Граф – М

Глава 7

– Он хотел ударить Альберта по щеке доской, – сказала Нат. И добавила: – Как я и думала.

– Почти правильно, – сказала Галя. – И знаете почему? Потому что так думала не она, а я.

– И я решила попробовать передать моему немецкому термосу китайского производства информацию, что, мол, надо как-то помешать этому, – продолжила Нат, предварительно ответив на возражение Гали трехсекундным молчанием.

– С моей помощью.

– Да полно врать! Сама я всё делала. Хотя я, разумеется, знала, что мой любимый термос на расстоянии работать не хочет. И знаете почему?

– Почему? – спросил для приличия Толя.

– Он любит конкретное общение.

– Я бы обязательно научила его общению, по крайней мере, в пределах одного города.

– Хватит якать! Помолчи лучше.

– Почему ты должна рассказывать? Давай лучше я расскажу.

– Вы можете представить себе такое непреодолимое желание: всегда быть первой? – спросила Нат окружающих, и показала пальцем на Галю. – Да будь первой, будь, но не везде же!

– Хорошо, где? – спросила Галя.

– В очереди на – буква е с тремя точками – на траханье.

– Ну, ладно, я согласна. Только я говорю тебе точно, что это я посылала Медиума. И знаешь почему?

– Почему?

– Это мой термос.

– С какой стати?

– Ты, что, ничего не помнишь? Ты сколько выпила?

– Не твое дело. Теперь я вспомнила, что за термос ты должна мне деньги? И да: где мои деньги? Нет, ты можешь ответить мне членораздельно:

– Где бабло? – И Нат бросила в Галю последней туфлей. Галя ее подняла, осмотрела, и со вздохом положила рядом с собой.

– Вольдемар, Альберт, то есть, дай ей, пожалуйста, то, что она просит.

– У меня нет денег, – произнес я сакральную фразу, и тут же добавил, чтобы не закреплять ее в памяти Медиума, – до вечера. Даже… да нет, скоро пойдем, тут недалеко, я отдам тебе.

– Сколько?

– Сколько скажешь.

– У меня с утра было пять тысяч.

– Получишь… семь.

– Почему не десять? У меня должна быть хоть какая-то прибыль.

– Хорошо, десять.

– А мне? – спросила Нат.

– Разумеется.

– Тогда уж и мне, – сказал Анатолий.

– У меня нет с собой.

– Потом отдашь.

– Сколько?

– Сколько проиграешь.

– Мы не будем смотреть, – сказала Галя, – мы тоже будем играть. По крайней мере, я – точно. Я умею. В Трынку будете играть? Я умею даже в Покер. В настоящий. В который играл Маверик.

– Скажи еще: Лимонадный Джо.

– Совершенно верно. Хотя: а как он играл? Я умею в профессиональный. А тот, в который играют пьяные посетители кафе, я играть не буду.

– Я не умею играть в покер, – сказал Анатолий, – будем играть в трынку. Кстати, у тебя сколько отобрали в Парке?

– Шесть тысяч.

– Много. Мы можем пойти, и вернуть их назад. Скорее всего, судя по вашим описаниям это был Волчок.

– Не отдадут, – сказала Нат. – Они уже все поделили.

– Мне отдадут. Когда меня посадили, я вошел в барак, в меня сразу кинули сапогом. Я думаю: че делать? Взял этот сапог и бросил его обратно. Попал не в того. Он мне говорит:

– Ты че борзеешь? Я в тебя не кидал.

– Брось в него. Скажи:

– От меня.

– И чего? Больше приставать не стали? – спросила Нат.

– Один из них и был Волчок, – сказала Галя.

– Как ты узнала?

– А ты, чё, до сих пор не в курсе, что я Медиум.

– Что такое Медиум? – спросил Анатолий.

– Экстрасенс.

– Вот сейчас мы и проверим, – сказал он, – какой ты экстрасенс. – Предложил мне сдать карты. – Или я сдам.

– Нет, давай мне, – сказал я.

– По сколько ставим? – спросил Анатолий, выдав из кассы каждому из нас по триста рублей.

– По трешнице, – сказала Нат.

– По пять, – сказала Галя.

– По десять.

– Хватит по пять, – сказал завсклад. – А то неинтересно будет, быстро проиграетесь. Тем не менее, я даю сразу полтинник, – сказал он, посмотрев карты.

– А я? – спросила Галя.

– Ты экстрасенс, должна знать, что делать дальше, – сказала Нат.

– Ну, хорошо, десять.

– Десять и десять, – ответил я.

– Я ничего не понимаю в этой игре. Вольдемар, то есть Альберт, посмотри, сколько у меня.

– Нельзя, нельзя! – вспомнила правила Галя. – Нет, а иначе играть будет не интересно.

– Конечно, нельзя, – выдохнул дым Мальборо Толя.

– Ладно, мне сколько надо ставить? Двадцать? Хорошо, я ставлю двадцать. У меня здесь… – она выложила карты на стол, – двадцать, правильно?

– Мей би, и правильно, – сказал я. – но ты не имеешь права вскрываться.

– А кто может?

– Только я! – воскликнула Галя.

– Не всегда, – сказал Анатолий, – и разлил всем по пятьдесят граммов финского брусничного ликера.

– Спаиваешь? – спросила Нат, она подняла стакан и посмотрела на свет.

– Вы им отдали деньги, и они сразу отстали? – спросил он.

– Нет, они хотели меня трахнуть, но я сказала, что до вечера больше никому не дам.

– Почему ты так сказала?

– Должна же я была поддержать реноме Альберта, – она ласково посмотрела на меня.

– Что значит, реноме? – не понял Анатолий.

– Это значит только то, что значит, – сказала Нат. – Это я ее научила. Форма благодарности – буква ё и три точки – то есть трахальщику. Что, мол, было хорошо, я очень довольна. Даже не довольна, а:

– Благодарю вас!

– Я не знал, – сказал Анатолий. И добавил: – Двадцать и еще двадцать.

– Мне уже сорок надо? Естественно, – сама же себе ответила Галя, и поставила сотню.

– Ты все ставишь? – спросил я.

– Естественно.

– Ладно, ставлю восемьдесят, ибо двадцать я же поставил в первый раз.

– Я добавляю шестьдесят, и еще сто, – сказал завсклад.

– Ты решил раздеть нас за один раз? – спросила Галя. – Между прочим, сегодня, я не буду раздеваться сама. Ты понял мой намек, ковбой.

– Я тебе не верю, – ответил То, как его только что кратко охарактеризовала Нат:

– То, я пока поищу в коробках миндальный финский ликер? – На что получила его молчаливое мотание головой.

– Это по-русски, или по-болгарски? – спросила Нат, и добавила: – Я считаю, что это знаком согласия. – Анатолий сам запутался, и махнул рукой.

Галя поставила все остававшиеся у нее деньги.

– Мне сколько надо? – спросил я.

Нат вернулась с пыльной бутылкой миндального ликера, и посоветовала:

– Ставь все. Денег было у всех поровну.

– Логично, – и я двинул все в центр стола. Это был не настоящий стол, а только крышка от стола, размещенная на ящике, который качнулся, наклонился и встал на попа. Все деньги полетели на пол.

– О-о, – протянула Галя, – теперь долго собирать придется.

– Шарап! – закричала Нат, и упав на колени вместе со стаканом, начала одной рукой собирать деньги. Но ее никто не поддержал.

– Так не годится, – сказал То, – надо все собрать и положить опять на стол.

– Хотя бы за сбор денег, я могу взять себе часть? – спросила Нат.

– Не надо, я так дам тебе три рубля.

– Ладно, – она опять встала и сразу выпила весь ликер из стакана.

– Ты не все собрала, – сказала Галя.

– Да ну вас, собирайте сами.

Наконец, игра продолжилась. Анатолий дал еще триста рублей дальше.

– Так у нас нет больше денег? – запищала Галя. – Я бросать не буду. У меня много.

– Сколько? – спросил Анатолий.

– Не скажу. Или я могу официально открыть карты?

– Нет, но я могу дать тебе взаймы еще триста рублей.

– Давай.

– Мне тоже, – сказал я.

– Когда мы выложили карты на стол, оказалось, что: у Анатолия тридцать, у Гали тоже тридцать, а у меня – тридцать одно.

– Фантастика, – только и сказала Нат сверху.

– Это точно, – поддержала ее Галя. И добавила: – Теперь мне надо дать, что ли, ему, – она ткнула пальцем в То, – чтобы расплатиться.

– Нельзя, – констатировал завсклад, – это деньги Базы.

– Какой еще Базы? – спросила Нат.

– А мы где находимся? – спросил То. И разъяснил: – Это База.

Он почесал голову, и сказал:

– Продолжим?

– Да, хорошо, – ответил я, все еще собирая со доски выигрыш. И никто не задал мне вопроса:

– Кто сдавал?

Дамы легли спать на самодельную кровать Анатолия, а мы продолжили игру. Но прежде они ответили на пару его вопросов. Пока пили на сон грядущий. А именно:

– Так вас так и не трахнули в Парке?

– Мы бы не дали, – ответила Нат.

Глава 8

– Тебе-то можно было дать, – ответила Галя. – И знаешь почему? Я не могла, потому что Альберт меня затрахал почти до смерти. Ну, не до смерти, но до упаду – это точно!

– Нет, все были не против.

– Волчок испугался, – резюмировал То. – За изнасилование можно получить много, а потом на зоне еще и петухом закукарекать. Хотя, я должен сказать, что не все там становятся пидорами за это дело.

– Почему?

– Я сам до сих пор не могу понять, почему так происходит. Скорее всего, потому, что это вообще вранье. В том смысле, что если кому-то дают возможность объяснить, почему он кого-то изнасиловал, всё – ему ничего не будет. Он уважаемый блатной, а ему всё можно. Сидит за изнасилование, а бреется в парикмахерской с горячим компрессом. – Анатолий налил еще:

– По писят, – и мы продолжили.

Далее объяснение, почему существуют блатные – никто не хочет работать. Это объясняет Галя, так ей рассказал отец, когда она еще с ним:

– Разговаривала. – Из-за чего они разругались? Дала его другу? Или что-нибудь другое?

– Мне отец рассказал причину подобного отношения к людям, – сказала Галя.

– Спи лучше, – сказала Нат, – что ты можешь знать о Зоне.

– Пожалуйста, – сказала Галя: – Никто не хочет работать! Это главный аргумент моего отца. Не хотят работать даже капитаны и лейтенанты, не говоря уже о полковниках. Все хотят только инспектировать и контролировать. Поэтому капитаны и лейтенанты назначают блатных зеков, чтобы они следили за простыми рабочими зеками. Но не сами! Тоже назначают бригадиров. Работает мало людей, – добавила Галя. – А в списке все!

– В каком списке, – машинально спросил То.

– В списке на получение зарплаты, – ответила Нат за Галю.

– А я работаю?

– Да, если игра в карты – это работа.

К наступлению темноты То проиграл мне три тысячи.

Играть было нетрудно: периодически подъезжали машины, и он их отпускал. Имеется в виду, битком набитыми ликероводочной продукцией. Хотя, кажется, это было воскресенье.

– Пошли, – сказал я.

– Куда? – спросила Галя.

– На кладбище.

– А там не страшно?

– Я трахалась на кладбище, – сказала Нат, после того, как прокашлялась.

– Мы не за этим туда пойдем.

– А зачем?

– Я скоро уеду.

– Сейчас принято прощаться на кладбище?

– Я хочу, чтобы вы больше не занимались проституцией.

– Нам это нравится, – сказала Нат.

– Дело в том, что ты… Впрочем: ну хорошо, ты можешь нам предложить что-нибудь получше?

– Лично я ничего не умею делать.

– А чему тебя учили? – спросил я.

– А я помню?

– Впрочем, действительно, это не важно.

– Более того, – сказала Галя, когда мы уже зашли на кладбище, – ты слушал, что я говорила про любовь людей к работе?

– Да, я хорошо запомнил:

– Никто не хочет работать.

– Правильно. И в связи с этим, что ты еще теперь можешь еще сказать?

– Неужели вы не хотите работать?! – удивился я.

– Нет.

– Нет.

– Почему?

– Неужели ты не слушал, что я говорила? Потому что никто не хочет работать. Даже руководить не хотят. Хотят просто чисто:

– Получать бабло.

Я почесал затылок.

– Не знаю, что и делать тогда.

– Да ничего не надо делать! – рявкнула Галя. – А если уж очень хочется: поедем в Круиз вокруг света на водном лайнере.

– А ты, что хотел нам предложить? – все-таки заинтересовалась Нат.

Мы присели у могилы моих родственников.

– Это твоя бабушка? – спросила Галя.

– Похожа?

– Я просто так спросила.

Пока дамы ходили в туалет в стороне, я успел отрыть с небольшой глубины два пакета с деньгами, и положил их в новую сумку, которая была тоже зарыта здесь завернутая в два пакета.

– Ты хочешь предложить нам работу на рынке? – спросила Нат после того, как налила всем миндального ликера

– Чё так мало? – спросила Галя. – Здесь сколько?

– Двадцать пять грамм, – ответила Нат. – Ты знаешь, сколько двойная?

– Теперь поняла: пятьдесят.

– Пей пока двадцать пять.

– Не буду.

– Почему?

– Я не умею лизать языком, как лиса. Пить-то там нечего.

– Налей ей побольше, – сказал я.

– Не налью! Мы начинаем работать. А тем, кто работает пить нельзя. По крайней мере нельзя пить много.

– Я прошу только пятьдесят. Разве это много? – Галя опять посмотрела в рюмку.

– Нельзя, тем более закусывать нечем.

– Я взял у него в холодильнике батончик колбаски, – сказал я.

– Сервилат? – Точнее:

– Сервелат?

– Финский.

– Да сейчас везде финский. Где только его делают? Будешь, бабуля?

– Не надо шутить с покойниками, – сказала Галя.

– А то что?

– А то придут в гости, как к Пушкину.

– К нему, разве ходили покойники?

– К его другу, этому, как его? Адрияну Прохорову.

– А, к нему точно ходили.

– Думаю, нам лучше отсюда уйти, – сказал я.

– Почему? Здесь хорошо-о.

– Растут деревья. Это березы?

– Рядом со мной маленькая рябина, – сказала Нат.

– С той стороны я вижу шиповник, – сказала Галя.

– Это не шиповник.

– А что это?

– Не знаю. Но не шиповник.

– Лучше бы это был шиповник.

– Чем лучше-то?

– Из него можно сделать заварку.

– На кладбище? Хорошо, давайте не будем о грустном. Куда пойдем? В кабак? Пойдем в Элит.

– Он до скольки работает? – спросила Галя.

– Сегодня какой день, понедельник? Сегодня он может вообще не работать.

– Мне кажется, сегодня воскресенье, – сказала Галя.

– Ладно, не будем рисковать, – сказал я, – пойдем ко мне домой.

– У тебя здесь есть дом?

– Вот видишь бабушка умерла, а дом остался.

– Я думаю, нам стоит пойти туда, чем сидеть здесь, – сказала Галя.

Мы попрощались с покойниками и пошли ловить такси, ибо, как сказала Нат:

– Без такси, я никуда не пойду.

– Я тоже лучше останусь здесь, – сказала Галя. – Здесь хорошо, тихо. – Впрочем, я люблю шум.

– Да уж не надо врать, – сказала Нат. – Где ты видела шум?

– Нигде.

– Это точно.

– Потому что его нельзя увидеть.

– Тебя трахают-то обычно где?

– Меня? Нигде. Я завтра пойду на рынок шмотки продавать. Да, Вольдемар? Альберт, то есть.

– С чего-то надо начинать, – ответил я.

– А кроме рынка для простого народа здесь больше ничего нет, – сказала Нат. – Да и то, говорят, что все места там заняты уже. Надо вставать в очередь на место. У тебя есть знакомые в Администрации? Если есть можно дать на лапу.

– А разве Администрация раздает эти места на рынке?

– Да.

– Да бросьте вы, если надо я найду на этом рынке хоть десять мест. И знаете почему? Директор этого рынка является одновременно и сыном директора завода.

– А ты его знаешь?

– Раньше знала. Когда не было шестнадцати, мы встречались у него дома на дне рождения. И знаете что?

– Он предлагал тебе жениться. Я угадала?

– Да, хотел меня трахнуть уже тогда, но я сказала, что только после свадьбы.

– Ты к нему набивалась?

– Нет, ты не дослушала до конца. Я ему сказала тогда, что замуж выйду только после тридцати лет.

– Почему не после сорока?

– Напрасно ты не веришь. Завтра пойдем и будут места. Вот только чем мы торговать будем? Ты придумал уже, Али-Баба?

– Разве я Али-Баба?

– А кто же ты, если предлагаешь нам торговать на рынке?

– Нет, действительно, мы подумали, что у тебя пришел караван верблюдов с товарами, – сказала Нат.

– Когда это вы успели подумать?

– Когда ходили в туалет на кладбище.

– Надо съездить за шмотками, знаете куда?

– В Лужники? Все туда ездят.

– Мне кажется, это бесполезное занятие, – сказала Галя. – Неужели нельзя придумать ничего другого?

– А вы знаете, почему все идут на рынок? – спросил я. – Ничего другого не могут придумать.

– Верно, – сказала Нат. – И знаете почему? Ничего другого и нет.

– Ну, хорошо, ладно, – сказала Галя, – я буду зав секцией, а ты будешь на меня работать, – она хлопнула Нат по плечу.

Нат ответила тем же: так хлопнула Галю по плечу, что она упала с дивана. – Мы уже были дома. Галя сидела на диване, а я и Нат на стульях. Нат специально встала со стула, чтобы ударить Галю по плечу. Как, впрочем, до этого сделала Галя.

Глава 9

Утром мы пошли на рынок. Места были, но только у дальнего забора.

– Я сейчас схожу. Впрочем, пойдемте вместе, здесь где-то должна быть контора.

Пока Галя ходила в контору, которую еще надо было найти, мы узнали, что все ездят не в Лужники, а в Турцию.

– Турция – это далеко, – сказал я.

– Я поеду, – сказала Нат. – Более того, я останусь там навсегда.

– Что ты будешь там делать?

– Пока еще не совсем постарела хочу быть гетерой. Думаю, это мне понравится больше, чем торговать шмотками на рынке. Нет, если бы были деньги, то можно, но я сомневаюсь, что власть даст людям заработать. Здесь нельзя работать – только воровать.

– Где здесь, – не понял я.

– Так везде.

– Во всем мире?

– Да. А здесь тем более. Не зря же не все идут на рынок. Стыдно.

– Н-да, – только и мог сказать я, но как еще дать этим дамам заработать? Просто дать им денег. Ведь я был Грам М. Так ведь сопьются и всё. – Проституцией заниматься не получится, – добавил я.

– Почему?

– Она запрещена. А это значит, командует ей криминал.

– Думаешь, они все деньги будут брать себе? Ты прав. Более того:

– Очень большая конкуренция.

– Да, все хотят этим делом заниматься. Я тут шел по парку, уже вечером, темно, а навстречу мне целая толпа, гурьба парней и девушек. Мамочке с сигаретой, уже докуренной до самых пальцев не больше семи лет. Честно я бы не дал восемь. Остальным меньше. Они с улыбками прошли мимо меня. Можно было подумать, что это инопланетяне. Откуда?!

– Да, если идти в публичный дом, то только сторожем, – резюмировала Нат. – Больше ничем не возьмут. Надо объяснить это Гале, а то она все еще думает, что трахаться выгодней. Легка на помине. Ну чё? – спросила она.

– Места распределяет Администрация, он может дать только у забора. Надо записаться на очередь. Он меня не узнал. – Галя попросила сигарету. – Если есть.

– Напомнила бы.

– Так он так и сказал:

– Я где-то тебя видел. Пройдем в кабинет, познакомимся заново.

– Я по делу, – сказала я. – А он: – Так первым дело самолеты, а торговать потом.

– Да ясно, что кругом здесь скотобаза, – констатировала Нат, и добавила: – Он тебя трахнул.

– Я не дала. Может первый раз в жизни.

– Молодец.

– Чё будем делать.

– Думаю, надо ехать в Турцию.

– А где торговать будем? У забора?

– Запишемся на очередь, где будут освобождаться места, а начнем с дальней части этого рынка. Если товар будет хороший – придут и туда.

– Тем более, это недалеко.

– Метро-о-в, – Галя посчитала в уме расстояние, – пятьдесят-семьдесят. Ну, едем к туркам?

– Я согласна, – сказала Нат. – Светку взять?

– Да, пора набирать штат, – сказала Галя. – Мы-то ведь будем…

– Командовать, – вставила Нат.

– Нет, зачем. Мы будем контролировать. Соберем всех э-э…

– Буква Б, через черточку буква й, – опять вставила Нат.

– Нет, зачем? Ибо все так делают. Просто мы раньше об этом не знали.

Я специально хотел купить красную Четверку, но, как всегда, сделал по-другому. Купил Девятку. Никто не покупал Девятки! Народ как будто с цепи сорвался, и гнал, и гнал, Классику, т. е. Семерки в свои города и села. Казалось, что нет разницы между Семеркой и Девяткой, и, следовательно:

– Зачем платить больше? – И главное, у меня уже раньше была Восьмерка. Как только приезжаю из Москвы ночью – так всё:

– Бери кувалду и правь диски. – Встречные Дальнобойщики ослепляют, приходится ехать по обочине, а там выбоины. В результате диски мнутся. Как специально делают Тринадцатые диски для страны, где одни ямы в асфальте.

Тем не менее, тем не менее. Я взял девятку. Хотелось высокую машину, Ниву. Но в ней мало места.

И знаете, я вернулся, мне обменяли Девятку на Ниву. Пришлось согласиться на двести долларов. В том смысле, что вычли за этот Прокат.

– Попробовать Ниву можно?

– Нэт. – И действительно, все было заставлено машинами. Это был признак, что брать Ниву не надо. Я предвидел, что эта тачка поедет медленно. Но не знал:

– Насколько медленно! – Оказалось:

– Очень медленно.

Вернуться? И я вернулся.

– Опять ты? – удивился Боря, продавец. Сколько я ни звонил – всегда это был или Алик, или Витя, или Боря. И всегда удивлял меня: опять с юга.

Был и один русский. Я приехал поздно, и машину не успели оформить. Это была Семерка. Она была без хромированных ручек, дверь плохо закрывалась, стекло туго поднималось, и главное: мотор работал с перебоями. Плохие приметы, я их знал. Плохо закрывающаяся дверь и мотор с перебоями были у Восьмерки, которая была у меня раньше. Взял ее в Южном Порту. Говорили, что:

– Отрегулируешь.

Но сколько я не регулировал карбюратор, сколько ни менял клапанов – бес толку. Убрать перебои в работе двигателя удавалось только увеличением оборотов почти то тысячи.

– Я уже наполовину заполнил справку-счет – сказал этот кудрявый парень. И добавил: – Вы думаете, я ее не продам за эту цену? Продам. – И он предложил мне заплатить за испорченную справку пятьдесят долларов. А если бы я вообще сегодня не приехал? Тогда что?

В ответ на это он сказал своему помощнику, чтобы не показывал мне других машин. Пришлось уйти!

И вот здесь опять ерунда какая-то. Машину купить невозможно. Кругом реклама: покупайте, покупайте, а толку? Ничего нет. Девятка слишком низкая, диски маленькие, Нива не едет, Запорожец какой-то! Нет, точно. У нее разгон до ста километров происходит за 23—25 секунд. Трактор натуральный. В принципе и вся классика – это трактора. Некоторые, правда, считают, что ездить на Девятке неинтересно: руля, например, не чувствуешь, да и крутить его почти не надо, чтобы повернуть. Зато в Семерке интересно: поработаешь мышцами. Но и видно:

– На машине едешь. – Какой смысл кататься на машине, если она не урчит?

И я опять заставил южного Борю вернуть мне Девятку.

– С тобой хорошо козу покупать, – сказал он мне на прощанье.

– Дойная будет? – сказал я.

– Не в этом суть. Главное, что всех накормил при покупке.

Да, отстегнул всем. Бригада пацанов только успевала мыть мне машины. Сначала Девятку, потом Ниву, и снова Девятку.

В большой печали я возвращался домой. Денег… Главное не деньги, а опять непонятно на чем я еду. От Дальнобойщиков приходится шарахаться на самую обочину. Они меня просто не видят в верхатуры. Надо было купить подержанный Уазик опять в Южном Порту. Купил бы. Но сколько я ни спрашивал, у самих водителей Уазиков – ответ один:

– Как была колода – так и осталась. – И действительно, снаружи машина кажется большой, а внутри совершенно нет места. Все детали, например, педали газа, тормоза, сцепления – узенькие, как на детской коляске. Почему такая экономия на ширине педалей. Колеса огромные, можно смело ехать по обочине, если ослепляют встречные машины, но сама тачка-то:

– Не едет!

– Если такие сложности в покупке машины, то какие будут с продажей турецких шмоток? За голову схватишься.

– Что бы такое придумать попроще? – подумал я. – Здесь слишком много чертей. Не протолкнешься. Самое лучшее, конечно, не делать ничего.

Жаль, что это невозможно. На этой машине, конечно, хорошо катить на пятой со скоростью шестьдесят километров. Плохо – ям много.

Далее, не знаю, что дальше. Нет, вспомнил:

– Встреча в аэропорту в день штурма Белого Дома.

Они привезли три мешка. Это была одна проблема. Вторая – были пьяные. По крайней мере, выпивши, как говорят.

– Зачем ты, Зинка? – шутливо спросил я.

– Чтоб женился, говорит, – так же шутливо ответила Нат.

Но Галя объяснила:

– Там все так делают.

– Это только означает, – подумал я, – ни из кого из них не получится торговых работников.

Один огромный мешок положили на крышу, где я заранее установил багажник, второй можно было уложить, если только сложить заднее сиденье.

– А мы где сядем? – спросили девушки.

– Может, мы просто побежим рядом? – спросила Нат.

– Это не смешно, – сказала Галя и предложила разорвать один мешок. – Распихаем весчи, – как она выразилась, – по щелям и дырам.

– Это не поможет, – ответила Нат. – Есть же еще третий мешок.

– Тебе надо было брать Четверку, – сказала Галя. – Впрочем, все равно бы была проблема. А она заключается в том, что нам лично сесть некуда. Очень маленькие тачки делают.

– Один мешок распакуем, а ты сядешь на корточки у меня между ног, – сказала Нат, и добавила: – Должно получиться.

Я ответил на незаданный вопрос

– Я думал, будет меньше.

– Лучше меньше? – не поняла Галя и закурила только когда мы выехали из аэропорта. Между ног она не захотела ехать, а точнее, не смогла разместиться. Несмотря на небольшой ее рост – тачка была еще меньше. Но смогла лечь, вытянувшись вдоль мешка со товарами.

– Мы не знаем, что лучше, – сказала Нат и тоже закурила.

– Пожалуйста, откройте окно, – сказал я.

– Ты бросил?

– Да. Хотя об этом пока не надо никому говорить.

– Почему?

– Нет, правильно, – сказала Галя, – надо бояться, что обязательно сглазят.

– Кто? – спросила Нат.

– Сам.

Я обернулся назад.

– Ты, похоже, действительно экстрасенс.

– Да колдунья, точно, – сказала Нат.

– Да?

– Да, она сидела там у турка в приемной, пила кофе, а ей все делали.

– Что делали? – не понял я, так как думал в отношении Гали только о сексе.

– Товар ей набирали. А я все сама делала. Хорошо хоть там душ есть.

– И кофе был хороший.

На Кольцевой нас все-таки остановили. Оказывается, все еще шел штурм Белого Дома. Но, кажется, все закончилось хорошо, как все и ожидали. Автоматчики были веселые. Сказали:

– Это тоже товар?

– Да, мы купили ее в Турции.

– Ну, счастливо наслаждаться. Автоматов не везете.

– Нет, – сказал второй, он проверял багажник, которого не было в этой тачке. Вообще их было много на этом блокпосту. Никто, собственно, ни о чем и не беспокоился. Как будто в тыл свободной уже России прорвался вражеский десантный батальон. Но скоро он должен быть ликвидирован. Ликвидирован, как посмешище. Все За Ельцина, а какие-то ненормальные против. Как можно быть против? Если их уже смел каток истории? И зачем, главное? Зачем опять делать то, что делать никому не хочется?

Вообще, конечно, было удивительно непонятно:

– Кто делает этот новый поворот истории?

Ельцин? Гайдар? Но как они одни могли это сделать?

– Значит, его делает сама История, – такой делался вывод. – Народ же ж давно не понимает, зачем жить так плохо. Как будто еще не родившись люди знали:

– Как хорошо-то должно быть на Земле! Все на мерседесах.

– Счастливые люди, мой батюшка. – Есть такие слова в классике?

– Что? – спросила Нат, и добавила: – Кстати, мы книг не читаем уже.

– Я читаю, – сказала Галя.

– Что? Камасутру?

– Да. И не только.

– Ну что еще, например? – пристала к ней, повернувшись назад Нат.

– Мастера и Маргариту, – ответила Галя.

– Про что?

– Интересно.

– Ну, вот, а что интересно? Скажи мне, пожалуйста? Только не говори, что всё.

– Интересно, что здесь живем не только мы, но и другие существа.

– Фантастика! – воскликнула Нат. – Я это давно знаю. Потому что точно знаю, что здесь кроме людей живут еще и черти.