в калейдоскоп. Он начал писать. Чувствовал, как рука пишет сама, пишет и пишет, так быстро-быстро, совершенно без всякого желания останавливаться. Ник даже не знал, сколько времени прошло с того момента, как он сел. Его лицо приятно одеревенело, согрелось изнутри и теперь нежно покалывало, успокаивая и пресекая любые волнения, что могли появиться в мозгу о том, что он что-то сделал не так.

И вот, Ник закончил писать. Одна, две, три… он написал пятнадцать страниц, исписал каждую полностью, невероятным, гениальным текстом, этот текст был…

Он перечитал. Да, этот текст был прекрасен и это он его написал. История раскрылась несколько иначе, чем он представлял себе её ранее, но это было по-своему невероятно. Финал даже заставил его сдерживать слёзы, и он бы заплакал, снова сидя за своим столом, совершенно не так, как плакал вчера, заплакал бы, улыбаясь, возможно благодаря Бога за то, что всё-таки смог. Но его остановило желание написать что-нибудь ещё. Ну же, прошло так немного времени, а бумаги ещё куча. К тому же, он идеально на это настроен, так, как не был и не будет настроен никогда.

Он взял чистый лист бумаги, собираясь хотя бы начать воплощать ещё одну идею, тревожащую его вот уже несколько дней. Он даже знал с чего начать, но рука всё никак не хотела писать. Он начал пытаться возродить эту идею в памяти, однако, должно быть, помнил слишком мало. Он сидел перед чистым листом бумаги и не мог совсем ничего написать.

Из соседней комнаты раздался звук. Ник резко обернулся, немного испугавшись. Будто бы что-то разбилось, но не только стекло. В том звуке было ещё что-то глухое, низкочастотное. Через дверной проём виднелось только часть окна. Вначале Ник не обратил на это окно внимание, пытаясь догадаться от чего мог происходить звук, но потом всё же чуть нагнулся, чтобы посмотрел за дверь, и то, что увидел его поразило: на окне не было одной из перегородок. Точнее, она была, только сломанная где-то, должно быть, посередине. Ник встал со стула и медленным шагом направился в соседнюю комнату.

Сокращающееся расстояние между ним и её пространством, открыло полный обзор на окно. Оно было разбито и из его середины в дом росла большая вертка сирени. Солнце светило будто сквозь стены и его лучи падали прямо на неё. В доме цвели пышные яркие и безумно ароматные гроздья цветов, а их яркий запах медленно разливался по остальным комнатам и коридору.

На диване лежала Алиса. Совсем-совсем голая, она лежала, сияя своей чистой светлой солнечной кожей, и смотрела на Ника своими широкими и одурманивающе глубокими глазами. Ник видел её так же ясно, как видел черёмуху, как видел стены вокруг него. Она была точно такой же как вчера, только совсем без одежды. Лежала, чуть шевеля ногами и нежно покусывая свою правую ладонь.

Нику стало холодно. Он почувствовал, как по телу бегут мурашки, их много, и они очень быстрые, настолько, что он задрожал. Ему так захотелось согреться, согреться и больше ничего не делать, просто лежать в тепле и думать только о том, как ему в этом состоянии должно быть хорошо. И он пошёл к Алисе. Медленно положил свои ноги рядом с её, аккуратно облокотился на руки, чтобы на неё не упасть и ещё раз посмотрел на неё. Её взгляд был прежним, только теперь она больше улыбалась, ждала, когда он, наконец ляжет на её такое же цветущее, как черёмуха, тело. И он медленно лёг. Она издала едва слышный звук, когда он облокотился всем телом на неё, когда его грудь коснулась её. Он по-прежнему смотрел в её глаза, только теперь они были так близко, как раньше он не мог себе и представить. Он слышал и чувствовал, как она дышит. Он чувствовал её тепло. Медленно обнял её, но как только засунул правую руку под её спину, почувствовал что-то твёрдое и резко её отдёрнул. Теперь испуганно посмотрел на Алису, наверное, в ожидании какой-то реакции, но её не последовало. Он взял её плечо и медленно приподнял, с целью посмотреть, что там такое.

Несколько секунд назад его рука дотронулась до деревянных корней, что росли из её спины и врастали в диван. Он не испугался, ведь кем бы она не была, она была невероятно красивой и доброй, и он уже лежал на ней, как на кровати. Опустив плечо обратно, он, наконец, увидел изменение её лица. Теперь она словно была чем-то расстроена, в глазах появилась жалость, а по щеке потекла слеза.

Ник не успел спросить у неё, что случилось, и увидел, как одна небольшая ветка прорастает сквозь её живот. Она растёт довольно быстро, с негромким и довольно приятным шебаршащим звуком. Буквально через секунду Ник чувствует резкую острую боль в своём животе. Он не может больше дышать, так как ветка уже стала проходить сквозь него. За ним ещё одна и ещё. Его лицо падает на лицо Алисы и какое-то время, когда он ещё может дышать, он чувствует, какая нежная и приятная у неё щека. А потом, при попытке сделать очередной выдох, заливает всё её прекрасное лицо тёмной кровью, что резким потоком вырывается из его рта. И больше уже ничего не чувствует.

Родители Ника найдут своего мёртвого сына, когда вернутся в город, в понедельник утром. Он будет лежать за столом, с пеной у рта и побледневшей кожей. Перед ним – стопка чистых листов, а рядом с ней пятнадцать использованных. На них не будет никакого текста, ведь ручка Ника сломалась до того, как он начал это писать. Все листы будут сверху донизу залиты чернилами. Этими чернилами будет пропитаны волосы. На полу – маленький прозрачный пакетик.

На кровати будет лежать постель, такая прохладная, мягкая, так и не успевшая попрощаться со своим хозяином в последний раз и теперь вдвойне сожалеющая, ведь она даже не в силах пролить ни одной слезы.

А рядом с ней, родители найдут небольшой домик из двух стульев, подушек, картонки и простыни. В нём будет гореть оранжевый светильник.